Врата бога. Ашшур в гневе. Часть вторая

В Ниппуре Гильгамеш обновил обще шумерский храмовый комплекс и построил святилище Туммаль, в Лагаше возвёл ворота, названные его именем. Ну а Урук опоясала новая стена (длиною в 9 километров и шириною в 5 и высотою в 12 метров), которая стала самым грандиозным фортификационным сооружением того времени и руины которой сохранились до наших дней.

Правил Гильгамеш в XXVII веке до новой эры довольно-таки долго.

***

Последним значительным правителем Урука оказался Лугальзагеси. Он взошёл на трон три века спустя, после смерти Гильгамеша, и ему пришлось столкнуться с новой силой, появившейся к тому моменту в Месопотамии…

Примерно с XXVII века до новой эры в Аравии наступила сильнейшая многолетняя засуха и восточно-семитские племена, называвшие себя аккадцами, начали просачиваться из Аравии в Месопотамию. Основной поток их эмиграции затронул Северную и Центральную Месопотамию. Северная часть этих племён, ассимилировав остатки субареев, постепенно сложилась в новый народ, и так появились к XXVI веку до новой эры ассирийцы, а вот основная часть аккадцев оседала в Центральной Месопотамии, и там, смешиваясь с шумерами, она их постепенно тоже ассимилировала, но процесс ассимиляции здесь оказался намного более длительным. И вот когда последний значительный правитель Урука Лугальзагеси сверг главного своего противника в Центральной Месопотамии, царя Киша Ур-Забабу, неожиданно возвысился его садовник. А это был аккадец, которого звали Саргоном. Он, как и Гильгамеш, тоже был совершенно неординарной и героической личностью. Этот Саргон (чтобы его не путать с Саргоном II, названный в исторических хрониках Древним) за считанные годы создал великую державу, впервые объединив всю Месопотамию, от самого её севера и до Горького моря (так тогда называли Персидский залив).

А вскоре границы этой первой супердержавы Древности охватили и области вне Месопотамии. В Аккадскую империю последовательно вошли Сирия, Финикия, Ханаан, Элам и Юг Малой Азии. Население Аккадского царства превысило 12 миллионов человек.

Саргон Древний стал самым успешным завоевателем того времени. А ведь в молодые годы он был всего лишь ничтожным садовником у правителя Киша, то есть он занимал самую нижнюю ступень на социальной лестнице, так как являлся рабом. Однако поднявшись с самых низов, он стал правителем почти что всей тогдашней ойкумены! От Западного моря (Средиземного) и до Южного (Персидского залива).

***

Аккадская супердержава просуществовала около двух веков и рухнула неожиданно под натиском горцев гутиев. Между прочим, совсем недавно современные ученые историки выяснили, что это по всей видимости были первые индоевропейцы, продвинувшиеся аж из Центральной Азии на Ближний Восток и поначалу они заняли Загроский хребет и прилегающие к нему предгорья, ну а затем начали просачиваться в Месопотамию и благодаря их действиям было покончено с Аккадской супердержавой.

Впрочем, владычество гутиев над Месопотамией оказалось кратковременным, и их последний правитель Тирикан был разбит царём Урука Утухенгалем.

Тирикана взяли в плен и обезглавили.

***

Утухенгаль тоже оказался личностью неординарной. Он являлся сыном вяльщика рыбы и силой захватил власть в родном городе, отстранив от его управления урукскую знать, и потом он поднял восстание против гутиев.

Разбив их армию, он освободил всю Южную и Центральную Месопотамию и принял громкий титул «царя Аккада и Шумера». Однако правление его оказалось недолгим и через семь лет один из ближайших его сподвижников, наместник Ура, составил заговор против Утухенгаля, и после гибели своего сюзерена, он возглавил обширное царство.

Бунтовщика звали Ур-Наму, а основанное им царство у историков получило название «государство III Династии Ура».

С этого-то момента и начался золотой век Ура и всего Шумера.

***

После длительного владычества над Шумером варваров (в начале семитов аккадцев, а затем и индоевропейцев гутиев), к власти в стране наконец-то пришла вновь национальная династия.

Ур-Наму сделал столицей Шумера Ур и деятельно принялся за реформы. Относительная самостоятельность отдельных городов была упразднена, весь Шумер разделили на зависимые от центра области и начали проводиться грандиозные ирригационные и строительные работы (особенно преобразилась новая столица государства, перенесённая из Урука в Ур), и в которой перестроили внешние стены, возвели новый царский дворец и выстроили огромный храм-зиккурат Эгишнугаль, посвящённый богу луны Нанну, ставший тогда самым значительным сооружением в Месопотамии.

Разорённое хозяйство восстановилось полностью, и начали создаваться государственные ремесленные мастерские и сельскохозяйственные имения, в которых работали сотни и даже тысячи рабов.

Наивысшего могущества Шумер достиг при первых царях III династии Ура: Ур-Наму, его сыне Шульге и Амар-Суэне. В это время Шумер распространил свою власть, как и при аккадских владыках, на всю Месопотамию, включая Ассирию и хурритские области, впоследствии составившие ядро Миттанийской державы.

При следующем новом шумерском царе, младшем брате Амар-Суэна, Шу-Суэне, правителям Ура даже подчинился Элам и казалось бы их царство достигло наивысшего могущества…

Однако всё неожиданно и буквально за считанные годы рассыпалось.

***

Ещё в начале правления Шу-Суэна новая волна семитских кочевников, хлынувшая из Аравии, приобрела угрожающие размеры. На этот раз это оказались амореи. А к концу правления Шу-Суэна амореи просто наводнили весь Шумер. И при последнем новом шумерском владыке, Ибби-Суэне, государство III династии Ура погибло, а с ним и закончилась, в конечном итоге, шумерская история и шумерская цивилизация.

Шумеры после этого уже никогда не создавали своей государственности и постепенно ассимилировались пришлыми народами, по большей части семитскими.

Все последующие государства в Южной Месопотамии создавались уже не шумерами, а амореями, касситами и другими пришельцами, пока к IX веку до новой эры эта страна, которая теперь сменила название на Вавилонию, не вошла в состав Ассирийской державы (хотя иногда Вавилония кратковременно и добивалась независимости).

***

Набуэль должен был вначале взять приступом Ур. Здесь находилось больше половины сил восставших, сосредоточившихся на Юге. Осада протекала не просто. Защитники проявили упорство. Среди осаждавших уже были большие потери. А время поджимало князя. Ведь ещё предстояло взять приступом и Урук, где засел великан Бел-ибни.

И в это самое время к князю пришло письмо с Дильмуна. Князь тут же уединился.

Набуэль с жадностью стал читать послание, которое пришло к нему от Аматтеи. Лидийка писала, что очень соскучилась по князю, а ещё она сообщала об их дочурке, ну и напоследок изложила два своих новых стихотворения, сочинённых совсем недавно, и предлагала, если они ему понравятся, и если у него найдётся время, то пусть он на них попробует написать музыку. Одно стихотворение называлось «Я по-прежнему тебя жду», а второе «Тоска отравила моё сердце». Второе было особенно горьким и от него веяло какой-то безысходностью. И это очевидно было связано с тем, что они уже не виделись с Аматтеей много месяцев.

Набуэль отложил послание и хотел вызвать двух военачальников, которые возглавляли вавилонский и синмагурский отряды, приданные к его пяти тысячам воинов, осаждавших Ур, как в шатре князя внезапно нарисовалась Хилина.

При виде куртизанки Красавчик поморщился. Он велел её отослать в Дур-Халдайю, но, вопреки его распоряжению, эта своенравная девица вновь оттуда сбежала.

– Любовь моя, – проникновенно заворковала Хилина, – мне скучно в этой проклятой дыре… Да и я не могу без тебя! Не отсылай меня больше никуда. Ну я очень тебя прошу!

Набуэль хмуро посмотрел на настойчивую красотку. А та, вроде бы и не замечая его раздражения, подошла к столику у входа в шатёр и стала из бронзовой чаши подбирать виноград. При этом сочные ягоды она брала ртом и затем их заглатывала, причём очень характерно, как будто бы хотела чего-то совсем другого. Если бы кто-то увидел, как она это делала, то пришёл бы в смущение и покраснел бы. Но Хилина по-прежнему ничего не стеснялась. Она просто не знала стыда.

– А что, у тебя холодной воды для меня не найдётся? А лучше бы вина! – попросила Хилина.

– У меня сейчас будет военный совет, – раздражённо ответил ей князь.

– Ну хорошо, хорошо, не хмурься только, я уже удаляюсь, – произнесла Хилина, – но пусть мне поставят шатёр рядом с твоим, что бы я могла передохнуть. И я хочу, чтобы мне принесли поскорее еды, а также фруктов и охлаждённых напитков.

– Я распоряжусь, – сухо откликнулся князь.

В его шатёр вошли подчинённые военачальники. Хилина вздохнула показушно и выпорхнула из шатра, напоследок полуобернувшись и сделав глазки Набуэлю, но её чересчур красноречивый взгляд он демонстративно проигнорировал.

***

Осада Ура продолжалась третий месяц и за это время осаждавшими предпринималось уже пять решительных штурмов, но они ни к какому результату не привели, и вот по этой причине Набуэль собрал военный совет и захотел выслушать подчинённых.

Все они высказались за то, что город и без какого-либо нового штурма скоро падёт, так как съестные припасы в нём были на исходе и внутри Ура разразился голод.

– Мне сообщили, – ответил командир синмагурского отряда, халдей Эшумаль,– что в Уре уже были случаи настоящего людоедства… Так что этот город и так упадёт к нашим ногам… Это случится со дня на день. Он падёт, как перезревший плод…И я призываю в свидетели Мардука, и всех прочих богов!

Глава четвёртая

Находясь на Дильмуне, вдали от любимого, Аматтея изнывала от тоски, и даже дочурка не так её радовала, как в первые дни после родов. У Аматтеи пропало молоко и её выручали няньки. Если бы не дочка, то лидийка точно бы всё бросила и устремилась бы в Ур, в окрестностях которого находился Набуэль со своими воинами. Иногда лидийка совершала выезды на колеснице в окрестности столицы острова, но далеко она теперь не удалялась от Аваля.

Она выезжала обычно до жары и выбирала какое-нибудь уединённое место, где-нибудь на берегу моря, и пыталась сочинять, чтобы отвлечься от нерадостных мыслей. У моря ей писалось лучше всего. Морские волны её как-то успокаивали. Особенно если с моря дул ещё свежий и не сильный ветер.

За последнее время она уже написала больше десятка стихотворений и несколько из них отправила князю, а от него пришло только два сообщения. Аматтея себя пыталась успокоить тем, что её любимый всё-таки находился в походе и осаждал неприятельский город.

***

А князь не только в это время осаждал Ур. Под осаду попал и сам Красавчик… И осаждали его то же настойчиво.

У Хилины не было иного выбора, как только любой ценой добиться расположения Набуэля, так как она за собой сожгла в Ассирии уже все мосты и ей деваться было не куда. Но Красавчик оказался крепким орешком и всё не поддавался, а Хилина его по сути усиленно преследовала.

Набуэль во сне почувствовал, как кто-то прижался к нему со спины и затем обвил его за плечи. Князь очнулся и понял, что его обнимает какая та девушка. Однако он уже года полтора не держал при себе наложниц, за ненадобностью распустив их, после того как влюбился в свою поэтессу-лидийку!

И на этот раз это оказалась всё та же девица.

Набуэль оттолкнул Хилину от себя.

«Вот же ненасытная потаскуха! – с досадой подумалось Красавчику. – И как ей удалось проникнуть в его шатёр и преодолеть охрану? Это непонятно!»

***

Хилина однако не успокоилась и проявила настойчивость. Она уже успела с себя скинуть одежду и была сейчас совершенно нагой. Девица учащённо дышала и была явно крайне возбуждённой. Она повела себя ещё более напористо, и я бы сравнил её в данном случае с изголодавшейся тигрицей. У неё от переполнявшего её желания сейчас даже набухли соски, и она выгибалась и постанывала. Своими дерзкими ласками она постаралась завести Красавчика. И это ей вскоре удалось, хотя князь поначалу и пытался от неё отстраняться. Он даже выругался. Однако это девицу не остановило. Она слишком хорошо знала Набуэля и она умела ему не только доставлять наслаждение, но и им манипулировать.

После всего того, что между ними произошло, князь обессиленно откинулся на спину. Хилина же никак не могла угомониться и продолжала его ласкать, пытаясь вновь зажечь в нём огонь страсти.

– Да успокойся же, – осадил её князь. – Я уже ничего не смогу…

– Но я же чувствую, любовь моя, что тебе ещё хочется меня. У тебя не прошло до конца возбуждение, значит у тебя должно получиться! Я же лучше знаю! Давай попробуем с тобой ещё? Ну-у-у, ну ещё? – продолжала со страстью ворковать неугомонная Хилина.

– Ты с меня кажется уже всё выжала, – проворчал князь. – Да дай же мне хотя бы немного передохнуть, – Набуэлю действительно уже ничего не хотелось, и он старался как-то отвязаться от настырной девицы, бравшей его раз за разом нахрапом.

– Так ты ничего не делай! – продолжала ластиться к нему Хилина. – Зачем тебе напрягаться? Ты можешь по-прежнему лежать. Лежи и всё. А у меня ещё есть силы и я всё сделаю… за тебя! Сделаю сама…

Набуэлю с трудом, но всё-таки удалось выбраться из объятий Хилины и он повторил свой вопрос:

– Послушай, а как тебе удалось ко мне пробраться?

– Пусть это будет моей маленькой тайной…– ответила Хилина.

– Если ты не признаешься… То будет хуже!

– Ну, ла-а-адно. Ла-а-адно, так и быть, – немного надулась настырная девица. – Я скажу… Я пробралась к тебе используя хитрость.

– Ты обманула охрану?

– Да, я её обманула. Твои охранники все такие доверчивые… Ну просто, какие-то дети! – и Хилина расхохоталась. – Но лучше об этом не расспрашивай хотя бы сейчас…А давай-ка мы с тобой продолжим начатое…

И Хилина вновь разожгла в Набуэле страсть, и он опять вынужденно с ней занялся любовью.

Всё-таки эта девица была бы, наверное, самой изощрённой служительницей в храме богини Иштар, ведь даже жрицы Арбельского храма, посвящённого этой богини, уступали в любовном искусстве Хилине, ну а слава о них гремела по всей империи и по молодости Набуэль не раз посещал этих жриц, и знал, что они могут сотворить с любым мужчиной, причём даже и с не очень темпераментным.

Чего только сейчас не вытворяла эта золотоволосая женщина-вамп! Она ни на мгновение не давала Красавчику сомкнуть глаз.

***

Уже под утро Хилина угомонилась и Набуэль еле встал, настолько бурной оказалась прошедшая ночь.

Военачальник синмагурцев Эшумаль сообщил, что из Ура в их лагерь прибыл перебежчик, который хочет поговорить лично с главным среди осаждающих, то есть с князем.

Набуэль велел Хилине удалиться и затем разрешил ввести перебежчика. Вскоре того привели. Он неуверенно переступил порог шатра и огляделся по сторонам. Это был вавилонянин, обритый наголо. Он был среднего роста. По одежде и по его макушке, сверкавшей как начищенный медный таз и лишённой какой-либо растительности даже над оттопыренными ушами, можно было предположить в нём не простого горожанина, а жреца.

Перебежчик склонился перед князем.

– Я готов тебя выслушать… – произнёс в ответ Набуэль. – Ну и для чего ты меня хотел увидеть?

– Господин, – произнёс жрец, – я-я-а… я-я-а… – перебежчик сильно волновался, и только с третьего раза смог что-то внятное сказать: – я хочу тебе предложить, князь, свою помощь…

Набуэль вновь критическим взглядом окинул перебежчика и переспросил:

– Какую же?

– Я могу провести твоих воинов, князь, в осаждаемый город…

Набуэль задумался. Что-то ему не очень понравилось в словах перебежчика. Князь не готов был сразу поверить ему. «Не-е-ет, на деле не всё так просто. О-ой, что-то здесь может быть не так. Ну а может это всего лишь ловушка?» Набуэль вновь пытливым взглядом окинул перебежчика.

Перебежчику на вид было лет сорок –сорок пять. Глаза у него были небольшие, но проницательные. И он не выглядел слабовольным человечком, который готов был на всё ради спасения своей шкуры.

– Тебе нужно, наверное, золото? Сколько ты его хочешь? – спросил перебежчика Красавчик. Князь захотел проверить жреца и понять мотивы его поступка.

Перебежчик тут же запальчиво ответил:

– О-о, нет-нет, ты меня княззь не понял! Мне платы за это не надо.

Набуэль язвительно усмехнулся:

– А знаешь, что-о… Ты ведь являешься жрецом? Я ведь не ошибся?

– Да, я жрец, – согласился перебежчик.

– Так вот, я и без твоей помощи войду в Ур,– произнёс князь. – Я же знаю, что осаждённые доедают последние сухари, и скоро примутся за свои ремни… И через считанные дни в городе разразится страшный голод и вам всё равно придётся открыть ворота и сдаться.

Жрец не мог скрыть своего крайнего разочарования. Ему нечего было возразить.

Однако это не значило, что князя не заинтересовало предложение жреца-перебежчика. Важно всё-таки было узнать, чего же он на самом-то деле хочет за свою услугу.

Набуэль переспросил:

– Я так думаю, ты же не просто так хочешь нас провести в Ур? Если тебе не надо золота, то тогда что ты за это желаешь получить?

Перебежчик потупил взор.

– Н-ну?..– повторил вопрос Красавчик.

– Князь, – ответил на это жрец-перебежчик, – в городе осталось лишь только треть его прежнего населения. Если ты даруешь этим оставшимся людям прощение и жизнь, и не будешь их обращать в рабов, а также не станешь разрушать город и тем более наш храм, посвящённый богу Нанну, то я проведу уже завтра твоих воинов через подземный ход, и вы попадёте в Ур.

Набуэль велел временно вывести перебежчика из шатра.

Когда это сделали, Набуэль обратился к командиру синмагурцев:

– Эшумаль, а ты что по этому поводу мне скажешь?

Набуэль выжидающе посмотрел на Эшумаля. Это был тоже халдей. Ещё сравнительно молодой и подвижный. Он как бы был правой рукой у Набуэля. Впрочем, князь мог предположить, что этот Эшумаль ему скажет. Было видно, что синмагурец явно относился скептически к перебежчику и его предложению.

Эшумаль не преминул хмыкнуть:

– Наши воины желают вознаградить себя добычей… Они уже несколько месяцев стоят под этим проклятым городом! Мы и без этого жреца займём Ур. Я бы не стал ничего ему обещать…

Синмагурец был в чём-то может быть и прав, но он одного в данный момент не учитывал…

С севера надвигалась стотысячная ассирийская армия. И она буквально на днях вступила на территорию Вавилонии. Так что каждый день промедления и безрезультатного топтания у Ура мог дорого обойтись восставшим.

Князь думал. Он взвешивал все за и против. Думал он достаточно долго и напряжённо. И, наконец, он велел вновь завести в свой шатёр перебежчика.

Жреца привели.

Набуэль произнёс:

– Жрец, я готов принять твою помощь, – и ещё немного подумав, Красавчик продолжил: – Но с несколькими оговорками. Оставшимся защитникам Ура будет сохранена жизнь и свобода, я это тебе обещаю, однако это не коснётся ассирийцев, которые находятся сейчас в городе…

На последнем условии особенно настаивали синмагурцы и вавилоняне, являвшиеся союзниками князя.

– И ещё, – продолжил Набуэль, – я не могу запретить моим воинам и тем более своим союзникам вознаградить себя добычей… Так что всё самое ценное добро, принадлежащее жителям Ура, у них будет отобрано.

– Ну… н-ну, та-а-ак и быть, – вздохнул жрец, – а ты можешь, князь, хотя бы пообещать, что твои воины не разграбят Урский храм?

– Вот это я тебе могу пообещать, – ответил перебежчику Набуэль.

И на следующий день, после многомесячной осады, Ур всё-таки пал.

На крайнем юге Месопотамии в руках Великого царя теперь оставался только один город – Урук, который по-прежнему самоотверженно защищали Бел-ибни и его воины, а также поддерживавшие их жители города.

В Уруке ещё оставалось съестных припасов примерно на три месяца. Ну а что будет дальше… Бел-ибни и его соратники просто боялись так далеко заглядывать в будущее.

***

В Ассирии тогда очень расхожей была то ли шутка, то ли поговорка: «в мире есть только три непреходящих и вечных понятия, это египетские пирамиды, это сфинкс и… это царица-мать Накия-старшая.»

И впрямь, уже больше тридцати пяти лет она вершила судьбу огромной империи и миллионов её подданных, и, казалось, что время над ней было не властно.

После того как царица-мать возвела на трон в Ниневии своего старшего сына, а потом и Ашшурбанапала, она добралась до самой вершины власти, и никто не смел ей ни в чём отныне перечить. Даже Великие цари на это не решались. И об этом в империи всем было известно.

Эта женщина пребывала вне времени. Это может показаться фантастикой (тем более в те далёкие времена люди жили намного меньше и старели гораздо раньше), но и в свои шестьдесят с лишним лет у неё не было ни единого седого волоска, ни единой морщинки, и она выглядела по меньшей мере лет на тридцать. Так о ней отзывались придворные хронисты, и я им склонен всё-таки верить. Вряд ли это было с их стороны всего лишь подхалимством.

Овдовев, Накия-старшая не долго сохраняла траур по погибшему мужу, по неистовому Синаххерибу, и уже через пару недель она завела себе для здоровья (ну и разумеется для поддержания хорошего настроения) первого любовника. Им оказался здоровенный нубиец опахальщик. У него была неимоверная мужская сила и это привлекло внимание его госпожи.

Айягу (а так звали этого раба и по совместительству фаворита) развлекал её примерно с месяца два. Но он был не образован и недалёк, и с ним Накии стало вскоре скучно. И потому уже через некоторое время у неё появились другие фавориты. Они начали набираться и из гвардии, и из дворцового окружения, но чаще всего они подбирались из молодых и привлекательных рабов, и бывало даже так, что Накия заводила одновременно трёх-четырёх молодых и выносливых жеребцов, настолько она вошла во вкус альковной жизни… По сути царица-мать завела себе гарем. Самый настоящий. Только состоявший не из девиц, а из мужчин. А это совершенно уникальный факт для того времени на всём Ближнем Востоке.

Иногда в её гареме находилось до двадцати молодчиков, от которых только требовалось одно. Что именно я пояснять тут не стану, всё и без моих пояснений понятно и достаточно прозрачно. А вообще это для Ассирийской империи было неслыханным делом! И это при том, что у ассирийцев женщина всегда по отношению к мужчине находилась в приниженном положении! Но разве для царицы-матери были писаны какие-либо законы? Она была выше их! Законы её не касались!

А ещё добавлю, что у Накии-старшей в её собственном гареме находились самого разнообразного происхождения юноши-наложники. Тут у неё имелись и халдеи, и эламиты, и нубийцы, и финикийцы, и греки, и даже для разнообразия она завела в нём негра. И нередко Накия со всеми ими и со своими одалисками прислужницами проводила в своём дворце тайные и очень архаичные обряды, посвящавшиеся богине Иштар, которые официально были запрещены за их крайнюю разнузданность и противоестественную извращённость, и их нельзя было где-либо даже упоминать, а не то что проводить.

Впрочем, Накия-старшая не гнушалась предаваться и другим развлечениям…

Все знали, что ещё время от времени с ней делили ложе и девушки, которых она тоже придирчиво для себя подбирала. И никто не смел даже и словом обмолвиться по поводу всех этих её запретных шалостей, которые, конечно же, ни для кого не являлись тайной. Всем о них было известно. Ну и всем так же было известно, сколь крутой нрав был у царицы-матери, и что она никому ничего не прощала.

За то те, кто был предан ей, получали от неё поддержку буквально во всём. Накия-старшая умела ценить это качество.

***

Одно время в её фаворитах числился и князь Набуэль, приехавший из глухой дыры и собиравшийся покорять блистательную ассирийскую столицу. Тогда ему исполнилось едва семнадцать лет, и он только-только переступил порог совершеннолетия. Ну, разумеется, мимо такого красавчика Накия-старшая не смогла пройти мимо. Он быстро стал очередным её трофеем. Наверное, уже на тот момент четырёхсотым. Хотя Накия и не ввела его в свой гарем. Но именно благодаря ей этот халдейский князь возвысился при дворе и получил в итоге, не смотря на свою неопытность, даже должность наместника в Приморье, откуда он и был родом. Впрочем, сейчас, по понятным причинам, он перешёл на сторону взбунтовавшегося Шамаш-шум-укина.

Но как бы Накия не казалась вечно молодой, однако и у этой женщины постепенно заканчивался запал, и она начинала несколько сбавлять в своих альковных похождениях обороты.

В последние года три в её резиденции уже реже устраивались разнузданные оргии, и вскоре она даже распустила свой мужской гарем (как я уже упоминал, единственный тогда на всём Востоке) и постепенно стала остепеняться.

Ну а когда её последним фаворитом стал юный греческий скульптор Филомей, она вообще перестала кого-либо призывать к себе в спальню кроме него.

И они уже зажили с Филомеем почти что как настоящие супруги.

***

Накия обсуждала в мастерской своего юного фаворита его последние работы, когда ей сообщили, что в Южной Месопотамии бунтовщиками был захвачен Ур. Теперь на юге у Ассирии оставался только один оплот, Урук. И неизвестно сколько он продержится.

Встревоженная Накия оставила своего Филомея и порывистой походкой направилась в апартаменты царственного внука. Она застала там не только Ашшурбанапала, но и Главного глашатая. Ишмидаган докладывал Великому царю, как обстоят дела в Вавилонии. При виде Накии Главный глашатай прервался и почтительно приветствовал царицу-мать.

– Я уже всё знаю, – произнесла Накия.

Усевшись в кресло рядом с Ашшурбанапалом, она обратилась к Главному глашатаю:

– Сколько ещё может продержаться в Уруке Бел-ибни?

– Это всё будет зависеть от того, сколько в городе осталось продовольствия, – ответил Ишмидаган.

– Я хочу знать точно, сможет ли Бел-ибни удержать в своих руках наш последний оплот на Юге? Ты можешь мне это сказать?

– Насколько мне известно, Бел-ибни успел создать в Уруке большие запасы зерна, так что там ещё что-то имеется… Думаю, что он сможет продержаться ещё с месяц-другой… Или около того, госпожа.

– Вот видишь… к чему привела твоя излишняя мягкотелость, – обернулась резко к Ашшурбанапалу Накия. – Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не доверял этому Шамашу! Я ведь предупреждала, что он скрывает свои истинные намерения… И вот, ты сам теперь убедился…Дождались! А что от карлика, от него есть какие-то известия?

Ишмидаган ответил:

– Генерал Мардук-апла-иддин со своей армией без боя занял уже всю северную Вавилонию и теперь приближается к самому Вавилону. По всей видимости у стен этого города и произойдёт главное сражение между нашей армией и бунтовщиками. Я полагаю, что это сражение будет уже со дня на день.

***

Читатель, хочу повторить для тебя ещё раз: основные события я описываю, опираясь прежде всего на древние хроники.

И так, что же последовало дальше?..

Армия бунтовщиков дожидалась ассирийцев примерно в четверти фарсаха от Вавилона. Набунацир её расположил так, чтобы его фланги прикрывали с одной стороны Евфрат, а с другой один из каналов, представлявший собой непреодолимую преграду для конницы и колесниц противника. Да и сама эта местность была пересечена небольшими каналами и множеством арыков и использовать свою ударную силу (шестьсот тяжёлых колесниц и пятнадцать тысяч конных скифов и киммерийцев) генерал Мардук-апла-иддин на ней не мог.

Когда карлик подошёл к месту предстоящей битвы, он сразу оценил все преимущества от занятой вавилонянами позиции. Набунацир был серьёзным противником, и он выбрал для себя практически идеальное место для предстоящей битвы.

Это карлик вынужден был признать.