Врата бога. Ашшур в гневе. Часть вторая

Глава пятая

Восставшие уже который день ждали противника.

С ожидавшей ассирийцев армией всё было понятно, и потому Мардук-апла-иддин потерял обычно присущие ему хладнокровие и сдержанность. Я бы даже сказал, что он был сейчас крайне взволнован.

Генерал понимал, что это будет главная битва в его жизни. Как, впрочем, она будет решать и судьбу всей империи. И в этих словах не было никакой натяжки и никакого пафоса или какого-то преувеличения. Поэтому ему, карлику, ни в коем случае её нельзя проиграть или даже свести к ничейному результату.

А ещё с этой битвой он не мог затягивать, так как из Ниневии прибыл гонец, сообщивший волю Великого царя… «В связи с падением Ура положение ассирийцев на самом юге Месопотамии стало критическим и Бел-ибни, запертый в Уруке, уже из последних сил отбивался от наседавших бунтовщиков.»

Соответственно, генералу Мардук-апла-иддину предстояло немедленно разделаться с основной армией Шамаш-шум-укина.

«Но как же это сделать?» – лихорадочно размышлял Мардук-апла-иддин.

***

Карлика вынесли на носилках из лагеря и подняли на вершину полуразрушенного древнего зиккурата, возведённого по всей видимости ещё шумерами, и с которого просматривалась вся округа. Маленький уродец при помощи рабов кое как взобрался на сколоченный специально для него помост и внимательно осмотрелся.

Вдали виднелись пригороды Вавилона и даже в солнечных лучах сверкала знаменитая Этеменанка, вавилонская башня. Это было самое высокое творение рук человеческих после египетских пирамид. Высота этой башни достигала ста тридцати царских локтей (то есть, она превышала девяносто метров), и на самом верху Этеменаки, как утверждали жрецы, обитал главный бог Вавилонии – грозный Мардук.

Рассматривая поле предстоящей битвы, карлик окончательно утвердился в мысли, что его ударная сила- многочисленные тяжёлые колесницы и конница оказывались бесполезными ввиду того, что вся местность была изрезана сотнями каналов и ещё большим количеством арыков. Обойти конницей фланги противника и зайти ему в тыл он тоже не мог, так как этому мешали Евфрат и большой обводной канал, так называемый Старый канал Куфы, глубина которого кое где достигала почти трёх локтей, и огибавший столицу Мира с востока. А ещё Набунацир, главнокомандующий бунтовщиков, выставил впереди строя своих воинов частокол, а кое где и повозки из обоза, и сделал свою позицию практически неприступной.

Мардук-апла-иддин вернулся в лагерь и тотчас же собрал военный совет у себя в шатре, и на этом совете он спросил присутствующих генералов, что же им предпринять?

Первым выступил Наамир-баал. Это был старый вояка, начавший служить ещё при Синаххерибе. Искренне убеждённый, что лучше ассирийских воинов никого нет, и что им всё по силам, он предложил прорвать центр вавилонской армии, сосредоточив на направлении главного удара лучшие полки прославленной ассирийской тяжёлой пехоты. На что карлик ему не преминул возразить:

– Даже если нам это и удастся сделать, то это будет достигнуто ценой неимоверных потерь. Да и то, те, кто всё-таки преодолеют каналы и арыки, и прорвут центр вавилонских позиций, окажутся в западне. Среди вавилонян не возникнет паники, они не побегут куда глаза глядят, так как позади них находятся неприступные укрепления их столицы.

Тогда вперёд всех остальных высказался только что получивший генеральское звание по рекомендации карлика Белшарицар. Это был совсем молодой генерал. Он был балагуром и отчаянным рубакой. Но на этот раз от него исходило неожиданное предложение, которое совершенно не соответствовало его темпераменту и больше, наверное, подходившее тому же Наамир-баалу.

Белшарицар озвучил свою стратегию:

– А я бы не спешил атаковать бунтовщиков, – произнёс Белшарицар. – Вспомните, что в нашем распоряжении имеются превосходные стрелки… Самые лучшие, между прочим. Это наёмники скифы. Да и киммерийцы тоже прекрасно владеют луками. У них запасены десятки тысяч стрел. Давайте начнём обстрел позиций противника. Будем обстреливать их день, другой, третий… Неделю, наконец, на это потратим. И, в конце-то концов, мы измотаем главную армию бунтовщиков. И рано или поздно, но они не выдержат и предпримут против наших стрелков вылазку. И-и-и тут… Вот тут-то мы застанем их врасплох и нападём на них из засады. Ну а потом… на спинах бегущих, ворвёмся в их лагерь и не дадим им укрыться ни в нём, ни за стенами Вавилона.

– Это уже получше… – высказал своё мнение карлик. – Но ты, Белшарицар, не учёл два важных момента…

– Каких же, командующий?

– У нас нет времени на раскачку. А ещё рано или поздно, но у наших наёмников, скифов и киммерийцев, закончатся стрелы, а у вавилонян их опорная база находится под боком. И там сотни оружейных мастерских и не одна тысяча оружейников, которые сутки напролёт производят мечи, щиты и те же стрелы. И тут мы измором и постоянным обстрелом вавилонян ничего не добьёмся. Не-е-ет, нет-нет, нам следует, Белшарицар, предпринять что-то иное… И потом, ещё раз повторюсь для всех присутствующих… У меня приказ от самого Великого царя… Он настаивает, чтобы мы не затягивали противостояние с изменником и его прихвостнями. С ними необходимо покончить. И покончить, как можно быстрее! Кто не верит мне, я для тех могу показать этот самый приказ! – и карлик всем присутствующим генералам продемонстрировал папирус с личной печатью Великого царя.

– Я даже могу вам его зачитать! – в заключении произнёс главнокомандующий. – Тут чётко всё изложено!

И никто главнокомандующему не посмел возразить.

***

Что задумал генерал Мардук-апла-иддин стало ясно уже на следующий день…

Я сделаю по этому поводу небольшое отступление.

Необходимо знать, что первыми в войнах древности метательные машины, так называемые катапульты и баллисты, начали применять вовсе не греки, а ассирийцы. Здесь нет никакого преувеличения. Это потом древние и не очень скромные греки сумели приписать славу их изобретения себе, но на самом деле в некоторых хрониках ассирийских царей сообщается, что уже Cинаххериб, Саргон II и даже Тиглатпаласар III в своих походах использовали эти грозные устройства. Так вот, чем именно привлёк к себе внимание покойного туртана Набушарусура карлик, так это прежде всего тем, что Мардук-апла-иддин оказался не только прекрасным стратегом, но ещё оказался он и технически очень подкованным, и если сам не изобрёл смертоносные орудия, то ему удалось их значительно усовершенствовать, и затем умело их применять. В той же Маннейской кампании и в Эламском походе. И не только при осаде вражеских крепостей, но и в полевых условиях.

В этом с карликом никто не мог тогда сравниться.

И сейчас Мардук-апла-иддин решил вновь использовать свои катапульты, которые он значительно модернизировал, и они стали стрелять на гораздо большие расстояния. А ещё карлик решил, что они в этом сражении должны будут забрасывать противника не каменными снарядами…

К тому времени в Месопотамии во всю использовали такие природные горючие материалы, как битум и нефть (нефть называли в Месопотамии нафтой). И карлик эту самую нафту решил использовать против вражеских позиций.

Мардук-апла-иддин задумал наполнять ею глиняные кувшины. Они, запущенные из катапульт, при падении на землю неизбежно разбивались и содержимое их разливалось бы тут же, ну а затем скифы и киммерийцы должны были вдогонку засыпать эти участки, залитые нафтой, стрелами с горящей паклей. Стрелы подожгли бы нафту и позиции вавилонян оказались бы объяты пламенем. Ну а дальше…

А вот после этого карлик намеревался, под прикрытием разбушевавшейся огненной стихии, атаковать всеми силами армию бунтовщиков. План был достаточно прост и вполне рационален.

Для приготовления глиняных кувшинов с нафтой карлик своим подчинённым выделил всего три дня. Следовало найти свыше двух с половиной тысяч кувшинов и приготовить из них летающие горящие снаряды. И уже на следующей неделе было назначено начало битвы.

А вавилоняне тем временем были совершенно уверенны в своей безопасности и спокойно ждали, что же предпримут против них ассирийцы, ну и в открытую издевались и насмехались над противником.

***

Ленивое солнце ещё только поднималось из-за холмов, за которыми начинался Элам, а у ассирийцев было всё приготовлено. Убедившись в этом, Мардук-апла-иддин отдал приказ и зазвучали военные трубы. Выдвинутые вперёд ассирийские катапульты начали забрасывать позиции вавилонян горючими снарядами.

Вавилонские воины выбегали из своих палаток и с тревогой смотрели в небо, в котором уже прочерчивали дымящие дорожки выпущенные из катапульт глиняные горшки. С пронзительным свистом, переходящим в глухой шум они падали на землю, с треском раскалывались и их содержимое заливало всё вокруг. Нафта практически мгновенно загоралась.

Набунацира растормошил командир его телохранителей. Вавилонский военачальник, толком даже не одевшийся, выбежал из своего шатра и увидел, что происходит. Набунацир всё понял и тут же заорал, что есть мочи, что бы его как можно больше подчинённых услышали.

Он отдал приказ немедленно отойти на безопасное расстояние. Но при этом пришлось бросить лагерь. Вавилоняне едва успели вывести из уже вскоре разбушевавшегося огня своих коней и колесницы. Однако палатки, повозки и часть обоза были охвачены пламенем, которое не было никакой возможности потушить. При этом в огне погибли почти три тысячи семьсот воинов и сгорело половина колесниц.

Огромный огненный вал нарастал и через считанные минуты прокатился по ещё вчера, казалось бы, неприступным позициям вавилонян и смёл всё на своём пути.

Битва, по существу так и не начавшаяся, взбунтовавшимися вавилонянами была в чистую проиграна. Набунацир понимал, что последует после того, как пламя немного уляжется. Не искушая судьбу, он стал отводить армию в Вавилон.

Теперь оставалось надеяться только на неприступные стены города, и на то, что на выручку вавилонянам придут эламиты или мидийцы.

***

Шамашу не удалось удержать в своих руках Вавилонию, так как для этого у него не хватило силёнок, да и воины империи были по-прежнему на должной высоте и в очередной раз доказали, что им нет равных, и теперь у бунтовщиков была вся надежда хотя бы отсидеться в своей столице и отстоять её.

А ещё Шамаш, визирь и все те, кто поддерживал их уповали и на помощь извне.

А на кого они ещё могли надеяться?

***

Через две недели после битвы у обводного канала в осаждённый Вавилон прорвались союзники Шамаша. Это оказались арабы. Их отряд в несколько тысяч воинов под покровом темноты прошёл мимо ассирийских постов и через ворота Адада проник в город. Вавилоняне встретили неожиданно появившихся арабов, как героев и своих спасителей, однако их помощь на самом деле мало что значила. Арабы были слишком малочисленны и слабы, чтобы с помощью их можно было переломить ситуацию.

Шамаш-шум-укин и его люди ждали более существенной подмоги, и прежде всего они её ожидали от эламитов.

Но эламиты всё почему-то задерживались.

***

В Вавилоне, даже с учётом того, что в последние месяцы его покинула не малая часть жителей, оставалось до шестисот тысяч человек, и все они решительно были настроены защищать свой великий город. Крупнейший и самый неприступный в то время.

В этом городе так же осталась и вся семья Шамаш-шум-укина.

У Эушмиш от переживаний произошёл выкидыш, и она при этом чуть не скончалась.

Шамаш перевёз свою старшую жену и всех детей из Летнего дворца в Главный, который располагался в черте Старого города и сам по себе являлся неприступной крепостью, высота стен у которой достигала пятидесяти пяти царских локтей (это почти 38 метров).

Шамаш теперь каждый день навещал супругу.

Эушмиш не вставала и была очень бледной.

***

– Всё уже позади, – попытался улыбнуться Шамаш, и взял руку Эушмиш в свою. Только сейчас он понял, что нет для него никого ближе, чем эта уставшая от тревог и переживаний женщина. Мать Шамаша, тоже вавилонянка, уже ушла в царство теней, сводный брат… с Ашшурбанапалом они теперь превратились во врагов, причём в самых заклятых, в самых непримиримых, и кто-то один из них раньше времени должен принять насильственную смерть, визирь же на словах полностью на его стороне, однако он преследует прежде всего свои интересы, и его интересуют только золото и ещё больше власть, и лишь эта женщина, родившая ему уже стольких детей, всецело предана. Он был уверен, что она его ни за что и никогда не предаст.

Шамаш произнёс:

– Слава богам, ты осталась жива, и наши дети не осиротели. Я рад этому.

– Скажи мне, – обратилась Эушмиш к мужу, – у нас есть ещё хоть какая та надежда?

– Ты о чём?

– Ты всё понимаешь…

Шамаш помрачнел и надолго замолчал. Он осознавал, что супругу следовало хоть как-то сейчас успокоить. Но было и очевидно, что ему как прежде не отделаться общими фразами. И, наконец-то, он произнёс:

– Я надеюсь, что боги на нашей стороне.

– Я, как и ты, каждодневно воздаю им жертвы и на это уже ничего не жалею! – произнесла в ответ с глубоким вздохом Эушмиш.

– Всё верно…– откликнулся Шамаш-шум-укин.

– Скоро я отдам им свои последние драгоценности! Но у меня ещё теплиться надежда и на то, что мы можем опереться не только на высшие силы…– неуверенно высказалась Эушмиш.

– Разумеется,– подхватил её мысль Шамаш, – у нас ещё не исчерпаны все наши возможности…Да-да! Вавилон имеет самые мощные укрепления в мире, и он многолюден. У нас десятки тысяч воинов и в несколько раз больше ополченцев. Я заранее побеспокоился и склады в городе забиты зерном и прочими съестными припасами. Оружейные мастерские как работали, так и сейчас работают. Они работают сутки напролёт и производят достаточно оружия. Так что мы выдержим сколь угодно долгую осаду. Это я обещаю тебе!

– Дорогой, но ты же понимаешь, что любая крепость рано или поздно, но всё равно падёт…– возразила Шамашу супруга.

– А Ашдод?

– А что Ашдод? Что ты этим хочешь сказать?

– А то, что этот город до сих пор держится! И заметь, он держится уже больше года! Псамметих всё его не может захватить. И потом, я же уже сказал, что жду ещё помощь со стороны. И она придёт.

– От Элама?

– Я не только надеюсь на эламского царя Хумбан-никаша.

– А ещё ждёшь её от кого?

– От того же Псамметиха. Да, да, пусть тебя это не удивляет, и от него тоже жду!

– Но он же дальше Ашдода пока не идёт…– возразила Эушмиш.

– Это сейчас… Но он ведь может и обойти Ашдод?.. Я вот думаю, что он вполне способен оставить за своей спиной этот город, эту твердыню, и всё-таки направится со своей армией вглубь империи. И тогда возможно восстанут финикийские города… И может быть выйдет из повиновения даже присмиревшая на время Иудея…

– Ну, конечно, мы можем продолжать хвататься за малейшую надежду, как за соломинку… Однако фараон Псамметих не надёжен. Он слишком хитёр, и как всегда сам себе на уме! Разве ты этого до сих пор ещё не распознал?

– Ты ошибаешься, если думаешь, что я только на фараона и на эламитов рассчитываю. Я возлагаю надежды и на других наших союзников. У империи очень много врагов.

– Ты говоришь у неё много врагов?

– Очень много!

– Ну и кто же они? – с вызовом переспросила Эушмиш.

– Назвать?

– Назови!

– Скоро на нашей стороне выступят те же мидийцы. Я связывался с их нынешним правителем. С Фраортам.

– А что Фраорт?! Он тоже ничем не лучше Псамметиха! – возразила Эушмиш. – Я бы ему не верила!

Шамаш был категорически не согласен с супругой:

– Мне известно, что Фраорт намерен так же выступить, – возразил супруге Шамаш. – Он об этом недвусмысленно заявлял. А на днях в Вавилон прорвались из Аравийской пустыни арабы. И на Юге у нас дела идут очень даже неплохо… Ур сдался и вот-вот вслед за ним последует Урук. Ну а после этого силы халдеев и князя Приморья, Набуэля, высвободятся и они смогут подойти нам на выручку. Так что ещё не всё у нас потеряно, дорогая. Вся борьба только-только начинается. Рано опускать нам руки.

Чувствовалось, что Шамаш, как не старался сейчас, но так и не смог переубедить Эушмиш. Она опять тяжело вздохнула:

– О-о-ох-хох-хох, чувствую я сердцем беду. Зачем мы всё-таки пошли против Великого царя? Ну это же безумие! Ну как ты этого до сих пор не поймёшь?

– Опять ты за своё! – сменил тон и невольно повысил голос Шамаш, – Заладила и заладила! Пойми же ты, Эушмиш, рано или поздно, но брат меня лишил бы по любому какой-либо власти. Да и детям нашим мало что перепало бы… – И несколько смягчив уже свой тон, Шамаш попытался оправдаться: – Ну пойми же, дорогая, в Ниневии Ашшурбанапала постоянно настраивали против меня. И этим занимались очень и очень многие. Это делали даже презренные евнухи из его гарема! Да и здесь, в Вавилоне, хватало тех, кто следил за каждым моим шагом… и постоянно строчил на меня доносы. Я же это знаю! Для меня по любому вся эта неопределённость закончилась бы, и закончилась бы она очень плачевно. Только одно то, что я Саргонид и на полтора года старше сводного братца, Ашшурбанапала напрягает. И я уверен, что он ни на мгновение не забывает, про это… А ещё и про то, кто же по законам Ассирии должен был стать Великим царём! А ведь им должен был стать не он, а я! Я! Я! Я! Я-я-а-а! И только вмешательство Накии-старшей и её своры лизоблюдов и подпевал привело к тому, что трон в Ниневии в нарушении законов наших занял Ашшурбанапал. Накия меня давно не любит, а в любимчиках у неё всегда пребывал мой сводный братец, этот тюхтя, этот книжник и библиотечный червь. Так что я был просто обречён на этот шаг… На это восстание. И-или… или всё для меня закончилось бы очень плачевно…

***

В Ниневии каждый день с нескрываемой тревогой ожидали последних известий с Юга, из Вавилонии. Ашшурбанапалу уже то же было не до каких-либо развлечений, он не мог сосредоточиться и найти себе место. Он был постоянно на взводе. И всё ходил и ходил по дворцу, ходил часами как неприкаянный. У него совершенно пропал аппетит, да и какое-либо желание, что-либо делать, и он по десятку раз на дню вызывал к себе то секретаря Азимилька, то Ишмидагана, то начинал на кого-нибудь из слуг кричать без всякой причины. У него даже нарушился сон, но он пытался себя успокоить тем, что покойный туртан Набушарусур не мог ошибиться в своём выборе, когда незадолго до смерти порекомендовал Великому царю доверить армию карлику.

А ведь этого Мардук-апла-иддина из-за его уродства не просто недолюбливали при дворе, а в открытую смеялись над ним и почти все поголовно его презирали, ну и для многих стало полной неожиданностью, что именно этого хромоногого карлика Великий царь всё-таки выбрал командующим.

Со всех сторон тут же поднялась волна критики в адрес уродца. Очень многие заявляли, что этот выбор крайне неудачный. Что уродец являлся самым ничтожным из генералов в ассирийской армии! И даже царица-мать попыталась повлиять на решение внука, однако Ашшурбанапал в этом случае оказался совершенно непреклонен и выдержал весь напор сомнений и неприкрытого недовольства.

И в итоге Ашшурбанапал оказался прав!

Прав, что всё-таки последовал совету уже покойного туртана Набушарусура и не дрогнул. Потому что карлик сумел доказать, что в своём роде он гений.

Из Вавилонии, наконец-то, пришло сообщение…

Мардук-апла-иддин блестяще выиграл решающую битву у стен Вавилона, применив усовершенствованные им же катапульты, и, заперев в столице Мира Шамаша и всех прочих бунтовщиков, приступил к планомерной осаде этого города.

Так что теперь, с учётом того, что Лидийское царство было усмирено и отошло от антиассирийской коалиции, Псамметих никак не мог разгрызть Ашдодский «орех», а основные силы вавилонян не выдержали прямого столкновения с имперской армией, то ещё вчера, казалось бы, критическое положение, в котором оказалась Ассирия, заметно улучшилось.

И уже все те, кто дерзнул выступить против Великого царя, очутились сами в совершенно незавидном положении.

Вся обстановка на Ближнем Востоке разительным образом поменялась.

Глава шестая

Время шло, и некоторые надежды Шамаша начали вроде бы сбываться.

В войну, наконец-то, надумал вступить и Элам.

Эламская армия уже к выступлению была готова. И вскоре она подошла к Уруку, и теперь казалось, что падение этого города неизбежно. Возглавлял эту армию последний из оставшихся в живых сыновей предыдущего правителя Элама, которого победил Ашшурбанапал при Тулизе и которого затем он велел зарезать прямо на поле боя. Я говорю тут о принце Ундаси. Он был ещё достаточно молод и горяч, и являлся самым непримиримым врагом империи.

При новом царе, с которым они были друзьями, принц в Сузах стал играть важную роль, и получив от Шамаша немалую часть сокровищ Эсагилы, Хумбан-Никаш до того осмелел, что поддержал восставших в открытую.

***

А следует сказать, что новый царь Элама только первое время показывал свою безусловную лояльность по отношению к Ассирии, но в действительности, как и покойный Теуман, он империю люто ненавидел с самого детства. Впрочем, ничего удивительного в этом и не было. Это было свойственно почти всем эламитам, ведь их царство на протяжении уже многих и многих веков соперничало с соседней державой и, наверное, раз двадцать, а то и больше с Ассирийской империей воевало. А ещё Хумбан-Никаш кажется уже совсем позабыл про участь своего предшественника, чья засолённая голова какое-то время висела на ветвях дерева в парке Великого царя.

Ундаси возглавил 45-тысячную эламскую армию, которая в середине месяца Абу (июль), не смотря на жару перешла границу с Вавилонией.

***

С приходом эламитов, некоторые отряды восставших высвободились и направились на север, на выручку осаждённому в Вавилоне Шамаш-шум-укину. Теперь у Ундаси вместе с вавилонянами, которые к нему присоединились, было 60 тысяч воинов.

Узнав об этом карлик выступил навстречу новой армии бунтовщиков, оставив под стенами столицы Мира половину своих воинов. Карлик изрядно при этом рисковал, но он поставил вместо себя руководить осадой уже набравшегося опыта, хотя и иногда слишком уж горячего генерала Белшарицара, дав ему ряд указаний, а сам со второй половиной своих сил постарался незаметно глубокой ночью уйти из лагеря и направился ускоренным маршем на Юг.

***

Генерал Мардук-апла-иддин спешил. И на то была веская причина.

Ему необходимо было перехватить вторую армию бунтовщиков до её подхода к столице Мира. У небольшого посёлка Баб-Саме пятидесятитысячная армия ассирийцев перекрыла эламитам и вавилонянам дорогу на север.

И именно здесь должна была решиться судьба кампании 650 года до новой эры.

***

По данным ассирийских разведчиков армия эламского принца численно немного превышала армию карлика, но у Ундаси было всего три тысячи конников и сто двадцать колесниц, а вот Мардук-апла-иддин взял с собой почти всю свою конницу и большую часть боевых повозок, которые по своим характеристикам заметно превосходили, как вавилонские, так и эламские. У ассирийцев- как я уже ранее отмечал- они были более тяжёлыми, но это не значило, что они были менее манёвренными. В них запрягались не пара, а четвёрка коней, и в самой колеснице находились возница, два стрелка и один щитоносец.

Карлик не случайно выбрал для будущего сражения именно окрестности Баб-Саме. Они были пригодны для большого сражения и для развёртывания колесниц и значительных масс конницы, а ещё обойти Баб-Саме не делая очень длинного крюка нельзя было, а значит бунтовщики вынуждены будут здесь по любому принять битву.

Карлик распорядился устроить лагерь по всем правилам. Вырыли ров и установили частокол из привезённых ещё из Ассирии брёвен, кое-где выставив в качестве преграды и повозки, использовавшиеся в обозе.

По всей округе устроили дозоры и стали ждать.

***

Уже на третий день показались первые разъезды армии принца, но только к полудню следующего дня большая часть его армии появилась на горизонте. Ещё весь следующий день она растекалась по плоской как чаша равнине и на расстоянии четверти фарсаха от ассирийского лагеря обустраивалась.

После этого карлик собрал у себя военный совет.

Генералы, остававшиеся с Мардук-апла-иддином, ничего нового так и не придумали. Все они предлагали использовать, как главную ударную силу, пятьсот тяжёлых колесниц, а перед этим засыпать строй противника стрелами, благо в рядах имперской армии находилось тринадцать тысяч скифов, но карлик этот план с ходу отверг.

Он пришёл к выводу, что следует использовать скифов так же, как их использовали и при Тулизе. То есть они должны были ударить в самом неожиданном месте и только тогда, когда противник окажется в наиболее уязвимом положении.

***

Чтобы понять, что было дальше, я расскажу немного о принце Ундаси. Этот герой моего повествования стоит того.

У принца этого была бурная молодость. Внешне он очень походил на Теумана. Обычно эламиты были ниже среднего роста, но принц был детиной долговязым, жилистым и выносливым. А ещё таким же взбалмошным, как и отец, только ему не присуще были садистские наклонности, свойственные Теуману. Скорее он являлся жизнелюбом, а также изрядным весельчаком и повесой, и до двадцати лет во всю прожигал свою жизнь. Однако после того, как его отец расправился безжалостно со своей матерью и с младшим братом, Ундаси словно переродился. Он стал серьёзным и замкнутым, и покинул двор, так как не захотел ни в чём поддерживать отца.

Поговаривали, что после случившейся трагедии в их семье он так возненавидел родителя своего, что в конце концов захотел уйти в отдалённый храм и записаться там в простые прислужники. И даже когда отцу пришлось выступить против ассирийцев и биться с ними при Тулизе, принц не присоединился к эламской армии. Ундаси разорвал все отношения с отцом, и он так и не простил ему убийство своей бабки Шильках, у которой он с самых ранних лет был любимчиком и которую почитал больше всего.

Впрочем, жестокую казнь своих братьев он тоже воспринял с негодованием, и найдя приют у дяди, стал настойчиво склонять того к тому, чтобы Хумбан-Никаш выступил бы всё же против ненавистных ассирийцев.

***

До поры до времени дядя не слишком склонен был поддаваться речам принца, так как был занят собиранием земель Элама, намеренно раздробленного ассирийцами на несколько независимых уделов. Это заняло у него больше трёх лет. И только, когда Хумбан-Никашу удалось вновь привести большую часть страны под свою руку, он стал более внимательно прислушиваться к речам Ундаси. Тем более они с принцем являлись друзьями с детства.

А тут ещё и царь Вавилонии, подняв восстание, запросил у кого можно было помощи. Ну а когда он прислал в Сузы чрезвычайно щедрые дары, изъятые у Эсагилы, то Хумбан-Никаш окончательно принял решение вступить вновь в противостояние с Великим царём и его империей.

И армию эламитов он, конечно же, отдал под командование принца, так как именно Ундаси больше всех сгорал в желании сразиться на поле брани с ассирийцами.

***

Принц хотя и не участвовал в трагической для эламитов битве при Тулизе, однако знал, какую роль в ней сыграли скифы. И теперь он предполагал, что ассирийцы вновь используют скифских конников в этих же целях, а, следовательно, необходимо было себя обезопасить с их стороны.

Ундаси был уверен, что генерал Мардук-апла-иддин, в котором он признавал изощрённого стратега, воспользовавшись равнинной местностью, попробует вновь конницей обойти фланги противника и зайти ему в тыл. Но прежде чем это сделать, он будет ждать наступление эламитов и вавилонян. Так вот, Ундаси не собирался делать того, на что рассчитывал полководец Великого царя.

Ундаси выбрал совершенно иную тактику.

И эта тактика была незатейлива, но себя в данном случае вполне оправдывала…

***

Прошло несколько дней, ассирийская армия уже не раз выстраивалась в боевые позиции, а бунтовщики не покидали своего лагеря, и карлик понял, что Ундаси разгадал его замысел и стал тянуть время. Ну а в этом случае время уже работало не на ассирийцев, а на бунтовщиков.

Урук, в котором засел великан Бел-ибни, вот-вот должен был пасть, и тогда у Шамаша и его союзников высвободились бы те силы, которые застряли у осаждённого города, а это почти-что двадцать пять тысяч воинов. И если они подойдут к Баб-Саму, то перевес у армии бунтовщиков над карликом будет уже значительным. И тогда за исход битвы уже нельзя было поручиться.

На это и рассчитывал принц Ундаси. Поэтому он и не торопился.

Карлик этот его замысел разгадал. И тогда он решил внести существенные коррективы в свою тактику…

***

На пятый день стояния под Баб-Саме эламиты вдруг увидели, что ассирийцы начали сворачивать свой лагерь и стали уходить из него на север. А ещё через день Ундаси сообщили, что эламскими разведчиками были захвачены трое ассирийцев и среди них находился один офицер. Его привели в шатёр принца. Это оказался раби-пирсим (то есть по-современному – капитан) разведчиков Тиглат-ариб, тот самый, который первым ступил на землю восставшей Вавилонии.

Ундаси неплохо говорил по-арамейски, и поэтому ему не понадобился переводчик, так как в империи уже почти повсеместно распространился этот язык.

Принц спросил ассирийского офицера:

– Как тебя зовут?

– Я- раби-пирсим …Зовут меня Тиглат-арибом. Я разведчик и служу в тяжёлой пехоте Великого царя.

– Что случилось? Почему вы поспешно уходите из Баб-Саме? – поинтересовался у пленённого принц.

Офицер развёл руками:

– Так приказал наш командующий. Что-то произошло в Вавилоне… Но что там случилось, мне неизвестно, – ответил как-то неопределённо Тиглат-ариб.

И сколько не допрашивали остальных захваченных ассирийцев эламиты, но те так ничего и не объяснили.

А ещё через день в лагерь Ундаси прибыли несколько арабов, и они сообщили, что осаждённый в Вавилоне Шамаш-шум-укин сделал удачную вылазку и его поддержали новые арабские отряды, пришедшие ему на выручку из Аравии, и эта битва едва не закончилась полным разгромом имперской армии, и теперь карлику было необходимо предотвратить назревавшую под стенами столицы Мира катастрофу, и он чтобы спасти положение, вынужденно отправил на север скифских наёмников, и сейчас спешно с основными своими силами тоже направляется к Вавилону.

Ундаси ещё два дня выжидал и разведывал обстановку, а затем решился всё же покинуть свой укреплённый лагерь и двинулся вслед за карликом Мардук-апла-иддином…

***

Казалось бы, всё подтверждалось, и следовало только нагнать отступавшего карлика и разбить его армию по частям, но в итоге…

Принц Ундаси попал в ловко устроенную для него ловушку.

Его колонну, находившуюся на марше, внезапно атаковали скифы. А затем на авангард его армии обрушились и ассирийские тяжёлые колесницы, прятавшиеся за несколькими холмами. Это были главные ударные силы ассирийского командующего.