Loe raamatut: «Фаербол на палочке»

Глава 1. Снежный почтальон

Маленький шарик робкого пламени никак не хотел разгораться. Пару секунд бледный зародыш сокрушительной плазмы извивался и дергался, словно испуганный ужик. Но ни в какую не хотел расширяться до могучей огненной сферы – миниатюрной копии Солнца.

Даня был близок к отчаянию. С каждым мгновением огонёк опускался всё ниже, сжигая надежду на элементарное чудо. Пока не погас, расстроив десятилетнего мальчика. Это был его последний опыт. Все ингредиенты, которые удалось накопить за целый год, иссякли.

В детских глазах показались слёзы.

– Родители, наверное, потому и сдали меня в приют, что я… неудачник, – пробубнил мальчик, тяжело вздохнул, шмыгнул носом и опустил руки. – В роду можайских ведунов, что восходит к самому Святобору, стыдно иметь такого потомка.

В глазах защипало, и, чтобы не расплакаться, Даня со всей силы швырнул в ведро сгоревшую одноразовую волшебную палочку, с помощью которой пытался сформировать простой фаербол. Сотворить самое легкое чудо, которое в аристократических семьях осваивал даже трехлетка. Даня же, как ни старался, не мог решить эту простую задачку уже семь лет.

– Я стал изгоем. Они не придут за мной, пока я не зажгу этот дурацкий шарик!

Он топнул ногой, а потом зло пнул спинку ближайшего кресла. Обиженно загудев, оно врезалось в стену. Мальчик плюхнулся на потрескавшуюся экокожу старенького стула – тот был цвета кофейной гущи. Кулачками попытался втереть слёзы обратно под веки и рассеянно огляделся вокруг.

В огромном актовом зале, в углу которого сгорела последняя надежда Дани, сидели, стояли и бегали три десятка сверстников – таких же несостоявшихся магов, волшебников и волхвов, чей дар не хотел просыпаться. Большая часть ещё на что-то надеялась. Примерно треть из них сосредоточенно училась вызывать шоколадного монстра, однако их попытки кончались таким же фиаско. В лучшем случае темно-коричневые сгустки, издалека похожие на чебурашек, пошелестев и слегка потрещав, таяли в детских пальцах. А некоторые ехидно лопались на прощанье, оставляя жирные кляксы на розовых щëчках, в уголках губ или на подбородке.

Другие дети тщетно старались вдохнуть жизнь в учебных големов. Однако плюшевые зайцы и медведи так и болтались безвольно в неумелых руках.

Лишь третья группа давно и добровольно «вышла из чата» – забила на свои так и не проснувшиеся магические таланты и развлекалась, как самые обычные школьники: носилась по залу и играла в салки… Орала, веселилась и вела себя совсем несолидно по меркам волшебной аристократии. Это были те, кто не просто потерял надежду, а уже смирился с этим.

Школа-интернат, в которой учился Даня, была на особом контроле. Мальчик прекрасно помнил рассказы старших ребят, которые как-то давно поведали ее историю.

Сто лет назад волшебный мир поразил страшный вирус, лишавший отпрысков великих семей доступа к чарующим силам. Пораженные дети выпадали в техногенный мир. И хотя в последние годы инженерные поделки прокачались до уровня эрзац-волшебства: продвинутых гаджетов и даже мозговых чипов, – настоящая магия, наполненная чудесами и тайнами, великими свершениями и причудливыми тварями, больше не откликалась на призывы многих потенциальных волшебников.

Серёга Коршунов, старший из рассказчиков, был уверен, что дело не обошлось без темных адептов, коварно плетущих свои черные сети где-то на задворках цивилизации. Он говорил, что эти злые люди сделали ставку на деградацию тонкого мира. В тайных лабораториях они соединили человеческую науку и волшбу и создали вирус, способный менять ДНК волшебных семей. Зараза была распылена во многих людных местах и стала поражать одного ребенка за другим.

Первой пала Прага. Сначала местные подмастерья разучились делать големов – сколько ни бились их мастера. Потом опустела Золотая улица – юные алхимики больше не могли делать волшебные элексиры.

Далее пал Эдинбург – чумные призраки вырвались на свободу и погубили Шотландию всего за неделю. Затем были Салем, Трансильвания, Нью-Орлеан и Сан-Франциско. Но вирус не унимался. Через пару десятков лет первых учеников не досчитались даже шаманы в далекой Полинезии.

Волшебная полиция сбилась с ног, отрабатывая одну версию за другой. Тех детей, кого коснулась «магическая чума», стали свозить в специальные школы, а их родителей теперь сторонились: увольняли из министерств и частных компаний, исключали из цепочек династических браков.

В России школу для «непроснувшихся» магов открыли недалеко от Нижнего Новгорода, для чего освободили старинную крепость на острове Кияжск. Белокаменная твердыня когда-то защищала жителей Заволжья от прорывов из инферно, один из входов в которое располагался совсем недалеко.

Теперь тут учились дети, лишенные волшебного таланта этим искусственным вирусом. Им приходилось, как и обычным мальчишкам и девчонкам, изучать математику, химию и физику, зубрить не магические формулы, а простые стихи, чтобы получить аттестат зрелости.

И надеяться, что однажды дар все-таки проснется.

Школу завалили самыми дорогими пособиями, на которые только могли раскошелиться магические семейства. Поставили строгого директора – сильную ведьму с жестким характером и волевым взглядом. Она сама прошла тот же тернистый путь, что и местные ученики. С той лишь разницей, что ей повезло. Она сумела перебороть свой недуг. Каких усилий ей это стоило, женщина, конечно, детям не рассказывала. Да и бессмысленно это было, ведь единого пути не существовало.

Но сумев вернуться в мир магии, она стремительно нагнала своих одаренных одногодок в искусстве водной волшбы, а потом и сильно превзошла их, приструнив всех окрестных русалок, щекотух и берегинь. Став директором, она заставила сменить адрес прописки всё семейство Бродниковых, а с Водяновыми заключила твердое перемирие. По дороге обзавелась полезными связями, нашла понимающих спонсоров и узнала, как заставить их распустить мошну. Что уж говорить, если среди почетных гостей ее школы во время зимних школьных праздников частенько бывал сам Дед Мороз.

Старик давно отошел от грозных дел. Противостоять мировому злу сил у него уже не осталось. Лет пятнадцать назад он вышел на магическую пенсию и лишь накануне Рождества, в дань традиции, надевал старую красную шубу – сильно потертую и даже подъеденную прожорливой молью. Он брал уже порядком высохший посох, вырезанный когда-то из могучего ясеня, что рос в Дубраве богов, и отправлялся в турне по детским сердцам.

Не только из-за подарков ученики ждали знаменитого гостя. Тот был одним из немногих волшебников, кто ещё мог сотворить Великое чудо. Именно так – с большой буквы. Мог помочь пробудить уснувший талант, дар, заложенный генетически, но скованный таинственным вирусом.

Шанс один на… наверное, миллион. Даня знал лишь о трех случаях, когда Мороз действительно помог. Последний произошел прошлой зимой. Маленький Коля на празднике чем-то приглянулся этому Деду. Тот научил мальчика длинному заклинанию «Мороз-Воевода». Заставил многажды повторить: стоя и сидя на табурете… А после того, как убедился в твердости знаний, ушел. Через неделю к малышу пришли два волшебника – мужчина со строгим лицом и слегка сутулой спиной и женщина с красными влажными глазами. Они застенчиво улыбались, будто заранее сочувствуя – то ли мальчику, то ли самим себе, – если ученик ошибется. Но послушав, как тот уверенно плетет словесную вязь пусть и простого, но вполне эффективного заклинания, растрогались и со счастливыми и открытыми улыбками позволили назвать себя мамой и папой.

Даню воодушевил этот случай. Он испробовал всё. Сначала хотел стать мастером големов, но игрушки его просто игнорировали. Попытался сделать поочередно черничного, шоколадного монстров и даже подсмотренного в каком-то старом фильме – зефирного. Но и тут его ждала неудача. Черника рассыпалась темными пятнами по всему коридору и чуть было не стоила ему хорошей взбучки от поскользнувшегося на липком полу старшеклассника. А зефирный весельчак всего за минуту так разозлил двух других выпускников, что те не выпускали струхнувшего Даню из туалета почти два часа, при этом грохоча чем-то, похожим на молнии.

Бессилие, словно червь, подтачивало Данину веру в себя. Он начал злиться, стал резким и грубым. В конце концов решился разбудить в себе силы огненной магии, устрашающей своими цветовыми эффектами и разрушительной силой. Она была опасно близка к запрещенной магии крови, адепты которой почти поголовно перешли на темную сторону. В отчаянии Даня дошел со своими просьбами до самой директрисы, Анны Семёновны Болотниковой. К удивлению, она возражать не стала. Напротив, поощрительно улыбнулась, радостно сверкнула изумрудными глазами, взъерошила волосы мальчика и спокойным, доверительным тоном подсказала, с чего нужно начать.

Она рассказала про фаерболы и учебные волшебные палочки, которые призваны помогать будущему магу на начальном этапе. Правда, сразу же категорически запретила тренироваться за пределами школы, что весьма удивило мальчика. Но запрет был произнесен настолько строгим голосом, что он не решился ни уточнять почему, ни тем более спорить. Даня до сих пор помнил ее реплику: «Пугать простых людей не надо. Запомни, малыш – ни в коем случае никто твоих упражнений за пределами этих стен видеть не должен! Наказание будет очень суровым. Ты меня понял?».

Шанс получить оборудование для опытов появился, когда в школу нагрянули очередные спонсоры. У одной миловидной женщины он выпросил специальные волшебные стержни, о которых говорила Болотникова, и вот сейчас с большим разочарованием он смотрел, как последний из них послал прощальное ехидное облачко дыма из железного ведра.

Даня повернулся к окну. На улице медленно, словно нехотя, падали снежинки. Они были прекрасны в свете фонарей, однако сейчас их красота навевала не радость, а скорее тоску. Казалось, что небо разделяет его грусть, оплакивает неудачи, будучи не в силах ему помочь.

Галдеж в зале начинал раздражать. Кто-то пронесся мимо, едва не наступив на ботинок Дани. Почему-то вместе с этим вихрем пришел и неприятный запах, будто мелькнувший ребенок давно не мылся или сходил по-маленькому в штаны.

Даня поморщился и боковым зрением уловил что-то странное. Ровный до сего момента свет фонарей на улице несколько раз прервался. Снежинки, словно получив приказ Карачуна, стали синхронно закручиваться вокруг ближайшей молодой березки, с каждым мгновением ускоряя темп. Через минуту за окном вертелся уже самый настоящий снежный смерч, а тонкое деревце и вовсе пропало из виду. Свет вдруг погас совсем, а когда загорелся снова, смерч начал шататься из стороны в сторону, как пьяный матрос на твердой земле. Амплитуда нарастала, пару раз из круговерти мелькнули тоненькие веточки, с которых сорвало последние, не успевшие облететь листики. И всё это буйство рассыпалось снежным взрывом, разбросавшим белые плотные комки в разные стороны на добрые пять метров.

На месте березки появилась фигура в белом комбинезоне. Нижнюю часть бледного, словно у привидения, лица закрывал платок. Глаза были настолько черными, что казались неестественными и чужеродными. Не было ни ресниц, ни бровей. Только черные зрачки, занявшие всё пространство глазного яблока.

Через плечо этого странного персонажа была перекинута угольно-черная сумка, которую необычный визитер решил открыть – его рука потянулась к замку.

– Снежный почтальон! – в ужасе прошептал Даня.

Почтальон открыл сумку, вынул из нее белый конверт, а затем подошел к окну, вытянул руку… и та прошла сквозь стекло! Попав в тепло, кисть отвалилась, будто граница холода и тепла сработала как гильотина. Почтальон, впрочем, встретил потерю совершенно бесстрастно, ни одним жестом не показав, что ему больно или хотя бы обидно. Он сделал несколько шагов назад, крутанулся, и на его месте вновь возник вихрь. Тот быстро двинулся вспять, а потом и вовсе распался, вернув на прежнее место молодую березку. Правда, теперь деревце стояло совершенно голым – в отличие от соседних, на нем не было даже хлопьев снега. Одна из нижних ветвей оказалась обрезана посередине, словно только что ее отпилили острой ножовкой.

Даня опустил голову и увидел на полу белое пятно. Это был тот самый конверт, который принес почтальон. Вокруг бумаги быстро высыхала вода.

– Совсем плохо, – сказал самому себе Даня.

Вставать расхотелось. Последние силы куда-то пропали. Стало так тяжело, будто разом на мальчика взвалили мешки с чем-то тяжелым.

Он робко огляделся вокруг, надеясь, что рядом окажется ещё один ребенок, которому могло быть адресовано это письмо. Но все дети бегали где-то далеко, а прямо здесь и сейчас Даня был абсолютно один. Письмо предназначалось именно ему – других вариантов не было.

Когда оно высохло, на бумаге проступила синяя печать с головой оленя в широком круге, похожем на половину колеса от древней кареты. Письмо было от родителей. Официальный характер сообщения от предков не оставлял никакой надежды, что новость будет радостной или хотя бы нейтральной.

Глава 2. Рыжий шарик и черные щупальца

Письма от тех, кто называл Даню «своим дорогим сыночком», приходили регулярно, хотя и очень редко. Перед Рождеством таинственные предки, которых он даже не помнил в лицо, в преамбуле традиционно писали, как они хотели бы, чтобы мальчик оказался в такой изумительный момент рядом с ними. Тон остальной части письма был гораздо прохладнее. В ней они побуждали Даню усердно учиться, радовать педагогов и воспитателей.

С каждым разом письма становились всё короче, но неизменно заканчивались словами надежды, что недуг скоро пройдет, после чего большая и дружная семья самых родовитых ведунов древнего Можайска будет рада видеть его на фамильном обеде в день Весеннего равноденствия. Правда, за все время переписки ни разу не говорилось ни о времени, ни о точном месте проведения праздника.

Письмо, которое сейчас держал Даня, не было похоже на предыдущие, и это настораживало. Рядом с фамильным гербом стоял незнакомый красный штамп со змеем, обернувшимся вокруг меча. В верхнем правом углу довольно корявым почерком было написано «согласовано» и проставлено… сегодняшнее число?

Даня бросил взгляд на календарь, который висел на стене, и кивнул своей догадке. Все верно. 25 декабря – день начала длинной череды замечательных дат, включавших оба Рождества – католическое и православное, и оба Новых года – Новый и Старый.

С трепетом он раскрыл конверт и, прочитав текст довольно бегло, ведь читать мальчик научился рано, опустил руки. Председатель Родительского комитета, надзирающий за их волшебной школой, официальным тоном сообщал, что родители больше не смогут ни навещать его (хотя они ни разу этого и не сделали), ни писать ему. Рождественские подарки отныне и навеки тоже будут прекращены, поскольку к десяти годам его талант волшебника так и не раскрылся.

Теперь ему предстоит повзрослеть и научиться жить как обычный человек – и сделать это самостоятельно. Разумеется, место в школе будет за ним сохранено, как и полное обеспечение за счет государства до достижения совершеннолетия.

Лишь в конце письма знакомым каллиграфическим почерком отца были добавлены три слова: «Мне очень жаль».

Мир на миг стал черным. Свет погас, воздух загустел как вязкий кисель, а бегающие дети резко замедлились и почему-то превратились в сплетения красных, медленно пульсирующих волокон, которые шли по их телам от сердца к голове, рукам и ногам.

Оптическая иллюзия, впрочем, почти сразу пропала, и время ускорилось. Даня даже не успел испугаться. Но лист бумаги успел выскользнуть из его пальцев. Он упал на паркет и мигом растаял – как до этого кисть снежного почтальона.

«Всё кончено, – подумал мальчик. – Теперь я совсем один, и надежды обрести семью больше нет».

– Эй, мечтатель. – Вдруг кто-то толкнул его в плечо. – Хватит сидеть тут!

Над ухом раздался звонкий голос приятеля Никиты. Однако заметив растерянный вид Дани, тот решил уточнить:

– Что случилось?

Даня не ответил и расплакался. Сквозь рыдания, которых, правда, никто из других детей не заметил, он поведал другу о содержании письма. Никита, к его удивлению, равнодушно пожал плечами.

– А чего ты ждал? Все взрослые рано или поздно оставляют своих детей. Такова жизнь. Не хнычь. Не ты первый, не ты последний. Пойдем лучше с нами играть в салки.

Ответить Даня не успел. Шумный бедлам зала перекрыл звучный голос директора школы.

– Внимание, дети! – Строгий, почему-то сегодня очень холодный взгляд Болотниковой окинул огромную комнату и коснулся каждого шалуна. Плюшевые звери попадали на пол, а галдящие бегуны застыли в разных позах, будто получили команду «Стоп!» в игре «Море волнуется».

– У меня неожиданные, но очень хорошие новости! – продолжила ведьма, убедившись, что внимание зала обращено к ней. – Сегодня к нам прибудут гости. Надо с ними познакомиться, поговорить. Попросить подарки.

Она сделала краткую паузу и с особой убеждающей интонацией продолжила:

– Прежде всего – учебники! Они будут вам полезны. Имейте в виду: все гости из Чаильска. Это уникальный шанс подружиться с возможным наставником и с его помощью попытаться освоить заклинания ледяных стрел и вихрей – очень редкое в наши дни волшебство! Может, кому-то из вас повезет?! Они срочно ищут новых учеников – из-за глобального потепления. Это ваш шанс! Вы должны им воспользоваться!

Властные импульсы, словно волны, побежали по комнате, коснулись малышей и словно проникли под кожу. Строгость Болотниковой Даня объяснил себе тем, что та была связана с водной стихией, для которой холод – самый серьезный соперник. Даже сильнее огня. Во взгляде директора он прочитал напряженность. Ее губы сжались в тонкую линию, а лицо стало кислым, словно женщина прожевала лимон.

– Надеюсь, хоть в этот раз плясать не придется, – тихо и зло пробубнил рядом Никита. Давний приятель Дани не любил только две вещи: когда его называли Никитос, фамильярно коверкая настоящее имя, и местную самодеятельность – спектакли и представления, в которых его, юркого и гибкого, умеющего красиво двигаться и, если нужно, держаться аристократически, всегда заставляли танцевать. – Достали уже эти спонсоры!

– Плясать? – рассеянно переспросил Даня. Он судорожно пытался вспомнить хоть что-то про магию льда, но реплика соседа не дала ему сосредоточиться.

– Ну да, плясать. Мы ведь зверюшки в зоопарке, маленькие лысые обезьянки,– сердито цедил Никита. – На нас глазеют. Хоть бананы на пол не бросают, а на кухню завозят. И на том спасибо.

Он зло сплюнул на пол, чуть не попав в невовремя оживившегося после паузы одноклассника. Взяв быстрый старт, тот на бегу обернулся, но напоровшись на сумрачный взгляд Никиты, предпочел сделать вид, что ничего вредного для его чести не произошло. Развернулся и побежал дальше.

– Зачем ты так? – спросил Даня, которого поведение друга слегка отвлекло от переживаний. – Спонсоры тоже пользу приносят. Надо лишь улыбнуться и пообщаться. Пусть мизерный, но всё-таки шанс вырваться отсюда или устроиться на хорошее место, когда мы окончим школу.

Даня к спонсорам относился более благосклонно. Давно усвоил, что на таких встречах надо быть просто паинькой, и тогда сможешь попросить гостей о чём угодно. Главное – жалостливо.

– Да какой там шанс? – отмахнулся Никита. – Ты что, и правда хочешь в Чаильск? Это ж за Полярным кругом!

– А что? – удивился Даня. – Там тоже люди живут.

– Да там же жесть как холодно! – зашипел Никита и даже замахал руками, словно стараясь своими лишенными магии и волшебства манипуляциями вызвать ледяной вихрь. – Там, говорят, зимой дышать можно только через толстый шарф, иначе тут же замерзнешь! Лично я пас. Да и потом, зачем им такие, как мы, отказники? Даже если кого-то заберут, то дадут старую одежду, и будешь за ними горшки до конца жизни выносить. И благодарить, что спасли из приюта! Если очень повезет, в шоферы возьмут. Будешь талдычить: «Будьте любезны…», «Позвольте подержать вам дверку…», «Не извольте беспокоиться, доставлю куда надо…», «Только не испачкайте свою шубку, госпожа». Тьфу! Лицемеры. Ненавижу! Пусть дарят свои подарки и катятся!

Даня ничего не ответил. В глубине души он совсем не против был стать шофером, но Никита его бы не понял. Тот был старше на целый год. Как-то в порыве откровенности хвастался, что у него были богатые родители из древнего рода Воронцовых, сильные в магии ветра. И не какого-нибудь, а морского. Они владели целым пароходством, возившим грузы по всему Тихому океану. Однако родители погибли, не успев передать наследнику свою волшебную мощь. Бабушка же почему-то внука не жаловала, равно как и другие дальние родственники. Без родительской подпитки талант мальчика – тот как-то с ухмылкой заявил, будто для своего возраста тоже умел неплохо управляться с ветрами – быстро зачах. Ветры его стали редкими и очень дурно пахнущими.

Между тем в зал вошли обещанные взрослые. Их ввел волшебник совсем невысокого роста: юркий, говорливый и при этом очень похожий на шарик. Но не на тот, что надутый и медленный плавно скользит по воздуху в детские праздники, а на тот, что развязался и, быстро теряя воздух, носится по помещению из угла в угол. Мужчина метался по залу, будто совершая кульбиты и сальто, немыслимые для человека. Огненно-рыжая борода вычерчивала зигзаги его траектории.

Даня даже обернулся к Никите, как к специалисту по ветру. Но тот уставился куда-то вниз и как будто не замечал этого юркого пузырика. И тут Даню осенило.

– Он что, маг хаоса? – удивленно прошептал он.

– Кто? Где? – оживился Никита и всмотрелся в гостей. Когда он наконец понял, о ком говорит младший приятель, то очень удивился.– И что этот яркий толстяк делает среди «отмороженных»?

– Отмороженных?

– Ну, магов льда и холода, называй как хочешь.

– А почему такому магу не быть среди них?

– Ты что? У магов северных стихий не может быть рыжих бород! Я бы отнес его, скорее, к тем, кто ведает заклинаниями пламени.

Вспыхнувший огонь интереса Дани, впрочем, был тут же погашен другой фразой приятеля:

– Какой-то мутный тип. Надо от него держаться подальше.

Остальная четверка гостей двигалась несравнимо медленнее. Трое мужчин ростом за два метра и с такими широкими плечами, что, наверное, могли удержать на каждом по паре мальчишек вроде Дани или Никиты. С ними была женщина в кремовом брючном костюме и дизайнерской шляпке с вуалью, поднятой вверх. Одна черта объединяла всю эту компанию – пепельно-седые волосы с вороным локоном около правого виска.

– Они, наверное, из одной магической семьи! Братья и одна сестра, —восхищенно прошептал Даня.

– Да не, парикмахер у них один и тот же, скорее всего, – хихикнул Никита. – Вглядись. Рожи-то совсем разные.

Живчик между тем продолжал носиться по залу. С заискивающей, льстивой улыбкой он чуть ли не прыгал вокруг этих гигантов. Активно махал руками, громко и быстро говорил. Все свои фразы, обращенные к единственной в делегации даме, он начинал исключительно со слова «богиня», а мужчин норовил развести на улыбки шутками и байками, сыпавшимися из него, как из рога изобилия. При этом каждое мгновение толстяк норовил прикоснуться к гостям, то галантно подхватывая даму под локоть, то хлопая мужчин по плечу (для чего пришлось даже подпрыгивать) и пожимая им руки, будто ежесекундно заключая либо с одним, либо с другим, либо с третьим торговые сделки.

Могучие северяне возвышались над мечущимся шариком как минимум на две головы и смотрели на него снисходительно. Хотя было похоже, что такая суета их больше нервирует. Но фамильярщину не пресекали – снега на их зимней одежде скопилось прилично, а этот кругляш постепенно сбивал его на пол. Через минуту вокруг них образовались уже небольшие тонкие лужицы.

И в этот момент зрение Дани снова зафиксировало странность. То, чего быть не могло. Это были тонкие нити черного тумана, которые уже надежно держали северных магов за шеи, словно бразильские многоцветные удавы, душащие своих жертв. Взрослые маги этого почему-то не замечали и продолжали вежливо кивать и улыбаться.

Еще шесть отростков появились на пути к кружку детей-големостроителей. А последний, самый юркий и острый, стал охотиться за директрисой. Та постоянно передвигалась по залу, рассказывая что-то гостям, и нацелиться на нее толком не получалось. Очевидно, устав, переливающаяся то черным, то зеленым и ядовито-синим, сосиска сжалась в пружину, как это делает черная мамба перед смертельным броском.

Но рядом неожиданно пробежал один из големостроителей и пересек эту туманную линию. Мальчик тут же схватился за руку – было видно, что ему стало очень больно, и он едва не упал, завертевшись на месте в попытке понять, откуда пришла неприятность. Малыш притормозил и с удивлением приподнял ладонь. На ней появилась тонкая длинная царапина, которая сразу начала сочиться кровью.

Это изменило и поведение Болотниковой. Она приподняла бровь, осмотрелась вокруг и мгновенно нахмурилась. Яростно что-то буркнула. Ее слов Даня, конечно, не слышал. Но черный отросток мгновенно обуглился, а уже через секунду развеялся пылью – тоже черной. То же самое произошло и с другими отростками. Причем те, что пытались дотянуться до детей, еще и вспыхнули ярко-голубым пламенем и испарились. Через секунду о них напоминали лишь крошечные капельки воды, появившиеся на полу. Живчик, от которого, как Даня понял только в последний момент, и исходили все эти отростки, поперхнулся, закашлял и замолчал. Он в ужасе застыл, потом осмотрелся и только теперь заметил ледяную ярость хозяйки магической школы. Подняв обе ладони – такой жест означал капитуляцию – «Шарик» состроил извиняющуюся гримасу, криво улыбнулся и снова бросился к северянам, возобновив свой оживленный рассказ.

Даня повернул голову к Никите, но тот как обычно ничего волшебного не заметил. Старший приятель стоял рядом и продолжал накручивать самого себя.

– Ты только посмотри на их мерзкие улыбки, – ворчал он. – Не знаю, чего в них больше – лжи или фальши. А вот тот еще рыскает, словно ищейка. Наверное, журналист. Будет наши истории записывать. Потом позорить на весь мир.

В зале действительно появился шестой гость, которого Даня не сразу увидел. Это был мужчина средних лет и среднего роста, с обычной фигурой и довольно всклокоченной прической, которая неряшливо смотрелась на фоне великолепия северной аристократии.

Да и одежду этот гость выбрал под стать – темно-серые джинсы, кофейного цвета пальто и бежевая водолазка. Лишь его шея была обмотана ослепительно-белым шарфом, который мужчина, впрочем, быстро снял и засунул в карман. На плече у него висел вместительный баул, будто журналист не из редакции приехал, а вернулся из похода.

В отличие от других гостей, этот мужчина выглядел хмурым, чем сильно мешал сиянию других посетителей, лучезарно улыбавшихся не столько детям, сколько сновавшему рядом фотографу – седьмому взрослому гостю, возникшему в актовом зале. Даже отсюда, с противоположной от входа стороны, чувствовалось недовольство и плохо скрываемая напряженность журналиста, временами переходившая в презрение. Его глаза рыскали по залу и очень внимательно изучали каждого ребенка.

Прочитать в его взгляде какие-то мысли Даня не смог. На миг ему даже показалось, что этот странный мужчина тоже владеет волшебными навыками, но тщательно это скрывает и взвешивает каждую мысль с одному ему понятными значениями веса и пользы.

К большей части детей он остался равнодушен. К тем же, кто вызвал хоть какой-то его интерес, мужчина подходил. Но как-то медленно, осторожно, будто опасался расплескать самого себя. И, заглядывая в глаза, кивая и подбадривая, задавал свои вопросы.

В руках у мужчины была пластмассовая, небольших размеров коробочка, которую он подносил к собеседнику.

– Наверное, измеряет магическое поле и ищет одаренных, пока остальные фоткаются, – пробормотал Даня, продолжая наблюдать за журналистом.

После короткой беседы и улыбки, притворность которой выдавали равнодушные холодные глаза, журналист быстро менял собеседника. Его слегка сутулая спина уже не замечала гаснущей в детских глазах робкой надежды, прикрытой фальшивой, заученной за многие встречи со спонсорами, наивной улыбкой.

Впрочем, когда журналист подошел к Никите, приятель, несмотря на злость, кочевряжиться не стал. Быстро, сжато, по-деловому и скучно ответил на вопросы, натянув на лицо слегка беззаботную гримасу. С каждым новым визитом спонсоров эта маска давалась Никите всё легче и лучше, будто тот брал уроки у самого Станиславского.

Потом мужчина медленно и словно нехотя повернулся к Дане. Помолчал, собираясь с мыслями. Взгляд скользнул по детской фигуре, затем схлестнулся с глазами мальца – у Дани они были редкого янтарного цвета. В них журналист смотрел долго, будто пытаясь разглядеть в мутной глубине что-то очень важное. Но вместо вопроса на лице мужчины появилась лишь вялая, извиняющаяся улыбка. Взгляд расфокусировался. Не задав ни одного вопроса, он засунул руку в баул, вынул оттуда какой-то плоский предмет и протянул его малышу. Это оказалась пачка самых простых фломастеров. Затем мужчина встал и пошел дальше.

Даня даже растерялся. Хотя подарок он принял, но «спасибо» успел пролепетать лишь удаляющейся спине.

– Самое время слинять, – шепнул в ухо Никита. – Сейчас нас никто не хватится.

– Куда? И зачем? – расстроенно промямлил Даня. Игнор со стороны журналиста не было самым серьезным ударом за сегодня, но упал еще одной каплей в его черную картину мира.

– На склад! Подарков сейчас – море. Сможем спокойно изучить, а что нужно – раньше всех попросить у директрисы. Пока все изображают подросшую куколку Лялю, у нас будет всё, что нужно для веселого Рождества!

Никита спародировал стандартного несостоявшегося волшебника, который с пустой улыбкой кивает и кланяется.

Даня нерешительно, но всё же кивнул. Мальчики незаметно выскользнули из зала, словно были прилежными адептами магии тени, и растворились во мраке коридора, быстро и без шума прикрыв за собой дверь.