Tasuta

Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Tekst
2
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Пусть его закидоны доктора изучают, в закрытых отделениях психиатрии. Когда меня отсюда выпустят?

Антон погрустнел.

– Шеф велел тебе передать, – он словно умышленно дистанцировался от распоряжения Фрола Карповича. – Торчать тебе тут до победы. Нельзя возвращаться.

Набрав в грудь воздуха для праведного возмущения опостылевшим ничегонеделанием, Иванов как-то быстро сдулся. Напарник при чём? Ему высказывать накипевшее? Для чего? Поистерить?

Скрипнув от досады зубами, инспектор попросил:

– Поинтересуйся у нашего грозного, может, я в окрестностях нечисть для разнообразия погоняю? Рейд проведу или агентурой разжиться попробую.

– Передастом меня сделать хочешь? – призрак понятливо кивнул. – Обратись напрямую, без посредников.

– Не слушает, – удручённо признался Иванов, – тут же связь отключает.

– Сделаю, но без гарантий.

– И за это спасибо…

Погостив ещё немного, Антон отправился обратно, оставив друга в тоске и печали.

***

А через три дня, почти в полночь, к Сергею вломился приплясывающий от волнения призрак и счастливо заорал:

– Серый! Ходи колесом! Ура! Ура!!!

– Да что стряслось?

– Поймали Мирнока!

– Где?! – возбуждение напарника передалось и Иванову.

– Далеко! Под Красноярском! По ориентировке! Туда уже Александрос с шефом рванули, проследить, чтобы вторично не свинтил и за бутылочки со спиртягой метиловой пообщаться! Завтра можешь домой ехать, первым автобусом!

От радостных известий инспектор пустился в пляс. Друг поддержал, благо, рекламная музыка, льющаяся из телевизора, который парень смотрел перед сном, тому способствовала.

– Это ещё не всё! – исполняя ногами замысловатую загогулину, пропел Швец. – Я с этой ночи в отпуске. Шеф перенёс! Приказал через неделю вернуться, чтобы на праздники в городе быть! И тебя не забыл – три дня увольнения дал, без дороги. Куда поедешь?

– К себе. А ты?

– В Европу. Ну их, эти моря, передумал я. Попутешествую, замки с башнями посмотрю. Да и удобнее мне так. Чартеры из нашего аэропорта не каждый день летают – не сезон, а через столицу, в Европу – регулярно. Мне же не в конкретную страну, любой ближайший рейс подойдёт… Италию проведать желаю! Рим, Колизей, Неаполь, апельсиновые рощи! В сети отзывы путешественников читал, там прикольно… В общем, вылет в шесть утра, потом пересадка. Роза уже собирается. Нам же много не надо, и билеты не нужны. Невидимками воспарим в небесах!

– Тогда спеши, – прекратив веселье, Сергей хлопнул друга по плечу. – Я с утра на вокзал поеду. Машка в курсе?

– Нет. Я сразу к тебе. Сюрприз ей сделай! Нежданчиком!.. Бывай! – попрощался Антон и поспешно исчез, полный томительных предвкушений, преподносимых грядущим вояжем по памятным местам Западной Европы.

А инспектор подошёл к Мурке, потрепал питомицу за ухо.

– Отмучались. Возвращаемся. Поспим, утречком Машку порадуем, без сюрпризничания, и в путь. Ты в переноске, я рядом… Пошли, вкусненьким угощу. Отметишь праздник…

***

… Просыпался Иванов тяжело, точно сбрасывал оковы. Болела спина, колени, матрац непривычно жёстко упирался в лопатки. Суставы ломило, вместо связных мыслей – сплошная муть.

Разомкнул веки. Взгляд сфокусировался на потолке. Простом, каменном, незнакомом.

Моргнул – потолок никуда не делся и вида не изменил.

Стало страшно.

Зажмурившись, инспектор мысленно вернулся к хронологии последних событий: съёмная квартира, Тоха с пивом, важные новости; после ухода напарника поболтал с Муркой, покормил скотинку, завалился спать. Уснул быстро. Ни воды, ни чая после ухода друга не употреблял – галлюцинации ловить не с чего. Даже если и подсыпали что в воду, то…

Новый взгляд на потолок. Ничего не поменялось. Выходит, не сон.

Пощупал пальцами матрац. Обычный, жёсткий. В съёмной квартире он укладывался на ортопедический, подстраивающийся под форму тела.

Принюхался. Пахло… гостиницей. Свежим бельём, почти выветрившимся дезинфектантом, непривычным воздухом, и совсем не пахло человеком.

Осознавая, что валяясь на спине многого не достигнешь, Сергей повернулся на бок.

Комната метра три на четыре. Пустая. На полу – тёмный кафель, на стенах, кроме зелёной краски – ничего. Ни розеток, ни телевизора. Окно отсутствует. В углу – душевой поддон с лейкой на высокой стойке, раковина с краном и унитаз. Никакой приватности.

Покосился правее, в сторону ног – решётка тюремного типа. Толстые прутья, выходящие из пола и уходящие в потолок, густым частоколом отделяли непонятный кусок коридора. В середине конструкции имелась дверь из тех же прутьев с массивным, намертво вваренным замком.

Желая осмотреться получше, инспектор поднялся, не слишком поразившись тому, что вместо трусов, в которых он ложился, на нём мягкая роба синего цвета.

Сунув ноги в любезно предоставленные неизвестно кем тапочки, новые и прохладные, прошёлся по помещению, предавая завершающие мазки первому впечатлению.

Дешёвая койка у стены, за ней, невидимая поначалу – тумбочка. Заглянул внутрь. В верхнем ящичке – одноразовая бритва, мягкий тюбик с кремом для бритья, зубная щётка с пастой. Ниже – комплект постельного белья, полотенце. Поодаль – столь и стул.

Заинтересовался освещением, впадая в некоторое замешательство. Вместо положенной лампочки на потолке – пустота. Свет поступал из коридора, из расположенного под нужным углом маленького прожектора, и его хватало с избытком.

Грамотно от электричества отрезали…

– Жесть! – поделился впечатлениями Серёга и крикнул в коридор, во всю мощь лёгких. – Ау! Есть кто живой?!

Отозвалось лишь эхо.

Прильнул к прутьям, мимоходом отмечая, что сделаны они на совесть, вслушался в окружающее пространство. Ни шагов, ни дыхания, ни шума вентиляции.

Через десяток метров торчала новая решётка, разделяющая пустой проход.

Тюрьма?

Сомнительно. В стандартном узилище на этаже камер много и вертухай между ними ходит, бдит. Да и двери в хаты(*) иного типа используются. Тяжёлые, со стопором, с глазком для наблюдения, с кормушкой для раздачи пищи. Такие вот решётки устанавливают только для того, чтобы арестанты, вздумай напасть на конвоиров, далеко не убежали.

Максимум до первой прорвутся. Ключей от неё у этажных тюремщиков нет – любой заключённый знает. Принцип такой – открыть можно только снаружи и только руками следующего надзирателя. Очень эффективная методика.

Здесь же ни малейшего намёка на двери для удержания других постояльцев. Будто специально для единственного узника строили – забабахали коридор, а тупик умышленно отгородили.

Подождав минуты три, инспектор вернулся к изучению нового обиталища, предварительно активировав Печать и попытавшись вызвать Антона. Раньше он сознательно оттягивал это вполне логичное действие, робея паниковать раньше времени. Но, похоже, пора.

Светящийся круг не отказался появиться на ладони, но засветился блёкло, точно на последнем издыхании.

Попробовал снова, предварительно сформировав сгусток Силы в правой руке и истово надеясь, что импровизированная батарейка сработает. Полыхнуло чуть ярче, однако отклика вновь не последовало.

Выругавшись, Иванов припомнил, что напарник свалил курортничать за границу и вполне может находиться «вне зоны действия сети». Не мудрствуя, подал сигнал о помощи. До сих пор ему этого делать не доводилось, однако механизм призыва предусматривался самый простой: врубить метку на максимум, так, чтобы кожу запекло.

Бесполезно. Департамент остался глух к своему сотруднику.

Затылок засвербило. Казалось, отовсюду подглядывают омерзительные рожи, владельцы которых, едва сдерживая смех, вовсю потешаются над Серёгиными неудачами.

Пусть смеются! Пусть веселятся! Пусть хоть оборжутся, только бы показали, где их секретные норки! Хотелось видимого, конкретного врага, с которым можно подраться за вот это вот всё! Начистить личность или самому огрести – не важно, дело десятое… Главное – понять, что происходит. Выплеснуть страх, а там хоть трава не расти.

Рассвирепев, он рухнул на койку лицом вниз и попытался отгородиться от давящей на перепонки тишины. Прижался к матрацу, точно стремился утонуть в его ватном нутре, несколько раз треснул кулаком по бездушной ткани. В ответ что-то грубовато зашуршало, напоминая шелест сминаемой бумаги.

Звук заинтриговал. Перестав молотить по худосочному тюфяку, Иванов приподнял голову и увидел сложенный в четвертинку лист. В самом изголовье.

По логике, он должен был заметить посторонний для постели предмет сразу после пробуждения. Но не заметил.

Демонстративно сбросив тапки на пол, сел, развернул находку и зло вчитался в машинописный текст.

Первое же предложение отталкивало излишним пафосом.

«Самоубийство – это грех!»

А далее по пунктам, мелким шрифтом, расписывались крайне занимательные факты, убеждающие узника в том, что доступной Силы вокруг нет и растраченные ресурсы невосполнимы; что попытка побега, даже путём смерти, исключена – душа окажется в плену этого места; что нужно вести себя хорошо, слушаться всех, кто не в клетке и добросовестно кушать кашу.

Изучив предложенные тезисы, Сергей настроился проверить их эмпирическим путём. Попробовал ощутить… да хоть что-нибудь. Плохое место; любые, самые слабенькие, присутствующие повсеместно, потоки энергии Жизни; отголоски чужих аур.

Помещение и коридор отозвались стерильностью операционной. Ни намёка на привычные отголоски Дара.

Следующий пункт инспектор пропустил. Самоубиваться его категорически не тянуло.

Оставался третий – слушаться. Но кого?

Вскоре головоломка разрешилась. Вдалеке лязгнули двери, за ними – другие, и в конце коридора показались двое крепких мужчин в чудаковатых комбинезонах, отдалённо напоминающих мотоциклетные, перчатках, шлемах с прозрачным забралом и в форменных ботинках. Оба с аурами колдунов, с дубинками на ремнях поверх одежды. По повадкам – опытные люди, а не обычные попкари(**).

 

Двигались они по тюремным правилам, потому последнюю перегородку преодолел всего один человек. Второй остался, закрыв двери дальней решётки и прилично отойдя назад.

Дойдя до камеры, «выводной», как окрестил его парень, скомандовал, причём с акцентом:

– Лицо к стене. Рука назад.

Инспектор повиновался. Указаний, что и как делать – не требовалось. Насмотрелся за время службы в органах на взаимодействия конвойных и конвоируемых, потому отлично знал – любое неповиновение наказуемо. Церемониться никто не станет.

Пульнуть сгустком? Ну и дальше что? Прыгнуть сквозь пространство он способен максимум на метр, потом свалится, обессиленный. Всех решёток не пройти… А отношения с охраной капитально испортятся.

Встал по инструкции, расставив ноги пошире, упёрся лбом в камень и завёл руки за спину.

На запястьях щёлкнули браслеты.

– Иди.

***

По пути Иванов миновал две решётки и поворот, заканчивающийся глухой железной дверью. Тюремщиков за время пути набралось аж трое.

Перед поворотом виднелось затянутое мелкой решёткой окошко, за ним – сидящим за пультом с мониторами смуглым мужиком в униформе. Оттуда, по идее, должно было просматриваться его новое пристанище. Наверное, дежурный.

Насчитал не менее девяти камер наблюдения, зафиксировал неизменный материал стен – сплошной камень, ни следа кладки.

В горе он, что ли, находится?

Выхода из дежурки засечь не удалось.

Перед основной дверью имелась ещё одна, попроще, и Сергея ввели именно туда.

Продолговатое помещение сродни его новой жилплощади, из меблировки – стол, стул и… Александрос.

***

– Здравствуйте, Сергей, – македонец излучал радушие. – Как вы себя чувствуете?

Происходящее настолько не вязалось со здравым смыслом, что инспектор впал в некоторый ступор.

– Здрассьте…

– Вижу, освоились. Да вы присаживайтесь! – засуетился прекрасноликий, указывая на лёгкий стул с обтекаемыми формами, ждущий нового седока в углу помещения. – В ногах смысла нет.

– Правды, – автоматически поправил Иванов.

– Да, правды. Часто путаю поговорки. Памятку прочли?

– Ознакомился.

– В ней сплошная истина. Спрашивайте. Я вижу, у вас много вопросов. Обещаю отвечать честно, – македонец обратился к конвойным. – Снимите браслеты. Наш гость благоразумен и к пустому героизму не склонный.

Щёлкнул металл замочков, запястья немного засаднило. Узника подвели к стулу, усадили.

Сопровождающие выстроились у стены, и не думая уходить.

Трое… никак.

– Я в тюрьме?

Александрос печально развёл руки в стороны.

– И да, и нет.

– За что?

– Не за что, а почему, – сотрудника Спецотдела пробило на философию. – Рассматривайте своё нынешнее положение как временное ограничение свободы. Насколько «временное» – зависит от вас.

– Угу…

До сих пор Серёга полагал, что для ограничения свободы надо пройти через уголовное дело, через суд, в конце концов. А не всего лишь проснуться чёрт знает где. И почему «временное»? Можно допрыгаться и до «постоянного»?

– Вы, наверное, уже заметили, что ваши способности несколько… ограничены. Тут нет Силы. Совсем нет, за исключением той, что в вас. Потому колдовать не рекомендую. Перегорите. И не советую пробовать. Стены вокруг устроены таким образом, что с удовольствием поглотят выделяемую энергию.

– Почему Печать не работает?

– Не может, – по македонцу не удавалось определить – глумится он или нет. Тон ровный, доброжелательный, привычный. – Я ранее говорил – место такое.

– Тюрьма для нечисти?

– Подобное случается, – не стал отрицать собеседник. – Нужно же их где-то содержать, блокируя способности? В том числе и ведьм, и колдунов… Я могу долго перечислять.

Осознавая своё нынешнее положение, инспектор поёрзал на стуле, по привычке пытаясь найти сигареты.

– Почему я здесь? И как я сюда попал?

Перед тем, как ответить, Александрос положил перед собой пачку излюбленного Ивановым курева и зажигалку.

– Возьмите. Я хоть табачную зависимость и не одобряю, однако запрещать считаю нецелесообразным.

Стараясь не делать резких движений, дабы не провоцировать охрану, парень подошёл к столу и закурил, положив и пачку, и зажигалку обратно.

– Это вам. Заберите. И я не играю в доброго полицейского. Я пытаюсь донести до вас свои цели.

Равнодушно подхватив подачку, пленник вернулся в угол, сбрасывая сгоревший табак прямо на пол. Пепельницу ему никто не предложил.

Курил молча, глубокими, редкими затяжками, давая сидящему в другом конце помещения высказаться.

Александрос, принимая предложенные правила в общении, продолжил:

– Начну издалека. При задержании Мирнока вы допустили непростительную оплошность. Все, включая Фрола. Забыли поставить на него банальную, элементарную метку, по которой можно отыскать любого в пределах населённого пункта, включая пригороды. Это сделал я. Вы и не заметили.

Мучительно соображающий Сергей непроизвольно хмыкнул. По всем канонам, в голове должна была сложиться разрозненная мозаика, упорядочиться некий замысловатый паззл, однако всё только запутывалось ещё больше.

Как убийца с ним связан? В чём его вина? Почему рядом со спецотдельским мурлом отсутствует шеф?

Но рот, против ожидания, брякнул туповатое:

– И чё?

– Мирнока задержали в тот же день, – ошарашил македонец, сохраняя ласковое выражение на лице. – Вечером. Неподалёку от города.

«Ёлки… как просто» – подумалось парню, а события зашуршали между собой, выстраиваясь в линейку. Озарение, наконец-то, накатило.

– Венки от вас?

– Правильно. Простите за корявый почерк.

– Сообщение, водка?

– Верно.

– Водку сознательно к десяти принесли? Чтобы никто отравиться не успел?

– Вы проницательны. Да. Это сделал я, в образе убийцы.

– И сами себя искали, – скривился Иванов. – Красота!

– Спасибо, – сарказм Александрос, похоже, не понял, приняв сказанное за чистую монету.

Вопросы лились сами:

– Меня требовалось убрать для удобства похищения?

– Конечно. Мне показалось это наилучшим вариантом. Ваш друг всегда крутится рядом, когда вы на улице. Домовая Маша тоже являлась определённой… помехой. Отстранить вас от расследования, выставить объектом охоты и убрать подальше – оптимально.

– Тогда почему в первую же ночь не спёрли со съёмной квартиры?

– Переправка неконтактного человека через границу требует некоторой подготовки. Из-за удачно сбежавшего убийцы приходилось импровизировать и решать некоторые проблемы дольше, чем хотелось.

– В смысле? Не сбеги Мирнок, то и не случилось бы ничего?

– Случилось. Но позже, и запутаннее. Я воспользовался удачным стечением обстоятельств, запустив процесс раньше, чем собирался.

От тщательно подобранных, выверенных ответов македонца Сергею хотелось блевать.

На мизинцах развёл, как лохов последних…

– Экспресс-отпуск Тохи тоже без вас не обошёлся?

– Меньше языком трепать надо, – в Александросе мелькнуло некоторое подобие насмешки. – Я услышал, потом спросил у Фрола, он подтвердил. Когда всё приготовили к вашей отправке и подсунули ничего не помнящего, да ещё и с обширным сотрясением мозга Мирнока полиции, убрать вашего товарища оказалось сущим пустяком. Всего лишь напомнил старому другу о том, что в праздники слишком многое может случиться из-за разнузданности и ухарства отдыхающих, а Антону рассказал о красотах заснеженной Европы и тонко намекнул, что вылетать удобнее из столицы, дабы не потерять ни мгновения столь долгожданного отпуска. Дальнейшие решения лежали на поверхности. Вас с товарищем – наградить за посильное участие в поимке злодея, отпустить порезвиться, чтобы к Новому году всех собрать для службы.

– А вы не перемудрили? Тоха со мной в одной постели не спит.

– Требовались сутки тишины. Швец отправился познавать новые впечатления, Фрол остался проконтролировать доставку убийцы по месту розыска. Поверьте, ему будет не до вас… Маше с вашего смартфона сообщили о том, что вы отправились к школьному приятелю, совершенно случайно проживающему почти по соседству с конспиративным жильём, и настроились всерьёз загулять. Перестраховка никогда не повредит. Про кошку не переживайте. За ней присмотрят.

Сигарета давно догорела. Инспектор закурил новую, бросив дотлевший окурок под ноги. Развязно откинулся на спинку.

– Как спеленали?

– Укол из разработок определённого рода… Мои помощники, домовые постарались. Они же и следили за вами. В жильё, конечно, до часа «Ч» не входили, однако им и вентиляции для прослушивания с контролем достаточно.

– Понятно… Прежде чем вы мне расскажете, какого х..я я тут, хотелось бы посмотреть вам в глаза. Хочу понять, насколько сильно вы мне врёте. Можно?

– Почему нет? – площадная брань покоробила прекраснорылого, однако он сумел побороть эмоции. Поднялся, вышел из-за стола. – Подойдите.

Бросив недокуренную сигарету на пол, Иванов поднялся под настороженными взглядами охранников. Приблизился, остановившись от пленителя на расстоянии локтя. Сжал губы в нитку, всмотрелся в холодные, безмятежные зрачки…

И прошипел. Зловеще, яростно:

– За похищение приговариваю к десятке!

Ладонь с активированной за «свой счёт» Печатью взлетела от пояса и со шлепком ударилась о лоб македонца. Мигнул круг с непонятными символами, втягиваясь в чужую, прохладную на ощупь кожу.

Мощный удар под колени повалил парня. Охранники скрутили ему руки за спиной, знающе шарахнули по почкам, уткнули носом в пол перед остолбеневшим Александросом. Дубинками прошлись по бокам, по печени. Но пленник ничего этого не замечал, с безбашенным упоением выкрикивая:

– Похищение человека – преступление!.. Объясняй теперь, откуда у тебя татуировочка! На десять лет! Карповичу объясняй, начальству своему… козлина, мля… Правда, весело?!! Она же наверняка именная… – рваный, истеричный смех рвался наружу, и Иванов ему не мешал. – А теперь я послушаю, какого хера ты этот спектакль устроил… Самостоятельно! Без санкции сверху! Иначе в тупую бы меня повязали! Без прелюдий! Оправдывайся! Продолжай! Интересно рассказываешь!

Голова македонца задвигала челюстью, задёргалась в приступе ярости, выплюнув с интеллигентским, высокопарным презрением:

– Какой же вы подонок…

(*) Хата – камера (тюремное)

(**) Попкарь – то же самое, что и надсмотрщик (тюремное)

***

Избиение прекратилось лишь когда Иванов перестал хрипеть измученным побоями нутром, ощущая в животе дикий коктейль из саднящих кишок, рези в почках и неудержимое желание отключиться от этого мира.

Последнее ему сделать не дали. Охрана, чутко видя грань между наказанием и ненужными зверствами, вовремя остановилась, тяжело дыша да помалкивая.

Ждали дальнейших распоряжений.

Валяющийся между чужих ботинок инспектор впал в полубессознательное состояние, побулькивая горлом. Голову тюремщики почти не повредили, сконцентрировавшись на туловище, и только это удерживало восприятие здесь, в комнате.

– Поднимите, – отрешённо скомандовал Александрос, возвращаясь к столу.

За спиной узника, пребольно впиваясь в запястья, щёлкнули браслеты. Тело воспарило в воздухе, подхваченное сильными руками и почти рухнуло на стул в углу. Направляющий тычок в плечо не дал Сергею сползти на пол, привалив его к прохладной, шероховатой стене.

Молчание продлилось довольно долго. Македонец что-то обдумывал, сцепив пальцы в замок и хмурясь; мужчины в униформе бдили за оплывшим пленником.

Закрывающие лица забрала превращали их настороженные морды в карикатурные рожи, от вида которых тянуло заорать благим матом. Во всяком случае, именно так виделось парню.

– Из всех неочевидных решений вы, Иванов, выбрали самое эффектное. Признаю, – ровно зазвучало из-за стола. – Показываться на глаза заинтересованным лицам мне с этого дня нельзя. Поймут, кто постарался… Сработало так, как вы и задумали. Я прокололся, говоря на удобном для вас языке.

Комбинатор из Спецотдела непостижимым образом уже вернул себе привычное самообладание и некоторую холодность в общении. Сидел с чуточку усталым видом, немного горбясь, будто происходящее ему вообще не нравится и общается он с Ивановым только по долгу службы, по-человечески сочувствуя.

Смотрелось располагающе.

– Вы совершили ошибку, – продолжил он с грустью. – Я же хотел с вами по-хорошему поговорить. Беседу продумывал, готовил аргументы, доводы, а вы как всегда – топорно, напролом, бездумно игнорируя последствия. Типичное мужланство.

Перед ответом Серёга прокашлялся – потроха отказывались приходить в норму, требуя отдыха и доктора. Во рту появилась густоватая, с горечью, слюна; пониже солнечного сплетения скрутило.

Попытался сплюнуть – угодил на собственные колени, но не расстроился. Грязные штаны – меньшее из того, что его заботило в этом помещении.

 

– По-хорошему – это когда в гости с поллитрой приходят или в кафе за чайком встречаются. Уважают собеседника… А затрамбовать человека в камеру и требовать от него дружеского расположения… Вы сумасшедший?

Сравнение македонцу понравилось, выразившись в понимающем кивке.

– Я здоров. И телесно, и умственно. Вы удивитесь, но случившееся – вынужденная мера. Требовалось сохранить наши переговоры втайне от всех. И от Фрола в том числе. Вербовать вас для этого бессмысленно, агитировать – слишком долго. Пришлось применить принудительный вариант. К сожалению.

– Расплакаться от трогательности можно? Или снова отметелят?

– Не скоморошествуйте, Сергей. Лицедей из вас отвратительный, – македонец передёрнул плечами. – Перейдём к главному. Произошедшая эскапада для меня не более, чем досадная помеха. Побуду здесь до окончания опрометчиво выкрикнутого вами срока. Отдохну. На придумывание добротной легенды, где я пропадал и почему не вышел на связь, у меня имеется целых десять лет. Поверьте, я справлюсь с задачей. Ваши же дела более плачевны. Пока не договоримся, никто никуда не уйдёт.

Ну вот. Начинается… 

– Что от меня нужно? – торговаться инспектор не любил, но умел. – Не крутите вокруг да около, Александрос.

– Знания. Те самые, из Египта.

Иванов позволил себе оскалиться.

– Я стёр память. Наверняка ведь проверяли неоднократно.

По-нордически уравновешенный македонец взвился, стул из-под него с грохотом полетел в сторону. Тюремная охрана напряглась. Им, похоже, такое поведение начальства тоже оказалось в новинку.

Прекраснорылый мужчина впал в бешенство впервые за всё время знакомства с Сергеем. Надсадно дышал, тарабанил пальцами по столешнице, прожигал взглядом. Выпалил, брызжа слюной:

– Вы лжёте!!! Невозможно вас проверить! Защита не даёт! Даже во сне! Пробовал! Пробовал! Никто из ныне живущих столь древний трюк не повторит!

– Так уж и никто? – скептически уточнил пленник, наслаждаясь чужим неистовством.

– Да! Нет! Не… – отмеченного Печатью словно из ведра ледяной водой окатили. Приступ плохо контролируемой ярости прошёл, уступив черёд успокаивающей рассудительности. Излишек адреналинчика сбросился, только и всего, – … знаю. Во всяком случае, мне иные знатоки полной защиты разума не известны.

Э-э-э… да ты боишься! И страшишься признаться в этом самому себе.

– Ошиблись, – максимально презрительно протянул Иванов. – Ни черта я не помню. Карпович тоже на эту тему нервничал.

– Нашли кого в эксперты записывать, – отмахнулся переговорщик. – Фрол – не того поля ягода. Прямолинейно действует.

При всей изворотливости ума Сергей не представлял, что отвечать. В яблочко угодил спецотдельский. Защита разума – трюк одноразовый. Одноразовый – в смысле один раз сделал, и нормально. Силы почти не потребляет, поддержки и обновления не требует. Архиполезнейший предмет. Как в Египте заклинание задействовал, так и ходил, напрочь позабыв о его существовании.

На том и погорел. А Карпович, выходит, и другу секрет подчинённого не сдал…

– Ну, пусть… – неуверенно согласился инспектор, предполагая, что некоторые размытые уступки дадут фору для поиска оптимальной линии поведения. – Предположим… Допросите под препаратами.

Идею с полузаконной химией он выдал не зря. Хотелось посмотреть на реакцию македонца и послушать, что тот скажет. В том, что и такой вариант допроса заранее предусмотрен – Иванов не сомневался.

– Пичканье вас «сыворотками правды» – последнее, чего бы мне хотелось. Малую дозу вы проигнорируете как колдун, большая может привести к непоправимым последствиям. Проще говоря, на владельцах Силы она почти не работает без серьёзных побочных эффектов. Проверено.

– Печать?

– Не тот случай. Мне необходимо, чтобы вы рассказывали, а не отвечали на вопросы. Разные вещи. Я же, по незнанию, могу и не спросить о важном, пропустить краеугольную подробность. В теории можно, конечно, принципиально узнать, помните вы или нет, однако… это многое осложнит, углубив бездну вашего недоверия. Меня же не устроит любой ответ. Не помните – плохо, придётся основательно повозиться. Помните – велика вероятность того, что вы в приступе неконтролируемой ажитации выжжете себе мозг. Извините, я предпочитаю иные методы.

– Пытать любите? – понимая, что усугубляет ситуацию, пленник уколол македонца и с невинным видом пояснил, шипя от боли в животе. – Ну если сломать медициной не выходит, то остаётся или по старинке – ногти рвать, или вкусным пряником распропагандировать.

– Последнее, – голос Александроса подобрел. – Я хочу, чтобы мы вышли с вами отсюда лучшими друзьями, между которыми нет тайн.

– Ого!..

– Пока достаточно. Мотивы узнаете позже. Отдохните. Наши беседы только начинаются. Помните основное, – голова говорящего качнулась сначала вправо, потом влево, напоминая маятник часов с боем, – сбежать невозможно. Мы находимся на глубине двадцати метров от поверхности, в труднодоступных краях. Выход наружу всего один – через подъёмник. Однако если вы до него и прорвётесь, каким-то чудом справившись с сотрудниками, то результат вас разочарует. Запускается устройство исключительно по моему личному распоряжению, сверху шахту закрывает плита. Вам её не сдвинуть. И это не все сюрпризы. Честное слово, – зачем-то добавил пленитель, будто Серёга ему не верил.

Верил, ещё как верил! Не подвергая сомнению ни единое слово!

– Уведите!

***

В камере, завалившись на койку, инспектор принялся за анализ разговора. Занятие это, могло, конечно, и потерпеть, но уж очень хотелось отвлечься от боли в организме.

… Профессионально его обработали. Личные потоки Силы, всесторонне изученные в первую очередь, никаких внутренних кровотечений или разрывов не показали. Общий ушиб всего Серёги. Такого диагноза, конечно, в природе не существует, однако он подходил почти идеально…

 Лекарство – покой. С самовосстановлением придётся повременить, поберечь энергию. 

Спешить некуда, можно и потерпеть.

Неназванную причину заточения, сознательно упущенную македонцем, Сергей без малейших сомнений отмёл на задворки памяти. По всем канонам, его сейчас «маринуют», томят неизвестностью для пущей сговорчивости и зарождения сомнений. Интригу нагнетают.

Пускай… Вокруг полно и иных, мелких фактов для всестороннего изучения.

Например, закуривая в допросной (другого названия для помещения с охраной, столом и стульями подобрать не удалось), Иванов сначала понаблюдал за огоньком зажигалки – тот вёл себя классически, стремясь строго вверх, а затем стал усердно следить за дымом, пуская его то в ноги, то в потолок.

Вентиляцию искал. Зачем – парень и сам пока не понимал. Инстинктивно стремился собрать как можно больше информации о тюрьме, вникнуть в организацию и устройство. Никогда не знаешь, что пригодится впоследствии.

Клубы дыма стремились ввысь, немного изгибаясь к стене. Вытяжного отверстия рассмотреть не получилось, но если он под землёй, на глубине, то должны присутствовать подающие воздух вентиляторы, иначе дышать станет попросту нечем.

Наружные каналы и в камере, и в коридоре отсутствовали. Спрятаны в стенах? Каменных? Да легче лёгкого. Продолбили по чертежу выемку, скрыли фальшпанелью под цвет основного материала, оставив приточные лючки в труднодоступных местах.

Н-да, смысл есть. Для того же белкооборотня Ерохи любое отверстие – дорожка.

Предусмотрительно.

Гула лопастей не слышно, сквозняка особого нет. Однако воздух сухой, свежий. Если и есть установка, то расположена она далеко, не добраться.

Канализация уходит в пол… а дальше? Герметичный отстойник по принципу выгребной ямы с фекальными насосами и защитами от всего на свете?

Сто процентов.

На всякий случай принюхался. Ну да, ни вони, ни сырости, ни затхлости не ощущается. И это при том, что зима на улице.

Где такое возможно? Тёплая заграница? Допустимо…

Обмозговав проблемы воздухоподачи, инспектор переключился на тюремщиков.

Кожа полностью закрыта униформенными комбинезонами, на руках – перчатки. Головы в шлемах. Для чего?

Для защиты.

Тогда от кого? От него… Александрос про фокус «дерево» знает, позаботился о безопасности подчинённых.

Интересно, из чего одёжка охраны сделана? Обычная ткань откачку жизненных сил останавливает примерно как малолитражка танк. Несколько слоёв – сильнее, но вертухаи не в дюжине штанов передвигаются. Загадка… Проверить?

Глупую мысль пресёк засаднивший бок, откровенно намекая владельцу на чрезмерное любопытство, чреватое новыми побоями.