Tasuta

Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Tekst
2
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Обижаешь.

– Тогда давай к часу дня подтягивайся. Прямо туда. Посмотрим, чего земля-матушка от всех скрывает. По службе у нас затишье, слава нам, трудолюбивым, потому можно немножко и пофилонить.

– Это точно… – Иванов целиком и полностью разделял мнение друга. – Случись что, мы на связи. Шеф найдёт.

С нечистью, особенно после службы в органах, работать оказалось одно удовольствие. Жили они подолгу и главное, что усваивали за ушедшие годы – науку сосуществования. Притирались, приспосабливались, учились решать конфликты бескровно, а проблемы обходить стороной. Параллельно овладевали мудростью, терпением и гибкостью. 

По ходу изучения всей этой братии Сергей всё больше склонялся к мысли, что они с Антоном по должностным обязанностям не столько оперативники, сколько участковые, основной целью которых стоит не раскрытие преступлений, а их профилактика. 

Как говаривал один знакомый патрульный, матёрый мужик, прослуживший на улицах почти пятнадцать лет и навидавшийся всякого: «Ты считай не только задержания. Ты считай, сколько дерьма не случилось из-за того, что очередной паскудник увидел мента и сдрейфил. Неважно – бобик мимо него проехал или документы тормознули проверить. Главное, он от замысла преступного отказался. И дошёл очередной нормальный человек домой без приключений, с деньгами и целый. Ну и прочее».

 Думать о службе в таком разрезе было приятно, ощущение значимости возрастало в разы.

… Происшествия на вверенной территории, конечно, случались, но не как в полиции – с утра пришёл: подрезы, грабежи, квартирные кражи, телесные, хулиганки. Не знаешь, с чего начинать. До обеда бумаги по каждому обращению пишешь, с людьми общаешься, после – по району гарцуешь. Ловишь, кого получается и попутно план по раскрытиям выполняешь. Норма ежедневная, без послаблений на выходные и общественные мероприятия, куда полицейских регулярно загоняли в качестве охраны.

Отделению, в котором Иванов некогда служил, план назначался простой: за сутки опера были обязаны раскрыть не менее двух тяжких преступлений, четырёх краж и одной хулиганки. Хоть из пальца высасывай, а сводку сделай, порадуй главк показательным рвением в борьбе с криминалом. 

Для любого адекватного гражданина подобные указания звучали бы маразматично, но не для силовиков. Начальству требовались показатели эффективности служб, и плановая система подходила для этой цели как нельзя лучше. Это не книжные расследования, ограниченные исключительно фантазией автора, это суровая реальность. К вечеру должны выдать требуемую норму на-гора! И по барабану, как!

Периодически, в различных СМИ, выходили гневные статьи, размазывающие в пух и прах «палочную систему». Ухоженные граждане в больших погонах демонстративно делали политически верные выводы, обзывали сложившиеся устои в МВД «пережитком прошлого» и обещали «повернуться лицом к людям», заставляя последних скабрезно хихикать, представляя, чем органы повёрнуты к ним в данный момент.

Реформы, согласно чиновническим традициям Государства Российского, всегда оставались только на словах. Изредка менялись формулировки в командах сверху, прагматично не затрагивая сути укоренившихся порядков, и всё текло своим чередом. 

Почему? Да потому что система РАБОТАЛА, заставляя изо дня в день весь личный состав выходить на улицы и выискивать показатели. 

В ущерб нормальному розыску матёрых злодеев? – да.

Возводя в абсолютный кретинизм сам принцип оперативной работы? – да.

Выталкивая вонючей пеной на поверхность всё самое гадкое в сотрудниках и выливающееся в нездоровый цинизм по отношению к людям? – да.

Хотя с последним можно было сильно поспорить. Народ у нас далёк от ангельской терпимости и законопослушания, так что одни других стоили.

Ну а мнение рядовых сотрудников по поводу организации и эффективности их труда ожидаемо никем не учитывалось, потому полицейские будни на фоне Департамента с его задачами инспектором вспоминались как страшный сон…

– … По поводу холма – я на форумах кладоискателей вечерком посижу, – внёс свою лепту Иванов в подготовку к изъятию невесть чего из недр. – Полезные ссылочки на них изредка встречаются.

– Одобряю, – Антон в последний раз с сожалением посмотрел на запертую дверь. – Ты куда двинешь?

– В экзотариум. На змею смотреть.

– Куда?!

– Я же сказал. В экзотариум. Типа зоопарка для пресмыкающихся и другой экзотической живности. Тренируюсь. Фрол Карпович посоветовал. Упрусь взглядом в холоднокровную, а она в меня. Так и гипнотизируем друг друга. Хочу научиться без прикосновений чужую жизнь чувствовать.

– О-о-о! – уважительно протянул призрак. – Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! И как успехи?

– Отсутствуют.

– Змея против? – беззлобно подначил Антон напарника.

– Наверное… А ты куда собрался?

По физиономии Швеца пробежала лёгкая рябь недовольства.

– В парк пойду, погуляю, раз уж посиделки отпали. Буду учиться привыкать к потерям. Жалко стволы… Сроднился я с ними. Всё! – он протянул пятерню. – Давай прощаться. До завтра!

– До завтра! – пожал руку Сергей и поспешил к остановке.

До закрытия экзотариума оставалось полтора часа…

***

– Вот он! – прошипела Нина Ивановна дочери, едва «молодой принц» вошёл в помещение и уверенно направился к гоферовой гадине. – Видишь, какой настырный! Ни дня не пропускает!

Разговор происходил в подсобке, где до поры пряталась незамужняя девица, дабы не афишировать родственные отношения с билетёршей и, перед запланированным знакомством, для начала тайно рассмотреть предложенного ей кандидата.

– У него обувь грязная, и брюки, – сварливо парировала она, подсознательно выискивая в крепком, приличном парне недостатки.

– На свои сапоги посмотри, – не полезла за словом в карман мать. – Вон, какая слякоть на улице. Сама же у меня в чистое переобувалась. Привередничаешь ты, Юлька…

… Пришедшая на негласные смотрины по-своему была права. После того как Иванов вернулся обратно, с холма к дороге, повторно преодолев распаханное поле, он долго сокрушался по поводу комьев грязи, покрывавших ботинки по самый верх, прилипших к обнажённым икрам и достигших подкатанных брюк.

Пачка влажных салфеток закончилась почти сразу, кое-как оттерев кожу ног. Пришлось идти к ближайшему магазину, очищать о бордюр подошвы и приобретать полторашку питьевой воды с обувной щёткой под незамысловатые шутки призрака, демонстративно щеголявшего лаковыми туфлями.

Оттереть ботинки до приемлемого состояния оказалось занятием бестолковым. Вода быстро закончилась, щётка превратилась в ручку с покрытым слизистой субстанцией концом, а непосредственно обувь, избавившись от наносного почвенного слоя, украсились рыжевато-серыми разводами и требовала полноценного ухода с кремом. 

Повторно идти в магазин, копошиться с салфетками и водой не хотелось радикальным образом. Опять же, в свои законные права вступал вечер, предлагая сумерками и темнотой нивелировать цветовую гамму инспекторских «колёс» (*). 

У Иванова, за недолгое путешествие туда-обратно, вообще закралось подозрение, что фермеры в борозды глину подмешивают. Особую, повышенной липкости, разработанную Оборонпромом для застревания вражеских танков на бескрайних просторах отечества, и он принял участие в её испытаниях.

Понадеявшись на спасительный вечер, Сергей прекратил возню с обувью и благополучно про неё забыл…

– … Глаза разуй, дурёха! – тормошила Нина Ивановна дочь. – Нормальный парень. Он мне говорил – на производстве работает. А на производстве чисто не бывает. Это тебе не в офисе сидеть, ногти красить… На руки глянь.

– В смысле?

– Руки у него сильные. Кулаки в полголовы. Для мужчины самое оно. Не хлюпик какой…

Юля плохо поняла связь между необходимостью познакомиться с присмотренным Ниной Ивановной молодым человеком и его верхними конечностями, однако придираться по этому поводу не стала. Хватало и других причин противиться назойливой матери, основой для которых являлось банальное упорство ребёнка в послушании родителям и нежелание что-то менять по-настоящему.

Дочь билетёрши и не представляла толком, для чего ей замужество. Сильную любовь она благополучно пережила в шестом классе и больше с ней не встречалась, в продолжении рода пока более привлекал сам процесс, чем коляски-распашонки. Мыкаться с избранником по съёмам, утешаясь «раем в шалаше» – жертва не для каждого. 

Меркантильности в девушке не было ни на грош, но и рассудка она не теряла. Верила в золотую середину, считая, что достойно зарабатывать должны все.

Пережив гормональную волну подросткового бунтарства, Юлька поняла, что сосуществование с матерью под одной крышей имеет ряд неоспоримых преимуществ перед узами законного брака, начиная от готовых завтраков-обедов-ужинов до безвозвратного одалживания денег на различные житейские мелочи. 

Существенную роль сыграло и наличие жилья с персональной комнатой. 

Вокруг всё родное, с детства привычное; о коммунальных платежах никто не зудит, в холодильнике всегда найдётся, чем заморить червячка.

Она и на сайтах сидела больше от скуки да любопытства, лениво выискивая «того самого», будоражащего девичьи фантазии красавца мачо, с которым по-настоящему захочется дышать одним воздухом, раствориться в нём, слиться в экстазе… 

А попадались одни козлы. 

Однако заботливой родительнице иногда требовалось бросать кость в виде дочерней покорности, иначе совсем заклюёт в попытках поудачнее пристроить кровиночку замуж… Ежедневно про «часики тикают» напоминает, «скоро тридцатник, а у тебя ни семьи, ни деточек»… Вчера вечером словно с цепи сорвалась – пела оды посетителю экзотариума, взывала к инстинктам жены и матери, обещала на свадебное платье не поскупиться… Повелась, лохушка, на сладкие сказки, заинтересовалась. Теперь вот думай, как выкручиваться…

 

Maman не слезет.

– Скучный он, – Юля без особой надежды попробовала задвинуть Нине Ивановне новую отмазку. – У меня бы терпение давно закончилось на змеюку неморгающую пялиться.

Попытка оказалась провальной.

– Угомонись! – приобретя заметное сходство с подопечной королевской коброй, взъярилась билетёрша. – Приличный юноша! Трезвый. Усталый. Деньги зарабатывает, а не на каруселях катается! Хорош беситься! Иди! Мне скоро закрываться!

В поясницу девушки ткнулась материнская ладонь, выталкивая незамужнее чадо навстречу своему счастью. Чадо же, прекрасно понимая, что противиться бессмысленно, недовольно фыркнуло, плавно приоткрывая дверь подсобки, и неуверенно шагнуло в зал с пресмыкающимися и прочими тварями…

***

… Гоферовая гадина и не думала откликаться. Замерла, держа голову на весу и отражая отблески ламп в глазах-бусинках.

Замер и Сергей, до рези всматриваясь в змею.

Нитка не получалась. Обвисала, норовила бесконтрольно оборваться и ухнуть под ноги.

Да и с необходимой сосредоточенностью в упражнении имелись проблемы. Посторонние думы постоянно отвлекали инспектора, мешая предаться обучению со всей ответственностью и заставляли размышлять о чём угодно, кроме налаживания незримой связи с пресмыкающейся.

… Наложившийся на утреннюю бодрость Стас с его мрачным бытием перемежался с котловиной холма, скрывавшей в глубинах тошнотную черноту; расстроенный Швец, изо всех сил пытающийся особо не рефлексировать по утраченному оружию, вертелся калейдоскопом с неким настоящим вампиром и полукровкой Ленкой; падающая в приступе благодарности на колени Елизавета Владимировна состязалась за приоритет яркости образа с подготовленным к зиме, размокшим полем…

Все требовали внимания, все норовили затмить друг друга.

– Скорее бы этот безумный день закончился, – беззвучно проныл Иванов гоферовой гадине. – Дурдом… Домой пойду. Спать. И ужинать не буду.

– Простите? – мягко прозвучало сбоку. – Я вас не расслышала.

Погружённый в себя инспектор вздрогнул, обернулся к источнику звука. Перед ним стояла девушка. Его лет, миловидная, круглолицая, с собранными на затылке в конский хвост русыми волосами и несколько напряжённая.

– Я не вам, – глупо ответил Сергей, продолжая разглядывать незнакомку.

Пухленькая, но аппетитная фигурка, наряженная в брючный костюм, состоящий из куцего, приталенного пиджачка, призванного подчеркнуть узость стана в нужном месте и третий размер бюста хозяйки; широкие, до середины голени брюки, по правильному именуемые то ли бриджи, то ли капри (инспектор никогда не заморачивался подобными тонкостями, деля нижнюю часть гардероба на брюки, если требовалось выглядеть официально, и на штаны с джинсами при повседневных нарядах), органично подобранные туфли на высоких каблуках.

Под пиджачком проглядывала светлая футболка, правильно именуемая лонгсливом (а вот тут Иванов мог поручиться за название – у Машки имелась похожая), поверх которой красовалась золотая цепочка с кулончиком в виде сердечка.

Со сгиба руки свисала умеренно-модная сумочка.

Надо признать, девушка выглядела привлекательно. Этакая милашка из офиса средней руки.

– Со змеёй разговариваете? – ласково улыбаясь, уточнила она, в свою очередь так же разглядывая парня.

– Да… Нет… – путаясь, промямлил Сергей, взял себя в руки и уверенно закончил. – Нет. Мысли вслух. Не больше.

– Ясненько, – нейтрально протянула незнакомка, поворачиваясь к гоферовой гадине. – Какая интересная змея… Чем она вас так привлекает?

Холоднокровная, заметив новое человеческое лицо, приподняла голову и начала плавно раскачиваться.

– Нравится.

– Мило…

Разговор не клеился. Особа в костюме произнесла несколько ничего не значащих фраз о погоде, Иванов отвечал что-то невнятное. Потом следовала продолжительная пауза.

Инспектор, чуть ли не впервые пожалев о воспитанности, не уходил из зала только потому, что едва он начинал посматривать в сторону выхода, как девушка, точно догадываясь о намерениях собеседника, произносила очередной пустяк и внимательно ждала ответа.

Складывалось впечатление, что ей что-то нужно, вот только не понятно, что.

***

Переживая за дочь, билетёрша подслеповато всматривалась в щель между дверью и косяком, определив подсобку как наблюдательный пункт. В зале всё равно никого, кроме Юльки и парня, не было, так что опасаться за вверенных тварей она считала излишним.

Чадо заботило больше. Хотелось стать рядом, услышать, увидеть, подсказать, однако здравый смысл удерживал женщину на месте, а угол террариума с черепахами, расположенного прямо у выхода из помещения, сильно мешал обзору.

Слышимость тоже подкачала – возрастная глухота начинала одолевать сотрудницу экзотариума. Пока исподволь, заставляя делать звук телевизора чуть громче, чем привыкла дочка, но тем не менее. До Нины Ивановы долетали всего лишь обрывки фраз, заставляя надеяться на Юлькину сообразительность и очарование.

***

… Пытаясь догадаться об истинных мотивах привязавшейся незнакомки, инспектор повторно её осмотрел с профессиональной точки зрения: туфли, колготки или чулки, брюки, пиджак, сумка, лонгслив, мордашка в макияже. Аура в порядке, на ведьму или иную нечисть – ни намёка.

Обычный человек…

Старая знакомая, чьё имя позабылось за давностью лет? – это утверждение Сергей отбросил сразу.

В том, что они не встречались раньше и с ним не играют в запутанные дамские игры из серии «догадайся, кто я» – уверенность была стопроцентной.

Пиджак, сумка, брюки, колготки или чулки… Стоп!

Недобро ощерившись, Иванов жёстко ухватил девушку за локоть и зло процедил:

– Вы кто? Что вам нужно? Зачем я вам понадобился?

– Что вы себе позволяете?! – негромко попробовала возмутиться незнакомка, испуганно оборачиваясь в сторону подсобки и неуклюже пытаясь освободиться. – Я полицию вызову!

Нина Ивановна оказалась прозорлива – руки у парня действительно отличались крепостью, цепкостью, потому вырваться из них без подготовки или достаточного усилия шансов у Юли имелось крайне мало.

– Вызывай, – переходя на «ты», согласился инспектор. – Заодно и документы им покажешь. И расскажешь, кто велел меня преследовать!

– Да с чего вы взяли?! – хладнокровие давалось девушке из последних сил. – Вы сумасшедший?

«Не орёт. Странно… Другая бы на её месте сиреной корабельной вопила» – отметил Сергей, всерьёз вознамерившись докопаться до правды.

– У тебя чистая обувь, а на улице слякоть. Отсутствует куртка или пальто, а раздевалки здесь нет. Оставила в машине – не поверю. Здесь не кинотеатр и не ресторан. Все в верхней одежде ходят, за исключением, – инспектора начал разбирать смех, едва он припомнил билетёршу и внезапно нашёл некоторое сходство между ней и девушкой. – Мама? – женский локоть обрёл свободу. – Знакомиться привела? То-то я думаю, кто же на шпильках по экзотариумам гулять станет?

– Да иди ты, – принимая предложенную манеру общения, полушёпотом ответила навязавшаяся собеседница. – Почему сразу мама?

– Похожи.

В подтверждение своей догадки Иванов покосился на вход в подсобку, откуда ему приносили стул. Ну да, дверь приоткрыта, из щели виднеется глаз Нины Ивановны. Пытливо округлившийся, жадно следящий за ними.

– Мама, – утвердительно повторил он и задумался.

Чудаковатая встреча определённо таила в себе знак. Завуалированный подарок, посланный судьбой во искупление за этот сумбурный день. И как им распорядиться – оставалось на усмотрение владельца. Можно послать подальше и уйти домой, к любимому дивану. А можно…

К тому же, постоянно тянуло пропеть Цоевское «Застоялся мой поезд в депо», вот только подтекст у песни получался какой-то… пошловатый. Сказывалось долгое отсутствие женского внимания и немудрёных радостей молодости.

Вечер, девушка, деньги есть…

– Тебя как зовут?

– Юля, – новая знакомая не стала разыгрывать из себя оскорблённую невинность.

Имя ей подходило идеально. Бывает так: узнаёшь паспортный позывной человека и мгновенно осознаёшь – в масть. Точнее не назовёшь. Прикипает оно к владельцу, откладывается в подсознании и потом, если решишь от нечего делать примерить другие – Оля там, или Кристина – на полпути отказываешься от причуды. Не то, будто шапка не по размеру…

А ещё почему-то хотелось звать её по-простецки – Юлька.

Озорная, с лукавинкой, с ямочками на щеках… Так и ждёшь – дразняще сведёт глаза к переносице, высунет кончик языка и убежит вприпрыжку, предлагая догонять.

– Хочешь развеяться? Культурно, в клубе? И от мамы убежать? – позабыв про стандартные правила обхождения с девушками, нагло поинтересовался Иванов, из озорства посчитав, что если их встреча дар судьбы, то нечего миндальничать.

Или да, или нет. Пятьдесят на пятьдесят. Пополам на пополам.

Затылком ощущая взгляд матери, та хитро улыбнулась и, не повышая голоса, ответила:

– Легко. Только в подсобку сбегаю. Соберусь.

(*) Колёса – одно из множества названий обуви на уголовном и молодёжном сленге.

***

Вечер удался.

Первоначальный ледок, присущий ранее незнакомым людям в общении, довольно быстро растаял, перерастая во взаимную приязнь.

Начали с кафе, куда Иванов предложил забежать и перекусить, вспомнив, что остался без обеда. Юля не возражала – сама в экзотариум пришла прямо с работы и тоже немного стеснялась бурчания в животе.

По-джентльменски предоставив право выбора заведения даме, инспектор с удовольствием отметил, что едальню она выбрала не пафосную, из тех, где делается упор на статус, месторасположение и интерьер, а простую, с приличной кухней.

В выборе блюд тоже вопрос не стоял. Никаких дежурных салатиков, призванных подчеркнуть диету и тягу к здоровому питанию, на столе не появилось. Пробежав меню взглядом, девушка заказала шашлык и с интересом уставилась на своего спутника, точно ожидая от него подвоха.

И тогда со стороны Серёги прозвучало сакраментальное:

– Водка или вино?

– Водка, – краснея от смущения, определилась со вкусовыми пристрастиями дочь билетёрши, чем заработала в глазах спутника дополнительные баллы.

Действительно, для чего корчить из себя то, чем не являешься? Ну любит девушка крепкое – пусть. Дело ведь не в водке, а в том, насколько прилично ты себя вести можешь после неё. А нажраться и пивом можно.

Заказали неполный графинчик.

В ожидании заказа разговорились. Ни о чём. Сергей спросил, где работает Юля – оказалось, в отделе кадров одной крупной фирмы, на третьих ролях. Отвечала за бумажки и своевременные инструктажи сотрудников.

Она, в свою очередь, поинтересовалась родом занятий кавалера и не особо удивилась, узнав, что парень имеет отношение к силовым структурам. Изначально чувствовалось в нём что-то казённое, присущее мужчинам в погонах и от того ещё более завлекательное. Юля, как и большинство женщин, обожала красивых, строгих представителей сильного пола в форме и, как то же самое большинство, предпочитало любоваться ими со стороны или вспоминать в качестве пикантного приключения из прошлого, не особо рассчитывая на большее.

Все знают – служивые люди себе не принадлежат, а делить их с работой, коротая вечера в одиночестве, готова далеко не каждая.

Поделилась она и замыслом матери познакомить её с «молодым и перспективным». Оба посмеялись и втайне порадовались, что Нины Ивановны с ними нет.

Шашлык оказался неплохим. Употребив по паре кусочков, дабы притупить чувство голода, махнули по пятьдесят за знакомство.

– Хорошо пошла, – крякнул от удовольствия Иванов, посматривая на девушку.

– Хорошо, – согласилась она и предложила. – По второй?

Чокнулись, опрокинули, но дальше с возлияниями спешить не стали. Размеренно кушали, изредка пропускали по рюмашке, обоюдно признавая, что водка в их случае больше смазка для ненапряжного общения, чем алкогольный напиток. Говорили, смеялись, рассказывали друг другу бородатые и не очень байки, выдавая их за случаи из реальной жизни, мастерски обходя темы заработков и взаимоотношений полов.

Графинчик опустел примерно через полтора часа.

– Теперь можно и потанцевать, – благодушно предложил инспектор, ощущая приятную сытость и лёгкое опьянение, возникающее при правильной закуске, хорошей компании и умеренных дозах. – Больше есть не буду. Отяжелею.

Юля и тут не возражала. Попыталась из вежливости оплатить половину стола, мило согласилась с правом мужчины угостить понравившуюся девушку, позволила поухаживать за ней в гардеробе.

Весело и непринуждённо болтая на разные темы, незаметно переместились в клуб, а дальше понеслось…

… Б-52, Мохито, Текила-Бум, Куба-либре, Дайкири и прочие чудеса из порхающего шейкера испарялись в мерцающем полумраке барной стойки у края танцпола, распаляя молодые организмы и заставляя их двигаться в скоростных ритмах музыки, выбрасывая в пространство флюиды веселья и вырабатывая гормоны радости…

 

***

– Подъём!.. Вставай завтракать!

Голос у Машки оказался зычный, с оттенком оркестрового тромбона. Заболела, что ли? Обычно же мелодичнее разговаривает, да и «подъём» – не из её арсенала…

Требовательный стук по дереву отозвался дикой головной болью в голове. Она что, совсем свихнулась? И так башку хоть бинтами перетягивай, чтобы не лопнула – на кой так громко тарабанить?!

Непередаваемо хотелось пить и… сложно сказать, чего ещё. Тело будто всю ночь футболистам тренировочным мячом отработало, во рту, а особенно на языке, гадость. Неужели по пьянке мази Вишневского нажрался? Привкус именно от неё…

– Встаю! – ответил почему-то не Серёга.

Глюк.

Понимая, что дальше будет только хуже, пришлось задействовать Силу для ремонта потрёпанной инспекторской натуры и восстановления после вчерашнего загула.

Дар отзывался неохотно, но много от него ждать и не приходилось. Противилось колдовское естество использованию в столь низменных целях, отказывалось снимать похмелье. Оно, почти как вредная жена, фактически намекало хозяину: «Нажрался, сволочь? Мучайся… Естественным путём, через страдания, возвращайся в бренный мир».

Проходили уже… Довелось как-то с Антоном возможности не подрассчитать, перестараться с коньячком, так с утра думал – сдохнет. Почти час гонял энергию жизни по всему телу, пока очухался. Да и то до вечера страдал, сладким чайком с лимоном отпивался под укоризненным взглядом кицунэ…

Ладно, чёрт с ней, с Силой. Пить хочется сильнее, чем выздоравливать.

С трудом приоткрыв один глаз, инспектор безучастно отметил незнакомый ковёр на стене, неродные обои и поблёскивающий под русой чёлкой глаз, грустно смотрящий на его страдания.

Попытался припомнить вчерашний вечер.

Кафе, клуб, разгорячённая танцами Юлька, такси, провал в памяти…

– Проснулся? – шёпотом поинтересовались у него, приваливаясь к боку со стороны ковра. – Головка бо-бо?

Спрашивали без сочувствия, скорее, констатировали факт.

– Ага, – проскрипел Иванов, поворачиваясь к глазу и отмечая, что с каждым мгновением перед ним всё больше открывается профиль дочери билетёрши. Помятый, растрёпанный, со смазанными косметическими тенями на веках и сухими губами. – Дай попить…

– Потом, – с грустью ответила девушка, проводя рукой по Серёгиным волосам.

Прикосновение отдалось болью. Каждая волосинка словно отрастила огромный нерв, уходящий прямо в мозг, и соперничала с соседками в неизвестном садистском конкурсе по доставлению неприятностей владельцу.

– Жди, пока мама уйдёт. Ей к десяти на работу. Не высовывайся. Водички я тебе чуть позже принесу. Не хочу, чтобы вы встречались.

– Юля! – требовательно прозвучало неподалёку. – Вставай, лежебока! Надо на рынок сходить!.. Вставай! Иначе до обеда проспишь!

– Хорошо! – попыталась крикнуть соседка Иванова по постели и закашлялась. – Тоже в горле пересохло, – пожаловалась она парню, с неохотой, со стоном терзаемого интоксикацией человека, выбираясь из-под одеяла и без стеснения демонстрируя дамские прелести.

– С тобой всё нормально? – забеспокоилась Нина Ивановна (Сергей уже догадался, куда его занесло). – Ты здорова? Эпидемия же вокруг…

Раздался сухой щелчок открываемого дверного замка, и голос женщины, пророкотал уже в помещении.

– Юля!.. А это с тобой кто?!

Похмелье в Сергее сменилось фатализмом. Он, борясь с подкатывающей тошной, повернулся к стоящей в дверном проёме женщине, и попытался улыбнуться:

– Здраствуйте.

Дверь закрылась. Гулко, остервенело. Из-под декоративных наличников посыпались крохотные кусочки шпатлёвки или штукатурки – с кровати было нельзя разобрать.

Открылась, демонстрируя замершую статуей командора начальницу гоферовой гадины.

Закрылась.

Открылась.

Закрылась.

Вглубь квартиры потянулись тяжёлые, шаркающие подошвами тапочек, шаги.

– Плевать, – замершая на полпути к вертикальному положению Юлька обессиленно рухнула вниз, прямо на Сергея, заставляя того охнуть под тяжестью девичьего тела и инстинктивно схватиться руками за её бёдра. – Пять минуточек полежу…

Уткнувшись носом в мужскую грудь, она попыталась заснуть, а инспектор испытал некоторое дежавю. Совсем недавно он проснулся так же, с Машкой и Ланой под одним одеялом и не сразу понял, что произошло.

И снова ощущение идиотизма ситуации…

Пить захотелось ещё сильнее.

Ворочаясь, кляня себя за вчерашнее, похмельный сотрудник Департамента Управления Душами попытался выбраться из-под Юльки, заставив ту с сожалением сползти вбок, на матрац.

– Дай водички, – жажда стала совсем уж невтерпёж.

Тяжко вздохнув, хозяйка комнаты перекатилась к краю, с усилием села, потянулась рукой к стоящему неподалёку стулу, сняла со спинки домашний халат. Накинула его на плечи.

Поднялась, покачнулась, что-то беззлобно пробурчала, обернулась к инспектору:

– Ты, это… не парься, в общем. Маму я беру на себя…

Закончив фразу, Юлька попыталась распрямиться, принять горделивый вид, но не смогла – бодун терзал её не хуже, чем соратника по койке. Обречённо махнув рукой, она взялась за дверную ручку…

… О чём болтали мама с дочерью – для Иванова осталось тайной. Из глубины квартиры не доносилось ни выкриков, ни брани, ни рыданий. Но и воду ему не спешили нести.

Плохо соображая, что делать, он безучастно лежал на чужой кровати, смотрел в потолок и не думал ни о чём, предоставив судьбе самой решать, как быть дальше. Инспектора даже не пугал возможный папа девушки, с которым пришлось бы разбираться в разы сложнее, чем с матерью. Отцы частенько ревнуют дочек, особенно к случайным связям, и могут по неосмотрительности наделать бед. Рассказывал ему как-то сослуживец про одного родителя, гонявшегося за ним с ножкой от табуретки после того, как дочка не смогла связно объяснить, где пропадала всю ночь и, в конце концов, перевела все стрелки на сильную половину человечества, а конкретно на коллегу. О том, что пришла она к нему по своей воле, девушка, конечно, умолчала, отводя от себя грозу.

Подробности припомнить не удалось, но история отложилась в памяти смачными эпитетами в адрес агрессивного папаши и всего его семейства в целом.

– Спишь? – в комнату вернулась Юлька, уже успевшая умыться и привести растрёпанные волосы в порядок. Присела рядом, на краешке кровати. – Я тебе попить принесла…

В ладони Иванова ткнулся стакан, почти до краёв полный прохладной, вкусной даже на вид, водой.

– Спаси… – договорить он не смог, жадно приникнув к краю и опрокидывая в себя живительную влагу.

– Подожди, оставь немного, – между пальцев спасительницы от засухи внутренних органов появилась таблетка. – На вот, лопай. От головы поможет. Открывай рот. Не бойся, не отравлю.

Пилюля отправилась следом за водой.

– Ты вообще, помнишь, что вчера было? – поставив опорожнённый стакан на пол, начала собутыльница неприятный разговор, ведущий неизвестно куда.

– Помню. Частично.

– Я тоже, – посвежевшая после водных процедур Юля улыбнулась. – Классно зажгли, да?

– Есть такое, – поддержал доброе начало Иванов, и неожиданно для самого себя погладил девичье колено, за что немедленно заработал лёгкий шлепок. – Ты что?! Мама же дома!..

С данным аргументом спорить не хотелось.

– Жаль.

– Успеется. Тем более, я и сама не помню, было между нами что-то или нет. Следов на простыне не нашла, использованных резинок тоже, – Юлька зевнула, прикрыв рот ладонью и потянулась, прогоняя накатывающую дрёму. – Сама без трусов проснулась, но я так всегда сплю, с детства привыкла… Ты – в трусах, только это ни о чём не говорит… Гадай теперь, одна полоска или две?

– Не пугай.

– Сама боюсь… У тебя в каком месте провал начинается?

– Такси. Дальше пусто.

– У меня в койке. Последнее, что помню, мы с тобой в щелчки играли, да и то больше на сон похоже, – новый зевок. – После клуба ты меня домой проводил, а я предложила подняться и шампанского тяпнуть. Почему – не представляю, ничего подобного в квартире сроду не держали. Помрачение нашло… Ты согласился. Пришли, о чём-то болтали, а потом засыпать начали. Я тебе остаться предложила.

Восстанавливаемые события выглядели вроде бы невинно…

– Постой, я не понял, а почему твоя мама нас не разогнала? – уцепился за несоответствие в идиллической картине прошедшей ночи Серёга, мечтая о новом стакане воды.