Loe raamatut: «Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов», lehekülg 35

Font:

Картина.

– Нет, что ни говорите, друзья, а человеческое сознание, предмет ещё далеко не изученный. И будет ли он, когда-либо изучен, большой вопрос. Так как психология, и психиатрия, связывают, различные психические отклонения с физической частью мозга, когда, как мне кажется… было бы разумнее, связывать их с духовной природой нашего существа. Только тогда, я думаю, мы смогли бы приоткрыть завесу, нашего разума.

– Ну, вы ещё скажите, что психологов, и психиатров, должны заменить шаманы, и прочие служители религиозного культа.

– Нет, этого я не скажу, но расскажу вам про один очень интересный случай. Было это давно, когда я, ещё, служил на поприще медицины, и стоял так сказать, на защите, психического здоровья человечества.

Простите меня за столь высокий слог, но именно так, тогда, я, молодой врач, наполненный энергией и верой в свои силы, воспринимал, свою роль в этой области.

Так вот, в те времена, привезли к нам в больницу, одного пациента. Человек этот, был лет тридцати, никогда не имевший психических расстройств, до этого случая. Не употреблявший никаких психотропных средств, но, у него была небольшая особенность, он, был художником. То есть личностью, изначально, скажем так, с нестандартной психикой.

Телосложения он был худощавого, лицо продолговатое, худое, с острыми скулами. Глаза, о глаза могут многое рассказать о своём обладателе, и так глаза у него были карие, тёплые, располагающие к себе, и внушающие, доверие к своей персоне.

В спокойном состоянии они были потухшими, и безучастными ко всему окружающему его миру. Казалось, рухни весь мир вокруг него, погибни люди, животные, вся планета, то это его нисколько бы не потревожило, даже если бы смерть угрожала ему самому. Но стоило пробудиться внутри него, какой то, только ему ведомой мысли, образу, как глаза его оживали, становились подвижными, осмысленными, и наполненными.

В такие минуты, движения его приобретали, нервозность. Он вставал с места, ходил в зад вперёд, потом вдруг внезапно замирал, и смотрел в пустоту, словно перед ним, было, что то конкретное, и осязаемое.

Вы конечно скажите, ничего удивительного. Обычное описание человека страдающего шизофренией. Так думал и я. Пока, по протекции, моего наставника, профессора, и врача, психиатра со стажем, детально не занялся этим случаем.

Поначалу наше общение, не складывалось, но по истечении некоторого времени, всё изменилось, одинаковый возраст, наше общее увлечение искусством, привели нас к темах интересовавшим нас обоих.

Мы сошлись, и вскоре, стали понимать друг друга. Многое рассказал он мне о себе, и о своей жизни.

Общаясь с ним, я бы не сказал, что он страдает психическим расстройством. Напротив, он был очень рассудительным собеседником, и наши беседы доставляли мне, огромное удовольствие. Его кругозор, поражал меня, это был хорошо образованный, и тонко чувствующий человек. От него я узнал много нового.

Он увлечённо говорил на любую тему. И только, пожалуй, одна тема, один случай, приводил его в крайнее возбуждение. Несколько раз он подходил, к тому, что бы рассказать мне, о нём, но охваченный странным беспокойством, прекращал разговор.

Много времени прошло, с тех пор, пока он смог рассказать мне о том случае.

И так, с вашего позволения, я расскажу вам эту историю, по порядку.

Есть разные типы, художников. Для одних из них, искусство, это владение особыми приёмами, при помощи которых, они отражают окружающую их жизнь. И, этим вполне довольны, особенно, если их плоды находят отклик в душах их современников, тогда их карьера считается состоявшейся.

Но есть и другой тип, художников, и этот тип не столь распространён как первый. Их не много, я бы сказал единицы. Как правило, этих художников не устраивает отражение жизни ради отражения. Им нужно что-то большее, вот только что, они сами порой не понимают.

В то время когда их более удачливые соратники по искусству, относящиеся к первому типу, пишут, лепят, высекают из мрамора, один шедевр за другим, они шатаются без дела, терзаются сомнениями, и не находят себе места, в этом заполненном талантами мире.

Если им предоставить колоритную фигуру, в качестве натурщика, такую, что как говориться, только пиши. То они отвернуться от неё, считая её пустой, и бессмысленной. А когда их спросят, чего им в ней не хватает, они, только отмахнуться, и снова потеряются в поиске, несуществующего идеала. Так было и с моим подопечным.

Далее я поведу рассказ от первого лица, так мне будет проще передать вам то, что привело его к нынешнему состоянию.

С детства, я жил в мире грёз. Образы, так тесно переплетались с моей жизнью, что порой я не отличал реальность от мира сновидений. Мне, мог присниться сон, где, я находился в старом, заброшенном доме, полным детских игрушек. Проснувшись, я шёл искать этот дом, и что удивительно, всегда, находил его, в точности, такой же, каким я видел его во сне, только без игрушек.

Подобные плавные переходы из снов в жизнь, а из жизни опять во сны, были для меня абсолютно естественны. И составляли мою внутреннюю жизнь.

Но мир грёз не ограничивался сновидениями, он выходил за рамки снов. Он простирался и на окружающую меня действительность, как бы наслаиваясь на неё. Так, что я и не осознавал, что нахожусь под влиянием его чар.

Я мог разговаривать с человеком, небольшой изгиб носа, которого, внезапно начинал расти, превращая его нос в длинный, загнутый крючок. И все линии его тела, а вслед за ними интонации и даже мысли, менялись вместе с ним. И вот уже передо мной стоял человек созданный, невидимыми силами, силами мира грёз, и он был для меня самой настоящей реальностью.

Сказать, что окружающий меня мир, принимал эти мои особенности, нельзя, он боролся с ними, противопоставляя им свою выпуклую, всегда готовую, но неподвижную действительность. Когда же, я, напротив, во всём видел движение. Но мне говорили: « Цветок состоит из стеблевой части (цветоножки и цветоложа) и листовой части (чашелистиков, лепестков и др.)» И так далее, но все эти фразы не давали мне ясного понимания, строения цветка, они распадались на отдельные образы, совершено не связанные друг с другом, и с самим растением.

Когда же я смотрел на растущий в природе цветок. То я видел движения сил, которые формировали его. Я видел не сам цветок, а ту силу, что давала ему упругость, и стремление, с которым он тянулся к солнцу, разрушая все не мыслимые преграды на своём пути.

Я всегда хотел писать, не натуру, а то, невидимое, что выстраивает каждую молекулу существа, каждую её мысль ещё скрытую от того момента, когда она с шумом преобразуется в речь.

Теперь вы понимаете, почему я не мог примкнуть к своим, товарищам по искусству, благословенным его величеством ремеслом.

Я не мог трудиться вместе с ними, потому, что всегда хотел писать, то, что написать, в принципе не возможно. И это не давало мне покоя.

Сколько времени, сколько сил, я потратил, прежде чем понял, чтобы уйти от ремесла, нужно работать с теми энергиями, которые пронизывают всё существующие на земле.

Я отдал всего себя, что бы хоть немного приблизиться к цели.

Я подолгу обходился, без сна и пищи. Наконец я покинул своих товарищей по искусству, и остался совсем один, как узник, заточённый в сырой темнице.

Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Что весь мир отвернулся от меня, но я ошибался.

Мир, мой мир, только зарождался внутри меня. И когда он созрел, он вдруг осветил меня изнутри, внутренним солнцем.

Солнцем, лучи которого пробивались, сквозь меня, и устремлялись в пространство, освещая всё вокруг.

Тогда я снова взялся за кисти. Но все те приёмы, которым учили меня, не годились, они не вмещали в себя того, света, что теперь был во мне, и мне пришлось искать новые пути.

Следовать за теми силами, что пронизывали всё вокруг. Это трудно, но не невозможно.

Представьте себе каплю воды, которая только свисает с каменного свода, но вы, уже видите момент её отрыва, от холодного камня, и стремительное падение, задолго до того мгновения, когда она, только начнёт, своё падение.

И вот это, ещё не видимое, воочию, падение, я стремился писать.

Постепенно этюд, за этюдом, я учился схватывать скрытую суть вещей, и отражать её движение на холсте. Пока моя кисть, не стала следовать за нею. В такие минуты, я был счастлив как никогда.

Простите меня за столь сумбурное объяснение, но поверьте мне, очень сложно описывать вещи, о которых я говорю. Поскольку окружающий нас мир, всего лишь их отражение, и потому говорить о них можно только образно. По этому, не ищите логики в моих словах, поскольку тогда всё сказанное мною, будет больше похоже на бред, а я не хотел бы показаться вам сумасшедшим.

Я верю вам. Верю, что вы не видите во мне только помешенного, и хотите действительно понять меня. И потому, воспринимайте мою речь образно, прошу вас. Ведь только благодаря образу, можно выразить, то, что не имеет, логики в окружающем нас пространстве, но, тем не менее, является его двигателем, вдохновителем, его жизненной силой, пронизывающей всё вокруг.

Когда я ощутил, как эта сила пронизывает меня, я увидел сон. Впрочем, это было больше похоже не на сон, а… какое-то путешествие. На не известную, но в тоже время, близкую мне планету.

Я увидел мир, который не видел никогда, но у меня было ощущение, что я знаком с ним очень, и очень давно.

Яркий, и объёмный, наполненный жизнью, и, удивительной цветовой гаммой, он был снаружи, но в тоже время внутри меня. Я был его частью, а он моей, мы с ним, ощущали происходящее одновременно.

Если бы скажем, кто то сорвал цветок, то я бы почувствовал, тоже, что и сам стебель, оторванный от земли.

Надеюсь, вы понимаете, о чём я? Я стал одним из его многочисленных органов, переплетённых между собой в единый стебель. Я не стану описывать всех существ населявших этот мир, моя цель в другом. И я постараюсь донести её до вас.

И так, я находился в мире, а мир был во мне. Я смотрел в него, пока не услышал, звук, такой, знаете, как будто, перекатываются маленькие морские камешки, гонимые волной. Звук нарастал, и скоро, я ясно различил, в этих звуках, журчание воды. Как только я осознал, что слышу воду, я увидел прямо перед собой родник, бьющий из-под земли. Журчание становилось объёмным, оно расширялось, заполняя собой всё моё сознание, пока я не стал различать в нём, речь. Это был неизвестный мне язык, и в то же время настолько близкий, что я понимал каждое слово, льющееся из него. – Что это? – Этот вопрос возник в моей голове, и одновременно в пространстве вокруг меня. Он звучал, обретая форму, становясь самостоятельным существом. Пока я не услышал ясный ответ на него. – Это твой родной язык. – Голос был таким же объёмным, и звучал также, тихо и ясно, как нечто, что само собой разумеется. Звуки этой удивительной речи, заполняли собой всё пространство.

Я огляделся, и увидел, множество людей вокруг себя. Они разговаривали на разных языках, но, я, пронизанный этим чудесным языком, понимал каждого из окружавших меня людей. Этот язык, растворял в себе все остальные языки, он был их отправной точкой, их прообразом, про-языком. И всё в этом мире, было, прообразами, всего, что существует здесь на земле. Понимаете меня? Каждой клеткой своего существа я ощущал этот мир в себе. Я был его неотъемлемой частью. Счастье, безграничное счастье заполняло меня. До тех пор, пока я не проснулся, или вернее будет сказать, не очнулся от сна.

Вообразите, себе моё самочувствие. Когда я пробудился, от сна. Это было похоже на то, как если бы вы парили в невесомости, а потом, внезапно, ощутили на себе всю тяжесть вашего тела, и рухнули на землю. Я кричал и бился, так как бьются о крышку гроба, заживо погребённые.

И только когда я выбился из сил, я стал приходить в себя. Первое, что я решил, это написать, всё, что видел. Я понимал, что задумал сделать невозможное, но остановиться я уже не мог. В основе картины должно было быть движение. Это сделать было не трудно, я ощущал его в себе. К тому же я приучил свою руку следовать за ним. Основная сложность возникла, в красках. Цвета, которые я видел в своём видении, были глубже, насыщеннее, и ярче земных красок.

Чего только я не перепробовал, что только не мешал в краски, всё было тщетно. Наконец, я осознал, что мне никогда не найти нужные оттенки, в реальности. И тогда я заболел. Я впал в глубокую депрессию, выхода из которой я не видел тогда. По крайней мере, так я думал, пока, однажды ночью, я не почувствовал непреодолимую тягу, писать.

Я встал, зажёг свет, взял кисть, и подошёл к холсту. Картина того самого мира, что я видел во сне, яркими образами предстала передомной. Я был готов, не хватало только одного, нужных красок. Я взял чистую палитру, и стал вводить по ней кистью. И что же вы думаете, под кистью, стали проявляться краски, они появлялись вслед за моей мыслью, стоило мне подумать о каком либо цвете, как он появлялся на палитре.

Я понимаю, вы мне не верите. Я бы сам себе не поверил, если бы не был тому свидетелем. Я думаю здесь дело, в силе энергии, понимаете меня? То есть красок физически возможно и не было, но, то огромное количество энергии, что проходило через меня тогда, преобразовывалось в краску, и я, яркими мазками клал её на холст.

Всё что я видел тогда во сне, и родник, и пение птиц и шум листвы, всё, это всё я написал на холсте.

Как только я закончил работу, я почувствовал такую усталость, что упал на кровать и проспал сутки. Вообразите моё удивление, когда я проснулся, и не обнаружил на холсте ничего. Холст был не тронутым. Я даже подумал, что мне всё это приснилось, но стоя рядом с холстом, я вдруг услышал пение птиц, и увидел, как родник пробивается сквозь землю. Образы мира, который я видел во сне, стали проявляться на картине. Так как будто я снова был в своём сне, и снова видел их перед собой. Это наваждение происходило, всякий раз как я подходил к своей картине, и снимал с неё, ткань.

Но вскоре, я понял, что эта картина затягивает меня, настолько, что я ни хочу возвращаться в реальность. Мир, находящийся за пределами этой картины, стал для меня пустым, и бессмысленным. Я не хотел, и уже не мог осознавать себя в нём. Знаете, я думаю, так должны себя чувствовать наркоманы, которые избавились от физической тяги к наркотикам. Но продолжают чувствовать тягу, эмоциональную.

Так, произошло, и, со мной, мир без допинга, стал для них серым, и бессмысленным. И я, решил бежать от своей картины.

Но картина, не отпускала меня, и вскоре, после неудачного побега, я попал к вам.

Вот и вся история. Он замолчал, глаза погасли, и он ушёл, куда-то очень и очень далеко.

Через неделю он умер, но перед смертью он завещал свою картину мне.

– Вам?

– Да.

– Вы хотите сказать, что эта картина находиться у вас?

– Да.

– В таком случае, вы позволите взглянуть?

– Хорошо. Но я предупреждаю, эта картина, может перевернуть все ваши представления. Вытряхнуть из вас всё, чем наполняли ваше сознание, с самого детства. Я сам, несмотря на её прекрасное содержание, стараюсь не смотреть на неё.

– Но, почему?

– Видите ли, к познанию более высокого, нужно быть готовым внутренне, в противном случае, это может привести к плачевному результату.

Что касается автора картины, он был готов, и потому смог уйти так далеко, вот только вернуться назад он уже не смог.

Для меня же эта картина как предчувствие, в которое лучше пока не заглядывать.

Чем картина станет для вас, неизвестно. Потому, если вы готовы?

– Конечно – Закивали мои гости.

Я внёс картину, поставил её посреди комнаты, и сдёрнул с неё ткань.

– Простите, но это же, просто, пустой холст…

– Присмотритесь к ней внимательнее.

В комнате наступила тишина, И из этой тишины стали рождаться звуки, напоминавшие журчание воды, пение птиц, и шелест необычных растений. Звуки и образы рождались один за другим, наполняя комнату, и пронизывая, всех кто в ней находился.

Вскоре удивление моих гостей сменилось страхом.

Необычные явления, пусть даже и прекрасные вызвали в них животный ужас.

Инстинкт самосохранения, сработал, как захлопнувшаяся крышка в приспособлении для ловли зверьков. И они тут же поспешили покинуть меня.

Я накрыл картину и спрятал на чердаке, что бы больше, никогда не показывать её никому.

Искусство стендапера.

«Полдень. Управляющий "Зверинца братьев Пихнау", отставной портупей-юнкер Егор Сюсин, здоровеннейший парень с обрюзглым, испитым лицом, в грязной сорочке и в засаленном фраке, уже пьян. Перед публикой вертится он, как чёрт перед заутреней: бегает, изгибается, хихикает, играет глазами и словно кокетничает своими угловатыми манерами и расстёгнутыми пуговками. Когда его большая стриженая голова бывает, наполнена винными парами, публика любит его. В это время он "объясняет" зверей не просто, а по новому, ему одному только принадлежащему, способу.

– Как объяснять? – спрашивает он публику, подмигивая глазом. – Просто или с психологией и тенденцией?

– С психологией и тенденцией!»

А. П. Чехов «Циник»

Кавер-группа отыграла последнюю композицию, прожектора перешли на центр сцены, прозвучал рингтон, и в свете софитов появился он, простой парень в джинсах, футболке, и лучезарной улыбкой.

– Добрый вечер, добрый. – Говорит он, снимая аплодисменты.– Спасибо… спасибо вам всем… я так рад вас всех видеть…правда… я шёл сюда и ужасно волновался… но как только увидел ваши, лица, страх прошёл…да… к чему собственно, я, это, всё… – Смех в зале… – Ах да… я шёл сюда и думал… что я вам скажу… и знаете… по дороге сюда… встретил женщину… нет… не в этом смысле… – смех в зале – я в другом смысле…впрочем… женщиной её можно назвать с большой натяжкой… – делает паузу, смотрит в зал, в зале тишина, продолжает – с такой… знаете… натяжкой…что если… например… в Москве начать растягивать… то до Владивостока можно дотянуть… легко… – смех в зале – и ещё до Аляски запас останется… – смех в зале. Так вот… я не понимаю… откуда они берутся такие… это же просто ископаемое… – смех в зале – притом это ещё Палеозойская Эра… – смех в зале – нет… ну реально ей лет столько, сколько автомобилю москвич… – смех в зале – нет… не этому… последнего выпуска… а ещё тому… горбатому… – смех в зале – не понятно как она вообще дотянула до наших дней… – смех в зале – так вот… это ископаемое… – смех в зале – этот москвич горбатый…– смех в зале – представили себе… стоит у входа в косухе…– смешок в зале – мини-юбке…– смешок в зале – готовы… да… и в чёрных… сетчатых чулках – смех в зале – нет… я не понимаю… она… что думает… что у неё под сетчатыми чулками варикоза не видно… – смех в зале – это я ещё не всё описал… это я так, снизу начал… что бы вас подготовить… – смешок в зале – что бы ни пугать вас… так сразу… – смешок в зале – нет… я серьёзно… я… когда её увидел… со мной чуть истерика не случилась… – смешок в зале – хорошо, что я Микки-Мауса вспомнил – смешок в зале – я всегда в таких ситуациях Микки-Мауса вспоминаю… мне это мой психоаналитик посоветовал… сказал… ты… когда очередного фрика встречаешь… представляй Микки-Мауса… как он стоит и рукой машет… и всё будет нормально – Смех в зале – я так и сделал… когда увидел её лицо… смех в зале – нет… я серьёзно… знаете… на окнах… такие большие козырьки делают от солнца… так вот… представьте их… только длиннее в сотню раз… представили…вот такие у неё ресницы… – смех в зале – ими можно улицы подметать… – смех в зале – нет… правда… наш город был бы самым чистым на планете… – смех в зале, аплодисменты – не надо было бы тратить столько денег на содержание коммунальщиков… – смешок в зале – и их родственников…– смешок в зале – до седьмого поколения… – смех в зале, аплодисменты – нет… это ещё, не всё… когда я посмотрел на её лицо… у меня холодный пот на спине выступил…– смешок в зале – у вас были, когда ни-будь кошмары… у меня до этой встречи… тоже не было… – смех в зале – я серьёзно… представьте себе лицо… натянутое на уши… так, что рот растягивается как у Гуитплена… человека, который смеётся…– смешок в зале – притом, даже когда спит… – смех в зале – это ж надо… думаю… пластический хирург постарался…– смешок в зале – это ж… какие деньги нужно было отвалить… за такую пластику…– смешок в зале – нет… я серьёзно… я на этот костюм – показывает на свой костюм – год работал… а что бы такую пластику лица сделать… это нужно две, три жизни отпахать… – смешок в зале – нет… серьёзно… на ломовую лошадь она не похожа… – смешок в зале – и тут я посмотрел на её губы… рыбу видели… которую веслом по губам ударили… – смех в зале – представили… как их разнесло… на пол лица… и я всё понял… такие губы…натруженные…можно только…через одно место накачать – смех в зале – я уверен… она ими на пластику и насосала… – смех в зале, аплодисменты – это вы ещё её грудь не видели… представьте себе две дыньки… такие… круглые…колхозницы называются…– смех в зале – только высушенные, которые год в закромах родины пролежали…– смех в зале – забытые на полях… – смешок в зале – Нет… ну… я серьёзно… не понимаю… зачем ей это всё… и что она здесь вообще делает…принца, ждёт…– смех в зале – ей нужно уже правнуков, на детскую площадку водить… а она всё ещё принца ждёт… – смешок в зале – а принц уже с десяток коней загнал… и стоит… где ни-будь на перепутье… и не может вспомнить, кто он и куда скакал всю свою жизнь…– смех в зале.

Нет…ну… меня… всегда поражала эта страна…только тут, и больше нигде… можно встретить таких индивидуумов…я, раз зашёл в одно кафе… а там бабулька… божий одуванчик…хлеб, съела… и крошки… так со стола на ладошку смахнула… и в рот… – смешок в зале – я подошёл… говорю… давайте я вам бабушка хлеба куплю… зачем крошки со стола есть… тут же мусор…– знаете, что она мне ответила… – я блокадница – смех в зале – ёханный бабай…я не понимаю… что… если блокадница, нужно стол облизывать… – смех в зале, аплодисменты – это ещё, что… я тут на девятое мая телевизор включил…– смешок в зале – нет… я девятого не то, что телевизор… на улицу стараюсь не выходить… – смех в зале – что б меня какой ни будь ветеран… за полицая не принял… потому, что я на бэхе езжу… – смех в зале, аплодисменты – так вот… включил я телевизор… а там стоит дед… возле гранитного камня с костром… – Смех в зале – нет… ну реально кусок гранита… и костёр… – в центре города… – смех в зале – вот здесь – говорит дед… а сам от шеи до колен железками обвешен…– смешок в зале – так вот… стоит он… качаясь, под тяжестью всех этих значков… машет в остервенении клюкой…и рассказывает, как он Берлин брал… – смех в зале – нет… я не понимаю, зачем это… он лучше б рассказал, как он в сорок первом от границы до самой Москвы в одних портянках топал… – смех в зале, аплодисменты – нет… я ничего против него не имею… я только не понимаю зачем нужно было обвешивать его железом… от которого у него ноги подкашиваются… и тащить на главную площадь страны… кому это нужно… вам нужно… мне тоже нет… я бл… из за этого орденоносца… девятого мая… должен свою бэху в Южном Бутово бросать, что бы до центра добраться… – аплодисменты в зале

Нет… это страна патриотических идиотов…– смешок в зале – честное слово…они готовы от всего отказаться… от хамона… нормального сыра…пива в конце концов… – смешок в зале – и сидеть в дерьме на газовой трубе… как на… – показывает фак – и кричать… мы русские…– аплодисменты в зале – будем жрать плавленый сырок дружба, но не сдадимся… – смех в зале – а мне вообще интересно… кто такие русские… и что это за национальность… она вообще существует… – смешок в зале – так если на минуту… в историю заглянуть… то Россия жила под татарами триста лет… так что мы тут все с вами монголо-татары, наполовину… – смех в зале – как минимум… нет… вы мне скажите… в зале хоть один русский есть… – осматривает зал – что… есть…кто… ты… – показывает ему фак – в общем… друзья мои… с этим надо, что-то делать…а то потеряем страну… оторвёмся от всего цивилизованного мира и одичаем тут совсем… по деревьям скакать начнём… – смех в зале – я лично без хамона и без своей бэхе жить не могу. – Всё… спасибо… люблю вас. – зал сотрясается от оваций.

«Публика выходит из зверинца злая. Её тошнит, как от проглоченной мухи. Но проходит день-другой, и успокоенных завсегдатаев зверинца начинает потягивать к Сюсину, как к водке или табаку. Им опять хочется его задирательного, дерущего холодом вдоль спины цинизма.»

«Циник» А. П. Чехов.