В обнимку с ураганом

Пожимаю плечами, потому что в голову закрадываются сомнения в душевном благополучии гостеприимной хозяйки. Хочется скорее домой, к ребятам, тем более что чемодан уже найден.

– Вы же открывали мой чемодан? Видели, что там? Это материалы для выставки. По работе. Я их привезла из Москвы. Но только у меня сейчас неделя отпуска. Поэтому чемодан я открыла бы только в понедельник на работе. Ну в крайнем случае в воскресение, накануне. С этим все понятно?

– Все, – вздыхаю я жалобно, – а к телефону почему не подходили? Мы обзвонились.

Елена выходит в гостиную и возвращается, держа в руках запчасти от аппарата:

– Наташенька, видишь? Мне теперь надо эти пластмасски соединить в нечто удобоваримое. Я телефон нечаянно уронила в воду. Умные люди посоветовали его разобрать и просушить в теплом месте в какой-нибудь крупе, хорошо впитывающей воду. Ну там, в рисе или в гречке. Я все сделала. Как видишь, он уже просох. Вот только собрать его не могу. Надо бы в мастерскую сходить, да все недосуг. Выйду на работу, отдам айтишникам. Может, помогут. Это мой рабочий телефон, поэтому именно его номер и был указан в рабочей командировке.

– Понятно. На этой неделе Вы не работали, и он Вам также не был нужен, – все действительно оказалось просто. Стечение обстоятельств. Как там Елена изрекла? Судьба, ведущая от события к событию.

Пританцовывающую от счастья Таньку можно прямо сейчас отправлять на дискотеку. Похоже, мадам дорвалась. Короткая блестящая юбка, полупрозрачная блузка со стразами и с «дырявыми» рукавами. Застываю с открытым ртом. Впервые не нахожу приличных слов для выражения своего впечатления. Лично мне среди бела дня в подобном прикиде показываться на люди стремно, да и шастать по городу рядом с этакой разряженной куклой некомильфо.

– Ты прикинула, в чем вечером пойдем в бар? – нахожу деликатный способ намекнуть на неадекватность наряда.

– Расслабься, – Танька крутится вокруг себя, – как же я соскучилась! Представляешь, подстава! Всего один вечер остался.

– Ты же говорила, что можно прекрасно без этого всего обойтись…

– Конечно, можно, – легко соглашается подруга, – когда чемодана с вещами нет рядом!

Бегу в комнату, где переодевалась Танька, и достаю свои вещи. Выбираю повседневное платье, оно как раз на комфортное тепло. Глядя на него, представляю, как удивится Антон, увидев меня в чисто женском наряде. Все же мне жаль расставаться с его шортами и футболкой. Они как будто частичка его. Интересно, почему он до сих пор не позвонил? С мамой общается, или с неизвестной Стасенькой, или как Елена окунул телефон в воду? Впрочем, последнее представляется с трудом. Слишком Антон рассудительный…

***

– Блин, с тобой инфаркт можно заработать, – Танька вздрагивает, когда касаюсь ее плеча. Они с Еленой так увлеклись разглядыванием фотографий, что не слышали, как я вошла в столовую.

– Ну совсем другое дело, – с удовольствием оглядывает меня подруга Танькиной мамы, – прямо на девушек стали похожи. А то не поймешь, то ли мужеподобные дамы, то ли женоподобные парни.

– Лена, давайте мы съездим за Вашим чемоданом и тогда будем чувствовать себя совершенно свободными людьми, исполнившими все свои обязанности на этот отпуск, – смеется Танька.

Женщина, не говоря нам ни слова, кому-то звонит. Судя по тому, что мы слышим, разговор идет о машине. Похоже, договаривается, чтобы кто-то из своих нас подкинул. Мы совершенно не против.

– Минут через пятнадцать приедет дочь. Она вас отвезет. А потом, как приедете, сядем есть, – она кивает на существенно поредевшие тарелочки, – что я говорила? Половины уже нет. Хорошей еде рот радуется.

В чем-то она, несомненно, права. Беда лишь в том, что когда рот радуется, фигура горько плачет. Елена с Танькой в который раз удостоверяются, что подруга не забыла убрать фотографии для мамы. Все-таки приехали мы сюда именно за ними. Вскоре к нам присоединяется молодая женщина. Мне сложно определить ее возраст, но она явно постарше нас.

– Вот, знакомьтесь, моя Настёна, – представляет Елена дочь, – ну как хорошо поговорили? – осторожно интересуется она у нее, и в голосе сквозит ощутимое беспокойство.

– Мам, давай потом. Ты хотела, чтобы я девочкам ущелье показала. Вот мы туда и отправимся. По дороге поменяем чемоданы…

– Только обязательно приезжайте обратно. Я пока буду обед готовить.

– Непременно, – расплывается Танька, хватая наш чемодан, – пропустить такую шикарную кухню будет преступлением.

– Что надевать для прогулки, – интересуюсь я, с сожалением осознавая, что опять придется влезать в шорты.

– Ой, Натик, не нуди. Идем, как есть. Я только так и быть кофточку поменяю и шпильки сниму. А твои босоножки и так без каблука.

– Самое главное, удобная обувь. Иди спокойно в платье, можешь взять что-нибудь на плечи накинуть: в ущелье влажнее и прохладнее, чем на побережье.

Вслед за Настёной шагаем к ее розовенькому Матизу. Подруга театрально застывает в немом восхищении перед мизерной букашкой.

– Спецтранспорт для лилипутов? – Танька, откинув переднее сиденье, демонстративно встает на четвереньки. Чувствуется, ее выпяченный зад в облегающей юбке возмущенно негодует полному отсутствию зрителей. Вильнув им, подруга невинно поясняет, – иначе сюда не забраться!

Мы с Настёной по достоинству оцениваем юмор дылды и, дождавшись, когда она упакует все свои длинные конечности на заднем сиденье, подаем наш чемодан. Глядя на скукоженную подругу, я тихо радуюсь, что она как обычно уступила переднее сиденье мне.

Наш слаженный рассказ о путанице с чемоданами и последующих поисках занимает всю дорогу до дома. Новая знакомая недоверчиво улыбается и качает головой, но невооруженным взглядом видно, что мысли ее далеки от нашего веселья. Крупные глаза молодой женщины остаются безучастными, только губы в нужные моменты складываются в механическую улыбку.

Пока Танька бежит в квартиру менять поклажу, мы с дочерью Елены остаемся в машине вдвоем. Настёна уходит в себя, ее лицо больше похоже на скорбную маску. Молчание давит на меня, хочется помочь ей, хотя бы словом, но страшно показаться надоедливой. Не каждый поощряет расспросы на личные темы.

– Ты чем-то сильно расстроена. Что-то не так? – язык болтает сам, не нуждаясь в моем согласии и разрешении.

– Все плохо, – усмехается Настёна и добавляет, – когда предаешь кого-то, всегда следует помнить, что может прилететь и ответочка.

– Мужу, что ли изменила? – догадываюсь я, кивая на обручальное кольцо.

– Ему родимому. Давно. Первому. Думала, не нужен он мне. Другим увлеклась. Богатым и независимым, – собеседница с горечью выдавливает отрывочные фразы. – Замуж второй раз вышла. Не сложилось. Не смогла. По ночам муж первый снится.

– Он женился второй раз или свободен?

– Свободен. Толку то! На письма и звонки не отвечает. Встречу организовали. Добродетели. Сегодня. Смотрел как на чужую. При людях не пообщаешься. Еле уговорила встретиться завтра.

– Уверена, у вас все будет хорошо. Главное, начать контактировать, и все наладится, – мне искренне жаль Настёну, стараюсь дежурными словами ее подбодрить, но сама про счастливые концы подобных историй читала только в книгах. В жизни обычно все как-то по-другому.

– Сомневаюсь.

– Ты точно не наши вещи обратно тащишь? – поддеваю вернувшуюся Таньку, не хочется вовлекать подругу в нашу приватную беседу.

– Десять раз проверила, – смеется она, но на всякий случай послушно открывает чемодан и показывает лежащие в нем книги и журналы, – в руках профессионала все в ажуре.

Подруга укладывает поклажу на заднее сиденье и залезает туда уже с меньшей помпой, чем в первый раз. Я не тороплюсь паковаться в маленькую машинку. В моей голове крутится мысль, насколько нам нужно это ущелье. Мне хочется накупаться в море. Погода портится, не известно, что ждет нас завтра. К тому же ребята… Все еще не теряю надежды, что мы сможем их встретить на пляже. Да и Настёну не хочется эксплуатировать. Понятно, что и мы, и ущелье сдались ей как вчерашний ветер. Чемодан Елены в машине, и на мой взгляд, он прекрасно доедет к своей хозяйке без нас.

– Настёна, – решаюсь я, – может, мы лучше на море? А то послезавтра уже в Москву.

Молодая женщина открывает рот, но не успевает ничего сказать. Ее перебивает Танька:

– Ты что с ума сошла? Мы весь отпуск толкались между квартирой, отелем и морем, а в горы ни разу не сходили. Настён, не слушай ее бред. Я знаю, что девушку беспокоит. Не волнуйся, Натик, давай залазь. Даю тебе честное пионерское слово, как вернемся, сразу идем на розыски мужиков и миримся. Сама в ноги уроду упаду. Сегодняшний вечер будет твой, – под возбужденную тираду подруги скептически кривлюсь. – Но в одном Наташка права, Настён. Есть будете без нас. У нас мирительный вечер с нашими друзьями, с одним из которых я нахожусь в состоянии перманентной битвы.

Меня бесит самоуправство Таньки и, кажется, я готова нарушить нашу договоренность везде ходить вместе. Не хочу в ущелье, хочу на море, хочу встретиться с Антоном. Правда, он так и не вышел на связь. Пока собираюсь высказать все, что на копилось, Настёна, очевидно, прочитав с лица все мои эмоции, бросается меня успокаивать:

– Наташа, ты зря расстраиваешься насчет моря. Там недавно объявили штормовое предупреждение. У нас служба спасения работает четко, купаться никому не дадут. Так что сейчас самое оно сходить в горы. Главное, чтобы дождь не пошел.

– Ну ты матери позвони, что мы не приедем, чтобы она не сильно готовилась, – вставляет свои пять копеек Танька.

– «Не сильно готовилась», это не про мать, – грустно улыбается Настёна, – девчонки, я все понимаю. Спасибо, за чемодан. Мать вообще нельзя никуда отпускать. Если бы вы не пошебуршились с вещами, то представляю ее лицо в понедельник. У нее же итоговая выставка на носу, она с ней последние полгода носится. Специально взяла неделю отпуска, чтобы ее на открытии случайно не спутали с загнанной лошадью.

***

Паркуемся у Мамедовой щели, куда привезла нас дочь Елены. На большой ухоженной поляне стоит кафе с бассейном, в котором плещутся живые форели. Вокруг расставлены резные деревянные фигурки и скамейки. Настёна решительно отодвигает Танькину руку с деньгами, и сама платит за билеты.

На туристической тропе приходится постоянно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о выступающие корни. Они, словно диковинные ящерицы, не торопящиеся убегать при приближении человека.

В лесу безветренно и спокойно. Тишину нарушает лишь пение птиц и тонкое зудение насекомых. Мы идем молча, наслаждаясь влажными запахами. Тропа постепенно спускается вниз, и вскоре по лестнице спускаемся в саму щель. Она действительно узкая и глубокая. Неровные стены ущелья, создающие извилистый коридор, уходят далеко ввысь. Мысленно пробую сравнить их высоту с многоэтажным домом. Сколько же этажей? Девять, четырнадцать? Кое-где на выступах растут невысокие деревья. Внизу только травянистые растения, некоторые крепятся на практически голых камнях совершенно фантастическим образом.

– Это какая же сила нужна, чтобы так вывернуть горизонтальные каменные пласты? – от мощи происходящих некогда процессов у меня захватывает дух. Ощущение, что траншею прорыл гигантский экскаватор. Вертикальные следы огромных зубцов хорошо видны на боковых слоистых склонах.

– Эгей, – дурачится Танька, – говорят, от крика могут начать падать камни, – смеется она и показывает под ноги. Дно усыпано камнями разной величины. Ручей, текущий по дну, то теряется среди них, то выскакивает наружу. Некоторые камни приходится перелезать или обходить, – эти здесь от орущих туристов объявились?

– Кавказские горы относительно молодые, – подает голос Настёна, – процессы еще идут. И лучше, действительно, не кричать, хотя камнепады обычно бывают в средних горах, где уже нет леса.

Мы идем, не торопясь, кроме нас в ущелье никого нет. Люди, вошедшие одновременно с нами, убежали вперед.

– 

Наташка, пошли встанем под водопад, – Танька скидывает босоножки и смело наступает в лужу под откуда-то сверху падающей водой.

– 

Не, – смеясь, мотаю головой, – тут что-то не слишком жарко.

– 

Девчонки, вы сумасшедшие, – оживает Настёна и на всякий случай делает шаг назад, чтобы чокнутая ненароком и ее туда не затащила.

Танька делает несколько шагов вглубь и возвращается назад:

– Однако, ножкам бо-бо. Жаль, мы вьетнамки не взяли.

Продолжаем нашу прогулку по извилистому каменному коридору. Нас обгоняют еще несколько туристов. Обращаю внимание, что на ногах у них вьетнамки, резиновые шлепки или купальные тапки. Действительно жаль, что Настена не посоветовала нам надеть подобную обувь. От обиды на Еленину дочку в голове начинается старческое бухтение. Я же специально ее спрашивала. Все-таки понятие «удобная обувь» весьма расплывчатое. Для спорта удобна одна, для купания другая.

После нескольких водопадов ручей становится более полноводным. С трудом находим сухие места и словно горные козы весело сигаем по камням. Неба практически не видно. Узкую щель, огороженную отвесными стенами ущелья, наверху перекрывают деревья, но они не в состоянии до конца перекрыть падающие сверху редкие капли начавшегося дождика.

– Это что? Дождь? – выставляю руку ладонью вверх и ловлю небесные дары, – а у нас зонта нет. Промокнем.

– Наташка, я же говорила, надо было искупаться у водопада. Сейчас была бы мокрая, и любой дождь был бы пофиг.

– Дождь в горах всегда страшен, – мрачно констатирует Настёна, – мы же в ущелье. Не хочу вас пугать, но если дождь будет сильный, то вся вода с ближайших гор потечет сюда вместе с грязью и камнями.

– И нас никто не спасет? – театрально ахаю я, но глянув на молодую женщину понимаю, что не шутит. Прогулка разом перестает мне нравиться. – А скоро выход из ущелья?

– Ну я не могу прямо так сказать, – пожимает плечами Настёна, – мне кажется, еще половину не прошли. Не бери в голову. Когда продают билеты, то обычно учитывают, сколько человек на маршруте. Так что в случае чего, не бросят.

– Обожаю приключения, – Танька не то что не теряет присутствие духа, она искренне радуется и, кажется, немного сбавляет темп. – У нас однажды на даче такой сильный дождь был! Хотите, расскажу, а то Натусик что-то приуныла.

– Валяй, – понимаю, что лучше слушать Танькину болтовню, чем трястись от страха, что из-за дождя можешь утонуть в грязи.

– Как-то раз летом на даче был сильный ливень. Да не просто дождь, а с обалденно крупным градом. Градины такие были нехилые, с куриные яйца, – для наглядности Танька вытягивает вперед руку со сжатым кулаком. Хочется намекнуть подруге, что ее кулак гораздо крупнее самого крупного куриного яйца, но решаю не мешать рассказчице. – Папка как увидел, как градины по машине долбают, не выдержал, за свою красавицу испугался. У водителей машина – святое. Короче, взял у мамки ненужное одеяло и рванул накрывать автомобиль. Мы все на нашего камикадзе уставились. Мамка ругалась, что о себе не думает. Градины по башке надают, капут совсем будет. Глупо же так рисковать из-за какой-то железяки. Наконец, он прибежал довольный, живой и здоровый. Мы все успокоились. А у нас в гостях мамина сестра с дочкой трехлетней была. Тут тетка спохватилась, где ее дочка. Мы туда-сюда по дому искать ее, а она счастливая с улицы входит с детским ведерком, полным огромных градин, и показывает нам радостно, сколько набрала. Мамку с Лидкой чуть Кондратий не хватил. За папку переживали, а что ребенок под град выбежал, прошляпили.

– Ну с ней ничего не случилось?

– К счастью, все обошлось. Но переругались друг с другом знатно.

– Похоже, – перевожу я тему, – мне надо снимать обувь. Не хочется мочить босоножки. Они из натуральной кожи. Жаль, если испортятся от воды. Что-то ее стало много. Это из-за дождя прибывает?

– Да кто ж знает? В принципе, вода могла остаться еще после весеннего таяния. Я в этом году здесь еще не была.

На меня опять накатывает тянущее чувство страха. Не знаю, что больше пугает. То в этом высоченном каменном мешке чувствую себя маленькой букашкой, которую может раздавить легкое поползновение любой из каменных глыб, нависающих над нами. То ожидаю, что вот-вот на нас хлынет смешанный с камнями поток воды, который перетрет наши тела с помощью огромных валунов и выплюнет останки в море.

– Эй, Натулька, ты чего? Уснула? – жизнерадостно теребит меня Танька, – не хочу тебя расстраивать, но не плохо было бы двигаться вперед. Здесь, конечно, симпатично, но сыровато и неуютно, – она передергивает плечами, показывая на капающий сверху дождь.

– А как вам наше Лазаревское? – Настёна, видя мою задумчивость, не оставляет попыток растормошить меня и продолжает светскую беседу. – Что делали? Где еще бывали, кроме пляжа и аэропорта? В Дельфинарий не ходили?

– Ну скучать нам точно было некогда, – активно подхватывает тему Танька, – с такими двумя «менами» познакомились. Похоже, Натик уже успела влюбиться.

– Надеюсь, взаимно?

– По всему видно, что да, но у товарища свои проблемы. Ему немного не до любви пока, – Танька видит, что мне не нравятся ее разглагольствования, и замолкает. Она примеривается и перепрыгивает достаточно широкий поток воды.

– А у тебя как дела? – наш тактичный проводник переключает направление беседы на словоохотливую Таньку.

– Да что у меня!? Мне такой дебил достался. Не знаю, как его вообще можно терпеть. Впрочем, я девушка без пяти минут замужняя, мне эти курортные романы категорически ни к чему. Но не спорю, иметь местную свекровь заманчиво.

Я не участвую в разговоре, пытаясь найти более-менее сухой путь. Но кругом вода. Похоже, не намочив обувь, пройти невозможно. Снимаю босоножки и никак не решаюсь поставить ногу на землю, усыпанную колотыми камнями. Больно. Страшно. А еще надо идти. В беспомощном ужасе поднимаю глаза на спутниц.

– Местную свекровь? – Настёна остановилась и ждет меня под каменным навесом. – Парни из Лазаревского, что ли?

– Один родом из Лазаревского, – поясняю я. Спокойствие молодой женщины немного передается и мне. – Представляешь, женщина, которая… – глядя на Таньку, нетерпеливо подпрыгивающую в метре от меня, я замолкаю, потому что мозг не в силах одновременно искать путь и управлять языком.

Вода в ручье такой температуры, что способна свести ноги, стоять в ней долго нельзя. Поэтому решаюсь и шагаю, выискивая более плоские камни. К сожалению, не всегда получается наступить именно на них, потому что под моей ногой они начинают качаться, и я соскальзываю в воду на острые камешки. Мне уже не до разговоров.

В одной руке держу босоножки, другой заранее тянусь к большому гладкому камню, на котором можно немного постоять, дать отдохнуть ногам и тогда уж договорить.

Преодолев пару метров до своей цели, ставлю на мокрый камень босоножки и затем забираюсь сама. На удивление поверхность камня теплее моих ног.

– Танька, – кричу задорно, – я никуда отсюда не пойду. Буду тут греться.

– На этом камне ты похожа на богиню. Я тоже хочу! Настён, сфотографируй нас, божественных, – подруга прямо в босоножках в две секунды преодолевает водную преграду и, словно необузданная валькирия, с разбега взлетает на камень и врезается в меня.

Прежде чем отправиться в полет успеваю заметить, как устремляются в воду мои босоножки, которые я настолько старательно оберегала, что предпочла идти босиком. На это уходит доля секунды, дальше я задом прикамняюсь в ручей. Вся горная порода Кавказа одновременно вонзается в мою пятую точку, ногу и руку, которой я изловчаюсь защитить голову. В глазах темно. Вода падает сверху, вода течет мимо меня, а еще вода непроизвольно льется из глаз.

– Ты жива? – подруга спрыгивает с камня и помогает мне подняться.

– Ты что с сума сошла, – истерично кричу я, от боли не в состоянии сдерживаться, – неужели нельзя было спокойно забраться? Здесь же места валом!

Мокрое холодное платье мгновенно заставляет кожу покрыться мурашками, я начинаю дрожать, а зубы насмешливо отбивают задорную чечетку то ли из-за холода, то ли это нервное, то ли болевой шок.

– Девочки, – перепуганная Настёна виновато смотрит на меня, – я побегу за помощью. Наташа, ты сама идти сможешь? Может, плюнуть на твои босоножки? Босиком тут идти очень тяжело. Практически невозможно.

Уже и сама понимаю, что с босоножками придется расстаться. Мокрая, с адской болью во всех частях тела и босиком я никогда не дойду до конца ущелья. Приседаю и шарю руками вокруг себя в надежде нащупать босоножки, но никак не могу их найти. Танька обходит камень кругом, смотрит в метре от него и дальше. И бессильно разводит руками. Настёна понимает все без слов.

– Я попрошу, чтобы они какую-нибудь обувь захватили, – кричит она, отдаляясь от нас, – девчонки, минут тридцать вам придется подождать.

– Класс, – подбадривает меня Танька, – как в фильме-катастрофе. Правда, дождь хиловат. Здесь нужен ливень.

– Ты в своем уме, – мой хриплый вопль не знаком даже мне самой, – у меня все тело болит! Посмотрела бы я на тебя, если бы ты шваркнулась на камни своим костлявым задом. Я бы тогда, возможно, тоже восхищалась бы обстановкой. Но я не такая извращенка.

– Да, ладно тебе, – меняет тон подруга, – я же нечаянно. Не рассчитала. Кто ж знал, что он такой скользкий. Ну хочешь, я тебе свои босоножки отдам, а сама пойду босиком, а?

Не дожидаясь моего ответа, она снимает мокрые штиблеты и надевает их мне на ноги, словно маленькому ребенку. Вот за что мне нравится моя коллега, так это за то, что несмотря на всю бесшабашность и буянистость, она настоящий друг. Злость на непутевую защитницу тут же куда-то уходит, и мы под веселый матерок Таньки, ищущей места, куда можно поставить босую ногу, медленно выдвигаемся дальше.

Гляжу на мучения своей ходячей катастрофы и внутренне борюсь с чувством вины. В самом деле, не она идет мокрая и корчится от боли. Я пострадавшая сторона, которая не по своей вине грохнулась с камня вместе с босоножками. А значит, мучения Таньки абсолютно правомерны. Но почему-то мне эта совершенно правильная логика мало помогает, и чувствую себя крайне неуютно.

Настёна приводит работника, когда мы уже видим выход из ущелья. Оказывается, мы прошли его практически полностью. Невысокий щуплый парень оглядывает нас с головы до ног и, увидев, что все туристы живы и вполне целы, на всякий случай предлагает свои услуги по транспортировке. Подруга подзывает его к себе. Встав рядом с ней, спасатель убеждается, что она выше его чуть ли не на голову. Танька выразительно фыркает. Парень пожимает плечами, мол: «Баба с возу, кобыле легче», и выдает ей видавшие виды вьетнамки, после чего мы относительно бодрым шагом продолжаем путь. Относительно не только потому, что от боли я передвигаюсь чуть быстрее черепахи, а еще потому что от дождя ступени лестницы, по которой выбирамся из ущелья, и дорожки наверху стали скользкими, так что идем на разъезжающихся ногах, цепляясь за деревья.

Кассир, продавшая нам билеты, сочувственно оглядывает нашу компанию.

– Девочки, вы так долго, – качает она головой, – мы уж волноваться начали.

– А не пробовали предупреждать посетителей о рисках и трудностях? – наезжает на нее Танька, – мы вообще-то деньги платили. Могли бы хоть как-то их отработать.

Глаза женщины тут же становятся стеклянными, по типу: «Ну-ка попробуйте мне что-либо предъявить». Дергаю подругу за руку. Вот сейчас мне точно не до скандала. В конце концов, это я больше пострадала. Хотя и ее босоножки теперь больше подойдут в качестве домашних тапочек.

Следуя привычке моей мамы, делаю себе уже не знаю какую по счету зарубку: «Всегда брать с собой на прогулки по природным местам легкие вьетнамки». Конечно, эта зарубка работает только летом, но таких уточнений я не стала делать. И так понятно. Мы с Танькой сегодня испортили свои босоножки, точнее, мои просто помахали мне лапками. Но ведь, вместо босоножек я могла бы надеть кроссовки. Что уж может быть удобнее для прогулки по лесу и ущелью? Так вот с кроссовками случилось бы то же самое. Они промокли бы в воде и испортились, что было бы еще хуже, потому что в них мне надо ехать в Москву. Короче, все не так плохо.

***

Настёна завозит нас домой, и мы прощаемся. Первым делом ковыляю в душ и оцениваю масштаб ущерба. Дотрагиваться до тела, особенно, до его нижней половины больно, завтра, наверняка, начнут наливаться синяки. Но, вроде, все цело. Что уже не плохо.

Выйдя из душа, обнаруживаю спящую Таньку. Как ни жаль мне ее будить, но отпуск заканчивается, послезавтра с утра в аэропорт, а потому не собираюсь сидеть и ждать, когда она проснется. Нечего было вчера напиваться. Из-за нее и я сегодня не выспавшаяся.

– Танюш, – почти злорадно тереблю подругу за плечо, – вставай, послезавтра отоспишься в электричке и в самолете.

Мы уже решили, что поедем в аэропорт на электричке, потому что дешевле, удобно по времени и безопасно. Все-таки, такси на такой большой дистанции может попасть в пробку, а самолет точно нас ждать не будет.

– Натик, я сегодня и так еле на ногах стою, отвянь, дай поспать, – бухтит сквозь сон моя опора и надежа, обещавшая сразу после похода в ущелье пойти мириться с ребятами, точнее с Денисом.

От ее слов меня начинает потряхивать. Мало того, что она рассорилась с Денисом и не дала мне побыть сегодня с Антоном, так она еще собирается забить на свое обещание. А мне что прикажете делать? От вселенской несправедливости по обыкновению на глаза наворачиваются слезы. На фига мне нужна такая подруга? Если она так, то и я могу поступать так, как хочется мне.

– Я звоню Антону, – решительно произношу больше для себя, чем для Таньки, – и мы пойдем с ним гулять.

– Все-все-все встаю, – к моему удивлению спящая царевна действительно поднимается, – пять минут и я буду как новенькая. Чего только не сделаешь ради любимой подруги.

В ожидании Таньки звоню Антону, потом Денису, но ни тот ни другой не откликаются. Значит, будем ловить их у отеля, в кафе или в доме мамы Антона.

***

Минут через пятнадцать мы уже движемся в сторону пляжа. Удушающая жара, последние дни долбившая бедных отдыхающих с раннего утра до позднего вечера, закончилась. Небо заволоклось сплошными ажурными облаками, воздух пришел в активное движение и ненавязчиво овевает нас морским дыханием. На набережной ветер гуляет вовсю, асфальт мокрый. Чувствуется, что здесь был не просто дождь, а хороший тропический ливень. К счастью, он уже закончился, но воздух по сравнению с утренним здорово охладился. Прикол состоит в том, что, найдя в предпоследний день отпуска наш чемодан с вещами, мы вынуждены опять влезть в московские джинсы и кроссовки. Это наша единственная теплая одежда.

Настёна была права насчет моря. Пенистые волны достают практически до середины пустого пляжа. Везде реют флажки, предупреждающие, что купание в море запрещено. Об этом же периодически напоминают спасатели, отгоняющие от воды бестолковых смельчаков.

Танька внимательно следит за моим восхищенным взглядом и хмыкает:

– Наташка, разве это волны? Вот мы были в Гоа, вот там волны! – она изображает их размер, чем-то напоминая рыбаков, рассказывающих, какую щуку они поймали на прошлой рыбалке. У них тоже с каждым словом размах рук неизменно увеличивается. – Волна уходит, вода по щиколотку. Идешь себе такая спокойно, думаешь: «Ну по пояс-то вполне можно зайти». Тут волна накатывает издалека. Точнее не сама волна, она там еще на подходе опрокидывается, поднимается ее бурлящая пена. И, хлобысь, а вода уже мало того, что по плечи, так еще и в глубину затягивает.

– А спасатели там разве не предупреждают, что это опасно?

– Мать, да ты что? Какие спасатели? Там и нет никого. В одну сторону на сколько глаз хватает белый песок, пальмы и никого живого, и в другую сторону то же самое. Сплошное Баунти.

– Где же отдыхающие? Ты же не дикарем там была. Наверняка, в отеле.

– Там побережье – это государственная земля, на ней можно ставить определенное количество лежаков, совсем немного, штук шесть, вроде. К тому же там постоянно шастает всякий сброд. Поэтому все уважающие себя люди, кто не успел захватить огороженные лежаки, выходят с территории отеля только в море искупаться, а загорать возвращаются на лужайки около отеля. Он буквально в пятнадцати метрах от пляжа. Так что пляж, можно сказать, пустынный.

– Тань, но ведь вода не знает, она море или океан, – с сомнением возражаю я, – мне кажется волны не могут зависеть от названия водоема.

– Натик, я постоянно во всех морях сравниваю волны. В море они гораздо короче и ниже, хотя видуха у них может быть вполне себе угрожающая. В океане за счет длины волны визуально теряется высота. Идет такая плавная вода, без гребешков, без сильного напора. Думаешь, что ничего страшного. А она подходит, легонько приподнимает тебя и переносит на берег. Потом схлынывает, а ты торчишь на песке на карачках, как дура. Ладно если без ссадин. Сколько после таких легоньких волн в Гоа было поцарапанных и побитых людей. Там же песок – это ракушки в разной степени перемолотости. Есть такие острые, что мама не горюй.

– Знаешь что, – не сдаюсь я. Мне почему-то принципиально важно отстоять свою правоту, – мне кажется, дело не в океане или море, а в рельефе берега. Ты, вроде, рассказывала, что там, где ты была в Гоа, берег прямой без изгибов. Скорее всего, дело в этом. Потому что в Лазаревском берег, конечно, не сильно изрезан, но и прямым его назвать сложно, да и река свою роль играет.

– Не знаю, – беспечно пожимает плечами Танька, сворачивая спор, – мне по барабану. Ночные вылазки в океан вот это был класс! Берег пустой, ни фонарей тебе, ни спасателей. Дикая страна! Прыгаешь в волнах и понимаешь, что ты с природой один на один.

Танька, вспоминая далекое Гоа, мечтательно смотрит вдаль. Уже не слушаю ее. Начинающее саднить горло напоминает мне о водной процедуре в холодном горном ручье. Лихорадочно пробую вспомнить, что делают при больном горле. Кроме полоскания морской водой в голову ничего не приходит. А как тут добудешь морскую воду, если море волнуется и туда никого не пускают?

***

На пляже ребят нет, дверь номера заперта, и на стук никто не открывает. Конечно, они у Марины Максимовны. Туда идти что-то не хочется. Грустно не только мне. Танька тоже не слишком веселится, но звонить или писать Денису отказывается. Я не настаиваю. Попробуем попозже встретиться с ребятами. Все-таки у нас есть довольно веская причина – надо отдать им их футболки с шортами, которые мы пока придерживаем у себя.

Отправляемся в парк, что совсем недалеко от Шторма. По дороге туда останавливаемся около тетечки, торгующей смузи. Перед милой женщиной на столе возвышаются разноцветные фруктовые пюре – из клубники и малины, из киви, из банана, манго и ананаса. Как ни странно, эта женщина единственная на набережной по выбору покупателей делает «слоеные напитки» из разноцветных фруктов. Все остальные торговцы продают обычный микс или смузи из одного вида.