Повелитель тлена

Хотя… Будь у меня другая дорога, разве не предложил бы мне ее маг? Я ведь и об этой империи практически ничего не знаю, уже не говоря о других.

Без средств, без сведущего провожатого далеко не уйду. Скорее всего, меня поймают прежде, чем успею добраться до границ Верилии. И тогда…

Пересев к зеркалу, долго всматривалась в его тусклую гладь. На столике слабо тлела свеча, и в ее неярких бликах мое лицо казалось еще более бледным. Испуганным, усталым. Изможденным.

Но это было мое лицо. Мои глаза, мои волосы. Мой голос. Этот мир отнял у меня все. А сейчас готов был отнять последнее – меня саму. Часть меня умерла в тот день, когда я оказалась в Эльмандине. И вот, кажется, настала пора устраивать по самой себе панихиду.

Если рискну переступить черту, прежняя Иванна исчезнет. Умрет, отравленная ядом.

Отблески пламени ложились на сосуд, в котором, снова пребывая в образе невинной бабочки, ждала своего часа андромела. Я боялась даже прикоснуться к тонкому стеклу, не то чтобы выпустить ее на волю.

Глядя на свое отражение, такое знакомое, такое родное, спрашивала себя саму, чего же страшилась больше: риска, которому подвергнусь из-за укуса, или же того, что потеряю себя навсегда.

Наверное, физическая смерть стала бы для меня своего рода избавлением. А вот учиться жить в новом облике – не знаю, смогу ли.

В дверь тихонько поскреблись. Обернувшись, увидела замершую на пороге миссис Поррин.

– Если госпожа не возражает, я оставлю дверь приоткрытой. Чтобы… быть в курсе.

Я молча кивнула, с трудом растянула губы в некоем подобии улыбки и получила в ответ такую же слабую улыбку. Кажется, миссис Поррин боялась не меньше меня и наверняка гадала, придется ли им завтра отправляться на кладбище. Или же гостья окажется достаточно сильной, чтобы выдержать превращение.

Сильной… Это уж точно не про меня.

Гостеприимная хозяйка ушла. Я посидела еще немного, гипнотизируя взглядом собственное отражение, мысленно прощаясь с самой собой. А может, и с жизнью.

Потом разделась до нижней сорочки. Сложила аккуратной стопочкой вещи. Снова села. Не без опаски потянулась к сосуду, где в данный момент мирно почивала змея, и тут же испуганно отдернула руку. Представила, как эта тварь выползает наружу, тянется ко мне, обнажая клыки.

Господи, как же сложно решиться!

Приказав себе успокоиться, взяла сосуд и перебралась на кровать. Оставалось самое малое: открыть его и довериться судьбе. Будь что будет. Умру? Что ж, значит, придет конец всем моим мучениям.

Коснулась узкого горлышка, потянула за пробку. Благо к тому моменту андромела снова стала безобидной на вид бабочкой. Которая, вдруг уменьшившись в размерах, легко выпорхнула на волю. Покружила передо мной и плавно опустилась в изножье кровати.

Не сводя с нее взгляда, я отодвинулась подальше. Вжалась в деревянную спинку, ожидая, когда же эта тварь обратит внимание на свою жертву. Но та не спешила ко мне подлетать. Лишь лениво шевелила серебристыми крыльями, а потом и вовсе замерла, точно уснула.

Минута, две… Кажется, и я, и все вокруг меня застыло во времени. Ожидание, страх, желание убежать и надежда, что бабочка сейчас упорхнет в распахнутую дверь, – все смешалось.

В какой-то момент она действительно вспорхнула, а на темное покрывало опустилась уже ядовитая змея. Мелкая, опасная, от одного вида которой хотелось завизжать.

Не вскочила лишь потому, что страх сковал тело. Не способная пошевелиться, с ужасом наблюдала, как пресмыкающееся, плавно изгибаясь, ползет по покрывалу, с каждой секундой оказываясь все ближе. Вот она уже почти подобралась ко мне. Не в силах больше смотреть на андромелу, зажмурилась. Ощутила, как нечто холодное и скользкое прошлось по руке.

Короткая вспышка боли, и меня затянуло в воронку кошмаров.

Пламя свечи ярко вспыхнуло и зашипело, стремительно разгораясь, рассыпая по полу слепящие искры. Те обернулись жарким костром, и по стенам заплясали кривые тени. Казалось, это бесовское пламя сейчас бушует и во мне, пожирает изнутри, стремясь вырваться наружу.

От новой боли, волной прокатившейся под кожей, я выгнулась. Закричала. И не умолкала, пока не кончился воздух в легких, пока кошмарные образы перед глазами не померкли.

Не знаю, сколько раз теряла сознание, а потом возвращалась к реальности, чтобы снова испытать нечеловеческие муки. Я уже готова была возненавидеть мага, а заодно и себя, что так по-глупому ему доверилась. Сама, добровольно обрекла себя на страдания. Которым, казалось, не будет конца.

Но нет, в какой-то момент все закончилось. Почувствовав, как огонь перестает бежать по венам и тело непроницаемым коконом окутывает долгожданный холод, провалилась в пустоту.

Очнулась, только услышав ласковый голос:

– Пей, родная.

Превозмогая слабость, сделала несколько глотков. Глубоко вздохнув, ощутила, как мышцы наконец расслабляются. Измученная, откинулась на подушку и прикрыла глаза.

Глава десятая

Проснулась, когда солнце было уже высоко в небе. Косые лучи, проникая в комнату через широкое окно, раскрашивали все вокруг яркими красками нового дня. Осторожно приподнявшись, поморщилась от режущей боли в висках и снова повалилась на кровать.

Вторая попытка оказалась более успешной. Мне удалось осмотреться. Обнаружила, что лежу на смятых простынях, перепачканных какой-то слизью. Вот ведь гадость! В изорванной – кажется, моими стараниями – сорочке, тоже не слишком-то опрятной, да еще и мокрой. А главное, почему-то… вдруг ставшей мне короткой.

Тут уж я, позабыв о слабости, слетела с постели и с жадностью прильнула к зеркалу. Смотрела на себя во все глаза и не верила, что отражавшаяся в серебристой глади незнакомая девушка – это действительно я.

Несколько темных завитков прилипло к покрытым испариной вискам, остальная грива свободно струилась по плечам и прикрывала спину. Никогда мне не удавалось отрастить настолько длинные волосы.

Глаза – миндалевидные, пронзительно-зеленые, как у самой настоящей кошки. Губы припухли, а кожа утратила привычную белизну. Нет, смуглянкой я так и не стала, но болезненная бледность ушла. Зато появилось родимое пятнышко на шее, которого у меня отродясь не было.

Взгляд скользнул ниже…

Грудь (оказывается, она у меня все-таки имеется) увеличилась в размере. Или, вернее, в размерах.

Чувствуя, что еще немного – и окончательно свихнусь, дрожащими руками содрала с себя слизкие ошметки ткани, не беспокоясь о том, что в любую минуту сюда могут заявиться мистер или миссис Поррин и застанут свою гостью в чем мать родила.

Но любопытство оказалось сильнее врожденной стыдливости.

Я всегда была очень худой и хрупкой. Балерина обязана следить за своим весом, правда, у меня с этим проблем никогда не возникало. Лишние сантиметры категорически отказывались прилипать к талии. Да и не имела я особых гастрономических пристрастий.

На новой талии тоже ничего лишнего обнаружить не удалось. А вот в бедрах я раздалась и теперь являлась счастливой обладательницей классической фигуры «песочные часы». Да еще и стала выше на целую голову.

В общем, от тоненькой миниатюрной Ивушки не осталось и следа.

Сейчас на меня смотрела высокая статная девица с лукавыми зелеными глазищами, темной копной волос, в полуденных лучах отливавших золотом.

Маг не соврал, на новом теле метки не обнаружилось, и я немного успокоилась.

Хотя нет! Какое там успокоилась! Меня продолжало потряхивать, и, сколько ни пыталась, я никак не могла оторваться от зеркала.

Даже и не знаю, удастся ли свыкнуться с новым образом.

За этим занятием меня и застукала миссис Поррин. Пришлось спешно прикрываться грязной, сырой простыней и просить (святые небеса, куда подевался мой голос?!) милую женщину нагреть воды, чтобы я могла смыть с себя всю эту липкую мерзость. А также дать хоть что-то, чтобы утолить голод.

Кажется, у новой Ивы, в отличие от старой, с аппетитом был полный порядок.

Пока мистер Поррин таскал воду и наполнял ею деревянную лохань, а его женушка хлопотала у печи, я все пыталась выспросить у нее хоть что-нибудь о своем превращении. В памяти урывками всплывали моменты, когда приходила в сознание, корчилась от боли и чувствовала, будто с меня сдирают кожу.

Поежившись, мысленно велела себе не думать о самом страшном и стала слушать краткий отчет приютившей меня крестьянки:

– Я так боялась, что с вами что-нибудь плохое случится, – делилась переживаниями та. – Вот и не спала два дня, почти все время сидела рядом, ожидая, когда же превращение закончится.

Два дня… А я-то думала, что прошло всего несколько часов.

– А потом, дав вам зелья, принялась за уборку. Иначе бы пришлось перестилать полы… Но вас не трогала, – непонятно зачем поспешила заверить женщина. – Господин полицейский строго-настрого наказал не тревожить вас, пока сами не очнетесь. Хотя мне было так любопытно, какой вы стали. Так и хотелось подглядеть. И раньше-то были хорошенькой, а сейчас… Ну совсем другая, такая… – миссис Поррин замялась, подбирая слова, чтобы описать свои впечатления по поводу новой меня, а потом просто закончила: – В общем, красавица.

– Спасибо, – польщенно улыбнулась я.

А крестьянка тем временем продолжала, споро накрывая на стол:

– Господин полицейский сказал, что оболочка должна сойти сама. А я сразу не подумала и полы возле кровати ничем не застелила, – запоздало сокрушалась женщина.

Представила себя, дрыхнущей в осклизлом коконе, точно в гробу, и поморщилась. Хорошо, что господин полицейский не поделился со мной такими подробностями заранее. Наверное, со стороны это было то еще зрелище.

Кстати, маг наверняка представился пожилой чете. О чем я не замедлила тут же поинтересоваться своим новым, абсолютно незнакомым мне голосом.

Миссис Поррин как-то странно на меня посмотрела. Еще бы! Я не знаю имени своего покровителя. Тут было чему удивиться.

К сожалению, крестьянка меня разочаровала, сообщив:

– Ваш спутник предпочел не называть себя.

Тоже мне, мистер инкогнито.

– Если госпожа не против, после обеда Мариг отвезет вас в город.

Я молча кивнула. Услыхав, что можно идти купаться, вернулась в комнату. Отмокать в горячей воде, а заодно обдумывать дальнейший план действий.

Как поступить? Теперь меня и мать родная не узнает. Беглая «преступница» исчезла навсегда, канула в Лету, и никто и никогда не свяжет меня с убийством Торсли.

Стоит ли отправляться к мадам Луари? Чтобы там из меня сделали высококлассную шлюху. Как-то не хочется. Но и рисковать всем, после того как чуть не распрощалась с жизнью, – тоже не вариант.

А еще… я очень устала. Устала от гнетущего чувства опасности, от постоянных потрясений, бесконечного ожидания, что не сегодня так завтра меня поймают. Отправят на торги или на эти их фабрики. Которыми меня здесь постоянно стращают.

Может, план мага не так уж и плох, и несколько месяцев в окружении таких же, как я, иномирянок пойдут мне на пользу? По крайней мере, не буду чувствовать себя одинокой рядом с другими несчастными. Передохну, соберусь с мыслями, постараюсь свыкнуться с теперешней собой, а главное – попробую разузнать как можно больше об Эльмандине. Хэймо утверждал, что вернуться домой пришлые не могут, но так и не сумел внятно объяснить – почему.

А вдруг он ошибся, и шанс вырваться из этого чокнутого мира все-таки есть? Или на крайний случай сбежать из Верилии. Но для этого необходимо иметь хотя бы общее представление об Эльмандине. Чтобы знать, где лучше скрыться.

Скинув с себя простыню, с наслаждением погрузилась в душистую воду и прикрыла глаза.

Высший сказал, рабыня вполне может стать госпожой. Что ж, этого я желала больше всего на свете. Стать госпожой.

Своей собственной жизни.

* * *

В столицу его сиятельство прибыл на следующий день. Поздним вечером, так как намеренно не спешил, хотел дать пришлой время на перерождение. Две бессонные ночи, проведенные на разбитых дорогах провинции, сделали свое дело: дознаватель едва не валился с ног и единственное, о чем мечтал, это как можно скорее оказаться дома.

Подумывал, правда, по дороге заскочить к трапперу, но потом решил, что утро вечера мудренее. Лучше мистера Перегрина он допросит завтра, когда не будет умирать от усталости.

И если встречу с охотником можно было отложить, то заехать в управление полиции маг был обязан. Сообщить новость из ряда вон выходящую: от него сбежала пришлая.

В лучшем случае его поднимут на смех. В худшем… О худшем старался не думать.

Оставалось надеяться, что он не зря рисковал карьерой и девушка все-таки выживет. Не сглупит и последует его совету, отправится к мадам Луари, которой он в письме наказал о ней позаботиться.

И никогда, ни при каких обстоятельствах не раскрывать его личности. Подстраховки ради даже охранное заклятие на конверт наложил. Чтобы, если пришлая вдруг надумает вскрыть послание, попытка эта оказалась тщетной. Только та, которой письмо было адресовано, сможет его прочесть.

Почувствовав колющую боль в груди, Бастиан потянулся к часам, хранившимся в кармане жилета. Пальцы коснулись золоченой цепочки, нащупали заветный артефакт и крепко сжали его.

«Нужно будет завтра же отправить мастеру», – сделал пометку в памяти маг, вбирая в себя остатки человеческих переживаний, коими при помощи магии был напитан артефакт.

Увы, по сравнению с эмоциями, отнимаемыми непосредственно у людей, эти лишь на короткое время утоляли жажду. Но лучше уж такой суррогат, чем и вовсе никакого. Без длительной подпитки Бастиан начинал ощущать, как в груди стынет сердце, покрывается ледяной коркой. Накатывает апатия.

Стоило магу прикрыть глаза, как перед внутренним взором представала иномирянка. Сейчас он отчетливо видел ее нежные черты лица, слышал тихий мелодичный голос. Будто она была рядом.

Сколько раз за время, проведенное с девушкой, боролся он с искушением попробовать ее эмоции. Настоящая пытка. Мечтал поцелуем прикоснуться к теплым губам, ощутить нежность ее кожи. Чудо, что сумел сдержаться. В противном случае в памяти незнакомки навсегда остался бы еще одним монстром.

Оставив один отчет на столе у комиссара, а другой велев утром передать ее величеству, Мар с чувством выполненного долга отправился домой. Завтра. Завтра настанет новый день, в котором ему придется врать и изгаляться. Лишь бы поверили.

Но сегодня он постарается забыть обо всем и просто уснет рядом с Эмилией. Возможно, любимой удастся раз и навсегда прогнать из памяти образ пришлой.

Было около полуночи, когда дворецкий распахнул перед хозяином дверь.

Первое, чем поинтересовался Мар, это самочувствием графини.

– Госпоже сегодня весь день нездоровилось. Опять мигрень. Даже к ужину не спускались, – отчитался слуга и, получив разрешение быть свободным, отправился отдыхать.

А Бастиан, преодолевая по две ступени за раз, взбежал по лестнице, мысленно ругая мистера Ройса, их семейного лекаря, которому никак не удавалось подобрать для Эмилии действенное лекарство. Жена нередко была вынуждена оставаться в постели из-за сильной головной боли и часами не покидала своих покоев.

А он, вместо того чтобы посвящать ей каждую свободную минуту, заботился о другой. Девушке, даже мысли о которой казались ему преступными.

Стараясь не разбудить жену, Бастиан чуть ли не на цыпочках миновал уютный будуар и осторожно приоткрыл дверь, что вела в спальню.

Но переступить порог так и не смог.

Огонь в камине почти догорел. Света, отбрасываемого умирающим пламенем, едва хватало, чтобы освещать просторную опочивальню. Все вокруг утопало во мраке, но даже тот не сумел скрыть жуткую картину смерти.

Такую знакомую. А оттого еще более страшную. Ирреальную.

Безразличие, еще недавно властвовавшее в сердце мага, сменилось паникой. Болью, отчаяньем. Нежеланием осознавать, что то немногое, светлое и чистое, что еще оставалось в его жизни, ушло из нее навсегда.

Сколько раз Бастиану Мару доводилось видеть иномирянок, беспробудным сном спящих на ложе из истлевающих лепестков роз. Заботливо укрытых тончайшим саваном – искусной иллюзией, постепенно истаивающей.

Таких безмятежных, охраняемых механической бабочкой. Больной ублюдок всегда оставлял их на телах своих жертв.

И вот сегодня коллекция мага пополнилась еще одной такой, приходившей в движение от малейшего прикосновения. Словно она оживала, взамен отнимая жизнь у той, чей покой оберегала.

А сегодня – каждый шаг, что приближал его к любимой, отдавался в сердце нестерпимой болью – она отняла сразу две жизни.

И Эмилии, и его.

Часть вторая
Леди-загадка

Глава первая

Полгода спустя

– Девочки, живее. Дилижанс вечно ждать не будет, – поторапливала нас мадам Луари, стоя на ступенях лестницы и своей изящной ручкой звоня в колокольчик.

За минувшие месяцы я настолько привыкла к этому звуку, так же как и к медоточивому голосу хозяйки пансиона, что невольно стала считать их неотъемлемой частью своей жизни.

Нас будили звоном колокольчика, им же приглашали на занятия и в столовую. А когда мадам желала пообщаться тет-а-тет с кем-нибудь из воспитанниц, она тоже выходила на лестницу вместе со своей любимой серебряной «погремушкой».

И вот сегодня я слышу задорную трель в последний раз. В последний раз, сидя на подоконнике, любуюсь раскинувшимся за окном садом.

Первый месяц осени уже миновал, но по-прежнему стоит теплая погода, и природа радует взор буйством красок. Как же я любила гулять по этому саду! Уединяться вечерами в одной из его беседок. С книгой или просто так – чтобы скоротать время в тишине, наслаждаясь умиротворяющим пейзажем. Покоем. В котором тогда так нуждалась.

Оказалось непросто свыкнуться с новой версией самой себя. Перестать вздрагивать всякий раз, когда ловила свое отражение либо в окне, за которым сгущались сумерки, либо в зеркале, что стояло на туалетном столике. Или же в кристальной глади озера, расположенного неподалеку от пансиона.

Пансиона, приютившего меня на целых полгода.

Помню, как переступила порог этой трехэтажной громады в сопровождении мистера Поррина и слуги, отворившего нам ворота. Мой провожатый неловко переминался с ноги на ногу и мял в руках потертое кепи, чуть ли не с открытым ртом обозревая окружавшее нас великолепие. Да и моя челюсть так и норовила свалиться вниз.

Мраморный пол с замысловатым узором сверкал в лучах солнца, и в нем, как в зеркале, отражалась многоярусная люстра из позолоты и хрусталя. Высокие двери из мореного дуба, расположенные друг напротив друга, вели в роскошно обставленные комнаты. Одна – в столовую, где мирно чаевничали несколько девушек, другая – в салон, выдержанный в пурпурных тонах. Из холла наверх уводила широкая лестница. И на последней ее ступени стояла женщина, одетая с большим вкусом: неброско и в то же время элегантно. Наметанным взглядом она осмотрела меня, не сумев скрыть довольной улыбки.

Видать, сразу почувствовала во мне пришлую.

Знакомство с владениями мадам Луари стало первым ярким и, как ни странно, светлым воспоминанием об Эльмандине. Доселе мне доводилось видеть только унылые, мрачные пейзажи: уездные города, охваченные стужей и дождями; убогие шатры, на которые ночами, точно изголодавшийся пес, набрасывался ледяной ветер; блеклые площади, где я мерзла часами, ожидая, когда закончится очередное выступление артистов.

Здесь же все было пронизано теплом и светом. А еще ароматом булочек с корицей…

Помню, как мадам Луари пригласила меня в кабинет. И пока я, утонув в глубоком кресле, глазела по сторонам, высшая штудировала послание моего загадочного покровителя.

Которое ей с легкостью удалось вскрыть.

Я вот тоже несколько раз пыталась это сделать, но тщетно. Стоило коснуться печати, как пальцы начинало покалывать, будто через них пропускали ток. Пришлось смириться и продолжать мучиться неудовлетворенным любопытством.

До сих пор часто вспоминаю о полицейском. Вернее, пытаюсь вспомнить. Но образ его постоянно от меня ускользает. В такие моменты готова на стенку лезть и от досады скрипеть зубами.

Покончив с чтением, мадам Луари скомкала листок и бросила его в огонь. С тоской и сожалением я наблюдала за тем, как пламя уничтожает единственный шанс узнать, кто же этот мой таинственный спаситель. О том, что однажды владелица пансиона решит поделиться со мной этим секретом, я даже не мечтала.

Когда листок горсточкой пепла осел на дне камина, мадам Луари сосредоточила все свое внимание на моей персоне. Даже попросила подняться и покружиться. Видно, решила рассмотреть свое приобретение с разных ракурсов. Хорошо еще, что зубы не начала пересчитывать.

Пришлось подчиниться, пусть и не хотелось. Не очень-то приятно чувствовать себя товаром, который оценивают и гадают, удастся ли его потом выгодно перепродать.

Осмотром высшая осталась довольна. Расплывшись в лучезарной улыбке, поднялась и, обойдя стол, протянула мне руку.

– Добро пожаловать в нашу семью…

– Иванна, – назвалась я. Еще утром решила, что имя менять не стану. Это единственное, что осталось от прошлой жизни и от меня самой, и я с ним ни за что не расстанусь. Послушно коснулась протянутой мне холеной кисти, унизанной кольцами и перстнями, и сразу же ощутила уже знакомое посягательство на мои чувства. Наверное, это был последний тест. Мадам Луари желала убедиться, что и «на вкус» я не хуже, чем на вид. – Можно просто Ива.

– Ну вот и чудесно, Ива, – довольно причмокнула высшая и отошла в сторону.

Тогда-то я впервые услышала, как она звонит в свой колокольчик. На мелодичное «динь-динь» прибежала служанка. Еще совсем девочка, лет пятнадцати на вид, одетая в простое черное платье и белоснежный передник. Волосы спрятаны под чепцом, украшенным скромной оборкой.

– Лора, проводи гостью в лавандовую спальню. А я, Иванна, – мадам окинула меня очередным изучающим взглядом, задержавшись на видавшей виды юбке, теперь едва достигавшей щиколоток, – пока подберу для тебя что-нибудь поприличнее. У нас в таком ходить не принято, – последняя реплика отдавала ноткой брезгливости.

Я постаралась улыбнуться, хоть и не была уверена, что у меня это получилось, и направилась к выходу. Тогда еще не знала, что на прощание следовало изобразить книксен. Об этом, как и о многом другом, мне поведали позже.

Всего пансионерок, не считая меня, здесь чертова дюжина. Познакомилась я со всеми ними за обедом, в той самой столовой, где витали ароматы горячей сдобы. Я стала четырнадцатой ученицей мадам Луари, последней в этом сезоне.

Позже узнала от словоохотливых служанок, что наша директриса после смерти мужа решила вложить оставленное ей наследство в прибыльный бизнес. Два раза в год заказывала у трапперов иномирянок, не старше двадцати; понятное дело, расписных красавиц, непременно здоровых, годных не только на то, чтобы услаждать взор будущего господина и служить ему подкормкой, но и в случае необходимости воспроизвести достойное потомство. Стать чем-то вроде племенной кобылы.

Спросите, зачем высшему заводить детей от рабыни? Все очень просто. А точнее, печально и сложно – для женщин, наделенных силой. В большинстве своем они не способны зачать ребенка.

Это касается и магинь, родившихся от пришлых. Они наследуют силу своих отцов, побочным эффектом которой являются эмоциональная зависимость и, как правило, бесплодие. Поэтому для многих пар рабыня – это не прихоть, а необходимость. Иномирянка дает ребенку жизнь, а воспитанием будущего мага занимается уже законная супруга.

Рабов-мужчин в Верилии и ее заокеанских колониях, кстати, не так уж много. Женщины, а вернее, молодые девушки, пользуются бóльшим спросом. Так уж сложилось в здешнем обществе, что только главы семейств имеют право обзавестись любовницей. Жены магов такой привилегией не обладают, а поэтому вынуждены либо довольствоваться артефактами, либо подкармливаться за счет наложниц своих «благоверных». Именно поэтому пришлых чаще всего селят под одной крышей с законной супругой, редко какой иномирянке выпадает счастье принимать покровителя в презентованном ей отдельном доме.

Узнав об особенностях семейной жизни высших, а также о том, что некоторые из них, не довольствуясь жизнью втроем, заводят себе целые гаремы, я поклялась, что сделаю все возможное, дабы не оказаться в таком дурдоме.

Вот почему мадам Луари не испытывает недостатка в клиентах. Всегда найдется кто-то, кому нужна красивая наложница и неиссякаемый источник подпитки, а также инкубатор для разведения младенцев.

По окончании обучения, превратив иномирянок в леди, вложив в девичьи головы все, о чем должна знать дорогостоящая одалиска, бизнесменша отправляла их в столицу или любой другой крупный город империи. Где на светских раутах представляла высшим и заключала сделки, другими словами, девушек продавала.

Точно не скажу, почем шел «товар». Но судя по тому, что мадам Луари буквально купалась в золоте (почти как дядюшка Скрудж из любимого мной мультфильма) и что у нее на руках не хватало пальцев для своих многочисленных побрякушек, могу предположить: ее заведение по штамповке наложниц процветало.

За время обучения я узнала много чего интересного. И не только о высших.

Например, Землю здесь называют Зеркальным миром. Или, когда хотят подчеркнуть свое к ней пренебрежение, – миром Неправильным. Неправильной она является потому, что земляне еще на заре своей цивилизации отказались от магии.

То есть, исходя из логики высших, Эльмандин как раз вполне себе правильный.

Ну да…

Самое удивительное, расставляя ловушки – уж не знаю, что они собой представляют, – трапперы способны выкрасть человека из любого уголка Земли и даже из любой эпохи. Для магов не существует ни пространственных, ни временных границ.

Предпочтительным для грабителей является XIX век. Юным созданиям из него проще прижиться в Эльмандине, так как тот как раз пребывает в своем собственном «Викторианском периоде», со всеми отсюда вытекающими: выдающиеся научные открытия здесь мирно соседствуют с магией.

Многим аристократам по душе этакие тургеневские барышни, тихие и забитые, которые не будут задавать лишних вопросов и создавать лишних хлопот. Правда, находятся и такие, кто предпочитают особ из современного мне мира: более раскрепощенных, более независимых. Этим магам нравится укрощать строптивых.

Тоже мне развлечение…

Еще одно существенное различие между Эльмандином и Землей заключается в том, что Зеркальный мир можно покинуть, а вот вернуться назад – никогда. Чертова волшебная клетка услужливо распахнется перед иномирянином, но стоит в нее угодить, как она захлопнется навсегда.

Увы, с мечтой вернуться домой пришлось распрощаться сразу же. Но это не значило, что я сдалась и смиренно жду своей очереди «на заклание». Я не переставала верить, что даже в этом мире сумею отыскать уголок, где буду свободна и счастлива. Точно не в Верилии, которая кишмя кишит прóклятыми. Так я про себя назвала высших, наделенных губительной силой их темной троицы.

К сожалению, в других королевствах таких магов тоже немало. Зато в Меолии – небольшом северном государстве, где девять месяцев в году стоят лютые морозы, а солнце показывается из-за горизонта лишь по великим праздникам, – Триаду тьмы не жалуют. Так же, как и поклоняющихся ей высших.

Дело оставалось за малым – туда попасть. Уж лучше я стану эскимоской и буду тосковать по солнцу, чем какой-нибудь урод сделает меня своей рабыней.

Меолия стала нашей с Сарой голубой мечтой, идеей фикс, о которой мы не переставали думать и говорить. Долго разрабатывали план побега, отметая все новые и новые варианты, пока наконец не придумали, как можно улизнуть от всевидящего ока мадам Луари. Было решено сбежать сразу же после приема. Главное, успеть удрать до того, как будет подписан контракт и на теле проявится роковая метка.

Покинуть стены пансиона не представлялось возможным. Наученные горьким опытом своих предшественниц, мы даже не пытались.

С Сарой я подружилась не сразу. Хоть она и была единственной моей современницей, я поначалу старалась держаться от рыжеволосой ирландки подальше. Меня пугал ее крутой нрав. А с остальными девушками – кисейными барышнями, покорно принявшими уготованную им судьбу, – дружеские отношения не сложились вовсе.

Из-за своенравной ирландки, никак не желавшей смириться со своей участью, мадам Луари первые недели регулярно страдала приступами мигрени. Сара наотрез отказывалась становиться прилежной ученицей и обучаться, на радость директрисе, премудростям любви и прочей, как она это называла, ереси. И не переставала демонстрировать свою радикальную позицию.

За что не раз была наказана розгой или многодневным постом. В воспитательных целях мадам Луари любила приводить непокорную пансионерку в столовую и заставляла ее наблюдать за тем, как принимали пищу остальные. В такие моменты мне кусок в горло не лез, но приходилось запихивать в себя все до последней крошки, иначе высшая могла психануть и отправить меня в подвал вместе с Сарой. Или прописать ту же, что и ей, «диету».

Отчаявшись вырваться на свободу, ирландка пыталась вскрыть себе вены. После чего месяц куковала все в том же сыром подвале, который мадам Луари определила под карцер.

Тогда-то директриса и обратилась ко мне за помощью. Посчитала, что я единственная смогу найти подход к девятнадцатилетней бунтарке и помогу ей измениться в лучшую сторону.

Незаметно мы с Сарой сдружились, стали неразлучны. Решили держаться вместе и вместе искать способ вырваться на свободу.

И вот сегодня мы покидаем стены пансиона. Чтобы завтра вечером быть представленными всем этим эмоционально зависимым.

И как знать, возможно, изменчивая фортуна на этот раз окажется к нам благосклонна, и наша с Сарой мечта сбудется.