Весной не получилось, работы хватало на земле, копка, посадка. К концу июня, Одинцов пошел в отпуск, и, к огромному Санькиному огорчению, рьяно приступил к работе. Ровно в восемь утра, отец недружелюбно толкал сына в бок, и, въедливо,– вставай!

– Еще пять минут,– без всякой надежды просил Санька.

– Вставай! Ночью спать надо!

«Спать ночью», Санька воспринимал как несусветную глупость. С усилием выбравшись с кровати, тащился в огород, обливался холодной водой, этому, кстати, его научил отец, наскоро завтракал, и начиналась работа. Санька заметил одну странность; каждый раз, начиная, он испытывал острую неприязнь к тому, чем занимается, потом терпимо, и, постепенно становится интересно, как из отдельных предметов появляется строение, как с утра казавшееся, невозможным, легко и просто делается. Интересно, в процессе работы общаться с отцом, слушать его ненавязчивые советы, следовать им. И, особенно, испытывать по окончании работы приятную усталость во всем теле, и какое-то умиротворение.

Кто знает, может благодаря этому, в общем не легкому труду, может еще чему, но он перестал нетерпеливо считать минуты, а в счастливом томлении ожидал свидания с Тамарой. С каждой встречей, точнее уединением, встречались на сабантуе, ему становилось проще и легче в общении с ней. Воспитанный довольно суровой уличной средой, где за излишнее проявление чувств можно поплатиться, не только насмешками, но и определенным местом в сложной мальчишеской иерархии, он инстинктивно чувствовал, с Тамарой можно, или даже нужно, быть откровенным, искренним. И его несло, он открывал ей свой мир, свое восприятие жизни, порой вызывая снисходительную улыбку девушки, порой удивление, и, уважение. Однажды он поведал Тамаре о своей полянке, о своих якобы приятелях, и вообще. Не смотря на поздний час повел девушку знакомиться.

–Саш, а комары тоже твои приятели?– Непривычная к такой напасти, Тамара непрестанно хлопала себя по открытым частям тела.

– Вот твари!– Санька люто возненавидел кровопийц,– Притащу дихлофос, и потравлю!

– И приятелей?

– Каких приятелей? А-а, черт!– Решая неожиданную проблему, и не находя решения парень тупо выпучив глаза, смотрел по сторонам, чем вызвал бурный смех подруги.

– Пошли Саш, не надо никого травить, пусть все живут,– девушка вдруг стала серьезной,– лучик мой. Самый светлый и теплый лучик…

«Все ради победы!» С раннего детства этот лозунг стал смыслом жизни Тамары. Талантливую девочку сразу приметила тренер по художественной гимнастике, в прошлом выдающаяся спортсменка, Марина Павловна Светобок. Узнав девочку поближе, тренерша просто влюбилась в свою подопечную. Помимо природных данных, у малышки оказалось, редкое для ее возраста, свойство характера, умение сосредоточится полностью на решении предоставленной задачи. Художественная гимнастика, сам по себе жестокий вид спорта. За легкостью, грациозностью, красотой скрывается невероятный труд, боль, слезы. Зная за собой недостаток, неумение любить всех детей одинаково, Марина Павловна, как бы себе в отместку, более жестко, более безжалостно относилась именно к своим любимицам. «Тяни, тяни ногу! Тяни сказала! Не реветь! Кому сказала! Не реви! Ты гимнастка, а не корова».

Нередко, под предлогом, а порой и без, сломя голову неслась к себе в тренерскую, бросалась на старенький диван, и обливаясь слезами проклинала и себя, и работу, и весь белый свет. « Девочки мои! Простите меня! Вы даже не представляете, как я вас люблю! Крошки мои ненаглядные!– Изливалась дивану,– если б вы только знали!»

Ей и в голову не могло прийти,– девочки знали.

– Мара Пала плакать побежала,– и, как ни странно, жалели ее, и старались, и делали, порой превозмогая нестерпимую боль, какую не каждому взрослому под силу. «Дети лучшие психологи».– Сказал Толстой. Любой ребенок всегда верно чувствует, как к нему относятся, искренне любят, или только делают вид. Тем, кто их любит, прощают практически все обиды, и, даже найдут оправдание. Да и оправдания, искать особо не приходилось, результаты говорили сами за себя. Сколько великолепных гимнасток вырастила эта женщина! Ее подопечные, блистали не только на республиканских, но и на Союзных, а некоторые и на международных

соревнованиях. Что нужно спортсмену? Победа. Победа любой ценой! И эти юные дарования, когда их ровесницы играли с куклами, капризничали, плакали по любому поводу, крепко стиснув зубы, превозмогая боль и усталость, упорно шли к своей цели. И взрослели. Не от года в год, а от тренировки до тренировки, от соревнования до соревнования. Становясь сильнее, выработав привычку полагаться только на себя, невольно становились замкнутыми, стараясь переносить свои страдания в одиночестве, не из-за каких-то там принципов, а просто им так легче. Подобно подраненному зверьку, который затаясь в укромном местечке, зализывает свои раны. Многие девочки не выдерживали, уходили из спорта. Но тех, кто оставались, сложно назвать просто девочками. Воительницы, совсем юные воительницы! Какая несгибаемая воля, какая сила духа скрывается в этих изящных, хрупких красавицах! Что скрывается за этими сияющими улыбками?

Тамара одна из них. Еще до республиканских соревнований, она стала ощущать сильные боли в области спины, но, не придав этому значения, продолжала интенсивно готовиться к выступлению. Буквально накануне, вдруг почувствовала острый приступ слабости, сковывающий все тело. Тем не менее, собравшись, Тамара выступила, и заняла второе место. И только придя в раздевалку, почувствовала такую усталость, что при всем желании, даже не смогла самостоятельно переодеться, помогла Марина Павловна. Поначалу тренер тоже не придала этому случаю особого внимания, решив, что девочка просто переутомилась. Тренировки в последние дни продолжались по 10-12 часов в сутки. Прошла неделя, боль в спине у девочки немного утихла, но слабость не проходила. Девочку отправили на обследование и, диагноз, -сколиоз первой степени, отклонение позвоночника на четыре градуса. Рекомендация врачей; во избежание возможных необратимых процессов в организме, желательно значительно снизить физические нагрузки, а лучше вообще прекратить занятия спортом. Встревоженная мать, обратилась к тренеру.

– Даже не знаю,– честно ответила Марина Павловна,– все не так страшно, но…

– Если бы это произошло с вашей дочерью?

– Не знаю,– Как объяснить родной матери, что Тамара и ее дочь? Сказать нет, значит расстаться с девочкой навсегда.

– Нет…

Долгих три года будет не давать покоя этот взгляд девочки. Неприкаянность и пустота. И когда из далекой Сибири придет письмо, женщина почувствует облегчение и радость,-«спасибо дочка, я в тебе не ошиблась». И показала кукиш дивану; -вот тебе! Нас не возьмешь!

Беда не приходит одна. Гордость школы стала обычной ученицей. Тайная зависть одноклассниц, с молчаливого потакания классной руководительницы, переросла в открытую травлю. Как-то на уроке анатомии Тамара поправила классную, указав на ошибку в объяснении функций мышц живота. Самовлюбленной посредственности, этого хватило, чтобы невзлюбить девочку. Но, с школьными проблемами, возможно, девочка как-нибудь бы справилась, если б не отец…

В прошлом неплохой инженер-железнодорожник, как-то незаметно для себя, быстро пристрастился к спиртному. Вообще Сергею Никитину все в жизни давалось легко и просто. «Плохо, когда у человека куча способностей, и ни одного таланта.»– Говорил известный ученый-биолог, Тимофеев-Ресовский. К таким людям относился и отец Тамары.

Со школьной скамьи Сергею пророчили блестящее будущее, и отличник, и спортсмен, и красавец! Ну все при нем! И, как это нередко бывает, парень, к сожалению поверил не только в себя, но и в свою исключительность, избранность. Нет, он не возносил себя, не было в нем того, отталкивающего высокомерия, старания показать себя, нет. Да и нужды особой не было. Как многие эгоцентричные люди, Сергей умел создать вокруг себя атмосферу праздника, веселья, какое-то фантастическое обаяние исходящее от него, вызывало желание в какой-то мере подчиниться этой яркой, эрудированной личности. Он даже не просто пользовался повышенным вниманием к себе, а воспринимал как должное. И любовь Фаины воспринял так, как будто иначе и быть не могло. Любил ли ее в ответ? Вряд ли. Скорее он был просто очарован ей, и, гордился тем, что эта первая института красавица принадлежит ему. Когда Фаина объявила о своей беременности, надо отдать Сергею должное, не колеблясь ни минуты, повел счастливую девушку в загс, подавать заявление.

Сергей заканчивал учебу в железнодорожном институте, годом позднее жены, поэтому Фаине пришлось уехать на родину к матери, где и родила Тамару. Получив диплом отличника, Сергей имел право выбора места работы и, к великой радости жены взял

направление в Павлодар. Всего в десяти километрах от поселка, где проживала мать Фаины.

Казалось жизнь складывалась, дочка росла здоровой, Фаина устроилась на работу по специальности экономистом в строительную организацию, Сергей за несколько лет поднялся до ведущего специалиста участка дороги. Фаине от работы дали трехкомнатную квартиру, чем не подарок судьбы? Частые командировки с проверками, как раз то, что нужно для такого человека как он. Лесть, банкеты, женщины. Дома любящая красавица жена, очаровательная дочка.

Казалось, так будет всегда. Но излишнее стремление в удовлетворении собственных желаний, постепенно отодвинули работу на второй план. Прощая себе многое, искренне верил, что и другие тоже простят, ведь в работе, если не гений, то во всяком случае спец с большой буквы. Ему и прощали, по началу. Но предел есть всему, в один прекрасный день, Сергея вызвали на ковер, и предложили уволится по собственному желанию, в противном случае, уволят по статье за несоответствие с занимаемой должностью. Для него это показалось настолько неожиданным, что даже не поверил услышанному. Его уволить?!

Какое-то время, Сергей даже не пытался искать другую работу, будучи уверенный, что начальство осознает свою ошибку, и предложит вернуться. Не предложили. Вместо того, чтоб сделать вывод, принять справедливый удар судьбы, обвинил всех кого только можно в свалившемся на него несчастии, всех кроме себя. И, опять же, как избалованный ребенок, на зло всем, устроился на работу сторожем на зернохранилище, где и обрел желанное положение лидера. Правда уже у новых коллег, сторожей. Умело, когда намеками, когда молчанием, этот актер умудрился создать такой образ невинной жертвы произвола, которая мужественно и гордо переживает все тяготы и невзгоды судьбы, что библейские мученики просто померкли в ореоле его страданий. Зрители искренне жалели, и восхищались его стойкостью. Впрочем зрители весьма непритязательны. А когда Сергей довольно быстро наладил незаконный обмен зерна на спиртное, стал вообще чуть ли не небожителем.

– Сергей, как там тебя по батюшке?– умильно сжимая стаканы с самогоном взывали коллеги.

– Можно просто, Сергей.

Нет, ты скажи!– С пьяной настойчивостью требовали признания.

– Ну, Борисыч, и что?– нехотя сдавался мученик.

– Сергей Борисыч! Ты такой, такой! – Словарного запаса не хватало, помогала свободная от стакана сжатая в твердый кулак трясущаяся рука, выражающая переполняющие эмоции,– Э-х! Давай выпьем! Уважь!

– Да, как-то. Я ж для вас.

– Уважь, Борисыч!– Ну как тут откажешь? Просят.

– Ладно, чуть-чуть только,– Борисыч нехотя выпивал,– фу, гадость какая! Ну ничего, придет время, я вас таким коньяком угощу! Вот только отдохну маленько, и займусь.

Чем займется, Борисыч не озвучивал, но все знали, чем-то очень важным, и дармового коньяку буде-ет! Хоть залейся!

Так, день ото дня, самоуверенно полагая, что когда придет время, когда отдохнет немного, бросит все, и начнет новую жизнь. Вот только придет время. Время шло, но не приходило.

– Тебе меня не понять,– с печальной миной говорил жене, когда женщина в тысячный раз просила Сергея остановиться, прекратить пьянство, найти нормальную работу, начать все сначала.-Я сам знаю, что и когда делать.

– Может я что и не понимаю, но то что ты спиваешься, это точно.

– Тебе чего надо? Зарплату отдаю полностью,– Что верно, то верно, все семьдесят рублей в месяц, Сергей отдавал жене,– что тебе еще надо? Оставь меня в покое!

– Ты бы хоть дочь пожалел, она просто тает на глазах, неужели не жалко?

– Мне тоже нелегко.

– Как ты можешь, она ведь дочь, твоя дочь!– Женщина со страхом чувствовала, как разочарование против воли неприятным холодом коснулось ее души, как рушился ее мир, как жалость и любовь к этому человеку, мучительно меняется на отвращение, как больно, как обидно, что она столько лет прожила со своими иллюзиями, любила того, кого никогда не было, того, кого сама придумала.

– Что ты так драматизируешь, поплачет и успокоится, она же еще ребенок…

– Она не плачет… В отличии от тебя.– Перебила мужа.

– Вот значит как, я значит плачу, я никчемный отец? Так что ли?

– Боюсь не только отец. Страдалец!

– Ну, знаешь!– Сергей в бешенстве, с силой хлопнув дверью, пошел на зернохранилище, к тем кто его понимает, кто нальет, кто выслушает, как его предал еще один человек, ради которого он, можно сказать, пожертвовал своей жизнью.

И чтобы показать жене, какой он отец, решил одним махом развести все беды дочери. Хлебнув для красноречия, ввалился в комнату Тамары.

– Ну, что случилось? Подумаешь, запретили, займись учебой, или рисованием, беды-то. Вот я тоже, и ничего…

Запах самогонного перегара заполнил небольшую комнатку дочери.

– Уйди, пожалуйста,– Тамара брезгливо зажала нос ладошкой,– я к экзаменам готовлюсь…

– Ты не хочешь говорить со мной? Скажи честно.– По привычке отец начал обижаться.

– Не хочу…Пожалуйста, уйди. Дышать нечем.

– Вот значит как! Запах не нравится? Брезгуешь? Вообще-то я твой отец.

Не отвечая, Тамара стремительно выскочила из комнаты.

– Вот значит как.– Какое-то время Сергей постоял у опустевшего стула, недобрая улыбка исказила лицо,– не нужен стал? Ладно!

С этого дня, Сергея никто не видел трезвым. Как еще успокоить отверженную, одинокую душу?

Прекрасно зная, что жена, мягко говоря, не любит

Высоцкого, приходя домой, на всю громкость включал магнитофон, и хриплый голос певца ревел по всей квартире. «Чую с гибельным восторгом, пр-ропадаю, пропадаю-у.» И пил. Напиваясь до скотского состояния, начинал приставать к жене.

– Что, как ты там сказала, страдалец? А я больше не страдаю! У меня праздник! Выпьешь со мной? А, ну да, брезгуешь? Эта, тоже брезгует.– Только так, «эта», теперь папаша называл свою дочь.– Твоя работа, постара-а-лась!

Зачем, ради какой цели, этот человек превращал жизнь, казалось бы, самых близких, самых дорогих ему людей в мучительное, гнетущее своей безвыходностью, сосуществование? Да никакой! Кроме как скрыть истинную причину, в том числе и от себя, неодолимую тягу к спиртному. Деградация, при очень завышенном самомнении.

Когда у дочери произошел нервный срыв, воспринял…, да никак не воспринял. Детский каприз, и только.

– Никитина? Вас просят войти,– медсестра вывела Тамару из кабинета невропатолога,– а мы с тобой, девочка, пойдем, укол сделаем. Не боишься?

Впервые, за многие дни, слабое подобие улыбки коснулось губ Тамары.

– Ну и хорошо, пойдем.

Фаина вошла в кабинет доктора.

– Здравствуйте,– первой поздоровалась хозяйка кабинета,– меня зовут Аклима Тынысовна.

– Фаина,– смущенно улыбнувшись, поправилась,– Фаина Андреевна. Здравствуйте.

– Вот и познакомились,– кивком головы указала на стул,– присаживайтесь.

– Это хорошо, что вы обратились к нам, у девочки нервный срыв.– Видя испуг на лице женщины, поспешила добавить,-ничего страшного. Успокойтесь, своего рода, защитная реакция организма, от неблагоприятной атаки на нервную систему, но, возможны последствия… Вплоть до необратимых, как нервных, так и…

– У-у,– непроизвольно вырвалось у Фаины.

– Успокойтесь, сказала же, пока ничего страшного… Да успокойся ты!– видя, что женщина того и гляди лишится чувств, врач, не смотря на свой приличный возраст, резко вскочив, с силой потрясла Фаину за плечи.– Укол всадить? Так я мигом! Всадить? Нет?.. То-то же.

Врач, выдвинув стул, уселась напротив.

– Давай рассказывай,– чуть ли не приказным тоном потребовала у женщины.

– Что рассказывать?– Фаина тревожно покосилась на дверь.

– Все рассказывай,– заметив, как мать суетливо теребя пальцы, постоянно бросает взгляды на дверь, добавила,– о дочери не беспокойся, Марина присмотрит.

Вначале сумбурно, но видя искреннее участие доктора, немного успокоившись, начала рассказывать о том, что произошло с дочерью, о сколиозе, о том как Тамара восприняла запрет матери, как предательство, как спился муж, в общем о всем, что

произошло за этот год. Закончив, порывисто перевела дух.

– Все?– Аклима Тынысовна, внимательно посмотрела на женщину.

– Все.

– Значит не знаете… У девочки серьезные проблемы со сверстниками. Проще говоря, в классе ее травят, гнобят.

– О боже! Она же ничего не говорит! За что?

– Сложно сказать. Да и не так важно. Девочку надо спасать, пока не поздно.

– Что нужно сделать?

– Самое эффективное, уехать, сменить среду обитания.

– Уехать? Куда?– Фаина растерянно посмотрела на доктора,– некуда ехать.

– Если тебе дочь дорога, хоть к черту на кулички!– Аклима Тынысовна снова перешла на ты,– школу менять однозначно! Раз! Проблемы в семье, два. А в третьих, ты сама на грани срыва. Что до сих пор любишь? Да таких му..звонов хоть пруд пруди! Я бы им, ………………..уй!– Что-что, а русский язык, за годы студенчества, проведенные в Оренбурге, Аклима освоила.

«Лучик мой. Самый светлый и теплый лучик». Вряд ли, этот вчерашний парнишка, понял всю глубину смысла выражения, невольно слетевшего с губ девушки. Может, это и к лучшему, ему всего шестнадцать лет.

С переездом на новое место жительства, Тамара, наконец обрела покой. Где-то там, в ненавистном городе остался страх, осталось постоянное тревожное возбуждение, не проходящее ни днем, ни ночью, осталось ощущение какой-то своей ущербности, все осталось там. Казалось больше ничего не надо, она и мама. И, этот небольшой, но такой уютный, ставший родным, домик. И покой, покой на душе.

Для девушки уже было довольно, что так радушно и просто приняли ее новые одноклассницы, как уважительно, с симпатией отнеслись одноклассники. И больше, ничего не хотелось. Юной, совсем юной девушке, ничего не хотелось! Что ж, постарались, особенно папаша.

И, когда этот тупой, самодовольный «бандерлог», таково первое впечатление о Саньке, вздумал осчастливить Тамару своим вниманием, у девушки невольно включился, если так можно сказать, рефлекс отторжения на фальшивость, и парень получил свое. Что ж, заслужил, нечего из себя…

Однако, видя, как «бандерлог», на глазах превращается в смущенного, не знающего что делать мальчишку, с женской интуицией поняв истинную причину такого поведения, обрадовалась; она нравится, по настоящему нравится. Что- то светлое и теплое коснулось души девушки. Знал бы парень, как благодарна ему, да, именно благодарна за это неуклюжее, но искреннее внимание к ней. Она может нравиться! Она может нравиться как девушка, как женщина мужчине! Непроизвольно, на уровне законов природы, как утренний цветок, тянется к первым лучам солнца несущим свет и тепло, так и она, к нему, который не ведая того, подарил ей что-то, от чего хорошо-хорошо!

Опять же, беда, «бандерлог» стал шарахаться от нее, как от прокаженной. «Дура припадочная! Могла бы по мягче!»– Но не кидаться же самой на шею! И ждала, и сомневалась.

Теперь, заполучив свое, Тамара, подобно скупцу, который укрывшись где-то в подвале, лелеет свои сундуки с богатством, уединившись в своей комнатке, тайком лелеяла свое счастье. «Томка у нас тихушница,– как-то в хорошем смысле этого слова, сказала Светка,– хрен че выдавишь.» Что верно то верно, Тамара всегда будет скрытной. Тихушницей.

Олег копошился у открытого гаража.

– На рыбалку пойдем,– опередил Санькин вопрос,– в ночь.

– А че мне не сказали?

– А че тебе… Тебе Томку пасти.

– Слышь ты, урод!

– Ладно- ладно. Пойдешь?

– Пойду!– Не подумав, брякнул. «Черт! А вдруг обидится?»

Терзаясь потащился к дому Тамары: «Хоть бы матери дома не было».

– Том,– подойдя к калитке, и осмелев громче,– То-ма-а!

Девушка вышла на крыльцо, «Фу, повезло, не мать».

Тамара подошла к калитке. Санька впервые увидел Тамару в домашнем халатике. Почему-то дыхание сперло. «К черту рыбалку!»

– Том,– после протяжной паузы,– тут, пацаны на рыбалку собираются… С ночевкой.

– Пойду.– Просто и обыденно.

– Ты-ы?!– Такого оборота не ожидал, никак ожидал!– Пойдешь?!.. А мать?

– Мама?– Тамара сделала вид, что призадумалась,– мама не пойдет. Ей с утра на работу.

– Э,– Санька, представив как эта стройная, одетая в строгое платье женщина, таскает из речки пескарей, засмеялся.

– Все?– Девушка равнодушно посмотрела на Саньку,– иди, некогда мне, в доме прибираюсь…

И подалась, не пошла, а именно подалась, своей горделивой, легкой походкой, на этот раз, даже несколько подчеркнуто горделивой, провожаемая обалделым взглядом парня. «Ни фига себе!»

Не было случая, чтобы кто из девчат ходил с ними на рыбалку, даже никому в голову не приходило. Издавна, неизвестно с каких пор, существовала традиция: На рассвете, поднявшись вверх по течению, метров за пятьдесят от места где рыбачили, мальчишки раздеваясь догола, с диким ревом, кто кого переорет, прыгали с трехметрового обрыва в воду, и устраивали такой гвалт! Чем громче, тем лучше! Считалось, коль рыба идет вверх по течению, они ее испугают, и куда ей? У реки два берега, только назад, как раз на их удочки. Лови, не хочу! С годами уверенности в эффективности действа, конечно поубавилось, но традиция, да и все равно, хоть и призрачная, но надежда, остались. А с девчатами как?

Терзаемый сомнениями, вернулся к Олегу.

– Отпросился?– Ехидная такая, улыбка – Отпустили мальчика?

Санька стоически перенес оскорбление, союзник нужен.

– Томка со мной пойдет, ты как?

Олег неопределенно пожал плечами.

– Че?– С преувеличением передразнил движение друга.

– А че?

– Томка, говорю, с нами пойдет! А он,– Санька снова передразнивая, задрал плечи,– стоит, пожимается.

– Пусть идет, тебе че надо-то?

– Ты не против?

– Да мне по барабану! Достал уже!

– А пацанам, им тоже по барабану?

– Знаешь че, Лев, ты мужик, или кто? Если им не по барабану, то тебе, должно быть по барабану на то, че им не по барабану!

– Ни фига ты.,-переварив сказанное, удивился Санька,-Спиноза!

– А то!

Хорошо, когда есть друг.

К приятному удивлению парня, Тамару встретили не то, чтобы радостно, но и без агрессии. Пусть идет, коль охота.

– Будешь буянить,– сделавшись очень строгим, Леший кивнул на Саньку,– огребется.

– Почему он?

– Тебя бить не интересно, а его,– Леший смачно чмокнул,– самое то!

– Ладно, не буду,– нехотя, словно ей запретили заниматься тем, что по душе, согласилась Тамара,– жалко, человек все-таки.

На рыбалку ходили на речку Бачат, протекающую в километрах трех от села. Считалось, что в ней рыбы больше, чем в Ине, на берегах которой находилось сразу несколько поселений, тесно соседствующих одно с другим, кончается одно, сразу, из улицы в улицу, начинается другое.

С вечера на большой улов не надеялись, хоть бы на уху наловить. Поэтому, как попало побросав мешки, первым делом торопливо закинули удочки, только потом стали готовить дрова на костер, вытаскивать посуду, в общем готовиться, изредка подбегая к воде с проверкой, клюет не клюет. Тамару, как представительницу слабого пола, деликатно, на сколько это возможно у них, отстранили.

– Ты это, мы без тебя,– не терпящим возражений голосом изрек Леший,– иди вон, рыбачь. Не мешайся под ногами.

Спросив у Саньки какая удочка ей, присев на корточки, затихла, всем видом показывая, сказали рыбачить, я и рыбачу. Какое-то время Тамара добросовестно следила за поплавком, неподвижно лежащим на водной глади, но заскучав, отвлеклась на заросший кустарником противоположный берег, на закат, прислушалась как парни спорят кому чистить картошку. Уже собралась пойти, скучно сидеть-то,

предложить свои услуги, глядь, а поплавка нет! Ну нету! Вдруг появился, описав дугу по воде, снова исчез, потянув за собой удочку. Сцепившись мертвой хваткой

за удилище, девушка не знала что делать.

– Саш,– сначала шепотом, потом, чувствуя, как кто-то с силой дергает удочку, каким-то утробным голосом, взвопила,-Са-а-ш!

– Че, Том?– Мигом подскочил парень.

Тамара кивнула на воду.

– Клюет?– Наметанным глазом определил, рыба не мелкая.-Так Том, плавно подводи к берегу, не дергай! Леску порвешь.

Девушка послушно исполнила указания.

– Молодец. Выводи, выводи на берег! Есть!– проорал наставник. Видя, что девушка, пятясь от воды, продолжает тянуть бьющуюся добычу по песку, уже спокойнее,– Том все. Стой! Коряга!

Поздно. Зацепившись ногами, Тамара брякнулась. Не успел Санька подскочить на помощь, как девушка не выпуская удочку поднялась. Да так ловко, без помощи рук!

– Ушиблась?– Санька заботливо отряхнул прилипший к одежде мусор.

– Поймала,– с сияющим лицом прошептала девушка,– поймала.

«Какая же красивая!»– Мелькнуло у парня.– Удочку, дай. Не ушиблась?

Тамара энергично мотнула головой, нет мол, не ушиблась, и засмеялась. Заливисто, от души.

– Почему шумим?!– с ходу застрожился Леший,– Ржем тут, а? Порядок нарушаем!

– Знаете что! Любитель порядка!– С некоторых пор, между Тамарой и Лешим, возникла какая-то дружеская, ни к чему не обязывающая, и оттого еще более приятная, взаимная симпатия,– Пока вы там, занимались, не знаю чем, скорее всего, валяли дурака, я,– девушка для пущей убедительности ткнула себя пальцем в грудь,-между прочим, рыбу ловила! На уху-у!

– Да как вы смеете, женщина!– с пафосом,– Да тут все только на мне держится!

– Пси! Завышенное самомнение, ведущее к деградации личности!

– Во дает!– Леший не без удовольствия признал свое поражение.

– Лех, смотри,– Санька с трудом выдрал крючок из утробы огромного, по здешним меркам, грамм на триста, окуня.

– Ух ты!– Искренне удивился парень,– я такого не ловил. Молодец Томка! Красотка!

Подперевшись кулачком в бок, Тамара гордо вскинула подбородок.

– Ух ты!– повторился Леший, уже по отношению к девушке. Сама прелесть! Не захочешь, да залюбуешься,– Красотка!

К сумеркам наловили на уху. У Тамары, к скрытой ее радости,– «маме покажу.»-, большого окуня не взяли, мотивируя тем, что уха из мелочи вкуснее. Забрали второго, размером чуть больше мизинца, которого, усердно пыхтя, так же как и первого, тащила по песку метров за пять от берега. Слава богу, хоть не брякнулась. Сама, без помощи Саньки, чего-то там бубня себе под нос, и дважды уколов пальцы о плавники, освободила крючек, насадила наживку, и, довольная собой, закинула удочку. «Не уйду, пока не поймаю!»– Но дразнящий аромат ухи, доплывший до Тамары, сначала поубавил, а затем, свел на нет рыбацкий пыл. Девушка почувствовала, что, голодна так, как не была голодна ни разу в жизни. Не дожидаясь призыва, пошла к костру, где не менее голодная братия, поторапливала извечного уховара Тихона.

– Не зря у тебя кликуха, Тихон, варишь, как черепаха!

– А как черепаха варит?

– Так же как и ты! Пока дождешься, с голоду сдохнешь!

– Да щас уже, картошка дойдет, сам жрать хочу!

Наконец, казалось еще минута, и начнется голодный бунт, Тихон, в отместку за черепаху, нарочито медленно снял с костра, объемистый, литров на семь, котел,и также медлительно, поставил в центр образованного круга.

– Жрите, сволочи!– И тут же осекся,– Том, это не тебе.

Девушка понимающе кивнула.

Не так уж и грешил от истины Тихон, сказав, жрите. Как подросший выводок поросят, кидаются к корыту, только что, наполненному пищей, так и эти, чуть ли не сталкиваясь лбами, одновременно, мешая друг другу, принимались с жадностью утолять голод. Бедному Тихону постоянно приходилось с помощью пинков, тычков и матов, отвоевывать место у котла.

– Больше хрен варить буду! Варите сами, уроды!

На сей раз все иначе, чинно, благородно. Самоотверженно глотая слюну, пока медлительный Тихон (черт бы его побрал!), зачем-то сначала подув, затем с

усердием протерев о рубаху, подал ложку Тамаре.

– Спасибо,– благодарно улыбнулась девушка.

– Том, пробуй уже!– Не выдержал Олег. -Голод не тетка! Сколько ждать-то!

– Почему я?– Удивилась девушка.

– А кто?– Определенно, Леший был в ударе, говорливый как никогда,– мы же не знаем, чего этот ухарь, в уху насыпал!

– Вот оно что!-Произнеси такое Санька, была бы обида, а от Лешего, прозвучало как своего рода признание, мол, ты теперь своя, наша,– а я то думала…

– Да ну, Том!

– Знаешь Леший- впервые Тамара окликнула парня кличкой,– если со мной что-то случится, я тебя, ур-р-рою!

Последняя фраза потонула в взрыве хохота. Казалось бы, привычное словечко из местного сленга, прозвучало так неожиданно и смешно из уст девушки. И, зверское, насколько это возможно, выражение лица! Сразу и не поймешь, шутит, или всерьез.

– Так не я варил!– Сквасил невинную мину Леший.

– Так, на тебе же, все держится!– С нескрываемым ехидством, девушка повторила слова парня.

Новый взрыв хохота,-так его, Том! А то вишь, деловой.

Как ни крути, не смотря на прожитый в селе год, Тамара по прежнему, может благодаря своей настороженности по отношению к людям, оставалась, если и не чужой, но все-таки приезжей. Чувствуя это, парни невольно ощущали какую-то скованность что ли, при общении с ней. И вот, за проведенный, совместный вечер на рыбалке, не сговариваясь, пришли к единодушному мнению,– «а Томка то, не такая!» Спроси, какая не такая, вряд ли услышишь что-то вразумительное.– «Че пристал, тупой что-ли? Сказано же, не такая!» В одном слове, куча эмоций, и уважение, и симпатия, и предупреждение,– обидишь, огребешься!

К приятному ощущению сытого благодушия, полного довольства жизнью, на сей раз, благодаря присутствию девушки, прибавилось что-то таинственное, романтичное.

Так же как и всегда, эти еще вчерашние мальчишки, подковыривали, задирали друг друга, плели всякие были и небылицы, но уже с каким-то самоконтролем, что-ли. Куда-то исчезли, казалось необходимые для связки слов, маты, не стало пошлостей, и, всех объединяло одно желание, чтобы Тамаре было весело, весело и хорошо с ними. Пересчитав глазами парней, Леший выдал.

Eelmine 1 234 5 6 Järgmine

Потерянное поколение

Selle raamatu lugejad loevad ka