Loe raamatut: «Искупить кровью!»
«Искупить кровью!»
Всего лишь час дают на артобстрел -
Всего лишь час пехоте передышки,
Всего лишь час до самых главных дел:
Кому – до ордена, ну, а кому – до «вышки».
За этот час не пишем ни строки -
Молись богам войны артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так – мы штрафники,
Нам не писать: «…считайте коммунистом».
(Владимир Высоцкий)
Глава 1. Военный призыв. Начало службы. Училище
Граждане и гражданки Советского Союза!
Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории.
Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключён договор о ненападении, и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора.
Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за всё время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.
Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что Германское правительство решило выступить с войной против Советского Союза в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.
В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты Германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на Советский Союз, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.
По поручению Правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчёт несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.
Теперь, когда нападение на Советский Союз уже свершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины. Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.
Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы Советской авиации с честью выполнят долг перед родиной, перед советским народом, и нанесут сокрушительный удар агрессору.
Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В своё время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришёл к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.
Правительство Советского Союза выражает твёрдую уверенность в том, что всё население нашей страны, все рабочие, крестьяне, интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочён и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
(Выступление по радио Наркома иностранных дел СССР
Молотова 22июн 1941 года)
Оглашая дали ревом паровозного гудка, воинский состав, оставляя за собой шлейф дыма, двигался на запад. За откаченными дверьми теплушек проплывала в утренней дымке тайга и далекие гольцы* за нею, откуда вставало солнце.
Шла первая неделя войны, эшелон вез на фронт мобилизованных дальневосточников.
В одном из вагонов, в числе других, на нарах застеленных соломой сидели и лежали несколько парней призывного возраста. Несколько дней назад, окончив школу и получив аттестаты о среднем образовании, они приехали в военкомат, сдать документы для поступления в военные училища.
Там им сообщили, что началась война с Германией, училища подождут, и вручили повестки о призыве на действительную службу. Затем отпустили на двое суток домой, попрощаться с родными. И вот теперь поезд все дальше увозил всех от родных мест.
– Интересно, сколько будем в дороге? – спросил у друзей веснушчатый крепыш Витька Кораблев, бывший лучшим футболистом в школе.
– Тебе какая разница? – откликнулся второй – Колька Паскаль, длинный и худой, лежавший рядом.
– Большая. Пока приедем, и война закончится. Мы эту Германию шапками закидаем. Вон как год назад вломили финнам. Мама, не горюй!
– Это да, – откликнулся еще один – Сенька Воропаев, копаясь в котомке. – Наша рабоче-крестьянская лучшая в мире.
– А ты чего молчишь? – повернул Витька голову к сидевшему рядом парню. Рослому, широкому в плечах и с вороным чубом
– Много болтаете, – нахмурил брови. – А войны, думаю, на всех хватит.
Звали его Сашка Пыльцын, с друзьями одногодок, но выглядел старше. К тому имелись причины.
Семья Пыльцыных была не малая: кроме отца с матерью – семеро детей, но трое умерли в младенчестве. Остались два старших брата, Сашка и младшая сестренка. Имелись еще дед с бабушкой по линии матери, проживавшие рядом.
Дед, Данила Леонтьевич Карелин, был коренной сибиряк и отличный охотник. В свое время добыл в тайге восемнадцать медведей, а однажды даже подстрелил уссурийского тигра.
Отец – Василий Васильевич, являлся достаточно грамотным человеком, имел в доме неплохую библиотеку и работал на железной дороге мастером. В 1938-м, за халатность при ремонте рельсового пути, едва не приведшую к крушению поезда, его осудили на три года лагерей. Освободившись перед войной, он нелицеприятно высказался в адрес Сталина, за что получил новый срок и был отправлен в Сибирь.
Мать – Мария Даниловна, работавшая на железной дороге оператором стрелочного блок-поста, содержала семью одна. Когда старших братьев призвали в армию, Сашка помогал, чем мог: ходил с дедом в тайгу на охоту, добывая дичь, ловил с ним мордой* в реке рыбу, а еще собирал с сестренкой грибы с ягодами и орехи. Тем не менее, жили бедно, едва сводя концы с концами.
Осенью срокового года постановлением СНК* была введена плата за обучение в старших классах. Платить за младшего сына матери было нечем, и тот написал в Наркомат путей сообщения СССР, письмо. В нем сообщил, что родители железнодорожники, семья испытывает трудности и просил помочь с дальнейшей учебой. При этом не утаил судьбу отца.
Вскоре пришел ответ на правительственном бланке за подписью Лазаря Кагановича*. Адресату обеспечивались за счет наркомата все виды платежей за обучение до получения среднего образования и проживание в ведомственной школе – интернате, а также бесплатный проезд по железной дороге к месту учебы и обратно.
После этого Сашку перевели из поселковой школы в школу – интернат, находившуюся в сорока километрах в городе Облучье, где он и продолжил получать знания. Кроме обычных предметов там имелась военная подготовка. Штатных военруков не было, вместо них занятия проводили сержанты из дислоцирующейся в городе части.
Учили обращению с винтовкой Мосина, штыковому бою и метанию гранат. Ко времени выпуска многие ребята и в том числе Сашка сдали нормативы «Ворошиловского стрелка»*.
Между тем, делая короткие остановки на полустанках, поезд следовал все дальше и спустя двое суток, утром, прибыл в Белогорск. Он стоял на берегу Томи и был много крупней Облучья.
На запасном пути железнодорожного вокзала мобилизованных с призывниками выгрузили, пересчитали, и колонна, шаркая ногами, проследовала через центр города на окраину. Там, за высоким забором располагались трехэтажные казармы, через открывшиеся ворота завели внутрь.
На обширном плацу всех построили, из отдельно стоящего здания вышли несколько офицеров и старший, в звании майора, сообщил, что они вливаются во вновь формируемый стрелковый запасной полк 2-й Краснознаменной армии Дальневосточного военного округа.
Затем прибывших отправили в баню, где парикмахеры в синих халатах остригли наголо головы и причинные места. Получив по четвертушке мыла, а к ним мочалки, искупались, вслед за чем получили из раздаточных окошек у каптеров белье и летнее обмундирование: хлопчато-бумажные гимнастерки с шароварами, пилотки, брезентовые ремни и кирзовые сапоги с портянками.
– Ну, как я смотрюсь? – первым облачившись в обновки, спросил у друзей Колька.
Под пилоткой лопушисто торчали уши, в ворот гимнастерки можно было вставить еще шею, широкие голенища сапог подчеркивали кривизну ног.
– Вроде как Петрушка из балагана, – наматывая портянку, подмигнул остальным Сенька. Те дружно загоготали.
Далее прибывших отвели в столовую на обед, состоявший из кислых щей, пшенной каши с волокнами мяса и бледного компота из сухофруктов. После него снова построили на плацу, состоялось распределение по ротам.
Саша с Колькой, как самые рослые, попали в первую.
– Тэкс, – сказал, прохаживаясь перед ней, стройный подтянутый офицер, затянутый ремнями. – Я командир роты младший политрук Тарасов Николай Васильевич. Буду готовить из вас солдат (остановился в центре). Кто из мобилизованных имеет среднее образование, два шага вперед!
Из строя вышли два десятка человек, которых он назначил командирами взводов и отделений. Как впоследствии выяснилось, в полку хронически не хватало среднего и младшего командного состава. Приходилось изыскивать из числа прибывших.
После этого рота в количестве пяти сотен личного состава проследовала в сопровождении политрука с сержантом в палаточный городок, расположенный за частью, на опушке леса.
Со следующего дня начались занятия. Они включали в себя политическую, строевую, стрелковую и физическую подготовку, штыковой бой и изучение уставов. Режим дня был предельно жестким.
Подъем в шесть утра, зарядка и умывание, завтрак и занятия до полудня. Далее обед, получасовой отдых и снова занятия – до ужина. После него изучение матчасти с боеприпасами. Завершала день вечерняя поверка, в двадцать два часа отбой.
Первая неделя оказалось самой трудной, выматывались до предела, затем втянулись. Вскоре в роту прибыли два лейтенанта и несколько сержантов из запаса, подготовка усилилась. Называлось это все «курс молодого бойца», продлилось полтора месяца. Далее призывники приняли Присягу (мобилизованным этого не требовалось) учеба активно продолжалась.
Между тем, как следовало из фронтовых сводок, скорой победы над врагом не получалось. Фашистские войска, взломав советскую границу, захватили Вильнюс с Минском и Кишинев, начались бои под Смоленском.
Агитаторы во время политчаса разъясняли, что эти успехи временные, враг будет оставлен, разбит и обращен в бегство. Бойцы этому верили, советская идеология не допускала поражения Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Тем не мене, тревога оставалась.
Выбрав время, Сашка написал домой письмо, мол у него все нормально, жив -здоров, служит в запасном полку. Ответ не заставил себя ждать. В нем мать сообщала, что у них все тоже хорошо. Они со старшим братом работают, сестренка ходит в школу, дед с бабушкой занимаются по хозяйству.
А спустя еще месяц в части случилось ЧП*. Из нее сбежали два бойца-старовера*. Через неделю обоих поймали, обвинив в дезертирстве, и расстреляли за палаточным городком. Из всех рот выделили по десятку представителей, выстроив в две шеренги напротив выкопанной могилы. В их число попал и Александр.
К месту казни беглецов доставили бойцы НКВД* в синих фуражках, во главе с сержантом. Военюрист со «шпалой» в петлицах громко зачитал короткий приговор, сержант отдал команду. Вслед за ней сухо ударил залп, сбросивший осужденных в яму. Назад строй возвращался в угрюмом молчании.
В начале сентября, когда леса украсились позолотой, а в посветлевшем небе к югу потянулись птичьи стаи, роту, в которой служил Александр, разбросали по другим воинским соединениям. Он попал 12-ю стрелковую дивизию, дислоцирующуюся в Благовещенске, а оттуда с еще несколькими бойцами в 198- й полк, расположенный в часе езды от города.
Полковое начальство обратило внимание на крепкого рослого парня, да к тому же со средним образованием и определило его в разведвзвод. Он располагался неподалеку от штаба, туда сопроводил дневальный.
Разведчики жили в трех землянках неподалеку от штаба, спустились по дощатым ступеням в крайнюю. Там, в свете аккумуляторного фонаря, за небольшим столом что-то писал в тетради русоволосый офицер с медалью «За отвагу» на гимнастерке. Ефрейтор, по виду азиат, подбрасывал в потрескивающую буржуйку* короткие полешки.
– Товарищ старший лейтенант! – бросил к виску руку дневальный. – К вам пополнение из штаба.
– А почему один? – подняв на вошедших глаза, отложил в сторону карандаш.
– Не могу знать (пожал плечами).
– Ладно, свободен. А ты садись, – кивнул «пополнению» на табуретку напротив.
Боец тут же исчез, присел на сидение.
– Красноармейскую книжку – протянул взводный ладонь.
Расстегнув верхние крючки шинели, достал из кармана, передал.
Тот, развернув, внимательно прочел все записи.
– Получается из местных?
– Так точно. Дальневосточник.
– Каким спортом занимался на гражданке?
– Бег, лыжи, гимнастика. Сдал нормы «Ворошиловского стрелка».
– Похвально – вернул книжку. – Нургалиев.
– Я! – обернулся от печки ефрейтор.
– Пригласи ко мне Замятина.
– Слушаюсь.
Прикрыв топку, вышел из землянки. Вскоре вернулся с крепким жилистым сержантом.
– Вот, забирай пополнение – кивнул на Пыльцына. – Внеси в список личного состава и поставь на довольствие.
– Только один? – скользнул по тому взглядом.
– Ну да, щас пойду в штаб разбираться.
– Топай за мной, – сказал помкомвзвода.
Землянка, в которую привел, была вдвое больше командирской. По сторонам тянулись двухъярусные нары с матрацами, заправленными солдатскими одеялами. В дальнем конце топилась печка из железной бочки, рядом дощатый стол с двумя лавками. Освещалось все керосиновой лампой.
«Да, условия не фонтан», мелькнуло у Александра в голове, но он благоразумно промолчал. Словно почувствовав это, сержант, сообщил, условия в полку спартанские, сюда часть передислоцировали летом. Пока успели построить бревенчатые штаб, столовую и санчасть с баней.
Затем, расположившись за столом, пригласил новичка сесть и тоже ознакомился с его красноармейской книжкой. После чего, достав из висящей на гвозде полевой сумки блокнот, внес прибывшего в список личного состава.
Так началась служба Александра на новом месте.
Разведвзвод в составе трех неполных отделений активно занимался боевой подготовкой. Руководил ею командир – старший лейтенант Золотов (участник боев на Халгин-Голе*) помкомвзвода Замятин и отделенные командиры непосредственно воплощали в жизнь. Она включала в себя ориентирование на местности по азимуту* и карте, стрельбу на полигоне из штатного оружия, приемы рукопашного боя.
Помимо этого, на практике изучались формы и методы маскировки, проникновения в тыл противника, наблюдения за ним, сбора информации и захвата пленных. А поскольку милитаристская Япония к тому времени оккупировала Манчжурию* и планировала нападение на СССР, по военному разговорнику изучали японский. Основными фразами в нем были «Стой! «Руки вверх!» «Бросай оружие! «Сдавайся!».
Распорядок дня оказался еще более жестким, чем в запасном полку, изматывались до предела. Новую для себя военную должность (прежняя именовалась «стрелок») Александр осваивал успешно, хотя и был во взводе самый молодой. Остальные отслужили по полтора – два года, а Замятин и командир второго отделения Махно разменяли третий.
Помимо боевой подготовки разведчики охраняли штаб, а еще ходили в примыкавшую к части тайгу в составе подвижных групп. Их задачей являлось скрытное прочесывание местности, ввиду близкого расположения к китайской границе.
Одним таким днем, в середине ноября, группа из трех бойцов в которой находился Александр, задержала в пяти километрах от расположения полка человека. По виду нанайца, с котомкой за плечами и малокалиберной винтовкой. Назвался охотником.
Старший – ефрейтор Егоров приказал обыскать, ничего подозрительного не нашли, доставили в полк. Там, в разведотделе, задержанного обыскали повторно и за подкладкой ватной куртки обнаружили карту. На ней было отмечено расположение полка и объектов имевшегося в этих местах укрепрайона. Оказался японским шпионом.
За проявленную бдительность, спустя неделю, все трое получили благодарности от командира дивизии генерала Максимова
– Да, везунец ты Саня, – поздравили Пыльцына товарищи. – Служишь всего – ничего и уже в почете.
С нового места он написал домой письмо и получил ответное. В нем мать сообщала, что пришли веточки и от старших сыновей. Оба воюют на фронте. Иван на Украине, а Виктор в Сталинграде. Передают ему привет. Кроме того на соседа Федора Харламова пришла первая в поселке похоронка. Убили под Одессой.
Прошла осень, наступила зима. Территорию части и окружавшую ее тайгу завалило снегом, ударили морозы. А накануне Нового года, когда Александр сменился с поста у знамени полка, его вызвали в штаб. Там сообщили, что он направляется на учебу во 2-е Владивостокское пехотное училище.
Это событие встретил с радостью – сбывалась мечта стать офицером и увидеть Владивосток, где никогда не был.
Однако, как оказалось, училище находилось в Комсомольске – на Амуре, куда, получив нужные бумаги и распрощавшись с разведчиками, он выехал следующим днем. До Комсомольска из Благовещенска добирался на пассажирском поезде, прибыл туда ранним утром.
Училище располагалось на городской окраине рядом с Амуром в огороженных забором казармах. На КПП у Александра проверили документы, и помощник дежурного сопроводил в строевую часть. Там Пыльцын сдал направление, был занесен в списки и направлен в одну из казарм, где уже находились другие прибывшие. Полторы сотни ребят, его лет, из подразделений Дальневосточного фронта.
Спустя еще час всех построили в две шеренги на среднем проходе, состоялось знакомство с новым начальством – командиром роты, взводными и старшиной.
Ротный был в звании старшего лейтенанта по фамилии Литвинов, взводные – Лиличкин, Артюхов, Пак и Фокин – лейтенанты, старшина – сержант Хамсутдинов. Всех разбили по взводам, Александр попал в первый.
Далее сводили в баню, после которой выдали курсантские петлицы на шинели с гимнастерками и заменили буденовки* шапками-ушанками, а потом в столовую на обед.
На следующий день, после физзарядки на плацу и завтрака, начались занятия по огневой и тактической подготовке, топографии, саперному делу, полевой связи и службе войск. Изучались уставы, проводились строевые занятия и политчас. Главное внимание уделялось действия взвода в наступлении и обороне.
Основная часть занятий проводилась «в поле», регулярно устраивались боевые стрельбы и марш-броски с полной выкладкой на расстояние до двадцати пяти километров. Помимо этого курсанты несли все внутренние наряды в училище и выполняли хозработы.
Несколько человек не выдержали столь высоких нагрузок и были возвращены в части, остальные продолжали осваивать нелегкую науку. За это время Александр сдружился с несколькими ребятами. Ими были земляк Коля Пахтусов, Андрей Лобкис из Саратова – ротный запевала, и очкарик Сергей Ветчинкин, коренной ленинградец. Чем могли, они помогали друг другу, став надежными товарищами.
В трудах и лишениях прошла морозная зима (казармы отапливались неважно) согревались лишь на полевых занятиях, а в апреле пришла долгожданная весть о разгроме фашистских войск под Москвой. Курсантов охватила небывалая радость, они поздравляли друг друга, у отцов-командиров тоже просветлели лица.
– Я же говорил! – ликовал Пахтусов, потрясая кулаками. – Теперь дело пойдет, погоним немчуру с нашей земли.
– Непременно погоним! – вторил ему Лобкис, Пыльцын широко улыбался и только Ветчинкин молчал. Его родной Ленинград был в смертельной блокаде.
По такому случаю в столовой выдали праздничный обед, повара расстарались. На первое наваристые щи с мясом, к ним гречневую кашу с лярдом*, по белой булке и кисель. Кормили по военному времени в училище неплохо, но переменному составу не хватало. Нагрузка была запредельной, организмы требовали еще.
Назад рота возвращалась с песней.
Запевайте песню звонкую,
Запевайте песню веселей -
Про свою родимую сторонку,
О могучей силушке своей!
улетал в небо звонкий голос Лобкиса.
Разгромим рукой суровою,
Разгромим фашистов всех в бою.
Мы по зову Сталина родного
В бой идем за Родину свою!..
дружно поддерживали его сто двадцать молодых глоток.
К тому времени курсантов неплохо натаскали, все успешно осваивали науки, близились экзамены (выпуск являлся ускоренным).
Все их строгим преподавателям Александр сдал по первому разряду, то – есть на отлично, и ему с семерыми такими же, присвоили звание «лейтенант». Остальных, в том числе его приятелей выпустили «младшими».
В штабе новоиспеченным офицерам выдали удостоверения, а на складе комсоставское обмундирование: новенькие суконные гимнастерки с лейтенантскими кубарями на петлицах, галифе с кантами, хромовые сапоги и с малиновыми околышами фуражки. К этому добавили снаряжение: кожаные ремни с портупеями и кобурами для наганов, полевые сумки и планшетки для карт.
– Разрешите представиться! – покрасовавшись у зеркала на складе, подошел к еще одевавшимся друзьям Сергей. – Младший лейтенант Ветчинкин! (бросил к виску руку).
– Вольно, младшой, – пробасил Пахтусов, остальные рассмеялись.
Однако вскоре радость была омрачена. Младших лейтенантов отправили на фронт, а лейтенантов надеявшихся уехать туда первыми – в Дальневосточные войска. Небольшая группа выпускников, куда попал и Александр, получила назначение командирами стрелковых взводов в 29-ю Отдельную стрелковую бригаду.