Loe raamatut: «Опаленные войной»
Опаленные войной
повесть
(начата 13 мая 2025 года)
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне…
(Геннадий Шпаликов)
Глава 1. Город, которого нет
Под колесами «Патриота» гудел асфальт, по сторонам плыли в первой зелени посадки, за ними волнилась степь, у горизонта туманились терриконы. Стояла середина апреля, весна выдалась ранняя и теплая.
В кабине тихо звучала музыка, за рулем сидел мужчина. На вид лет двадцати семи, рослый, с широким разворотом плеч и ястребиными глазами. Лицо жесткое, через правую щеку шрам. Одет в новенький камуфляж с тремя звездочками на погонах.
Звали Виктор Скляр, возвращался на родину в Попасную. Там жили его родители, не виделись десять лет.
Свой город любил. Попасная была районным центром с населением за тридцати тысяч, раскинувшимся на живописной, перемежающейся балками* степной возвышенности. Одновременно являлась крупным железнодорожным узлом, через который проходили множество пассажирских и грузовых составов. В ней имелись вагоноремонтный, механический, стекольный и молочный заводы, хлебокомбинат и обувная фабрика. На обширной территории района, вплоть до Северского Донца – десяток поселков и агропредприятия.
Отец Виктора, родом из Белоруссии, работал оперативником в РОВД, мама, коренная попаснянка, преподавала в школе историю с литературой. Ее предки были сербами, пришедшими в эти места во времена правления Екатерины II для охраны от турок южных рубежей России.
Расселились они по берегам Северского донца, образовав военные поселения. Местность эта стала зваться Славяносербией. Район с одноименным названием сохранился поныне.
Была у Виктора и старшая сестра. Окончив в Первомайске медучилище, распределилась в Новороссийск, где и осталась, выйдя замуж за корабела*.
Закончив десять классов и отслужив срочную в ВДВ, он поступил в Донецкий национальный университет, решив по настоянию отца стать юристом. Отучился два года, а с началом войны в Донбассе, развязанной бандеровской Украиной, взяв академический отпуск, ушел в ополчение.
Воевал в штурмовом батальоне «Сомали»*, имея позывной «Скиф». Территорию Донбасса издревле населял этот воинственный народ, что подтверждалось многочисленными курганами и произведенными в них раскопками.
Участвуя в боях за Донецкий аэропорт, Марьинку и Авдеевку, получил легкое ранение и Георгиевский крест*.
После признания Россией независимых республик Донбасса и с началом специальной военной операции, продолжил службу командиром взвода в том же батальоне, в составе российской армии. За бои в Мариуполе удостоился Ордена Мужества, а спустя год получил тяжелую контузию.
Дальше было длительное лечение в Ростове, потом в Москве, в клиническом госпитале имени Бурденко. Когда восстановились зрение и слух, с жадностью смотрел по телевидению все передачи, касающиеся Донбасса.
Из них узнал, что ряд российских регионов, восстанавливают там разрушенные войной города, взяв над ними шефство. Попасная в их числе не значилась, но потом услышал по радио заявление вице-премьера Хуснуллина сообщившего – она будет отстраиваться заново.
В госпитале Виктор сдружился с чуть старше его мужчиной. Лежали в одной палате. Звали Станислав Карпешин. Был следователем по особо важным делам следственного комитета России, находился в командировке в Донецке. Там попал под обстрел «Хаймарсами»*, получив осколочное ранение и контузию.
А еще познакомился с врачом- ординатором Ниной, двумя годами моложе, завязались отношения. Когда учился в университете, у него была девушка, но с началом восстания на Донбассе расстались. Имели разные взгляды на происходящее.
С Ниной встречались ночами в процедурной, гуляли в госпитальном сквере, где читал девушке стихи Есенина.
Любовь к литературе привила мама. У них была неплохая домашняя библиотека, с первого класса был записан и в городскую библиотеку. Пока учился в школе, читал запоем. Особо нравились произведения Гоголя, Майн Рида, Фенимора Купера и Дюма.
После медкомиссии признавшей негодным для дальнейшей службы, Виктор попрощался со Стасом, обменялись номерами мобильников.
– Если будешь в Москве, заезжай, рад буду видеть, – сказал на прощание капитан. Обнялись.
В часть Виктор сразу не поехал, неделю жил в трехкомнатной квартире Нины на Севастопольском проспекте. Досталась в наследство от деда, известного в прошлом офтальмолога. Была разведена, воспитывала пятилетнюю дочку – Верочку. Показала ему Москву, где раньше не бывал.
Столица поразила размерами и многолюдьем, потоками иномарок, множеством офисов с торговыми центрами, ресторанами и ночными клубами. О войне ничего не напоминало, кроме порой встречающих рекламных щитов с призывами заключать контракт с армией и отправляться на СВО*.
На других, рядом, рекламировались элитная недвижимость, отдых в Турции и других теплых странах, всевозможные банковские услуги и тому подобное. А еще удивило огромное число трудовых мигрантов из Средней Азии заполонивших столицу.
Вечерами по телевизору шли многочисленные шоу, на которых отрывались Киркоров с Басковым, Лазарев, Тимоти, и Билан, Лолита с Бузовой и тому подобные.
«На фронт бы вас всех», с негодованием думал Виктор. «Мужиков подносчиками снарядов, баб санитарками в госпиталя. Знал и других, приезжавших с концертами в Донецк: Лепса, Чичерину, Маршала и других. Относился к ним совсем иначе.
Имелись в столице и другие места – для души. Нина сводила его в Третьяковскую галерею, Исторический музей, показала Старый Арбат и Чистые пруды.
Когда сидели в кафе на набережной, Виктор спросил подругу, кто был ее муж и почему расстались?
– Подлец (нахмурилась). Имеет автосервис на Полянке, любитель ночных клубов, постоянно мне изменял. Выгнала, теперь нашел другую.
– Ясно, – сказал Виктор.
За три дня до отъезда, попали в историю. Деньги у него имелись, решил сводить Нину в хороший ресторан.
Поехали в центр, на Лубянку, направились к одному, с охранниками на входе. Нина приоделась, Виктор был в отглаженном камуфляже с белым подворотничком, наградами на груди и начищенных до блеска берцах.
– Вам нельзя, – остановил один, с рацией в руке. У нас дресс-код.
– Не понял?
– В военной форме не пускаем.
– Гражданки у меня нет.
– Без разницы.
– Еще раз говорю, дай пройти, – нахмурился.
– Гуляй дальше, вояка, – ухмыльнулся второй.
По натуре Виктор был вспыльчивый, оскорблений не терпел.
– Ах ты ж, гад, – сгреб за грудки и врезал по морде. Завязалась потасовка.
Чуть позже он сидел в обезьяннике* ближайшего райотдела, расстроенная Нина стояла у окна дежурного, объясняя ситуацию. Пожилой майор хмуро слушал, листая военный билет, затем хмыкнул и вышел наружу. Отпер замок решетчатой двери – выходи лейтенант. И вернул документы.
– Я свободен?
– Как ветер, – кивнул фуражкой. – Ты ему правильно врезал.
В ресторан Нину он все же сводил. В другой раз. Приличный и недалеко от дома.
Короче, Москва не понравилась. Нина предлагала остаться, но он отказался, тянуло на родину.
Следующим утром, отведя дочку в сад, она проводила Виктора в Новоясенево, откуда ходили рейсовые автобусы в Донбасс. Когда объявили рейс Москва-Донецк, крепко поцеловала.
– Мой телефон ты знаешь, – сказала на прощание. – Звони, буду рада. Развернувшись, застучала каблучками к метро.
Долго смотрел вслед, вскинув на плечо сумку, последним поднялся в салон. Дверь с шипением затворилась, автобус вырулил со стоянки. За окнами потянулись леса с перелесками и поля, нахлынули воспоминания. Бои, в которых участвовал, погибшие товарищи, дороги, которые прошли вместе. Задремал.
На другой день, тоже утром, вышел на донецком автовокзале и доехал на троллейбусе до штаба 1-го армейского корпуса. С началом СВО их батальон вошел в состав соединения.
Там сделали отметку в военном билете об увольнении в запас и перечислили на банковскую карту причитающееся за два с половиной года денежное содержание. А еще узнал, что его батальон отозван с передовой в Донецк на недельный отдых.
Выяснив расположение, отправился туда. Ребята встретили радостно.
– Получается, списали вчистую? – спросил новый взводный с позывным «Горняк», раньше бывший заместителем Виктора.
– Типа того, – кивнул. – А почему не вижу Сашки?
Сашка, с позывным «Грек», как и он, являлся ветераном подразделения.
– Нету «Грека», – вздохнул отделенный «Маугли», похожий на шимпанзе. – Снарядом разнесло в клочья.
– М- да, – погрустнел Виктор. – Светлая ему память.
За десять лет войны личный состав батальона обновился на три четверти. Одни были убиты, другие тяжело ранены.
Вечером вчетвером собрались у ротного. Комбат – Герой России с позывным «Байкот», до следующего утра отлучился. Выпили за встречу, помянули друзей.
Виктор рассказал, как лечился в Москве, а они, как и где воевали без него. Потом ротный включил магнитофон.
На горе стоял казак – он Богу молился.
За свободу, за народ низко поклонился!
Ой-ся, ты ой-ся,
Ты меня не бойся.
Я тебя не трону -
Ты не беспокойся!
грянул под гармошку с барабанной дробью, мужской хор.
А ещё просил казак правды для народа.
Будет Правда на земле – будет и Свобода!
Продолжил.
Это была любимая песня первого командира батальона Миши Толстых («Гиви»), подло убитого семь лет назад украинской СБУ*. Выслушали молча.
– Да, – смахнул слезу ротный. – Такого командира у нас больше не будет. – Плесни Горняк.
Тот налил, помянули отдельно.
Утром, после завтрака в столовой, Виктор сообщил ротному, что собирается купить автомобиль. Тем более, что права на вождения имелись и мечтал о нем давно.
– Правильно, – одобрил тот. – На гражданке пригодится. Байкер! – махнул рукой чернявому бойцу. – Иди сюда.
Тот подошел, – весь внимание.
– Значит так. Насколько помню, ты местный и механик?
– Ну да, из Донецка. Работал в автосервисе.
– Щас выпишу тебе увольнительную, поездишь с нашим дембелем по автосалонам, – кивнул на Виктора. – Поможешь выбрать машину.
– Понял. Не вопрос. А какой?
– «Патриот» – ответил Виктор.
– Для наших дорог само то. Нулевой?
– Ну да.
– В таком разе нам в «Ключ – Авто». Это дилер Ульяновского завода.
Спустя полчаса отправились на место. По дороге Виктор спросил, – почему не знаю?
– Я в батальоне полгода.
– Доброволец?
– Ага.
– Похвально.
В автосалоне Виктор выбрал синий. Спутник тщательно осмотрел автомобиль, совершили пробную поездку.
– Можно брать, – похлопал по капоту Байкер. – Все в норме.
По дороге в часть Виктор докупил смартфон, старый кнопочник едва тянул и гостинцев родителям. Через КПП въехали на территорию.
У казармы их роты с распростертыми объятиями встретил вернувшийся комбат.
– Значит, покидаешь нас, «Скиф»? – отстранился
– Извини, командир, – развел руками. – Не по своей воле.
– Автомобиль твой?
– Мой. Только что купил.
Хотел выехать сразу, куда там. Майор встал «на дыбы».
– Не отпущу, пока не выпьем за встречу. Мы ж с тобой сколько лет. Это не по людски. Согласился.
После комбат вызвал интенданта, приказав выдать продуктов на неделю.
Бывший взводный стал было отказываться.
– Бери. От твоей Попасной остался с гулькин нос, – отмахнулся комбат. – Пригодится.
Вскоре интендант доставил набитый под завязку армейский вещмешок, поставив его в багажник.
Короче, вечером у комбата снова было застолье. Выпивали, слушали казачью песню и обсуждали, когда кончится война. В победе никто не сомневался, но очень уж затянулась.
На утренней утреней заре, распрощавшись с комбатом и ребятами, отправился в дорогу. На прощание майор дал номер своего мобильника, – не забывай, нас, позванивай. Обнял.
И вот, спустя три часа, оставив позади Донецк, Виктор подъезжал к Первомайску. Всю дорогу на душе «скребли кошки».
Попасную российские войска освободили два года назад. Из новостных программ знал, город практически стерт с лица земли. Что сталось с местным населением, живы ли родители, неизвестно. Надеялся на лучшее, но кто знает?
Трасса между тем стала спускаться в широкую долину, поверх которой тянулся автомобильный мост. Глубоко под ним, меж бетонных опор, блестела Лугань, с густо тянущимися по берегам вербами.
Сразу за мостом начиналась возвышенность, переключил скорость, минут через пять выехал на окраину Первомайска. Он был вдвое больше Попасной, с четырнадцатого года, являлся прифронтовым и тоже изрядно пострадал. Тянущиеся по сторонам многоэтажки носили следы разрушений и пожаров, обочины в воронках, деревья посечены осколками.
Тем не менее, было видно, город жив. На крышах нескольких высоток рабочие меняли кровлю, бригада монтажников тянула линию электропередач, то и дело встречались груженые строительными материалами «Камазы».
За последними многоэтажками начиналась дорога на Попасную, до которой от Первомайска было тринадцать километров. На въезде в город с разбитой бетонной стелой и остатками блок-поста, Виктор остановил машину, выйдя из кабины, огляделся. Во все стороны, насколько видел глаз, тянулись развалины, напоминая лунный пейзаж.
Достал из кармана пачку «Тройки», щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся сигаретой. Высосав ее в три затяжки, бросил окурок и вернулся в кабину. Хлопнула дверца, автомобиль, урча мотором, тронулся дальше. Переваливаясь на колдобинах и объезжая воронки, доехал до того, что раньше было центром.
Здесь белели задымленные остатки здания администрации, на заваленной бетонными обломками площади ржавел разбитый украинский бронетранспортер «Козак» и скалился закопченной амбразурой ДОТ*.
От площади свернул влево, оказавшись на улице застроенной частными домами. Теперь от них, остались пустые выгоревшие коробки. Проехав до конца, остановился. На удивление родительский дом оказался почти цел. С крыши были сорваны несколько листов шифера, в оконных рамах выбиты стекла. А вот от летней кухни осталась только коробка.
На соседней усадьбе справа, на месте дома темнела воронка. Не иначе в него попала авиабомба или снаряд из «Града», достав взрывной волной до строения.
Дом был добротный, из силикатного кирпича на высоком фундаменте, с четырехскатной крышей. Построили до его рождения отец с дедом и братом матери, жившем в Дебальцево. Работал там в стройуправлении прорабом.
Заглушив мотор, вышел из кабины. Через поваленные створки металлических ворот с калиткой, вошел во двор.
Дверь веранды была распахнута, ведущая в дом, валялась на полу. Изнутри пахнуло сыростью. Хрустя осколками оконных стекол, прошелся по комнатам. Дом разграбили. В зале и двух спальнях было шаром покати, на кухне в углу открытый в подвал люк. На печи – голландке, в другом, сиротливо стоял жестяной таз, в нем старая фуфайка.
Сглотнув застрявший в горле ком, Виктор вышел из дома и присел на скамейку перед вкопанным в землю столом. Над ним раскинула ветки обгорелая наполовину яблоня.
Достав сигареты, снова закурил и задумался. «Куда подевались родители? Живы или нет?». Решил объехать город. Не может быть, чтобы исчезли все. Кто-то должен был остаться.
Больше часа внедорожник колесил по разбитым улицам, Виктор мрачнел все больше. Городские кварталы и частный сектор лежали в руинах, от предприятий остались изрешеченные цеха, везде хаос и запустение. Изредка пробегала стайка бродячих собак, людей не наблюдалось.
И только ближе к полудню, у полуразрушенного храма, ему встретился старик. В заношенной телогрейке и с кепкой руке, он неподвижно стоял у одной из стен сбоку входа. На звук подъезжающей машины обернулся. Виктор тут же затормозил и вышел из кабины, – здравствуй отец.
– И тебе не хворать, – недоверчиво оглядев, надев кепку. – Кого шукаешь?
– Родителей. Они жили здесь. Фамилия Скляр. Может знали?
– Не, – чуть подумал. – Не доводилось.
– Кроме тебя в городе еще кто есть?
– Как же, имеются. Сотни три. Живут по подвалам и в домах, что остались.
– Что с остальными?
– Одних побило, других наши солдаты вывезли в Первомайку.
– Много?
– Того не знаю.
– А чего здесь стоишь?
– Смотрю на чудо, – повлажнел глазами. – Вон оно, гляди. Кивнул на стену.
Там, среди бесчисленных выбоин от осколков и пуль, была изображена в рост человека фреска. Двое святых с нимбами над головой, в длинных одеждах. На ней ни царапины.
– Святые Петр и Павел, – сказал дед. – Не иначе знамение.
– Да, – перекрестился Виктор.
Увиденное его поразило. Храма, считай нет. А фреска цела. Точно чудо. Раньше в Бога он не верил, хотя и был крещеный. На фронте пришлось, так стало со многими.
– Сам-то где живешь, отец? – перевел глаза с фрески.
– В летней кухне. Хата у меня сгорела, бабка померла. А я вот скриплю помаленьку.
– Отсюда далеко?
Улица Кошевого. Это на окраине.
– Знаю. Давай подвезу.
– Не откажусь.
Уселись в кабину, «Патриот» тронулся с места.
По дороге старик (звали Тарас Петрович) рассказал, что до пенсии работал на стекольном заводе, потом занимался хозяйством – держал корову с поросенком и гусей. Когда в город вошли украинские войска, их с женой выселили их дома в летнюю кухню, всю живность съели. Хозяева перебивались с воды на хлеб.
– А еще бандэры тут же стали грабить местное население – продолжил Тарас Петрович. – У нас с жинкой отобрали холодильник с телевизором и мотоцикл с коляской. По железной дороге все вывозили на Западную Украину. Когда же к Попасной подошла российская армия и завязались бои, стали жечь город почем зря. Местных, кто не успел сховаться, расстреливали на месте. Так сгорела мая хата, а бабку убило очередью с ихнего броневика.
– Гады, – скрипнул зубами Виктор. – А как сейчас живешь и на что?
– Теперь, сынок, легче. Когда Попасную освободили, стали платить российскую пенсию, в том числе тем, кто тут остался. На нее в Первомайке покупаем продукты. Еще два раза в неделю бесплатно завозят хлеб, по буханке на брата, иногда гуманитарку. Так что грех жаловаться.
Спустя минут пятнадцать въехали на улицу Кошевого. Она мало отличалась от других – те же сгоревшие и разрушенные дома, поломанные деревья, у одного перевернутый вверх колесами, покореженный бензозаправщик.
– Тут останови, – показал пальцем Тарас Петрович на остов ближайшего дома и открыл дверцу.
Когда вышел, развернулся и порулил обратно.Первомайск знал хорошо. В старших классах ездил туда с друзьями на дискотеку и соревнования по плаванию. Там имелся один из лучших в области крытый бассейн.
Глава 2. Обустройство на старом месте. Четвероногий друг
Въехав через короткое время в город, Виктор остановил машину на стоянке у здания администрации на центральной площади. Здесь было все как до войны: памятник Ленину перед кинотеатром, здание бассейна, чуть в стороне, с другой, парк-альпинарий.
Потянув на себя стеклянную дверь, очутился в обширном вестибюле. По нему прогуливался полицейский сержант с автоматом на плече.
– По какому вопросу, гражданин? – заступил дорогу.
– Коротко рассказал.
– Документы?
Вынув из нагрудного кармана, протянул военный билет.
Ознакомившись, страж вернул. – Вам в кабинет номер пятнадцать, второй этаж.
Поднявшись туда, пошел высоким коридором, вдоль ряда дверей, остановился у нужной, постучал.
– Да,– глухо донеслось изнутри.
Открыв дверь, вошел.
В небольшом кабинете за столом сидел средних лет человек, просматривая какие-то бумаги.
– Добрый день, – сказал Виктор.
– Здравствуйте,– поднял глаза. – Присаживайтесь.
Присел за приставной стол.
– Я вас слушаю.
Снова все рассказал, более подробно.
– Ясно, – кивнул хозяин кабинета. – Вы пришли по адресу. Я как раз занимаюсь вопросами приема и размещения беженцев. После чего встал и достал из сейфа папку.
– Значит, говорите фамилия родителей Скляр? – открыв, заскользил пальцем по первой странице.
– Да. Алексей Иванович и Оксана Николаевна.
Дойдя до конца, перелистнул, заскользил снова. Закончив взглянул на посетителя, – таких в списке нет.
– А не могли пропустить?
– Вполне. Из Попасной военные вывезли тысячу триста человек, царила изрядная неразбериха.
– И куда потом отправляли?
– Часть осталась у нас, остальных в пункты эвакуации – Стаханов с Кировском Брянку и Алчевск.
– Ну что же, спасибо за информацию, – встал Виктор из-за стола. – Буду искать дальше.
– Рекомендую вам заехать в нашу полицию, – закрыл мужчина папку. – И навести справки по учетам паспортного стола.
– Добро. Надев кепи, покинул кабинет.
Спустившись в вестибюль, миновал скучавшего сержанта, выйдя наружу, сел в автомобиль и тронулся с места. Отъехав от администрации, спустился по асфальтированной улице с пятиэтажками по сторонам вниз и повернул направо. Миновал автовокзал, там тоже велись работы, через пять минут подъехал к полиции.
Она находилась в старой части города, в трехэтажном, современной постройки здании. Припарковавшись на стоянке рядом, где стояли еще несколько автомобилей, вышел из кабины, поднялся на высокое крыльцо.
Дежурный прапорщик за стеклянной стойкой, проверил документы и направил в нужный кабинет. Там Виктора выслушал инспектор по паспортной работе – лет шестидесяти седоголовый майор и в его присутствии проверил картотеку. Скляры зарегистрированными в городе не значились.
Когда собирался уходить, дверь открылась, в кабинет вошел коренастый, среднего возраста подполковник.
– Сергей Павлович, как освободишься, зайди ко мне. А у нас никак опять военные?
– Товарищ демобилизовался из армии, – встал майор. – Родом из Попасной, ищет своих родителей.
– Ну и как? – с интересом оглядел Виктора.
– Зарегистрированными у нас не значатся, – развел руками инспектор.
– Послушай, старлей, давай зайдем ко мне, – предложил подполковник. – Есть разговор.
Выйдя, вместе поднялись на второй этаж и проследовали в левое крыло здания. Там подполковник открыл дверь, с табличкой «приемная», за ней молодая женщина, что-то печатала на компьютере. Оттуда, через тамбур, прошли в просторный кабинет, с портретом Путина на торцевой стене, обставленный современной мебелью.
Подполковник опустился в кресло за двухтумбовым столом, указав Виктору рукой на один из стульев у приставного. Затем поинтересовался где и кем служил. Услышав, что сначала в ополчении, а потом в штурмовом батальоне, уважительно качнул головой – достойно.
– В связи с чем демобилизовался? – задал вопрос.
– По состоянию здоровья.
– Что-то серьезное?
– Да нет, всего лишь контузия. Врачи обещали, со временем здоровье полностью восстановится
– Кто по профессии?
– Такой пока не имею. Закончил к 2014-му два курса факультета правоведения в Донецком университете.
– Так ты ценный кадр, старлей! – высоко вскинул брови. – Извини, фамилии не знаю.
– Скляр, назвался Виктор
– Значит так, – подался вперед. – Давай ко мне на службу. У нас острая нехватка оперативного состава. Зарплата достойная, порядка семидесяти тысяч рублей, плюс премии и другие льготы. С жильем в городе сложно, сам понимаешь, но квартиру тебе выбью. Идет?
– Для начала попытаюсь найти родителей, а потом можно и подумать, – не сразу ответил Виктор. – Только пройду ли медкомиссию?
– Это беру на себя, – заверил начальник. – Кстати, где сейчас остановился?
– Пока нигде. Но думаю в родительском доме в Попасной. Он каким-то чудом уцелел.
– Так там же ни света, ни воды?
– Но люди все равно живут. Чем я лучше? К тому же почти десять лет по окопам и землянкам. Привык.
– Ладно, – открыл начальник лежавшую на столе записную книжку и достал из подставки на столе ручку. – Давай адрес. Записал
– Ну, удачи тебе в поиске родителей, – встав, пожал руку. – Бывай.
Выйдя из отдела полиции, Виктор встретил на крыльце уже знакомого майора. Тот дымил беломориной.
– Одну минуту, – остановил. – Я тут покопался в памяти и вспомнил, в Попаснянском РОВД в восьмидесятых, служил майор Скляр. Случайно не твой батька?
– Мой. Знали его? – оживился Виктор.
– Знал. Хороший был опер. Я тогда работал здесь же, заместителем начальника угро.
– Выходит, и теперь служите?
– Попросили вернуться. Острый некомплект личного состава. Начальник, чувствую, вербовал тебя к нам. Не ошибся? – бросил в урну окорок.
– Точно, – сказал Виктор.
– Ну а ты?
– Пока поищу родителей, а там будет видно.
– Советую согласиться, – взглянул на него выцветшими глазами майор. -Начальник у нас ничего, башковитый. Да и коллектив неплохой. Так что служить можно.
– Как получится, – сказал Виктор и, кивнув на прощание, сбежал с крыльца.
На стоянке прапорщик и сержант, с интересом разглядывали внедорожник.
– Служебный? – спросил, прапорщик.
– Мой,– нажал кнопку брелка. Автомобиль дважды пискнул и мигнул фарами.
– Не хило живут военные, – завистливо вздохнул сержант.
– Так в чем вопрос? – открыв дверцу, уселся за руль. – Давай на контрактную в армию.
– Не, – покрутил головой. – Я лучше здесь. Целее буду.
– И то правда, – хлопнул дверцей. Заурчал двигатель, взглянул на наручные часы. Стрелки показывали без четверти двенадцать.
Развернувшись, снова поехал через центр. Там работали несколько магазинов, в том числе «Хозтовары», выйдя из кабины, зашел внутрь. Для начала купил две сумки-рогожки, примус, металлическую посуду, включая сковородку с чайником, аккумуляторный фонарь. Загрузил в одну.
Во вторую поместил топор, ручную пилу, молоток с гвоздодером, пару дверных навесов, долото, врезной замок и несколько пачек гвоздей. Шиферные, «сотку» и «двадцатку».
– Хозяйственный ты военный, – оценила молодая продавщица. – А жену не надо? Стрельнула в него черными глазами.
– Пока нет, – не принял шутку Виктор, и, прихватив сумки, вышел из магазина.
Открыв багажник, с закрепленной сбоку канистрой, армейским рюкзаком и спальником. Поставив туда обе сумки, вернулся обратно.
Вторым заходом уложил в багажник штыковую с совковой лопаты, веник, швабру для мытья полов, рулон полиэтилена и пару цинковых ведер.
По дороге в Попасную встретил катящий оттуда бронетранспортер, с литерой «зет» на корпусе, вскоре остановился у своего дома. Выйдя из кабины, оттащил за ограду створки ворот, въехал во двор и заглушил двигатель.
Разгрузив машину, занес все, что купил в дом, вернулся с ведром и направился через остатки сада и заросшим бурьяном огород в дальнюю часть усадьбы. Там, в низинке, побулькивал родник, заключенный в бетонное кольцо. Из вмурованного в него отрезка трубы лилась, образуя ручей, прозрачная струйка.
Наклонившись, Виктор попил ломившей зубы воды, ополоснул руки, и, наполнив доверху ведро, вернулся обратно. Извлек из багажника вещмешок с полученными в части продуктами. На расстеленную на столе газету поочередно выложил кирпич хлеба, банку тушенки, пачку сахара и коробку листового чая.
Вскоре на гудящем примусе закипел чайник, высыпал в него горсть заварки. Отрезав финкой изрядный ломоть хлеба, густо намазал его душистым мясом и налил в кружку чая. Бросив туда три кусочка рафинада размешал, и задвигал челюстями.
Когда заканчивал трапезу, во двор скользнула собака, присев напротив, уставилась на него янтарными глазами. По виду молодая овчарка, чепрачной масти, крупная и худая.
– Есть хочешь?
Тихонько взвизгнула.
– Держи, – отрезав половину оставшегося хлеба, протянул.
Овчарка, это был кобель, аккуратно взяла ее в челюсти, отойдя в сторону, улеглась на траву и, обхватив лапами, с жадностью сожрала. Потом, встав, выбежала на улицу и исчезла.
– М-да, – независимый бродяга, – проводил взглядом.
Налив еще в кружку чая, выпил его без сахара под сигарету, убрав со стола, направился в дом. Достав из одной из сумок фонарь, прошел на кухню. Включив, спустился по ступеням в подвал. Был он размером четыре на пять метров, высотой в рост человека. Воздух внутри был сухой, сырости не наблюдалось.
Яркий луч света высветил кровать в углу, застеленную одеялом, сбоку керосиновую лампу на табуретке, рядом коробок спичек. По стенам тянулись пустые полки для «закрывашек», в дальнем конце пустой закром. Судя по всему, в подвале родители прятались от обстрелов.
Понявшись наверх, Виктор выключил фонарь, поставил на подоконник, вышел из дома. Открыв дверцу кабины достал из- под сидения черный комбинезон, переоделся и приступил к работе. Делать умел многое, научили отец с мамой, а потом фронт.
Для начала поменял замок на двери веранды и навесил вторую дверь. Вымел все стекло и мусор из дома, принес два ведра воды, налил в таз, и шваброй с каболками* вымыл пол.
После наколол топором планок с оставшихся от крыши летней кухни досок, нарезал финкой куски полиэтилена по размеру окон, и обил их снаружи. Работать закончил на закате. Прихватив из спортивной сумки мыло с полотенцем, умылся у колодца, переоделся и сварил в кастрюле кашу из брикета гречки. Разогрев чайник, запил его сладким чаем с хрусткими галетами.
Ополоснув посуду, выкурил сигарету, достал из багажника спальник. Откинув в кабине сидения, развернул. Сняв верхнюю одежду с берцами, залез в него, захлопнув дверцу, и провалился в сон.
Проснулся на утренней заре, стекла в кабине запотели. Вылез из спальника, натянул брюки, зашнуровал берцы, и в одной тельняшке вышел из кабины. Воздух был прохладный, вдали по усадьбе слался легкий туман, день обещал быть погожим.
Направился по росистой траве к колодцу, снял тельняшку и умылся по пояс. Растерся полотенцем, натянув ее на мускулистый торс вернулся во двор. Наскоро позавтракав остатками тушенки и вчерашним разогретым чаем, облачился в комбинезон и осмотрел усадьбу. За домом нашел валявшуюся в бурьяне лестницу.
Подняв, отнес к стене фасада, прислонил к ней и забрался наверх. Открыв дверцу люкарны*, шагнул в чердачный полумрак, осмотрелся. Рядом с печным боровом* аккуратной стопкой лежала дюжина листов шифера, сбоку полкуба длинных досок, три бруса и пара рулонов рубероида.
«Молодец батя, уже легче» мелькнула мысль, прошел к прорехе в крыше. Там отсутствовали два листа шифера, доски внутренней обшивки проломлены, но стропила целы. Спустился вниз, прихватив инструменты и фонарь, снова поднялся наверх. К полудню крыша была отремонтирована, стал готовить обед.
Развел яичный порошок на воде, в сковородку на гудящем примусе вытряхнул банку тушенки, достал из рюкзака и, спустя, спустя пятнадцать минут, принялся за еду, запивая растворимым кофе.
Когда съел половину, со стороны огорода прибежал вчерашний кобель с фазаном в зубах. Остановившись в метре от стола, положил на землю и уставился на человека.
– Это что, мне? – высоко поднял брови. – Ну, ты брат даешь,– рассмеялся. В ответ пес басовито гавкнул и вильнул хвостом.
– Добро, – встав, поднял и оглядел. Птица весила килограмма полтора, яркой расцветки, с длинным хвостом и еще теплая. Видно задавил недавно. Их в посадках, балках и степи водилось не мало. Та же курица, но чуть меньше.
– Хорошо, подарок принимается. Положил на скамейку.
Затем поднял валявшуюся рядом с кухней алюминиевую миску, дунул туда, вывалил из сковородки остатки яичницы, наломав туда хлеба, поставил перед овчаркой.