Loe raamatut: «Куба – Любовь моя»
«Во всём мне хочется дойти до самой сути.
В работе, в поисках пути, в сердечной смуте.
До сущности протекших дней, до их причины,
До основанья, до корней, до сердцевины».
Б. Пастернак
Введение
Куба (Cuba) – самый большой изъ Большихъ Антильскихъ острововъ, лучшее испанское колонiальное владъние, между 74–85 гр. зап. долготы отъ Гринича и 19,51–23,10 съв. шир., въ Мексиканскомъ заливъ. Наибольшая длина отъ З на В 1200 км, наибольшая ширина 110 км, длина береговой линiи 3750 км.
Исторiя. К. была открыта 28 окт. 1492 г. Колумбомъ и названа имъ Хуаной. Позже Веласкесъ назвалъ о-въ Фернандиной, но за нимъ удержалось туземное имя Кубы. Колумбъ до самой смерти считалъ К. частью материка. Себастiанъ Окампiо въ 1508 г. первый обогнулъ кругомъ К. Въ 1511 г. Дiего Веласкесъ завоевал К.; назначенный ген. – губ. о-ва, онъ основалъ нъсколько городовъ, завязалъ сношенiя с Мексикой, содъйствовал ввозу негровъ, вслъдствие непригодности туземцевъ къ тяжелымъ работам на плантацiяхъ. Преемники его менъе щадили туземное населенiе, и к 1560 г. оно почти совсъмъ вымерло. В XVII в. о-въ сильно терпълъ отъ набъгов флибустьеровъ. Учреждённая въ 1717 г. испанскимъ правительствомъ табачная монополiя вызвала рядъ возстанiй, усмиренныхъ силою. Развившаяся контрабандная торговля табакомъ съ британской Ямайкой часто вовлекала Испанiю в столкновения съ Англiею.
Въ 1762 г. англичане, после мъсячной осады, взяли Гаванну и предоставили о-ву свободный торговый обмъенъ, но по парижскому миру 1763 г. промъняли К. на Флориду. Съ 1765 г. начинается торговый расцветъ острова, особенно Гаванны, ставшей с 1773 г. центральнымъ рынкомхъ испанской негроторговли. Въ 1777 г. на К. учреждено самостоятельное генерал-губернаторство. Во время французской революции на К. переселились французы съ С. – Доминго и ввели кофейныя плантацiи. Въ 1848 г., когда освобождены были негры французскихъ колоний Вест-Индии, на К. вспыхнуло возстанiе, усмирённое съ особой жестокостью. Съ 1821 г., однако, стала усиливаться на о-въ партия, стремящаяся к независимости К., а съ 1840 г. среди креоловъ К. возникло движенiе в пользу присоединения о-ва к Съв. – Америк. Соед. Штатамъ.
В 1854 г. съехавшие въ Остенде послы Съв. – Ам. Соед. Шт. при англiйскомъ, французскомъ и испанскомх дворах объявили, что Соед. Шт. считают себя въ правъ, за вознагражденiе въ 120 милл. долл., взять отъ Испанiи о-въ К., «который угрожает внутреннему спокойствiю Штатовъ». Надвигавшаяся междоусобная война въ Штатахъ помъшала выполнить это намъренiе. В 1866 г. испанское правительство созвало хунту для совъщанiя о необходимыхъ реформахъ по налогам и пошлинам (такъ наз. Алькабала – 6 % с чистой прибыли отъ продажи недвижимой собственности, ложился тяжелымъ бременемъ на населенiе), но собрание это ни к каким реформам не привело. Вспыхнуло открытое возстанiе и Мануэль Сеспедесъ провозгласилъ независимостъ К. Вскоръ вся вост. и средняя часть о-ва были въ рукахъ инсургентовъ. Путем партизанской войны Квезадъ, съ незначительных сил удалось нанести рядъ пораженiй стотысячной испанской армии. Объявленная въ 1869 г. испанскимъ правительствомъ общая амнистiя не успокоила о-въ. Республиканское правительство среднихъ департаментовъ объявило свободу негровъ. Польский ген. Рюлофъ одержалъ рядъ победъ надъ испанцами.
10 апр. 1869 г. нацiональное собранiе отъ среднихъ и восточныхъ департаментовъ учредило республику из 4 штатов, утвердило конституцiю и избрало Сеспедеса президентомъ, а Квезаду назначило главнокомандующимъ. Почти десять летъ продолжалась борьба с Испанiею: только въ 1876 и 1877 гг. ген. Мартинесу Кампосу и Ховеллару удалось вновь покорить островъ. В 1878 г. К. даровано общинное и провинцiальное самоуправленiе, на подобiе испанскаго; в 1880 г. изданъ законъ об освобожденiи негровъ, по которому они оставлены на 8 летъ въ временнобязанныхъ отношенiяхъ къ плпнтаторамъ. Окончательно они освобождены въ 1866 г. До сихъ поръ К. остается подъ надзоромъ испанскаго министра колонiй, управляеяется ген. – губернаторомъ и не имъетъ самостоятельнаго законодательнаго учрежденiя. Въ 1895 г. вновь вспыхнуло возстанiе, результатъ котораго еще неизвъстенъ…
ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ БРОКГАУЗ и ЕФРОН 1890 г. Том № 32
Такими словами заканчивается история Кубы в знаменитом словаре.
А вот наша собственная кубинская история только начинается…
Куба-1990
«Ты помнишь, как всё начиналось…»
«To be or not to be».
Едем или не едем?
Вот в чём вопрос!
В первый раз в своей жизни я полетел на Остров Свободы в феврале 1990-го. Полетел можно сказать почти случайно. Хотя готовился к этому важному событию достаточно долго, можно даже сказать всю жизнь. Готовился долго не к полёту конкретно на Кубу, а вообще к служебной загранкомандировке – уже хоть куда-нибудь.
Дело в том, что к этому времени я выработал определённый ценз и статус для внесения в секретные списки рекомендуемых работников для загранкомандировок на зарубежные стройки Минэнерго СССР. После окончания с красным дипломом Харьковского политеха дважды имени дорогого Ильича я уехал по распределению в столицу нашей Родины город Москву. Служил поначалу службу простым инженером в знаменитом союзном тресте ЦЭМ – «Центроэнергомонтаж», что располагался в Большом Черкасском переулке недалеко от Кремля и ресторана «Славянский базар», куда мы ходили по праздникам отмечать что-нибудь. Жаль, что этот старый московский питейный уголок, переживший двух царей и революцию с войной, не пережил Перестройку. Проживал я тогда вместе с другими молодыми специалистами, окончивших другие разные вузы по лимитной прописке в районе Измайлово в служебной гостинице.
Через год, когда мне уже наскучило перебирать бумаги, водить грифелем по ватману и протирать штаны в служебном кабинете с видом на улицу Ильинка я попросился у начальства на работу в «поле», мол там интереснее и платят больше. Начальство очень удивилось, мол все в Москву рвутся, а ты, наоборот в провинцию, но мою просьбу и трудовой порыв удовлетворили. И уехал я «мотаться» по командировкам на многочисленные стройки большой энергетики необъятной страны. Жить стало интересней, жить стало веселей. Новые места, новые стройки, новые люди и новые девушки, плюс большая зарплата с учётом командировочных, что ещё надо молодому любителю путешествий. В свободное от трудовых подвигов время я даже дискотеки вечерами проводил в местах своего обитания, благо свежими записями музыки меня исправно снабжал старый студенческий друг из Харькова Миша Мац (см. книгу «Байрон»).
За пять лет я объездил многие стройки Союза: на Рязанской ГРЭС, где монтировались котёл ТГМП-1240 и уникальная МГД-установка, для получения энергии магнитогидродинамическим способом, жаль, что её не достроили. Американцы уже тогда вставляли санкционные палки в колёса нашего прогресса и не поставили большой магнит, который ранее вроде бы и согласовали в контракте. На Белоярской АЭС, где когда-то до армии закончил местный техникум встретил старых друзей и монтировал вспомогательные помещения реактора на быстрых нейтронах БН-600. На Балаковской, Смоленской и Ленинградской АЭС специализировался на монтаже трубопроводов и оборудования ректоров водо-водяного типа ВВЭР-1000 и РБМК-1000 реактора большой мощности канального. На Курской АЭС пускал в строй действующих 4-й энергоблок, там вдруг женился, остепенился, завёл потомство и остался в местном монтажном управлении прорабом бросив на удивление всем столь драгоценную лимитную московскую прописку.
С общественно-политической стороны у меня было тоже всё нормально, «Облико морале» и всё такое сопутствующее. Был Председателем Совета молодых специалистов, на партсобраниях морочил головы своим работягам о том, что «Перестройка-начинается с каждого» и постоянно ездил на спортивные Спартакиады всех 16-ти ЦЭМ-их монтажных управлений в Лобню под Москвой. Местный начальник монтажного управления ко мне благоволил и дал своё согласие на моё первое командирование за рубеж.
В первый раз я поехал в Германскую Демократическую Республику в 1986 году на строительство АЭС «Норд»! Вернее, как поехал, собирался поехать, но не доехал почему-то. В то время чтобы поехать в загранкомандировку надо было пройти несколько ступеней отбора. В начале года из московского треста приходит «секретная» разнарядка на командирования тех или иных специалистов за рубеж. Кадровики её хранят как зеницу ока и не разглашают никому. Но всё тайное становится когда-то явным и народ в основном женский начинают бурно обсуждать будущих счастливчиков. Начальство согласовывает примерные списки и рекомендуемые начинают проходить медицинские комиссии, затем на партбюро управления кандидатуры утверждаются. Следующий этап – это утверждение на парткоме Строительного управления, куда структурно входит наше-монтажное. Затем – утверждение кандидата в городской партийной организации города Курчатова. На все эти заседания рекомендуемый кандидат для представления нашей Родины за границей должен являться лично, желательно трезвым и в галстуке. На заседании члены комиссии будут задавать всякие дурацкие вопросы о стране будущего командирования и на них надо было отвечать развёрнуто и полно, показав высокий уровень подготовки.
Помню, я ответил, что лично видел Эрика Хонеккера-Генсека компартии ГДР, когда служил в ГСВГ, а почти каждый метр немецкой земли пропитан моим потом, пролитым на соревнованиях по пожарно-прикладному спорту. Однако не смог ответить на вопрос, каково количество непьющих членов компартии ГДР при общем увлечении нации пивом, но сказал, что почти знаю немецкий язык. Мне это зачли и утвердили мою кандидатуру для за гран командирования в ГДР. Ура! Далее документы кандидатов кадровики увозили на утверждение в Курский Обком КПСС, где все согласования проходили вроде быстро и рекомендуемые туда не ездили отвечать на разные глупые вопросы, если это не касалось высокой должности. Все эти процедуры занимали примерно полгода, а потом кадровики отправляли документы в Москву и говорили кандидатам, чтобы они буквально уже сидели на чемоданах, так как сроки на сборы как правило дают малые и вызывают неожиданно.
Затем начинается твоё томительное ожидание, сослуживцы задают вопросы, когда мол будет уже «отвальная» и ты носишься по магазинам в поисках ненужных вещей, ищешь тех, кто уже побывал на этой стройке и спрашиваешь советов, что брать в дорогу. Я «сидел» на чемоданах и не заметил, как прошло ещё полгода, наступила зима и год этот канул в лету. Это значило – что, увы, не сложилось, все документы действительны только в течение одного календарного года, что-то пошло не так и надо начинать всё сначала.
В следующий раз я поехал в Болгарию в 1987 году на строительство АЭС «Козлодуй». Всё было как в прошлом году. Пришла разнарядка, согласование руководства, медкомиссия, изучение истории страны и компартии Болгарии, парткомы, утверждения, Обком и документы отправлялись в Москву. Я немного перепаковал собранные ранее чемоданы и опять за повседневной рутиной не заметил, как пролетел очередной год жизни. Документы совершили свой ежегодный кругооборот в природе и всё завершилось как в прошлом году. Что-то явно шло не так, как надо!
В 1988 году я с таким же успехом съездил на строительство АЭС «Темелин» в Чехословакии.
В начале 1989 года выучив немного историю Кубы и биографию Фиделя Кастро оформился на строительство АЭС «Хурагуа» на Кубу и продолжал ждать, надеяться и верить. Начальник управления уже называл меня «Интуристом» и весело спрашивал в начале очередного года:
– Куда мол теперь поедем?
– Куда Родина пошлёт и Вы. Готов выполнить любое задание партии в любой точке мира, – бодро и с ещё не угасшим комсомольским задором отвечал я.
Женщины в Отделе кадров при моём появлении там начинали незаметно плакать в платочки и говорили, что Москва пока молчит насчёт меня. Вот Васю Ширинкина вызвали вчера срочно в Ирак, а про Вас, убогого пока ничего не говорят. Сослуживцы по цеху перестали требовать «отвальную» махнув на меня рукой окончательно. Жена устала перебирать вещи в давно собранных чемоданах и иногда плакала по ночам в подушку, то ли жалея меня, то ли боясь возможного отъезда.
Я рвался пустить в строй действующих очередной блок АЭС за границей и доказать преимущества советской атомной энергетики, а меня никуда не пускали. Что-то было не так. Врагов в Москве вроде у меня не было, разве что недовольны были кадровики, когда я перевёлся из Центрального аппарата треста в Курское монтажное управление, ну так это было уже давно по времени. Как мне говорили сердобольные доброжелатели, что там, в Москве надо кому-то что-то дать в «лапу». Знать бы кому и сколько. Или завести «блат». Вот мол сынок такого-то начальника монтажного управления уехал за границу сразу после института без всякого опыта и обязательной двухгодовой отработки в «поле».
Карта далёкой Кубы.
«Блата» у меня в Москве, однако никакого не было. Что делать? Как дальше жить? Как людям верить? Ждать и только.
Однажды мой начальник трубного цеха усатый куряка «Колесо» жалостливо посмотрел на меня, подписал командировку на очередную Спартакиаду в Лобне и протянул записку с номером телефона.
– Это мой бывший сотрудник, он теперь работает в ЗАЭСе-«Зарубежатомэнергострой». Позвони ему в Москве, передай привет от меня. Если он захочет встретиться, то купи бутылку коньяка и расскажи ему про свои страдания. Может, поможет.
Что я и сделал в Москве. Позвонил. Передал привет от «Колеса». Меня пригласили в гости. Приехал с коньяком армянским вечером из Лобни на Проспект Мира. Встретились, выпили и поговорили за «жизнь». Товарищ этот особо ничего не обещал, но посмотреть, где тормозятся мои документы попробует. Вот и всё. Прошло ещё полгода. Закончился очередной год и цикл жизни очередных выездных документов.
Наступил 1990 год, пришла очередная разнарядка и «упёртый» мой начальник управления улыбаясь дал команду мне оформляться теперь в Иран на АЭС «Бушер». Ему тоже стало интересно, чем вся эта история закончится. Начал проходить медкомиссию.
И тут вдруг, неожиданно в феврале, буквально через пару дней после моего дня рождения, который мы по традиции цеховыми ИТР-овцами, то бишь инженерно-техническими работниками отмечали в «гаражах» позвонили кадровики и сообщили радостную весть:
– Срочно собраться с вещами на выход. То есть на вылет из Москвы в Гавану через два дня на два года и сообщили номера рейса и координаты места, где билеты и деньги на дорогу в валюте дают.
Вот это да! Подарок судьбы или сработал тот мужик от «Колеса»? Или ещё как-то где-то карты легли как надо. Или кому-то уже надоело надо мной издеваться?
Если долго мучиться – что-нибудь получится.
Ищите и обрящите.
Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
«Всё было впервые и вновь…»
«Были сборы недолги…»
Были сборы недолги, главное надо было успеть провести долгожданную «отвальную», чтобы народ потом не говорил, что «зажал». Собрал в гараже весь цеховой бомонд-напоил их как надо и получил подарок в дорогу-солнечные очки, мол там жарко будет. Посреди зимы в февральские морозы – это было круто, даже не верилось, что они могут скоро пригодиться. Быстро пробежался по всем службам с обходным листом, сдал спор торгу кипу спортивной формы и футбольные мячи, числившиеся за мной. Съездил в Курское областное ГАИ и получил свой синий загранпаспорт категории «Служебный», он меня там давно ждал! Поцеловал любимую дочку и сдал её родителям, пустил скупую мужскую слезу, взял измученные долгим ожиданием чемоданы и сел вместе с женой на фирменный поезд «Соловей» Курск-Москва.
В Москве сначала в ЦЭМе, а потом в Потаповском переулке, что возле метро «Чистые пруды», где располагался ЗАЭС, быстро оформили нужные бумаги, получили билеты и деньги – дорожных чеков в песо на 100 рублей. Нас убедительно попросили много на прощаниях с Москвой не гулять не опаздывать на свой рейс и сказали, кто в Гаване встречать будет. Отдельно прослушали инструктаж и расписались в журнале «О знании правил поведения советских граждан за рубежом». Нас, командируемых на Кубу там набралась приличная группа, были даже и украинцы из ЮТЭМа – треста «Южтеплоэнергомонтаж».
В аэропорту Шереметьево-2 жена меня провожала до таможенного пункта, а потом долго махала оттуда вслед мокрым платочком. Тут же уже в очереди знающие люди сказали, что надо обязательно выпить «на посошок» пива в новомодном Ирландском пабе, мол эта традиция уже всех улетающих за границу, чтобы количество взлётов равнялось количеству посадок. Зарегистрировался на рейс № 333, место 17 G Москва-Гавана, сдал багаж, вместе со знающими людьми прошли все кордоны, выпили не только пива и пошли на посадку.
Взлетели и полетели. Летел наш ИЛ-86 долго. Сначала четыре часа лёта из Москвы и затем двухчасовая остановка в аэропорту города Шеннон в Ирландии, там впервые в местном баре попробовали тёмного пива «Гиннесс». В самолёте было много смуглых и загорелых людей – кубинцев. Через следующие четыре часа полёта через Атлантический океан была остановка в аэропорту города Гандер, что на острове Ньюфаундленд в Канаде. Там тоже пробовали местное пиво тратя свои скромные командировочные в валюте. Знающие люди говорили, что остановка здесь может затянуться, если кто-то из кубинцев с нашего самолёта попросит политического убежища. Тогда можно будет выпить ещё больше местного пива, пока эмигранта оформят куда надо и вещи заберут.
Следующие четыре часа полёта были вдоль побережья Америки, очертания Флориды были видны в иллюминатор при снижении самолёта. Где-то тут рядом был и знаменитый Бермудский треугольник, где веками пропадают корабли и самолёты. На задних сиденьях всю дорогу «бухали» и спали даже в проходах между кресел пьяные матросы торгового флота, мешая пройти страждущим в туалеты. А стюардессы всю дорогу разливали прохладительные напитки из невиданных нами ранее больших пластиковых бутылок. Мой сосед по креслу, видимо опытный отпускник попросил пустую бутылку у стюардессы себе. На мой удивлённый взгляд мудро пояснил:
– Бери тоже, пригодится, мы из них там термосы делаем.
– А что там термосов нет?
– Там ничего нет!
Пришлось тоже попросить пустую пластиковую полуторалитровую бутыль с красивой этикеткой «Fanta» у стюардессы на всякий случай. Ну вот наконец и приземление в Гаване в аэропорту Хосе Марти. Наш 17-чаовой авиаперелёт по длинному маршруту Москва-Шеннон-Гандер-Гавана успешно завершился.
Первое впечатление при выходе из самолёта – это был мощнейший тепловой удар и наступившая жара даже в ночное время, а также вынос тел непроснувшихся моряков торгового флота. Ну да, попасть из зимы в лето-ещё тот шок для измученного пивом и долгой дорогой организма!
Встретил нас в аэропорту сонный представитель ЗАЭСа, пересчитал, дождался, когда мы все получим свой багаж, погрузил в автобус и отправил в служебную гостиницу в районе Аламар-пригород Гаваны, сказав, что завтра мы отдыхаем с дороги, а послезавтра он приедет к нам и скажет, как тут дальше жить.
АЛАМАР – также называемый ещё Аламар-Плайя, район в восточной части города Ла-Гавана, часть муниципалитета Гавана-дель-Эсте. Этот район – это прежде всего сборная постройка советской архитектуры. Из-за этого кубинский поэт Хуан Карлос Флорес назвал его «сердцем русского баррио». Пригород расположен на атлантическом побережье между поселениями Кохимар и Гитерас.
Вид на западную часть Аламара с высоты птичьего полёта.
Жили мы тогда по двое одиноких специалиста в этом Аламаре недели полторы, семейные, конечно, отдельно в номерах с 62 по 88. Через день приехал наш представитель из ЗАЭСа и отвёз в Советское Торгпредство, там мы заполнили какие-то бумаги с помощью переводчиков. Потом нас сфотографировали, выдали талоны на пропитание, подъёмные деньги – 200 местных песо и 47 долларов США в «куках» – кубинский эквивалент американских долларов, показали магазин на «Calle 42», где можно что-то купить и отправили назад. Сказав на прощание, мол вы там в Аламаре живите, отдыхайте и ни в чём себе не отказывайте. Ждите как будут готовы ваши кубинские паспорта тогда отправим к месту назначения, семейные уедут в первую очередь, а одинокие позже, как транспорт будет. Да, ещё свозили в Советское Посольство, где мы под роспись сдали там свои драгоценные партбилеты на длительное хранение, у кого они были конечно, с тех пор члены партии их больше не видели.
В соседних гостиницах Аламара также «томились» в ожидании отправки к местам службы другие советские специалисты-нефтяники, газовики и геологи. Военные спецы жили где-то отдельно в своих казармах. В центр города Гаваны на экскурсии нас возить никто не собирался, связь с представителем была по телефону в условленное время, и целыми днями мы были предоставлены сами себе. Общественный транспорт в Аламаре был представлен очень плохо, где-то были остановки каррос-автобусов с открытыми платформами, но не зная их расписания и куда они людей отвозят, мы поэтому решили пока не рисковать с дальними поездками.
Как-то случайно у нас сложилась небольшая компания из трёх разных индивидуумов. Я познакомился с разговорчивым и очень шустрым чернявым украинцем Колей с Чернобыльской АЭС. «Хохол Коля» – как он сам представился. Чернобыльцев тогда после аварии по всем командировкам активно распихивали, льготы и машины давали, как он гордо сообщил. Вот везёт же людям, ты только собрался на «Волгу» тут заработать, а он уже получил «Жигули» 6-ку, как ликвидатор аварии и квартиру в Киеве. Третьим в нашей компании как-то оказался застенчивый блондин Владик, шеф-инженер со свердловского завода «Уралхиммаш». Мы втроём пили вечерами привезённую с собой водку, доедали домашние пирожки, играли в преферанс и потихоньку робко изучали окрестности Аламара и местные обычаи, выползая на жаркие улицы по утрам и вечерам. Однажды взяв такси, мы съездили в центр в тот самый рекомендованный магазин «Дипломеркада» на 42-й кайе-улице, где «отоваривались» советские специалисты и набрали продуктов и алкоголя. А я вдруг решив шикануть купил ещё и кассетный магнитофон за 35 долларов, то есть «куков». Как без музыки-то жить? Нам советским людям песня во всём помогает!
Потом изучая окрестности, мы нашли большой бассейн, который не работал, городок русских «касас» – одноэтажных домиков для специалистов с семьями и узнали дорогу на пляж, до которого долго надо было добираться пешком. Аламар означает «к морю», чтобы действительно до него добраться, мы пересекли кольцевую дорогу и вышли на каменистое, но зелёное пространство между жилыми кварталами и набережной. Большая часть этого пространства была занята густыми кустарниками и сухой, но зелёной травой, по которой бродило стадо коз и одинокая лошадь. Грунт везде твёрдый и каменистый. На берегу были высажены пальмы. В западной части Аламара на границе с соседним городком Кохимар находится небольшая бухта, где река Кохимар впадает в море. Бухта служит местным жителям в качестве небольшого порта для утлых рыбацких судёнышек.
Гуляя по набережной, мы как-то забрели в это поселение. Там была на берегу небольшая старинная крепость-форт с парой чугунных изъеденных временем пушек, нацеленных в море. Не менее старинная табличка на стене гласила по-английски, что в этом месте в 1762 году впервые высадились британцы, а позже испанцы построили этот форт под названием «Торреон» для охраны бухты от нападений различных пиратов. А архитектором этой небольшой крепости был Джованни Батиста Антонелли, знаменитый создатель замка-маяка Морро на краю мыса гавани Гаваны.
Пройдя ещё чуть дальше, мы обнаружили другую историческую достопримечательность, небольшую ротонду с чьим-то бюстом. Зайдя внутрь ротонды, увидели табличку с надписью на английском и испанском, гласящую о том, что перед нами «Монументе Эрнест Хемингуэй». Для его создания все местные рыбаки и друзья писателя в 1962 году в годовщину смерти Хемингуэя пожертвовали – кто деньги, кто медные детали своих лодок, которые потом переплавили и отлили в этот бюст!
– Что-то он на Ленина похож, – категорически заявил Колька, – а кто это, этот Хемингуэй?
– Вас, где воспитывали, сударь? – вопросом на вопрос ответил Влад, – Эрнест Хемингуэй – это известный американский писатель, лауреат Нобелевской премии за повесть «Старик и море». В 60-х годах в Союзе почти в каждой интеллигентной семье висел портрет крутого мужика с седоватой бородой.
– Точно у моих родителей висел такой портрет. Мужик в свитере был, да? – согласился Николай.
– Да, – ответил ему Влад и добавил, – видимо яблоко от яблони…
– Только здесь он на самом деле больше похож на Ильича. Видимо качество отливки подвело, или форма была от бюста Ленина, – завершили обсуждение монумента.
Ротонда в память Э. Хемингуя в Кохимаре.
Тут же неподалёку на берегу был ресторанчик с выносными столиками под название «Терраса», и там сидели наши «советикос», они пили пиво в зелёных кружках с изображением какого-то индейца и ели одно большое блюдо на троих. Подошли и спросили у них, что и почём здесь. Это были наши моряки торгового флота, постоянно здесь проживающие во время захода своих рыболовецких судов.
– Пиво здесь бокал по 2 кука, а паэлья – три, – ответили наши море маны.
Внимательно посмотрев на них, я не обнаружил сходства с теми, кто летел с нами в самолёте. Мы решили просто попить пива от жары и передохнуть здесь.
«Пива много не бывает, бывает мало времени!».
– О, здесь тоже про Хемингуэя написано, что он любил в этом ресторане угощаться ромом с паэльей и описывал его в своих произведениях, – прочитал Влад табличку на стене ресторанчика.
– А вы посмотрите, вон там внутри зала в углу за столом с табличкой сидит местный моряк, – показали нам старожилы-мореманы. – Это живая легенда, самый знаменитый житель Кохимара – шкипер Грегорио Фуэнтес, ему 92 года, и он возил в море самого Хемингуэя.
– Ни хрена себе, как долго здесь живут моряки, – удивился Колька.
«Хорошее пиво пить-сто лет жить!»
Любознательный Влад прошёл внутрь ресторана и прочитал табличку над столом, висевшую на стене, а потом пожал руку старому моряку. Вернувшись к нам, он сообщил, что впервые сюда из американского Ки-Уэста Хемингуэй приплыл в 1938 году и нанял этого шкипера на свою шхуну «Пинар» и часто ходил с ним в море на ловлю марлинов. Там написано, что именно Грегорио Фуэнтес стал прообразом старого рыбака в повести «Старик и море». Поэтому Фидель Кастро назначил ему пожизненную пенсию и в этом ресторане «Терраса» его кормят и поят бесплатно.
– Вот молодец, повезло старику, поплавал в своё удовольствие с писателем когда-то, а теперь пей пиво всю жизнь бесплатно, – позавидовал «свидомый» Колька.
– А ещё он всем желающим даёт интервью и фотографируется с туристами в течении 15 минут за 50 куков, – добавил Влад.
Выпив пива и полюбовавшись издалека на знаменитую местную личность, посмотрев многочисленные фотографии на стенах ресторана дяди Хэма мы пошли назад из исторического маленького рыбацкого городка Кохимар.
На улицах Кохимара.
Побродив по набережной, мы нашли свободное место и искупались на коралловом пляже боясь поцарапать ноги. Выплыв на глубокое место Николай радостно плескался и орал довольный:
– Ура, я в первый раз купаюсь в Атлантическом океане.
– Нет, Атлантика чуть правее, здесь Флоридский пролив, а левее Мексиканский залив, и соединяет их быстрое и тёплое течение Гольфстрим – подумав ответил ему умный Владик.
Мимо нас прошла группа советских спецов и удивившись тому, что мы купаемся в таком плохом рифовом месте. Посоветовали нам пройти за ними чуть дальше в другую сторону на восток, мол там километров через пять будет хороший песчаный пляж под названием «Букаранао». Видимо они уже хорошо изучили местные окрестности, эти сталевары, которые жили в Аламаре уже третий год. Послушавшись их совета, мы собрались и прогулялись до этого пляжа обдуваемые приятным морским бризом. Искупались на этом песчаном пляже пообщались там с соотечественниками, некоторые здесь в Аламаре жили постоянно в «касас» – домах, а некоторые тоже временно, как и мы.
На обратном пути решили, что каждый день ходить так далеко на пляж всё-таки накладно для ног. По дороге попадались местные магазины со скромным ассортиментом товаров, но как мы выяснили всё здесь продавалось по карточкам, которых у нас не было. Вернее были, но только продуктовые и только в специальный магазин для «советико» – советских специалистов. Вечером пошли в открытый кинотеатр, где для «наших» крутили фильм «Бриллиантовая рука», а потом я мучился со своей новой магнитолой, которая не хотела воспроизводить музыку. Кассетный магнитофон имел гордое название «TOKAY» поначалу я думал, что он японский, но потом разглядел на задней крышке отсека для батареек надпись «Made in PRC», то есть сделано в Народной Республике Китай, что повергло меня в глубокое уныние. Успокаивало то, что при покупке в этом магазине «Диплотьенда» на 42-й улице мне что-то говорили о гарантийном сроке, да и коробка от упаковки сохранилась.
На следующий день узнав, что в центр идёт из Аламара автобус-кароса № 116 я поехал менять свой аккуратно упакованный в коробку магнитофон, но не поменял! Потому что элементарно заблудился в большом городе, автобус ехал и ехал, а я не видел знакомых мест вроде большой гостиницы «Сьерра-Маэстра» или Здания Торгпредства с Посольством, где можно было выйти. По-испански я ещё не понимал, а родных «советико» вокруг не было. Автобус завёз меня в какие-то дебри, видимо пригороды с другой стороны Гаваны, на конечной остановке я вышел, автобус ушёл пустой в парк, обратной дороги я не знал, поэтому поймав редкое такси вернулся в Аламар не солоно хлебавши.
«Это место, где может случиться всё что угодно!»
Уинстон Черчилль. 1895. Гавана
Однажды Коля познакомился с кубинцем по имени Хосе, живущем недалеко от нас и говорившем по-русски, он учился в Союзе и стал на родине уже гранде хефе – большим начальником. Пригласив его в гостиницу, мы устроили ему банкет с воспоминаниями напоив водкой, а он в ответ пообещал нас отвезти на экскурсию в Гавану на своих служебных Жигулях.
На следующий день Хосе приехав с работы на обед, загрузил вчерашних собутыльников в свою машину, и провёз нас через весь город сначала в магазин на 42-й улице, где мне без проблем поменяли магнитолу на другую, а потом на набережную Малекон. Высадил там, показал куда надо идти гулять, мол она длинная вам хватит пройтись, и пообещал заехать за нами в конце своего рабочего дня.
МАЛЕКОН – «волнорез», мол, дамба, набережная. Официально называется Авенида де Масео, представляет собой широкую эспланаду, проезжую часть и дамбу, которая простирается на 8 км вдоль побережья Гаваны, столицы Кубы, от устья Гаванской гавани в Старой Гаване, вдоль северной части района Центральная Гавана, заканчивая в районе Ведадо.
Строительство Малекона началось в 1901 году во время первого временного военного правления США под руководством генерала Вуда. Основной целью создания Малекона была постройка дамбы для защиты Гаваны от моря и так называемых американских Nortes-ураганов, чтобы отметить появление первого 500-метрового участка Малекона американское правительство построило кольцевую развязку на пересечении с Пасео-дель-Прадо, которая по словам французского архитектора Форестье тех лет, была первой, построенной на Кубе из железобетона.
