Выдумщик

Что я знал о книге пере прочтением.

Первое. Книга по жанру и содержанию — автофикшн. То есть основанная на автобиографии беллетристика (яркие образчики жанра можно найти в этой подборке). Автор написал эту книгу после того, как ему исполнилось 80 лет.

Второе. Валерия Попова аттестуют как автора с хорошим чувством юмора.

Выводы после прочтения.

Лирическая часть (ощущение мира в младенчестве и в детстве) восхитительна (рыбки внутри труб парового отопления или гаснущие угли внутри печки как город, увиденный ночью с самолета много лет спустя). Событий и диалогов в этой части нет, но от текста не оторваться, а по прочтении страницы с лирикой хочется немедленно перечитать. Драмы и трагедии в жизни автора (например, смерть дочери) тоже показаны с большим мастерством. Без акцентирования и надрыва, как бы за кадром, приглушенно. И это сильно цепляет.

А вот те фрагменты, где описываются какие-то сюжеты или сценки хочется побыстрее проскочить по диагонали или вообще пролистать. Сначала не мог понять, почему во мне авторское чувство юмора никак не отзывается, потом сформулировал.

Мне не понравилась выбранная автором маска — она кажется слишком нарочитой, неестественной, неорганичной для писателя (специально посмотрел несколько интервью с Валерием Поповым, чтобы понять, насколько велик зазор между автором и героем- повествователем). Поэтому сопереживать герою-рассказчику не получается, смеяться вместе с ним — тоже. В этом (образ героя-рассказчика) главное отличие от любимых авторов, чьи произведения заставляют меня смеяться в голос — Довлатова, Аверченко, Зощенко.

Новинка РЕШ (Редакции Елены Шубиной) Валерия Попова называется «Выдумщик», и это мемуаристка, т.е. своего рода воспоминания и биография автора, но поданная в художественном ключе.

Что мне здесь показалось важным (и возможно полезным для тех, кто писать учится на чужих книгах в том числе) — это как уже с юных лет автор видит мир сквозь призму или ракурс «сочинителя» или, как на обложке написано «выдумщика». Это и про загадочное в обыденном, и про сложное в простом. Тайны в бабушкином сундуке, или в очертаниях батареи, экскурсии для друзей с соседнего двора к Атлантам, подпирающим очередной эркер в Петербурге 50-х, когда один босой, а второй в сандалиях, и т.д. Что еще? Есть здесь бьющая неуемная энергия со страниц. Энергетика эта иного рода, не сегодняшняя. И автору на момент выхода книги 80 лет. Мне эта "энергия" напомнила взгляд на жизнь моего деда, и вообще его поколения, тех, кто прошел войну и воспоминаниями о ней не делился, но жизнь ценил спустя десятилетия так же, как шагая из окопа под ежеминутную гибель. Если вспоминать банальный стакан, то у таких людей он наполовину полон. И не просто полон, а они щедро с тобой (читателем ли, слушателем ли) делятся этой жидкостью под названием жизнь, этой полнотой и оптимизмом. Наверное, это советское слово подошло бы)

Ну и отдельного внимания заслуживают имена тех, с кем дружил Валерий Георгиевич и с кем его свела судьба литературная и не только. Это вы увидите в оглавлении уже или в аннотации.

Вот такая она автобиографическая проза петербургского шестидесятника Валерия Попова. Есть в ней и воспоминания об известных писателях и поэтах второй половины XX века, с которыми автор был лично знаком, и неоднозначные факты из биографии Кирова, и заметки о похождениях друга ‑ уголовника , и семейные истории, и граничащая с абсурдом фантазия, и многое другое.

Литература буквально проникла в реальную жизнь автора и внесла в неё свои коррективы.  Чего только стоит доставшаяся ему квартира на углу Невского и Большой Морской, в которой некогда жила поэтесса Серебряного века Ирина Одоевцева. А уж как повеяло на него искусством из «будки Ахматовой» в поселке Комарово, где Валерию Попову и его близким тоже довелось пожить.

Вот такое оно вмешательство литературного процесса, его прошлого и настоящего, в реальность. Но есть и обратная сторона «медали», когда реальность вносит свои коррективы в литературу.

Не случайно же яркие фрагменты действительности, и выхваченные из них впечатления и ощущения гармонично вплетаются в сюжеты литературных произведений: романов, повестей, рассказов и даже стихов. 

Вот и получается, что граница между вымыслом и реальностью как бы размывается. Возможно таким образом автор «Выдумщика» помогает читателю понять, что действительность всегда соседствует с воображением, одного без другого просто не бывает, а в любой темноте обязательно промелькнёт и пятно света?

Меня книга буквально захватила. Через некоторое время я обязательно к ней вернусь и, наверное, на что-то посмотрю под другим углом. 

Спасибо тем, кто придумал серию "Петербург. Текст" Стараюсь знакомиться со всеми книжными новинками, имеющими отношение к Петербургу - на уровне авторов, сюжетов, мифологии, культурологии и т.д. Книга В. Попова заинтересовала меня прежде всего рассказом о жизни петербургской богемы, литературной жизни 60-70х гг. Многие из литераторов-корифеев читателя, безусловно, удивят... А. Битов, В. Аксёнов, любимая актриса Ольга Антонова и многие-многие другие в контексте обычного питерского быта середины ХХ века - это мне интересно. Мне книга показалась немного... неровной, что ли. А вообще рекомендую. Ностальгирующему интеллигенту элегантного возраста - самое то чтение.

Мемуары, автофикшн. Ностальгическая проза с большой дозой иронии, тёплых и не очень воспоминаний и освежающей игрой слов.

Когда читать: подойдёт для любых условий.  С большей вероятностью подойдёт старшему поколению.

Не представляю, как можно поставить оценку мемуарам. Это как выставить оценку чужой жизни: этот жил, плохо, ну а этот молодец. Это мнение хорошо, а вот это не очень. Поэтому не обращайте внимание на цифру. В книге чувствуется авторский голос, чувство юмора, манера речи.

Я наткнулась на книгу случайно. О писателе Попове ничего никогда не слышала и, как теперь я знаю, его творчество далековато от круга моих литературный интересов. Меня увлек стиль и лёгкость, с которой автор рассказывал о детстве, о быте, жизни и взгляда на литературу. Валерий Попов вспоминает многих современников, в том числе Бродского и Довлатова, с кем-то дружил, с кем-то пересекался, цитирует их стихи, насмехается над властью и делает это уместно, интеллигентно, но с примесью хулиганства. Советская школа - почти что пыточная, комсомол - театр абсурда, Петербург - живой и тот, который Ленинград.

Начало воспоминаний меня увлекло, есть в них некая озорная мальчишеская лёгкость, но середина с рассуждениями о литературе и 60-х проскользнула мимо меня. Жизнь не официальных писателей и поэтов, бившая как будто только, если её основательно подогреть горячительным, оказалась слишком от меня далека. И хоть слог и темп остаются прежними, текст как будто потерял настроение. Слишком много пьянства - не понимаю, как им можно что-то оправдывать и при этом посмеиваться, мол, и ничего, выжили, мол, время было такое. Но времена-то у нас всегда такие: то тревожные, то неудачные. А в воспоминаниях Валерия Попова время будто было уж какое-то совсем другое. Благородные порывы, недооцененные гении, великие никому неизвестные стихи и вот обязательно, чтобы вопреки чему-то. Словно писали тогда только хорошо и по зову сердца, опережали время и самородки пленяли словом чувствительные сердца. И литературный вкус у людей был, и таланты сбивались в кучку, и с бытом боролись, и с властью как могли. Дружили. Спивались. Но со смыслом.

Не верю - думается мне.

Не углубляясь в тонкости, не на всякий писательский гонорар сейчас можно погулять в ресторане. Другие времена. Нужно больше, чаще и если надумаешь издать одну книгу в пять лет, о тебе никто и не вспомнит. Членство в Союзе, квартиры, конференции дома - кажется, советскому писатель не так уж плохо жилось.

Воспоминания о Бродском и Довлатов полны сожаления и трезвого взгляда на жизнь. Не все так просто было там. И это звучит как правда жизни, в которой нет идеального, а есть лишь то, что ты готов терпеть.

Воспоминания пропитаны ностальгией, и мне кажется, тоской по былому, с недоверием к тому, как стало. Кажется, в этом нынешнем мире Валерию Попову не слишком уютно. Некоторые описанный им ситуации кажутся слишком уж книжными: то детектив, то драма - но в жизни бывает всякое. Есть место и брюзжанию, и надежде. Его время - время советского прозаика, поэта - как будто ушло. И книги стали другими, и шутки, и кругом все какое-то искусственное. Но вот же она книга. И её читают.

У каждого времени свои герои.