Loe raamatut: «Я тебя… никогда!»

Взрослая жизнь

Последний кофе… и точка.

Сегодня он горше хины…

в него б коньяку чуточек,

а лучше – щепоть стрихнина.

Елена Зимовец

С некоторых пор в скромную, необыкновенно застенчивую Зойку вселилось нечто, о чём она смутно догадывалась, но даже себе не смела признаться. В её, несформированное ещё девичье сознание просочилось нечто невообразимое, о чём девушка помышлять не смела, а тело и вовсе сошло с ума.

Теперь ей захотелось такого, отчего хочется визжать. Страшно подумать, до чего Зойке становилось хорошо, когда она принимала бессовестные, вызывающе непристойные позы, когда дрожала, дотрагиваясь до того, о чём вообще стыдно говорить и думать, чувствуя до безобразия сладкое возбуждение.

От прикосновений и поглаживаний собственного тела, но с мыслями о нём, девушку бросало, попеременно, то в жар, то в холод. Голову заполнял густой вращающийся туман, предвкушением сладкого блаженства сводило живот и бёдра, в низ живота стремительно проникала горячая волна, разжигающая ненасытную чувственность.

Указательный пальчик (прикасаться к кнопочке вызова блаженства было ужасно стыдно), скользил по кромке трепещущей раковины, нащупывал заветную жемчужину и застывал, чувствуя, как из-под неё сочится густой сироп.

Дыхание, пульс, сознание – всё разом выходило из-под контроля, где-то в глубине рождалось ощущение чуда, которое росло, росло и вдруг рассыпалось яркими всполохами, заставляя стонать, выгибаться и вибрировать.

Потом в воздухе надолго зависала непонятная тишина, все до единой мысли высасывал вакуум. По телу разливалась невыносимо приятная лень, ужасно хотелось пить, съесть конфетку, ещё лучше целую плитку шоколада.

На этой мысли Зойку накрывала сонливость. Она закрывала глаза и включала непослушное отчего-то воображение, которое нехотя ткало почти бесформенный образ того, кто должен был присниться.

А сейчас девушка танцевала, выплёскивая наружу избыток энергии, помогая себе голосом, – ля-ля-ля, ляля-ляля-а-а-а, я влюби-и-и-и-и-лась, – с чувством, в переменной тональности, от драматически хохочущего утверждения, до лирически нежного признания самой себе, со слезой в голосе, используя при этом разные музыкальные размеры.

С нескрываемым наслаждением вокалировала перед зеркалом в полный рост нагая до непристойности Зойка, стройная восемнадцатилетняя хохотушка, внимательно разглядывая себя со всех сторон, – ляляляля, ха-ха, он мой, а прочее неважно!!!

Число восклицательных знаков в данной ситуации не имело значения: она была беззаботна, весела и бесконечно счастлива.

Девушка с нескрываемым восхищением смотрела на худющие, но стройные ножки, на малюсенькую, не больше недозрелых яблочек, тугую грудь, до которой невозможно было дотронуться, чтобы не ойкнуть – настолько было приятно осознавать себя не просто влюблённой девчонкой, а почти женщиной, настоящей женщиной, которую любят.

– Ой, мамочки, – сладко представляла Зоя как Лёнька с головой залезает под блузку. Выше, ещё выше. Здесь. О-о-ой, кажется опять!

О том, что происходило дальше, Зойка не поведала бы даже под пыткой. Это были ощущения на грани.

Даже рядом с Лёшей, самым первым в её жизни мужчиной, она ещё ни разу не была настолько счастливой и раскованной.

На самом деле ничего между ними такого пока не было. Воображаемая любовь, но такая страстная. Он ловко держал её за талию, шептал на ушко удивительные слова, щёкотно дул на лицо и шею, целовал.

Да, целовал, что в этом такого! Зойка готова была раствориться в нём, не то, что губы подставить.

Она была уверена – он любит её. Любит, любит, любит!

Откуда она это знает? Да не знает она, откуда… но точно знает!

Лёньке двадцать шесть, ей восемнадцать.

Буквально через два месяца после первого свидания Зойка с нескрываемым наслаждением позволила любимому раздеть себя. Что было потом, она помнила фрагментарно, на уровне ощущений.

Неважно, что конфетный сезон такой короткий, если по-настоящему любишь.

Лёнька был такой настоящий, такой необыкновенный, такой чуткий и ласковый!

Зойка задыхалась, когда повествовала подругам о нём – о мужчине её мечты.

Что было после, что вначале, о том она красноречиво молчала.

Это была их личная сокровенная тайна. Разве таким делятся!

Лёша приходил два раза в неделю, приносил цветы, сувениры, и целовал, целовал.

Если бы вы знали, сколько чувства он вкладывал в поцелуи, как ловко раздвигал языком губы.

Зойка боялась папы, его реакции на взросление, потому они шли исполнять танец страсти на берег реки, в тайный затон, где был малюсенький рыбацкий домик.

Добирались на лодке, которую Лёша без спроса брал на берегу. Уже тогда у Зойки от наслаждения вперемежку со страхом дрожали ноги.

Зажигали костёр, пили чай, мечтали, а потом…

Как нежно, как страстно он делал это!

Похожее наслаждение она испытывала, доводя себя до экстаза самостоятельно, но это, когда мужчина в тебе, когда видишь его глаза, держишь его руки, а блаженство по всему телу разливается как бы само, в тысячу крат слаще.

Первый раз было очень приятно. Зойка рассердилась, обиделась. Даже всплакнула.

Лёша убедил попробовать ещё.

Ощущение полёта пришло не сразу, но появилось, и больше не покидало сознание.

Их безумно притягивало нечто сверхъестественное, магическое.

Часы разлуки тянулись бесконечно долго. Лёша не объяснял, почему встречи случаются редко, а Зоя стеснялась спросить.

Она вообще ничего про любимого, про его работу, семью, не знала, хотя о себе рассказала всё-всё, даже то, что должна была хранить в тайне.

То, что творилось у неё в голове, что воспалённое воображение превращало в наваждение, в одержимость, невозможно описать словами: Зойка текла как ключевой источник – круглосуточно, стоило лишь вспомнить родное имя или представить нечто, связанное с ним.

Влюблённые всегда держались за руки, обнимались, когда оставались вдвоём. Это было так здорово, так естественно.

Однажды они что-то справляли у друзей, припозднились. Хорошо, что Зоя папу предупредила заранее, будто у Алёны заночует.

Настроение было приподнятое, компания весёлая, стол ломился под тяжестью вкусных блюд. Впервые с момента знакомства танцевали.

Контактный танец, это нечто особенное. Ты чувствуешь его, он тебя: каждое движение, как в интимном поединке, но кругом люди, смотрят на тебя или нет – неизвестно. Возбуждение в каждом движении, в каждом взгляде. Желание заставляет заступать за формальные рамки поведения, предусмотренного воспитанием и этикой.

Вот Лёшины губы прокладывают невидимую дорожку от впадинки на шее к уху – самой чувствительной части открытого тела, вот уже в ухе его язык.

Зоя затаила дыхание, чувствует – подступает то самое нечто, отчего способен отключиться мозг. В ответ протискивает острую коленку ему между ног.

Так и знала! Пора остановиться, но как, если дерзкая провокация известила мозг о том, что чудо уже в пути, что ещё немного и будет поздно.

Зоя закрыла глаза, поручив себя воле партнёра, и погрузилась в иллюзию.

Вот она снимает чулки, сбрасывает с себя платье, трусики. Лёша наблюдает, делает вид, что нагое тело – нечто обыденное. Ложится на кровать, дерзко раздвигает ноги, призывает его, манит движением руки. Вот она запрокидывает руки за голову, напрягает живот, наблюдает, как аппетитно топорщатся миниатюрные яблочки грудей.

Продолжать дальше немыслимо. Ещё секунда и по ногам потечёт.

– Нам пора, Лёша, нам пора! Я так больше не могу. Который час?

Время пролетело незаметно.

– Уже поздно, последний автобус ушёл часа полтора назад. У друга здесь дача, совсем рядом. Переспим, а утром домой.

Зойка была счастлива лишний раз побыть наедине.

Одежду в приступе безудержного влечения разбросали по всему этажу, творили такое!

Чувственное слияние без тормозов было похоже на сатанинский шабаш. Доведя друг друга до точки кипения, любовники ничего не стеснялись.

Зое было совсем не стыдно, даже когда Лёнька языком проник в святая святых и дотронулся до заветной бусинки.

– Если ему хорошо, почему я должна смущаться, – решила она и затаила дыхание.

Что произойдёт через пару секунд – она знала.

Скользящее движение языка мгновенно вызвало чувственный шок. Зоя, сколько могла, задерживала дыхание на полном вдохе, напружинилась, ожидая начала феерии, которая росла и раскрывалась изнутри, наливаясь соком как спелая ягода.

Конвульсии, начавшие сладко терзать взбудораженное восторженным экстазом тело, застали её врасплох. Из груди невольно вырвался крик, ознаменовавший нечто новое, поистине сказочное в любовных отношениях.

В этот волшебный миг, секунда в секунду, стыдно-то как, скрипнула дверь, зажёгся свет.

– Ой, извините, девушка, мне нужно было кое-что забрать. Простите, ради бога, я не хотела… муж меня не предупредил. Я сама виновата. Ещё раз простите, так неловко вышло!

Зойка забилась под одеяло, рыдала, – кто эта женщина, чего ей здесь нужно, чей муж!

– Я должен был признаться раньше, Зоенька, но не смог. Ты такая… я голову потерял. Это Регина. Жена.

– Чья жена!

– Неважно. Ведь я тебя на самом деле люблю. Хочешь, я с ней разведусь?

– А она?

– Она тоже… тоже меня любит. Так бывает, детка. Добро пожаловать во взрослую жизнь.

Всё однажды кончается, но…

Ночь пуста. Это норма. К чему ей казаться полной?

Небеса холодны, как и кровь, как вода в колодце.

В эту странную ночь Я хотел бы писать как Бродский,

О любви. Но на деле выходит сплошное порно.

Саша Бест

Чёрт бы побрал мою врождённую способность двигаться бесшумно.

Лучше бы я этого кино никогда не видел и не слышал. Хотя… это наверняка знак.

Что поделать, всё уже произошло: изменить видеоряд, остановить движение киноплёнки, закрыть глаза, отвернуться, уйти – не-воз-мож-но-о-о-о!!!

Чувственное изображение на картинке, чёрно-белый абрис безумной страсти на фоне стены, освещённой отражённым светом уличных фонарей, застыло где-то внутри меня: в мозгу, в глазах или где-то ещё вне телесной оболочки.

Объёмная голограмма впечаталась в сознание, словно отлитая в бронзе или высеченная в каменном монолите.

Это был миг… ослепительная вспышка между прошлым и будущим в звенящей темноте моей уютной комнаты… в нашей с женой спальне, где мы прожили бесконечно долгие, благословенные и счастливые семь лет.

Честно говоря, я до сих пор не могу убедить себя, что это случилось на самом деле.

Дикая, нелепая случайность. Так хочется думать.

Все векторы судьбы странным образом сошлись в единственной точке, проекцию которой я только что с содроганием и леденящей тоской, сковывающей тело и разум, наблюдал на слабо мерцающем экране.

В электрической системе нашего офиса произошла какая-то странная авария, причину которой никак не могли обнаружить. Потом загорелся цокольный этаж. Понаехали пожарные, здание оцепили. Нас эвакуировали.

Начальство приняло решение отпустить всех по домам, поскольку на улице начинало смеркаться, к тому же было холодно и ветрено, толпа на улице ограничивала аварийной команде свободу действий, а до завершения рабочего дня оставалось чуть больше двух часов.

Не скрою, я обрадовался. У жены как раз был плановый выходной. Мы так давно нигде не были вместе.

По дороге я совершенно случайно купил билеты на концерт Петра Налича, который анонсировали в ночном клубе по соседству с нашим домом.

Две девчушки уступили мне счастливый случай угодить жене: она так любит Петра и его замечательный музыкальный коллектив.

Сердце моё стучало в предвкушении триумфа, до которого оставалось восемь пролётов лестницы (лифт почему-то не работал), входная дверь и малюсенький коридорчик.

Я тихо-тихо, как сапёр или разведчик, отворил замок, прошмыгнул в коридор, снял верхнюю одежду, стараясь не скрипеть ламинатом.

В квартире приятно вибрировал таинственный мягкий полумрак, создающий для выполнения приятной миссии замечательный антураж и эмоционально насыщенную атмосферу.

Жена, по всей видимости, прилегла. Или мечтала о чём-то своём, девичьем. На то и выходной, чтобы насладиться тишиной и одиночеством. Сам давно мечтаю о целом дне, посвящённом беспрецедентной, абсолютной лени.

Тапочки не стал одевать специально, мечтал разбудить любимую поцелуем или ласковым прикосновением.

Я различил в полной тишине едва слышимое шуршание, потом вздох или приглушённый стон.

Додумывать ничего не хотелось: до концерта оставалось не так много времени, если всерьёз рассуждать о том, чего стоит молодой женщине собраться экспромтом, без предупреждения.

Наслаждение моментом усилилось до размеров экстаза, когда я неожиданно почувствовал резкий, очень знакомый запах страстного поединка мужчины и женщины в постели.

Бред какой-то, странная материализация собственных интимных фантазий.

Вечером, это пикантное приключение случится вечером, после концерта. Потом приятный романтический ужин в кафе, на подъёме настроения, и в качестве благодарности наисладчайший интимный десерт.

Будет, конечно всё будет, ведь мы любим друг друга..

Понятно, что я тут же отмахнулся от глупой иллюзии, которой пытался увлечь меня изощрённый в интимных интригах мужской мозг, мечтающий скорее обнять любимую женщину.

Ещё один скользящий бесшумный шаг по поверхности полированного ламината…

На фоне тусклого света стены в нашей супружеской спальне красиво извивались две изящные тени.

Чудесное видение.

Я едва успел затормозить, когда грациозный силуэт с мягкими девичьими округлостями, нависающий сверху, чувственно выгнулся и застонал.

Кино оказалось озвученным, причём голос был явно знакомый, тот самый голос, который я боготворил.

Неужели?! Да нет, глупости.

Я засмотрелся на стремительно раскачивающийся ритм волшебного танца теней.

Хрупкая фигура сверху хлопала летящими крыльями, вибрировала, грациозно и плавно откидывалась назад, застывала на мгновение, падала вниз.

Силуэты приподнимались, сливались, закручивались, порхали, растворялись в темноте и снова возникали на фоне мерцающего экрана, повторяясь на нём искорёженными пространством и перспективой двойниками теней.

Лишь изредка танцоры приобретали объём, когда их вытаскивал из темноты свет автомобильных фар.

Сладострастные звуки эмоционально дополняли потрясающий экспрессией и динамикой соблазнительный видеоряд, который крутили и крутили бесконечно долго.

Светлым каскадом рассыпались по плечам виртуозно скачущей прелестницы поблескивающие искрами волосы, струящиеся по угловатым плечам.

Я был потрясён, шокирован, раздавлен непристойно бесстыдной красотой кинофильма, на демонстрацию которого действующие лица и исполнители наверняка не рассчитывали.

Героиня ролика затряслась вдруг в экстазе, прерывисто задышала, закричала как раненная птица и затихла, позволив второй фигуре взять на себя ведущую роль.

Тени на время неподвижно застыли, переместив акцент на чмокающие звуковые эффекты, на жаркий чувственный шёпот, усиленный концентрированным ароматом похоти.

Мурашки толпой понеслись по моей превратившейся в очаг воспаления коже. Ничего более захватывающего, более интимного и чувственного я не видел ни на одном экране.

Где-то в глубине себя я пытался осознать нелепость и мерзость увиденного, но сложить воедино, поверить в реальность реализации страстного эротического сюжета с женой в главной роли было выше моих сил.

Тем временем любовники поменялись местами.

Крепко скроенный торс переместился вверх, принялся, громко дыша и хлюпая, раскачиваться с ускоряющейся амплитудой. Крошечные ножки летали в такт мощным движениям.

Я стоял в оцепенении, не в силах сдвинуться с места.

Весьма правильно и эффектно в данных обстоятельствах было бы прервать захватывающее эротическое представление продолжительными аплодисментами, переходящими в неистовые овации, потом вызов на бис, включение яркой иллюминации.

Мне хотелось немедленно посмотреть в глаза пламенным виртуозам, лично поздравить с успехом премьеры, но на это не было, ни сил, ни желания.

Оставалось дождаться ещё одной кульминации, которая, судя по звукам, была предельно близка.

Боже, какая нелепость какой дурной вкус, какое абсурдное восприятие действительности, в которой на моих глазах я же был превращён в украшенное ветвистыми рогами ничтожество: глядя на эту фантастическую пошлость, на публичную измену, у меня неожиданно случилась эрекция небывалой силы.

Кажется… я финишировал, словно так и было задумано создателями порно фильма. Финишировал одновременно с актёришками. Недаром они так старались.

Некоторое время, пока любовник накручивал на пальцы золотистые локоны жены, пока шептал ей на ушко слова признательности, пока громко перецеловывал что-то там у неё внизу, пока видеоряд транслировал лишь вздымающийся пузырь простыни или одеяла, я пытался прийти в себя, пытался принять хоть какое-то взвешенное решение, которого, увы, не было.

Туман в голове усиливался. Ещё мгновение и скорее всего я упал бы в обморок.

Я ощутил на губах солёный вкус: непрошенные, напрасные по своей сути слёзы. Стоит ли сожалеть о том, что стало вечностью, тем более не своей, чужой вечностью?

Всего один шаг между прошлым и будущим отделял меня от любви, которая упорхнула в некстати открытую форточку, только что, только что, прямо у меня на глазах.

Я видел в динамике, как любимая женщина улетала в параллельную Вселенную, как яростно взмахивала элегантными руками-крыльями, такими маленькими, такими родными и нежными.

Подступило и заперло дыхание страстное желание закричать, затопать ногами, сорвать с негодяев обнажающие их преступную суть покровы, вызвериться, отхлестать по щекам, выбросить нагишом на лестничную площадку, чтобы неповадно было обманывать человека, который верил, верил, верил!

Верил, но ошибся.

У меня был выбор: устроить грандиозный скандал, став на мгновение победителем непонятно чего, или уйти незаметно, по-английски, отпустив ситуацию на волю, чтобы дать себе время обдумать каждую мелочь, каждый штрих предстоящего решения.

Мне было предельно больно, тяжело физически, словно что-то жизненно важное отчекрыжили от моей чувствительной плоти изуверским инквизиторским приспособлением, тщательно продуманным, чтобы причинять максимально возможные страдания.

За несколько мгновений, я совсем не представлял порядок и размер реальной временной шкалы, потому, что она немыслимо растянулась, образовав нечто вроде подвижного вывернутого наизнанку тора, возвращая и возвращая события в точку кристаллизации событий, разрушивших до основания ощущение мира во мне и меня в этой агрессивной, склонной к разрушению романтической иллюзии.

Перед глазами поплыли обрывки чьих-то фраз, чёрно-белые мерцающие кадры суетящихся теней, резкий свет. Потом начали проявляться уродливые испуганные лица, выглядывающие из помятых простыней.

Любовник бочком сполз с супружеского ложа, зажал некий сморщенный предмет, болтающийся между ног.

Эхом звучали странные фразы пытающейся обосновать случайность произошедшего спектакля жены. Тщедушный мужчинка прыгал на одной ноге, пытаясь вдеть ногу в непослушную штанину, спешно распихивал по карманам трусы и носки, извинялся, давал кому-то нелепые обещания.

Жена хлопала ресницами и губами, словно пыталась поймать пузырьки воздуха, спрятала под подушку использованные не по назначению трусики, стыдливо закрывала ладонями торчащие вишнями соски, суетливо накручивала на торс простыню.

Глядя на это представление, спонтанно созрело решение: какого чёрта я должен страдать по такому позитивному в принципе поводу? Карты, пусть и случайно, вскрыты, неприглядные интимные секреты обнажены, выставлены на обозрение. Шулер утратил шанс показывать красивые фокусы.

Меня тут же отпустило. В голове и теле появилась небывалая лёгкость.

Я рассмеялся. Беззлобно захохотал им в глаза, сказал, что чёрно-белое зрелище чувственного секса, особенно великолепный завершающий аккорд, было впечатляющим, что я даже предположить не мог, насколько у меня темпераментная, гибкая и чувственная спутница жизни – просто цирковая акробатка, гетера, танцующая фурия.

Посылаю бывшей жене воздушный поцелуй, разворачиваюсь и триумфально удаляюсь, оставляя парочку в полном замешательстве.

Жаль, что не догадался снять пикантную сцену на телефон: в голову не пришло.

Ну и ладно. Зато я под впечатлением.

Моя жизнь, мои правила. А они… пусть сами разбираются. Каждый остаётся при своём: им вольный секс, мне – свобода от обмана.

И всё же интересно – как давно любимая водила меня за нос?

Белые кружева

Классический рецепт -

Смешайте с грустью кофе…

А, впрочем, не пора ль

От правил отступить?

Открою вам секрет:

Я, в общем-то, не профи

Советы раздавать.

Продолжу просто жить.

Мила Светлова-Скрипка

Случалось ли вам когда-нибудь выпадать из реальности, совсем, абсолютно, напрочь, чтобы никаких ровным счётом воспоминаний, вообще ничего?

Мишка Самойлов очнулся от громкого окрика, от того, что его трясли.

Сознание возвращалось медленно. Мужчина не мог понять, где находится, почему и зачем он здесь. На поверхность выплывала лишь одна догадка: неужели вырубили в драке, но отчего на нём такая странная одежда, словно с чужого плеча?

Было время, когда он боксировал довольно прилично, даже выходил на межобластной уровень. За год в соревнованиях разделал по орех двенадцать противников. Пять из них нокаутами.

Наверно слишком сильно поверил в удачу. Решил поучаствовать в боях без правил. В первом и последнем бою получил такую плюху, что очухался в реанимации. С тех пор, как бабушка заговорила: драк избегал любым путём.

Мишка потрогал скулы, бровь, переносицу, затылок – ничего не болело, но шумело где-то в мозгах изрядно.

Что всё-таки произошло?

Тряс его молоденький милиционер, совсем юнец. У стража порядка было выцветшее конопатое лицо,  жидкие рыжие волосы и пустые, словно совсем бесцветные глаза.

– Сержант Борщ, – представился он, –документики предъявляем, гражданин.

– Я что-то натворил… извините, а где я?

– Понимаю, после недельного как минимум запоя и я бы забыл как меня зовут.

– А число… число сегодня какое?

– Ясно. Белый и горячий. Пройдёмте в отделение, будем разбираться.

В голове у Мишки потрескивало, жужжало и вибрировало. Судя по обстановке, это был вокзал, скорее всего железнодорожный.

Возвращение к действительности было болезненным, утомительным и очень долгим.

Сначала он сидел в “обезъяннике” в отделении милиции при вокзале, пока выясняли его личность, потом добирался без копейки денег на перекладных в соседнюю область, чему способствовали оперативники, передающие его с рук на руки.

Память к Михаилу вернулась ещё там, где его нашли.

Начало истории он вспомнил, но не то, что случилось после. Где и с какой целью скитался целую неделю, так и осталось загадкой.

Хорошо хоть ключи оставил соседке, чтобы кота кормила.

Мария Ивановна посмотрела на него весьма странно, словно не узнала, однако дверь отворила.

В квартире было чисто, только прибрано явно чужой, причём однозначно женской рукой. Это видно по кухне, по компьютерному столу. Там был полный порядок, такой, что теперь ничего не разберёшь.

Было непреодолимое желание выспаться, но хотелось добраться до сути, хотя бы схематически определить, как умудрился попасть в неприглядную историю.

Михаил ходил по комнатам, заглядывал в ящики шкафов, залез в компьютер.

Экран открылся заставкой. Это был портрет Оксаны. Девушка смотрела ему прямо в глаза, обещая как минимум поцелуй.

Мишка залюбовался невестой.

– Невестой! Да, да, именно так. У нас же должна состояться свадьба. Вот, шестнадцатого июня. Шестнадцатого! Но сегодня двадцать пятое.

Мишка сел в кресло, задумался.

В голове было пусто.

Его мутило, от голода сосало под ложечкой, клонило в сон, но желание вернуться в реальность было сильнее.

Мишка решился поговорить с соседкой, встал, но она опередила события.

– Ты насовсем, Миша, а жена где, почему ты один, – напугала Мария Ивановна бесшумным появлением с котом на руках.

– Жена… у меня есть жена?

– Должна быть. По крайней мере, когда мы в последний раз разговаривали, ты собирался на собственную свадьбу. Выглядел куда интересней, чем сейчас. Невесту звали Оксана, если ничего не путаю. Почему ты в такой странной одежде? Не выбрит, пахнет от тебя, мягко говоря, не очень… ничего не понимаю.

– Я сам ничего не понимаю. Хотел у вас спросить, разобраться. Ладно, сначала нужно выспаться, иначе совсем с ума сойду. Жена, невеста. Что я ещё о себе не знаю?

Сон был беспокойный. В нём он шёл по длинному тёмному коридору и открывал двери, одну за другой.

Нигде никого не было, однако пустота встречала странным смехом: непристойным, истерическим, вульгарным, даже нахальным.

Этот раздражающий хохот выводил из себя, взвинчивал. Было ощущение, что разгадка таится за одной из этих дверей, но она ускользала, сопровождая напрасные усилия сатанинскими звуками.

Это нечто над Мишкой явно издевалось, не иначе.

Дверей было много, очень много. Что-то гнало его вперёд, заставляло торопиться.

За очередной дверью, у Мишки было предчувствие, что именно она охраняет тайну, был яркий свет.

Тишину нарушали мерные шлепки. Где-то он подобное слышал.

Справа стояло существо с рожками в козлиной шкуре. Оно ритмично с силой двигало тазом в направлении стола, энергично помахивая хвостом, а руками с копытами держало женские ноги в знакомых туфельках.

Эти туфельки… туфельки, которые он лично примерял Оксане.

Оксане. Примерял. Невесте. Примерял.

В это время рогатое повернулось. У него были Витькино лицо.

Лицо или маска Витьки Пронина, лучшего друга и свидетеля на его свадьбе.

Мишка закричал, проснулся. Видимо во сне он придавил Чубайса, кота, доставшегося от матери по наследству.

Тот взвился, протянул когтищами по лицу, располосовал щёку.

Оксана, Витька, туфли, свадьба, – как робот повторял Михаил, прижимая к щеке окровавленную подушку.

Сердце билось в предчувствии чего-то ужасного, непоправимого.

Оксана появилась в его жизни чуть больше года назад. Они познакомились у Витьки на дне рождения.

Девушка покорила его сердце сразу, стоило лишь заглянуть ей в глаза. Они танцевали, разговаривали. От неё веяло теплом, уютом и уверенностью.

Оксана знала, чего хочет от жизни, по каждому вопросу имела сформированное суждение, была жизнерадостна и легка. И дело не в весе девочки, в её живости, остроумии, дружелюбии и нежности.

Двигалась подруга плавно, по-кошачьи. Так же пластично выгибалась, жестикулировала, посылая мимические сигналы.

Спустя пару часов Мишка уже сходил по ней с ума. Оксана позволяла за собой ухаживать. А как она пахла! Словно земляничная поляна в хвойном лесу в знойный полдень.

Юноша надышаться не мог.

К тому же девушка позволила проводить себя до дома. Как же застенчиво и скромно она себя вела, даже поцеловать не позволила.

Почти год волочился парень за Оксаной, добивался взаимности.

Настойчивость и любовь сделали своё дело.

Влюблённые подали заявление на регистрацию брака, обговорили детали,  приготовили к свадьбе всё-всё-всё.

Как же сладко было её целовать. Хрупкое тело в его неопытных руках буквально таяло. Наконец-то Оксана позволила некоторую степень близости.

События минувшего года пролетели в сознании, шурша запоминающимися мгновениями, чудесными переживаниями, увлекательными моментами, непередаваемыми эмоциями, не проходящим состоянием безграничного счастья и уткнулись в нечто ужасное.

Опять это пугающее нечто. Всё как во сне.

Мишка попытался вернуть обратно ангельскую внешность любимой, снова включил компьютер.

Оксана была великолепна, хотя позировала, намеренно выдавая себя за опытную, даже немного стервозную женщину.

На портрете в заставке она выглядела той ещё штучкой.

Тут ему в голову пришла идея позвонить.

Телефона нигде не было.

Но ведь есть скайп, одноклассники, наконец. Куда она пропала, почему сам он оказался не рядом?

А свадьба…

Рука потянулась к мышке.

Гул в голове набирал обороты, словно реактивный самолёт разгоняет двигатель. Мишка даже схватился за уши, чтобы хоть так заглушить непереносимый шум.

Вдруг всё стихло. Слышно было, как Чубайс лакает что-то из блюдечка рядом со столом. Этот звук напомнил то, что испугало, что вывело его за пределы сознания, потому, что поверить в это было невозможно.

Там, это было там, в той комнате!

Оставалось несколько минут до регистрации. Торжественный акт у предыдущей пары подходил к завершению. Жених волновался. Невеста, видимо, тоже.

Оксана в облаке фаты и свадебных кружев улыбнулась мило, передала Мишке свадебный букет, чмокнула в губы, – я скоро, любимый. Даже соскучиться не успеешь. Как же я люблю тебя, плюшевый мой пупс.

– Давай провожу.

– Ну что ты, неудобно оставлять гостей в такую минуту. Я так счастлива.

Мишка посмотрел, как невеста подобрала платье-бизе, как ловко, словно плыли по блестящему паркету, переступали малюсенькие туфельки.

Как же ему хотелось, чтобы всё это ненужное торжество быстрее закончилось. Юноша мечтал о первой брачной ночи, о том, с каким наслаждением будет знакомиться с обнажённым телом теперь уже практически жены.

Мишка чувствовал каждой клеточкой тела, как прикасается губами к животу любимой, как опускается ниже и ниже.

На этом месте ему стало неловко, потому, что нескромное желание явно угадывалось по выпирающему бугру на брюках.

Жених украдкой посмотрел на гостей. Им было не до него.

Из зала уже выходили новоиспечённые молодые супруги: раскрасневшиеся, уставшие, но весьма довольные, что торжественная церемония позади.

В зале их ждали накрытые столы с конфетами, фруктами и шампанским.

Невесты всё не было.

На него начали шикать. Хотели было послать на поиски свидетеля, но тот тоже испарился.

Мишка побежал сам.

Сам побежал.

Коридор был длинный, направо и налево комнаты.

Жених открывал все подряд.

Нигде никого не было.

В туалете тоже.

Он даже в дамскую комнату заглянул.

Там Оксаны тоже не оказалось.

Оставалась всего одна дверь.

Мишка уже хотел повернуть назад, но чего-то такое услышал. Кажется голос.

Мгновение он колебался, открывать или нет, нужно было торопиться. Если пропустят свою очередь, ждать придётся до окончания всех регистраций.

За последней дверью жених увидел то, чего не должно было быть в принципе, чего просто не могло быть.

Не мо-г-ло!

Но было.

Белые кружева, миниатюрные туфельки на высоком каблуке, летающие в воздухе, стройные ножки невесты в ажурных чулочках.

Его невесты, которую держали за миниатюрные щиколотки, вколачивая нечто меж ног.

Витька Пронин со спущенными брюками вилял голым задом, отчего раздавались шлёпающие звуки.

Оксана громко стонала.

Оба были предельно увлечены.

Мишка кинул в спину Витьке свадебный букет, хлопнул дверью и побежал.

По дороге схватил с чужого стола бутылку шампанского, снял и выбросил пиджак.

Ещё он вспомнил, что пил прямо из горла, что метался по шоссе в попытке броситься под колёса.