– Что-то я соскучилась по дому, – женщина беспокойно хлопала ресничками, накрашенными синей тушью. Казалось, она чувствовала себя немного сконфуженной, будто её застали на месте преступления. – Захотелось приехать на время.
– Как на тебя это не похоже, – хитро прищурясь, произнесла Янка.
Ещё не так давно мама в красках рассказывала дочери по скайпу, как выпрыгивала в кафе на сцену к молодым парням, играющим рок, приведя в замешательство не только толпу, но и самих музыкантов. Выгонять со сцены женщину никто не стал, ибо она принялась так энергично двигаться, словно настоящая танцовщица, тем самым вызвав бурю оваций. Увы, музыкантам пришлось признать, что их выступление оказалось не таким уж и впечатляющим, по сравнению с этими танцами.
– Ты поссорилась с Русланом, и он тебя выставил? – обеспокоенно произнесла Янка.
– Нет, что ты! – Мама попыталась улыбнуться как можно загадочнее. Она понимала, что от расспросов дочери не так легко отвертеться. – Я просто начинаю новую жизнь.
– В каком смысле?
– Однажды ночью я никак не могла уснуть и придумала себе занятие, которое могло бы отвлечь меня от бессонницы. Я включила ночник и села у окна с книжкой в руках. А потом произошло нечто! – Глаза мамы запылали слегка наигранным восхищением.
– Что? – Янка не сводила с матери настороженно-любопытного взгляда.
Матвей вздохнул, рассматривая то одного, то другого посетителя. Он знал, что мама Янки любит поболтать, поэтому это будут долгие посиделки, а это значит, что следует приготовиться морально.
– К окну стала протираться блестящая дорожка, будто ковровая, а затем словно кто-то позвал меня. Это был чей-то приятный женский голос, и мне он показался знакомым, но только лишь отчасти. Я оставила книгу на подоконнике и прыгнула из окна прямо на эту дорожку. Всё было как в тумане, ничего не видно, лишь пелена белоснежных кучерявых облаков, застилающих всё вокруг. Складывалось впечатление, будто я взлетела над небесами.
– Мама, только не говори, что ты опять решила написать книгу об инопланетянах! – От разочарования Янка скривила губы.
В этот момент попугай, напевавший весёлую мелодию, играющую в кафе, забегал по клетке и, потрясывая своим белым хохолком, словно рокер на сцене, закричал:
– Yes, sir! Yes, sir! Всегда готов!
– Да, – смущенно улыбнулась Владлена, поглядывая на птицу. Попугай будто понял слова Янки. – Я побывала в Кракове на выставке работ одного местного художника. Кажется, он экспрессионист. Я не слишком разбираюсь в живописи. И тут ко мне пришло осознание, что пора творить! В его картинах я увидела планету, которую буду воссоздавать в своих сочинениях. – Теперь в словах мамы было столько восхищения, что казалось, словно она гордилась своей идеей и, заметив неоднозначный ответный взгляд дочери, обиженно произнесла: – Что ты так смотришь на меня? Ты же ведь знаешь, что я всегда мечтала о творчестве.
– Конечно, однако три года назад ты говорила тоже самое. И что из этого вышло? Ты неожиданно занялась макраме и даже хотела прикупить гончарный круг, – вздохнула Янка.
Владлена помешала ложечкой эспрессо и сконфуженно улыбнулась.
– Макраме мне надоело, а вот что касается круга, я просто не отмыла бы квартиру от глины. Да и какой из меня гончар?
– А писатель?
– Просто раньше я не видела таких странных и вдохновляющих картин, – последовал ответ.
– А почему ты не предупредила меня о своём приезде?
– Алу никогда ни о чём не предупреждает, она появляется неожиданно! – Женщина вскинула подбородок и выпила кофе.
– Алу!? – Дочь взглянула на мать, будто та была сумасшедшей.
– Так зовут мою героиню. Ты ведь не будешь против, если она будет похожа на тебя? А вот Луо…, – Владлена ткнула пальчиком в сторону притихшего Матвея и улыбнулась.
Матвей чуть не поперхнулся трубочкой. Не хватало еще, чтобы на него был похож какой-то доморощенный инопланетянин. Янка быстро забарабанила пальцами по столу. Мама явно что-то недоговаривала. Еще эти сочинения…
– А что это вы по кафешкам рассиживаете вместо учебы? – дабы перевести тему, Владлена подозрительно оглядела обоих.
– Э-э-э, мы…? – потянула Янка и бросила взгляд на Матвея, который от напряжения обгрыз свою трубочку.
– Да, вы!
– А мы вышли немного перекусить, – брякнул Матвей и пожал плечами. Это все, что он мог сказать в данный момент.
– По другую сторону от университета? Да еще и с припухшим веком…,– Владлена прищурила один глаз. Как-никак, она была матерью и замечать даже такие незначительные изменения во внешности дочери – её прямая обязанность. Затем она добавила: –Шутники! Ну ладно, не буду мешать. Если бы я не была так увлечена своим романом, то с удовольствием отчитала бы свою любимую дочурку за прогулы, а пока мне надо бежать в ближайший магазин за блокнотом – появились свежие мысли. Кстати, а художника зовут Войтек. При случае посмотрите его картины в интернете, они гениальны.
Поцеловав Янку в лоб и улыбнувшись, мама вышла из-за стола и, помахав на прощание рукой, выбежала из кафе.
– А ты не говорила, что твоя мама собирается писать роман об инопланетянах. – Матвей наконец-то решился допить свой коктейль. Он подумал о том, что это была его самая короткая встреча с мамой Янки.
– Мама собралась писать свою книгу тогда, когда упорхнула от отца к этому Руслану. Скучно, видите-ли, ей с отцом было. Так что меня её поведение наводит на определенные мысли, – тихо произнесла Янка, с грустью взглянув на свой недопитый коктейль.
Пробовать его она уже расхотела. И девушке было всё равно – Войтек, не Войтек, но этот художник явно вскружил её впечатлительной матери голову. Когда же мама все-таки образумится?
Матвей понимающе кивнул и больше не стал расспрашивать Янку о матери.
– Тоша хоро-о-ший! Хоро-о-ший! – обиженно затянул мирно сидевший на жёрдочке попугай. Он понял, что никто больше не собирался обращать на него внимания.
* * *
Дома Владлена с наслаждением плюхнулась на кровать, застланную пушистым покрывалом. Как же она по ней соскучилась! Маленький пухлый блокнот, в котором не было ни единой написанной строчки, лежал у неё на коленях, а большой чемодан сиротливо прислонился к стенке в коридоре. Выкладывать вещи, как и писать, пока не было никакого желания. Чуть позже.
Женщина подумала о Руслане. Как он изменился после свадьбы: лишнего слова не скажет, лишний раз не посмотрит на неё; по вечерам только и делает, что заваривает свой шиповник (или другую полезную на его взгляд травку) и утыкается в книжки по самосовершенствованию личности. Даже цитирует некоторые строчки, мол, тоже приобщайся. Никаких подарков, цветов, поездок и прочих радостей.
«Хлеб в этом магазине в последнее время чёрствый. Ходи в другой магазин».
«Кажется, у нас сломалась кофеварка. Давай перестанем пить кофе. Он вредный».
«А эти простыни совсем поизносились, не слишком приятны телу. Купишь новые?»
И что-то в этом роде каждый раз. Как день сурка. А ведь прошел только год, не три, пять или десять лет. А год. Неужели она ему так наскучила за это время?
А ведь раньше всё было: и смех, и тёплые объятия, и поцелуи. И вкусный хлеб, и бодрящий кофе, и шелковистые простыни, приятные на ощупь.
А теперь они будто соседи, которым нет дела до чувств друг друга. И он сам настолько погрузился в себя, и не просто погрузился, а утонул, что супруга для него являлась всего лишь предметом интерьера, хрустальной статуэткой, которую он однажды принёс в свой дом и поставил пылиться на полку. Статуэткой, о существовании которой можно изредка вспоминать только по делу.
Зато с ним спокойно. Да, именно спокойно. Холодильник всегда наполнен, счета оплачены. Нет надобности ходить на работу. Он сказал, что так будет лучше. Чем меньше женщина чем-то занята, тем чище в квартире, и больше кастрюлек со вкусностями на плите. К тому же Владлена так и не смогла толком выучить польский язык и говорила кое-как. Какая ей работа. Чего ещё надо?
Однако все равно супружеская жизнь наводила Владлену на унылые и бесцветные мысли. Она не видела в ней радости, порой даже смысла.
Женщина пробовала записать в тетрадь всё, что думала по этому поводу, но потом рвала исписанные листы. Вдруг Руслан прочитает. Она боялась признаться мужу в том, что их отношениям надо возвращать былую искорку. А если не получится? У неё уже не хватало смелости уйти от мужа или вообще покинуть Польшу. А что там будет дальше? Вдруг бегство окажется полным разочарованием? Однажды она сбежала от подобной супружеской рутины и что вышло – она впала в неё снова. Может такая рутина вообще бесконечна? Тогда разве есть смысл устраивать побеги?
Как же выбраться из этого удушливого состояния?
Выставка одного экстраординарного живописца, на которую её позвала новоиспечённая подруга Грася, должна была стать чем-то новым и необычным в жизни Владлены. Пока супруг трудился на благо их семьи, женщина болталась, как воланчик: от ленивого заточения в четырёх стенах, до унылых походов по магазинам или бесцельным прогулкам по городу. Грася и то была хоть занята работой в цветочном магазине и шестилетним ребенком, которого воспитывала вместе со своей матерью. Искала ему нового папу, адекватного, вместо того, который отправился бороздить леса Сибири.
Разгуливая по залу и рассматривая картины, подруги заметили привлекательного мужчину, окруженного кучкой молодых девушек и парней. Копна чёрных кучерявых волос, забранных в хвост, красная клетчатая рубашка и жёлтые брюки – всё это казалось настолько ярким и бросающимся в глаза, что невозможно было пройти мимо. На загорелой шее с едва заметным шрамом у него висела толстая сверкающая золотая цепь, которая напоминала извивающуюся змею. Интересно, почему он предпочел выставить на всеобщее обозрение свой шрам?
Может, получил его в какой-нибудь драке, защищая честь своей любимой женщины? Как в стародавние времена, когда это было нормой? Владлена разглядывала его с жадностью и предвкушением. Мужчина тем временем хохотал, почти не останавливаясь. Грася шепнула ей на ушко, что это и есть художник. Сама она тоже прилипла к нему взглядом так, что и не отлепишь. Владлена ощутила восторг. Надо же, художник, именно такого мужчину она хотела видеть рядом с собой. С ним ей не будет скучно, с ним она почувствует то самое пламя, которое могло бы с легкостью разжечь её пылкие мечты о чём-то нереальном.
Около этой кучки кружился фотограф. Сделав парочку кадров, он исчез в толпе. Как только эта кучка наконец-таки расступилась, мужчина увидел стоящую неподалеку от него Владлену. Грася словно испарилась. Нет, она на самом деле стояла рядом, только художник её не видел. Он подал манящий знак рукой Владлене, чтобы та приблизилась к нему. С каждым шагом женщина чувствовала, как у неё перехватывает дыхание, будто на головокружительной высоте. Оказавшись лицом к лицу с художником, она продолжала с интересом разглядываться его шрам на шее, который стал более заметным и больше всего напоминал порез от ножа.
Художник склонился к её губам и поцеловал. Это был легкий и почти ничего не значащий поцелуй. Владлена ощутила лишь вкус терпкого одеколона на своих губах, напоминающего микс корицы с апельсином. Когда он отпустил женщину, она взглянула в его бездонные глаза цвета мокко, в которых играли шаловливые нотки радостного безразличия. Затем мужчина отвернулся от неё и подошёл к какому-то толстяку в бежевом костюме.
И всё? Владлена разочарованно вздохнула. Она ожидала большего, она ожидала, что почувствует трепет и взрыв горящей, словно факел, страсти, поражающей её в самое сердце. Однако ничего подобного не произошло. Скорее выпал осадок обманчивой надежды на нечто такое, чего не существует в этом беспокойном мире, оторванном от романтических грёз.
Её попросту обслюнявили! Недовольно сморщив носик, женщина дотронулась рукой до своих губ, чтобы стереть остатки одеколона, и хотела было уже вернуться к своей подруге, однако вместо Граси она увидела в толпе своего мужа.
Лишившись дара речи, Владлена с испугом разглядывала его побледневшее лицо, стараясь избежать этого пронзительного взгляда, сплошь пропитанного щемящей тоской, переплетающейся с невообразимым удивлением. Руслан не ходил на подобные мероприятия, поэтому женщина была уверена, что этот безобидный поцелуй никто не заметит, а тем более он. Оказывается, нет. Руслан выплеснул на жену фонтан своих бьющихся через край эмоций.
Это был конец! Размытый, но вполне ожидаемый.
Владлена даже ничего не хотела объяснять, что это именно художник её поцеловал, причем ради забавы, и как только муж удалился, она всего лишь стояла и смотрела на картины, изображающие месиво разноцветных красок и непонятных загогулин, которые напоминали ей хоровод её собственных мыслей о неведомом будущем, где не будет места надоевшей скуке и рутине. И она не могла понять, радует её это или огорчает, зато знала, что её теперь уже бывший муж способен хоть что-то чувствовать.
Пережив в своем воображении весь этот бурный калейдоскоп фантомных событий, Владлена всё еще не сводила глаз с художника, которого навязчивые посетители облепляли со всех сторон, сначала одни, а потом другие.
Вернувшись домой, она взяла свою тетрадь и, усевшись в зале на диване, принялась за писанину. В юности Владлена отличалась бойкой фантазией, только не знала, куда её применить. Муж устроился на полу на каком-то коврике. Увлекся йогой не так давно. Вот и попросил её особо не шуметь, чтобы он мог спокойно помедитировать. Так вроде бы должны его мысли очиститься. Увлечённую женщину уже не беспокоило то, что Руслан снова отдаст предпочтение самосовершенствованию. Казалось, он уже и так развил собственное эго, что развивать было некуда.
Женщина всецело погрузилась в свой космический роман, где главными героями была её персона и художник, только все они были намного моложе. Раз фантазия позволяет скинуть возраст, будто тяжкий груз, почему бы этим не воспользоваться в полной мере?
С этих пор Владлена проводила свои вечера в обнимку с загадочной тетрадью, в которой она могла с лихвой выразить свою досаду от лица выдуманной ею героини и создавать свои миры. Так было проще, так её никто не заподозрит ни в чём, если, конечно же, не вчитываться между строк. Заметив это, Руслан, прикрываясь очередной книжкой, подглядывал, чем так увлечена его жена, которая раньше смотрела мыльные сериалы, сидя на диване с вечно недовольным и надутым выражением лица.
Потом она объявила мужу, что хочет на время отправиться к себе на родину, чтобы дать своим мыслям как следует разгуляться. Если до этого он спокойно на это реагировал, то теперь как-то странно и подозрительно на неё посмотрел, однако ничего не сказал против.
Как только Владлена оказалась в аэропорту, появились настойчивые звонки. Обеспокоенный муж интересовался, все ли у жены в порядке. Такого шквалистого проявления заботы и любви он ещё никогда не проявлял. Скорее всего подумал, что у его супруги в реальности роман с другим мужчиной. Испугался. Мало ли, вдруг Владлену уже кто-то ожидает за столиком в таком же пабе, разделяющим пространство от взлётной полосы.
Валяясь на кровати и разглядывая белый потолок, Владлена заливисто и немного по-детски рассмеялась, совсем как тот художник на выставке. А ведь и не произошло ничего такого ошеломляющего. Зато она все-таки смогла по-настоящему раскрошить окостеневшее, словно останки доисторического динозавра, безразличие своего мужа.
А Янка с Матвеем тем временем уже покинули «Лиловый рассвет» и стояли в обнимку, затерявшись в толпе и слушая блюзменов. «Oh mère! Oh mère!3 Я так любил, как в детстве ты шептала мне «Mon cher!»4 – весело напевал худощавый. На этот раз чувствовалось нечто французское.
А может, они и вовсе не блюзмены?
Беляши грозной Доры
Сидя на ресепшене, Наум жевал большой жирный беляш. Как-то не очень вписывался этот беляш в модный интерьер этого здания. А вот сам Наум старался вписаться: весь такой аккуратно причёсанный, в больших очках-кругляхах, постоянно сползающих с его носа. Со скучающим видом он изредка пялился в монитор, на котором высвечивались серые коридоры, обставленные бесцветными пальмами. В действительности коридоры были не такими уж серыми, а пальмы – бесцветными. Вот так их лицезрело всевидящее око бесчисленных веб-камер.
Наум не обижался. Его радовала сама мысль о том, что он работал охранником в модном бизнес-центре, включающим в себя несколько различных организаций, а не в детском саду, где его раньше донимали взбалмошные дети: «А почему у вас, дядя-охранник, очки на носу не держатся?» Поправляя свои «вторые глаза», Наум недовольно бурчал: «Если не отстанете, они прыгнут на вас!» После этих слов детишки разбегались прочь. Какой злой дядя! А потом прибегали другие со своими дурацкими вопросами. Наум в конце концов не выдержал и уволился.
А в этом царстве господствовали только расфуфыренные франты и мамзели, которые не обращали никакого внимания на этого сорокалетнего мужчину, с огромным наслаждением уплетающего один беляш за другим. Кстати говоря, беляши у него лежали на столе перед монитором в целлофановом пакетике. Горкой. Один на другом. И так в несколько рядов. Над этой горкой постоянно потешался Денис. У него была своя фотостудия, и всякий раз, когда он появлялся в прозрачных дверях, Наум прятал недоеденный беляш под стол, наивно полагая, что Денис ничего не замечает. Однако Денис глазастый. Он мог разглядеть не только беляш под столом, но и лоснящийся жир на пухлых губах Наума. И стоило Науму нечаянно вспомнить Дениса, тот будто бы по мановению бракованной волшебной палочки, оказывался рядом.
– Ну что, обжорка, когда меня угощать будешь? – Неожиданно над ухом Наума прогнусавил знакомый голос и что-то цепкое, будто клешня, опустилось на плечо.
Наум медленно повернул голову и взглянул на отполированные до блеска миндалевидные ногти. Даже кутикула была аккуратно убрана. Идеальный мужской маникюр. Наум перевел свой взгляд наверх, а там – ухмыляющаяся физиономия Дениса. И эта гадкая кисло-сладкая улыбка. Фу! Казалось, будто налакированный чубчик цвета взбесившейся вороны, ухмылялся точно так же, как и сам хозяин.
– Ты же на диете, – вздохнул Наум.
Денис театрально вкинул голову и произнёс:
– Чушь! Кто такое сказал?
– Ты сам говорил две недели назад.
– Ах, да. Это я сгоряча ляпнул. Поссорился тогда со своей Зю-Зю и две недели практически ничего не ел от злости. Она взяла и без моего разрешения устроила себе фотосессию в стиле «ню». И не у кого-то там, а у моего главного конкурента, Светлана Светлановича! И неважно, что он гей, он все-таки мужчина и на неё пялится. Какой стыд и позор! Однако же, несмотря на моё такое чрезвычайно шаткое эмоциональное состояние, долго мне этими диетами нельзя увлекаться. Сам понимаешь, почему.
Наум окинул взглядом тонкое, почти прозрачное тело Дениса, облачённое в майку лимонного цвета и зелёные брюки, донельзя облегающие кривые ноги-палочки. На тонюсенькой, словно у недоразвитого птенца, шее висела витиеватая золотая цепочка-косичка с массивным крестом, на котором сверкали маленькие, как хвалился Денис, бриллиантики. Крест, наверное, весил больше самого Дениса. Конечно, какие тут могут быть диеты.
– Как видишь, я изголодался за это время, а твои беляши выглядят очень аппетитно, – заметил Денис.
И тут же приблизил свою любопытную физиономию, громко рассмеявшись и обнажив два передних белоснежных зуба, которые он вставлял месяца три назад – свои ему выбили битой во время игры в бейсбол:
– У тебя новый синяк! Дора снова буянит?
Многие работающие в этом здании знали, что у Наума жена довольно-таки вспыльчивая и взрывопасная особа, а чёрный пояс по карате только прибавлял перца в её характер. Наум любил свою жену, считал её шикарной и горячей женщиной, однако побаивался: в гневе Дора была похожа на рассвирепевшего Кинг-Конга и могла не только оглушительно рыкнуть, но и с легкостью дать промеж глаз. И не только. Но самое любопытное было то, что больше всего Наума настораживало, когда Дора сидела за столом, словно хмурая грозовая туча, и зловеще молчала. Вот в таком случае неизвестно, чего от неё ожидать. Нечто пострашнее тумаков. В такие моменты Наум старался как можно быстрее убежать из дома и скрыться в каком-нибудь баре. Собственно говоря, вчера он так и сделал, потому что Дора пришла с работы в плохом расположении духа. Она работала следователем, и какое-то дело у неё не клеилось. И чтобы не словить чего-нибудь нехорошего, Наум быстренько поскакал в бар попить пива с друзьями.
Выпили по три кружки, посмеялись, поглазели на симпатичных молоденьких девушек, а потом разогнались по полной и принялись пропускать по нескольку рюмок текилы. В конце концов напившийся Наум без сил откинулся на стуле, уснул, и ему даже приснились танцующие бачату голубые пингвины в белых платочках, а после он проснулся от того, что кто-то усиленно шлёпал его по щекам. Мол, вставай! И перед глазами замаячили три покрасневшие и полуопухшие улыбающиеся рожицы его друзей. Надо же, какие смешные!
В полночь Наум ввалился домой пьяный по самое не хочу. Споткнувшись о туфли своей жены, он чуть было не распластался на пороге. Шатаясь, Наум кое-как стянул ботинки и поковылял, словно пёс в нирване, в сторону кухни, откуда пахло чем-то вкусным. Дора стояла у плиты в своем белоснежном халате с чёрными длинными распущенными волосами. Обычно она заплетала косы, даже когда ей никуда не надо было идти. А тут, пожалуйста, вся её шикарная шевелюра во всей красе!
Запах жаркого из телятины окутывал Дору, словно махровое облачко, и она казалась милым ангелочком. Только крылышек сзади не хватало. Вот-вот повернется, одарит Наума своей шелковистой улыбкой и тихо скажет: «Солнышко, я так рада тебя видеть! Ты, наверное, проголодался? Хочешь жаркое? Я для тебя старалась!»
Витающий в своих сладостных мыслях Наум подошёл к жене и крепко обхватил её талию руками. Дора медленно развернулась и, свирепо сверкнув синими глазами, нацелила свой грозный кулак прямо на ничего не подозревающего мужа. Наум полетел через всю кухню и приземлился уже в коридоре прямо на двери, которую он сорвал с петель своим жирненьким телом. Она и так уже держалась на соплях, ибо Наум не слишком-то и любил что-то чинить.
Лежа на злополучной деревяшке, он будто бы в прострации разглядывал белый потолок, который казался ему таким близким, что вот стоило протянуть руку и можно было дотронуться до него. Постепенно потолок стал отдаляться по мере того, как Наум более-менее отрезвлялся после неожиданного падения. Не успел он до конца сообразить, что же все-таки произошло, как появилась Дора. Черты её смуглого лица немного смягчились. Казалось, она не могла понять, как это у неё получилось так отфутболить Наума. Наверное, слишком разыгралось её негодование относительно того, что он был чертовски пьян. Подав руку, она посмотрела на мужа слегка виноватым взглядом со вспыхивающими искорками недовольства и бойко произнесла:
– Ну что, солнышко, вставай! Я жаркое приготовила.
И тут Наум подумал о том, какая же всё-таки замечательная у него жена. Ждала его, наряжалась, готовила до полуночи ужин, а как только он пришел, сразу же встретила. Пусть по-своему встретила, но всё равно. И не снимается голышом, как всякие прозрачные фотомодельки вроде Зю-Зю. На лице Наума засияла радостная полупьяная улыбка. Оперевшись на руку жены, он поднялся на ноги.
Вспоминая недавние события, Наум с брезгливостью откинул цыплячью ладонь Дениса со своего плеча, словно это было нечто мерзкое и противное, и с достоинством произнёс:
– Синяк – это печать любви на долгие века. Беляши – её проявления. Вчера я понял, что мне всё-таки надо садиться на диету, поэтому сегодня вечером Дора ничего не напечёт. Но это пока что. – С этими словами Наум достал из-под стола свой последний беляш и смачно куснул его.
Физиономия Дениса перекосилась, словно в отражении кривого зеркала, и он, словно ошпаренный кипятком, помчался к стеклянным дверям. Обидчивый малый, однако. Хотя, парнишку тоже можно было понять. Вряд ли Зю-Зю будет печь беляши, она скорее заморит своего возлюбленного диетами. За компанию.