Loe raamatut: «Прозрение, или Золушка 15 лет спустя»

Золушка: 15 лет спустя

– Кто ж это, хотела бы я знать, сказал, что самое интересное в сказках начинается после слов «И жили они долго и счастливо…», а? – пробормотала Золушка, привычным движением бесшумно прикрывая за собой маленькую калитку в невысокой кованой ограде и уверенно шагая давно проторенным путем по засыпанной пеком дорожке. – Ох, как же они были правы, елки-палки!

Вскоре дорожка раздвоилась. Золушка свернула направо и быстро отыскала под сенью могучих буков неброский, но добротно обтесанный серый камень со скромной надписью. Золушка медленно опустилась на траву рядом с ним.

– Ну привет тебе, старая стерва, – тихо произнесла она. – Господи, если бы еще пару лет назад кто-нибудь сказал мне, что я буду регулярно наведываться к тебе после твоей смерти, я бы хохотала до упаду! – Золушка невесело усмехнулась. – Я так давно привыкла думать, будучи хорошей девочкой для всех, что вот отправишься ты в мир иной – и конец всем моим страданиям. И будет мне счастье. А теперь тебя нет, и что в итоге? Стала я счастливее? Да ни разу! Пока твои дочурки и ты гоняли меня по очереди в круглосуточном режиме, моя жизнь была хотя бы осмысленной. А теперь? Сестрицы мои сводные твоими стараниями давно повыходили замуж и им не до меня. Тебя на этом свете уже нет, и, выходит дело, тебе я теперь тоже больше ни к чему. Разве вот только листву опавшую пару раз за осень от камушка твоего отгрести, вот и все. Да и дети мои уже выросли. А я даже и не заметила толком когда. Все крутилась, крутилась, как белка в колесе, по привычному кругу своих обязанностей. А тут, не поверишь, что заявил мне в выходные Маленький Принц, когда я, как обычно, пришла утром в его спальню, чтобы расчесать его чудные локоны! Он вдруг аккуратно забрал у меня из рук гребень и тихо, но твердо сказал, глядя мне прямо в глаза: «Мама, не надо. Мне уже 14 лет, и я вполне в состоянии расчесать себе волосы, подобрать себе в шкафу одежду и найти дорогу в столовую. Прекрати, наконец, опекать меня все время, как будто я грудной младенец! Неужели ты действительно думаешь, что я вечно буду маленьким мальчиком, с которым тебе придется нянчиться до могилы?» Повернулся и ушел в ванную комнату, оставив меня стоять столбом посреди его спальни. А Принцесса? Она, конечно, помладше и еще нуждается во мне чуть больше, да и, будучи девочкой, выражения выбирает помягче. Но я уже тоже вижу, что с подружками ей гораздо интереснее, чем со мной, и временами моим обществом она откровенно тяготится. Ну а Прекрасный Принц… Что ж, я все понимаю, у него свои заботы, судьба всего королевства в его руках, и все прочие дела… Но блин, мне-то что теперь делать? Я столько лет отдавала им все свое время, все свои силы! И теперь…

– Ты хочешь выставить каждому из них детализированный счет за все эти услуги, о которых тебя, кстати говоря, никто не просил? – услышала она у себя за спиной голос Феи Крестной.

«Вот же, блин, талант у этих фей появляться внезапно и в самый неподходящий момент», – с раздражением подумала Золушка, поспешно клея на лицо самую радушную из своих улыбок и вскакивая с травы, чтобы достойно поприветствовать свою благодетельницу. Она уже даже открыла было рот, но Фея Крестная, не сводя с нее сурового взгляда, властным жестом остановила ее.

– Или ты хочешь до конца своих дней сидеть у черного хода во дворец в компании кухарок и служанок, рассказывая им, какая ты замечательная и какие все кругом неблагодарные? Пока даже они, при всей своей дворцовой вышколенности, не одуреют слушать твое нытье до такой степени, что начнут разбегаться кто куда, завидев тебя издали?

Обескураженная Золушка растерянно захлопала ресницами.

– Но ведь я столько сделала для них!

– Для них?! Господи, да когда ж ты повзрослеешь! – воскликнула Фея с нескрываемым раздражением. – Сколько раз я говорила тебе, что все, что мы делаем, мы делаем всегда для себя и исключительно для себя.

– Для себя?! Да я, наверное, ни разу в жизни ничего для себя не сделала! Я всю жизнь только и делаю, что выполняю чужие желания и соответствую чужим требованиям! – закричала Золушка, и в голосе ее зазвенели слезы.