Золотая кнопка царицы

Глава 4

Катя примчалась, как только Вика позвонила. Новоиспечённая мамаша стояла посреди улицы в распахнутой шубе и как будто не чувствовала дикого мороза, который с каждым часом крепчал. Спутанные светлые волосы разметались по плечам, огромные глаза на худом лице заплаканы, косметика потекла и примёрзла к щекам. Посиневшие пальцы дрожали и теребили меховой воротник.

Хорошо, что Меркулова работала неподалёку. Всеми правдами и неправдами отпросилась, примчалась туда, где ждала Вика.

– С ума сошла! Жить не хочешь?

– Он меня бросил! На другой женился! У них семья.

– А ну хватит рыдать! – девушка стащила с себя шерстяную шаль и укутала подругу, – Ты ребёнка без отца оставила, а теперь и без матери – хочешь?

– Не думала, что он забудет меня так быстро. Я неудачница. Никому не нужна. Отомщу! Убью его!

– Вика, потом разбёремся. Сейчас тебе самой выжить нужно.

Катя потащила страдалицу в ближайшее почтовое отделение, где толпилось много народу. И слева, и справа то и дело кто-то толкал. Сразу пристали две старушки:

– Вы за кем будете?

– Ни за кем. – бросила в сторону девушка и стала допрашивать, – Вика, а ну говори, что случилось?

Стрельцова, рыдая, рассказала, как оставила ребёнка в детском отделении и ушла из роддома, поскандалив с медсестрой.

– Что ты творишь, безумная?

Вика только апатично поглядывала по сторонам:

– Катя, я не хочу туда возвращаться. Пусть делают с ребёнком всё, что угодно. Я не смогу быть матерью. Не сумею. Забери меня домой.

– Ну уж нет! – кнопки на шубе остервенело защёлкали, – Будешь матерью. Ещё какой! Пошли забирать дитё.

– Я откажусь.

– Я тебе откажусь!

Утеплив роженицу, она потащила её за пояс к роддому. Там Катя хлопотала, уговаривала, умасливала. Не меньше сотни кабинетов прошла, кланяясь в ноги главному врачу, заведующему отделениям, докторам. Всеми правдами и неправдами заставила Вику попросить прощения у медсестры, которой наступила на ногу. Это было труднее всего.

Врачи вошли в положение. Но выписать раньше времени категорически отказались. Рыдающую Вику отправили в палату, предварительно забрав ребёнка в детское отделение. Мало ли что.

В день выписки новоиспечённую мамочку с малышом встречала одна Меркулова. Она тщательно приготовилась: выстирала и отутюжила наряд для младенца, купила торт и объёмистый букет орхидей.

Молодая медсестричка прочирикала тоненьким голосом:

– А кто тут у нас папаша?

– Она. – Вика, не задумываясь, ткнула пальцем в подругу, – Катерина любых папаш перещеголяет.

Медсестра сконфуженно умолкла и покосилась на Стрельцову, слишком лощёную для матери-одиночки. Потом, спохватившись, девушка передала малышку спасательнице и взяв букет, поторопилась исчезнуть.

– Такси догадалась вызвать, надеюсь? – мамаша задрала подбородок, сунула руки в карманы и прошествовала к выходу.

– Конечно, машина у входа. – Меркулова дёрнулась в сторону двери и вдруг остановилась, заглянула в свёрток, который так тяжело было держать.

Крошечное личико слегка выглядывало из огромного пухового одеяла. Новорождённая сладко дремала, не кричала, не открывала глáзок. Даже дыхания не было слышно, и это напугало: «А вдруг…». Она остановилась, поднесла ухо к лицу малышки и прислушалась: «Нет, всё в порядке. Дышит. Чуть заметно сопит, слава Богу!»

– Ну что там у тебя, Катька? – Стрельцова, распахнув дверь, раздражённо обернулась, – Ты чего, новорождённых детей не видела?

– Не-а, – Меркулова округлила глаза. Её осенило: «И впрямь не видела. По крайней мере так близко. И тем более не держала на руках. Ни разу.»

Вика хмыкнула и вышла из опостылевшего медицинского учреждения.

Катя держала свёрток бережно, как научили опытные коллеги. Помогая друг другу, девушки сели в такси, поехали молча домой. Водитель, видимо, почувствовав состояние Вики, с поздравлениями и вопросами не лез. Катя тревожно и растерянно посмотрела в кулёк, когда девочка захныкала и завозилась. А мать отреагировала раздражённым вздохом.

– Тише, тише, – ласково прошептала Меркулова. Новорождённая умолкла, вновь послышалось сопение.

«Что будет? Две женщины и крошечный ребёнок… Я, конечно, не выгоню Вику. Но из денег – только моя учительская зарплата и скудное пособие. У Стрельцовой после развода осталось кое-что. На два-три месяца в режиме строгой экономии хватит. Но что потом? Как выживать? Конечно, проще всего отказаться помогать. В конце концов, это не мои, а Викины проблемы… Но я так не могу! Одно дело – злиться на подругу, ругаться, что та напортачила, совсем другое – проявить равнодушие, совершить подлость: бросить человека в беде. Вернее, двоих. Ничего, и не такое в жизни бывает. Выкрутимся.»

Катя наблюдала проплывающие мимо тоскливые дома и старалась вспомнить все ободряющие слова, какие только знала.

«Что говорят, когда хотят утешить? Перемелется… мука будет. Не бывает безвыходных положений… Ты можешь всё! Какая банальщина!»

Глава 5

Подруги поднялись в чистую, стараниями хозяйки, квартиру. Пахло куриным бульоном, в спальне сквозь открытую дверь виднелись добротная советская колыбель и пеленальный столик, гора отутюженных подгузников радовала глаз. Сбоку от входной двери стояла коляска с рельефными солнышками. На кухне в большой скороварке прятались кипячёные бутылочки с сосками. Уже в роддоме выяснилось, что Викины прогулки не прошли даром – молоко пропало. Меркулова немало побегала по городу, чтобы найти адекватную замену.

Новоиспечённая мать вошла первой. Она заглянула в спальню, вздрогнула и проворчала:

– Сколько ж надо хлама, чтоб держать эту малявку дома!

Катя нахмурилась, приоткрыла рот, чтобы возразить, но Вика выглянула из комнаты и, зачем-то погрозив пальцем, двинулась на кухню. Там она позвенела крышками, хлопнула дверью холодильника и, наконец, выдавила:

– Мда, Катюха… Основательно ты подготовилась… спасибо.

– Что-что? Неужели я слышу слова благодарности? – щёки Меркуловой тронула улыбка.

Девушка до сих пор продолжала стоять у порога с новорождённой на руках. Не могла придумать, как снять сапоги, когда обе руки заняты.

– Вика! – взмолилась она, наконец, – Хватит любоваться. Возьми ребёнка.

Та спохватилась и подошла, отнесла малышку на пеленальный столик. Меркулову поразило, как подруга это сделала – механически, без эмоций, будто не мать, а медсестра из поликлиники. Стрельцова даже не попыталась раздеть дочь, которая проснулась и тихо захныкала – только махнула рукой и ушла в зал:

– Катька, сделай, что полагается. Покорми эту спиногрызку. У меня никаких сил не осталось. Пойду посплю.

Меркулова подскочила к столику и испуганно закричала:

– Вика, ты что? Я не умею обращаться с детьми. Какое – спать? Вернись!

– Сама ничего не знаю, – подруга сладко зевнула. Судя по звукам, она уже устраивалась на диване. – Ты справишься.

Катя в недоумении посмотрела на свёрток. Девочка жалобно хныкала.

– Тише, тише… – она начала разворачивать одеяло, приговаривая, – Добротно медсёстры укутали. И как они пеленают, что младенцы не раскручиваются? Ни пуговиц, ни завязок…

Среди обилия ткани показалось красноватое тельце. «Надо срочно вымыть руки. – Катя метнулась в сторону ванной, – Нет, девочка может упасть.» – она шагнула обратно и закричала, отставив привычку вести себя сдержанно:

– Вика, твою… судьбу! Иди сюда и занимайся ребёнком, а то сегодня же выставлю за дверь! Обеих!

Вика моментально возникла у стола.

«Может всё-таки, когда хочет», – подумала Катя и, вдохновлённая первым успехом, начала руководить:

– Помой руки. Возьми бутылочку. Смесь на подоконнике. Разведи…

Через полчаса малышка спала, чистая и накормленная.

Подруги прокрались на кухню, Катя налила две тарелки супа. Когда утолили первый голод, поинтересовалась:

– Как ты назовёшь дочку?

– Что? – посмотрела рассеянно, – Ах да, надо как-то назвать. – новоиспечённая мать пожала плечами, – Мне всё равно. Как сейчас детей называют? Анькой, Машкой…

– Анькой, Машкой! – разозлилась Катя, – Не про хомяка речь! Имя выбирать надо вдумчиво. Знаешь, что… – девушка убежала в гостиную, вернувшись с толстой книгой, – Держи. Это словарь имён. И толкования есть. Какое имя отзовётся – такое и выбирай.

Вика взяла томик и без всякого энтузиазма начала листать.

– Агриппи-ина, Аграфе-ена, Милюти-ина… Кать, шутишь? Кто сейчас так называет детей?

Меркулова выхватила книгу:

– Вика, ты что? Тут много отличных имен. Юлия, Марина, Ева. Лариса, например, творчески одарённая, привлекательная.

– Вот как… – приподняла брови Стрельцова, – Ты и впрямь думаешь, что имя влияет на судьбу?

– Конечно, – удивилась, как подруга может сомневаться в очевидном.

– Ну что ж, – вздохнула молодая мать, – тогда мне и впрямь надо изучить твой словарик.

Глава 6

Катя боялась проспать работу и потому завела сразу два будильника. Среди ночи малышка проснулась, стала покрикивать, а Вику не добудиться. Врут, похоже, что мамы просыпаются даже от вздоха новорождённого. Где, спрашивается, у подруги этот хвалёный инстинкт?

Зато у Кати, которая вовсе не была мамой, по непонятной причине выработалось сверхчутьё. Находясь в другой комнате, она слышала, как меняется ритм дыхания девочки, как та начинает возиться и плакать. Меркулова провела у колыбельки несколько часов и заснула только к рассвету.

С утра она потрясла Вику за плечи:

– Проснись, красавица. Завтрак готов.

– Отстань… я сплю, – зарылась в одеяло соня.

От кого-то из знакомых Катя знала, что новорождённые не просыпаются от шума. Покосившись на девочку, включила радио и прибавила звук: «Доброе утро. Семь утра.»

Взъерошенная Вика села в постели, пытаясь заткнуть уши одеялом. Даже сейчас, без причёски и макияжа, с заспанными глазами она выглядела свежей и по-девичьи трогательной. Меркулова невольно позавидовала худощавой фигуре и длинным белокурым волосам с лёгкой рыжинкой. Балует судьба подруженьку, как ни крути. Даже внешностью. Вот она, Катя, два часа у зеркала простоит, а смотреться будет, как замученная домохозяйка.

– Чего надо? – простонала Вика.

Катя протянула чашку свежесваренного кофе:

– Просыпайся. Я на работу. Будешь до вечера самостоятельной нянькой.

– Что?! – сделала глоток и закашлялась, – Ты меня хочешь оставить одну?! С ней?

Меркулова закатила глаза:

– Это твоя дочь. И кто-то из нас должен зарабатывать.

– Много ты добудешь. – съехидничала Вика.

Катя помолчала и наконец произнесла:

– Ты права. Я сегодня же приступлю к поискам новой работы. И ты, пожалуйста, помоги. Мне нужна на эти дни твоя одежда.

– Это ещё зачем? – вскочила красотка и, сложив руки на груди, начала нервно мерять комнату шагами.

– Чтобы прокормить троих, мне понадобится высокая зарплата. А такую никто не даст бедно одетой девушке. Сама понимаешь.

– Да ты…! Да я…! – Вика начала глотать ртом воздух. Она не находила, что сказать. – Да ты и не влезешь в мои платья. Я же в два раза тоньше. И на какую должность собралась претендовать?

– Пока не знаю. Сейчас открываются новые школы. Частные. Может, в них платят больше.

– Не-ет! – покачала головой Стрельцова, – Моя одежда – это моя одежда! И я никому её не даю!

– Окей. – Катя прокатила по губам модное западное словечко, – Другого ответа я и не ждала. Прости, неловко было просить. Но лучше не тратиться сейчас на новое. Ладно. Сегодня я вряд ли попаду на собеседование. Подумай до вечера, может, выделишь мне какой-нибудь наряд – не самый твой любимый.

Она надела пальто и пошла к выходу.

– Эй! – Вика бросилась следом. – Не оставляй меня! Я не умею – с детьми. Сегодня из поликлиники придут. Будут спрашивать что-то по здоровью. А я не знаю, что отвечать.

– Ничего, справишься. – крикнула уже с лестницы.

В ответ полетела ругань.

Выбежав на улицу, Катя столкнулась с пожилой соседкой, подругой её покойной матери.

– Здравствуйте, Нина Ильинична.

Женщина остановилась, явно хотела о чём-то спросить, и Меркулова притормозила, боясь показаться невежливой.

– На работу бежишь, Катенька?

– Да.

Девушка втайне надеялась, что разговор не затянется, но соседка выглядела озабоченной.

– Золотце, говорят ты детские вещи собираешь? Это правда?

Понимая, что скрыть ничего не удастся, кивнула.

– Откуда ребёнок? Ты ведь не была в положении?

– Нет, конечно, тёть Нин. Моя подруга Вика родила недавно и она поживёт некоторое время у меня.

– Вика? Стрельцова? – лицо приобрело неприязненное выражение. – Её, наконец-то, бросили все мужья-любовники?! А ты, добрая душа, спасаешь.

– А разве можно по-другому? Новорождённую девочку оставить без крова и помощи?

– Да-а, – протянула соседка, – умеет подруженька проехаться на тебе. Совсем не меняешься, Катя. Такая же молодая и глупая.

– Почему это я глупая? – обиделась девушка.

– Да потому! – отрезала Нина Ильинична. – Тебе самой замуж надо. И детей нянчить. Своих. А не чужих.

– Тёть Нин, – Катя погладила соседку по сморщенной руке. – Спасибо, что беспокоитесь. Никого у меня нет больше, кроме Вас. Ничего. Видимо, не время сейчас. Я выйду замуж обязательно и детей рожу.

– Как же! – соседка смахнула набежавшую слезу. – Выйдешь? Родишь? Тебе бы на танцы сейчас и на свидание. А ты вон Вику с её отродьем опекаешь. Гони подружку в шею. О своих интересах пекись. Пусть она к любовничкам за помощью обращается.

– Пропадут они без меня, тёть Нин.

– Стрельцова? Пропадёт? Ой, не смеши. – махнула рукой соседка. – Эта всегда выплывет.

– Она с ребёнком не справляется.

Нина Ильинична в задумчивости посмотрела на неё.

– Знаешь, что скажу тебе, девочка. Я в церковь хожу…

Катя испуганно покрутила головой, не услышал ли кто. Сколько помнила, родители никогда не заговаривали на подобные темы так запросто, на улице. Только дома шептались.

Нина Ильинична поняла её взгляд:

– Не пугайся так. Теперь это нормально.

Катя сомневалась. Большой риск, что вернётся старый строй, срок президента подходит к концу. Родители предостерегали: «В Бога верить лучше по секрету и молча.» А помощь Высшей Силы нужна, ох как нужна!

– Так вот, – продолжала тётя Нина, – в церкви этой – батюшка мудрый. Я хожу к нему за советом житейским. Исповедуюсь. Прошу направить на путь истинный… И сказал он мне, знаешь что? Ни один ребёнок не родится у случайных родителей. Каждая душа выбирает самых подходящих маму и папу. Поэтому в отношения детей с родителями никогда не вмешивайся. Если выбрала эта девочка себе Вику в родительницы, значит именно такая ей нужна для судьбы правильной. И главное, у девчушки абсолютно точно есть силы и способности жить с такой мамашей.

– Ох тёть Нин, какие вы заумные вещи говорите. Я их не понимаю, – Катя прервала льющуюся потоком речь соседки. – Я не оставлю эту девочку. Она ни в чём не виновата. Да и потом, если бы я не вмешалась, Вика бросила бы дочь в роддоме. А значит, я тоже – её судьба.

Нина Ильинична зажала рот морщинистой ладонью.

Катя вежливо кивнула и продолжила путь. В уличной палатке купила несколько газет с объявлениями. Возрастная продавщица, укутанная в пуховые платки, поглядела с прищуром и отдавая покупку, придержала её руки. Меркулова потянула стопку газет на себя, чтобы уйти побыстрее. Меньше всего ей сейчас нужны были «добрые» советы. Но торговка не ослабила хватки. Катя поняла, что разумнее выслушать-покивать, чем спорить.

– Ты кто по профессии-то будешь? – полюбопытствовала продавщица.

– Учитель.

– Поня-я-ятно. Интеллигентша. – протянула торговка. – С твоим-то ремеслом далеко не уедешь. Никому не нужны училки больше. Работу потеряла?

Катя вздохнула.

– Дочка, – зашептала продавщица, – сейчас другие времена. Забудь об образовании и институтах всяких. Никому оно теперь не нужно. Окончи курсы маникюрши и принимай на дому. Только так, чтоб хорошо и недорого. Как сыр в масле кататься будешь. У меня так подружка сделала, и она – нарасхват. Не держись за старое.

– Спасибо. Подумаю. – Меркулова попыталась растянуть губы в улыбке.

– Ой-ли, подумаешь? – усмехнулась торговка. – Слышь, девочка, это я так, про маникюр-то заговорила. На самом деле, мне сменщица жуть как нужна. Начальник, поганец, на выходные не пускает. Говорит, заменить некем. А я умоталась вконец. Сколько ж можно пахать без продыху, на чужого дядю, а?

– Спасибо. – Катя, наконец, вырвала руку у навязчивой торговки и запихнула газеты поглубже в сумку. «Только бы в школе ничего не заподозрили раньше времени.»

Глава 7

Вечером Меркулова еле дошла домой, ноги подкашивались от изнеможения. Сегодня она проштудировала украдкой все газеты о трудоустройстве. Несколько раз выбегала на улицу под разными предлогами и звонила с автомата. Успела пообщаться с завучами нескольких школ и вконец разочаровалась. На работу приглашали. Но зарплату обещали маленькую и намекали, что сильно задерживают. Это никак не устраивало.

Недавно в городе открыли две частные школы – для детей «новых русских». Меркулова рискнула позвонить и туда. Но её засыпали вопросами: «Говорите ли на английском? А есть ли образование психолога? Какой опыт работы с „нестандартными“ детьми?» Ни того, ни другого, ни третьего не имелось. Девушке объяснили, что нечего тогда соваться в элитные учреждения. Можно, конечно, отправить резюме, но ответа пусть не ждёт.

«Впору расплакаться. Совсем у меня не получается с людьми разговаривать. Будь я понаглее да понастойчивей, как Вика, то, возможно, позвали бы на собеседование. И я смогла бы понравиться тамошнему начальству. Ни на что я, Екатерина Андреевна, не гожусь. Неуверенная. Совершенно неприспособленная к жизни. По-другому и не скажешь. Слабачка. Трусиха.»

Многие объявления в газетах повторялись. Только под вечер девушка обратила внимание на вакансию, которую раньше не замечала. «В новую частную школу нужен педагог. От вас требуется: внимательное отношение к детям, гибкий творческий подход к преподаванию, интерес к психологическим наукам, готовность решать нестандартные задачи и перенимать новейшие методики. Звонить Вениамину Андреевичу и Римме Александровне.»

Объявление и заинтересовало, и насторожило. С одной стороны, написано точно про Катю: «Я же молодая и с педагогическим опытом. Психология интересна. Да и где вы в обычной школе видели стандартные задачи? Но уж слишком маленькое и невзрачное объявление.»

Две частные школы, в которых ей отказали, публиковали рекламу на полстраницы, с крупными буквами и фотографиями. От них так и веяло успехом. А в этом объявлении чувствовалось что-то домашнее, местечковое. Насколько серьёзное там учреждение? Не обман ли?

Редкое сочетание имени и отчества – Вениамин Андреевич, отчего-то казалось знакомым. Но где она его слышала – Катя вспомнить не могла.

Последний раз девушка отправилась по проторённой дороге к телефонному аппарату уже после шести, когда шла домой. Ей ответил зрелый женский голос с высокими нотами. Невидимая собеседница обрадовалась, что Катя окончила филфак.

– Тоже там училась. Уверена – найдём общий язык.

Они договорились о встрече. И время получилось выбрать удобное, завтра как раз после работы.

В прихожей встретила Вика с малышкой на руках. Новорождённая, кое-как прикрытая одеялом, беспомощно водила ручками. Запеленать её как следует у Стрельцовой не получилось.

Катя пригляделась, пытаясь угадать настроение подруги. Утренний испуг на лице прошёл, что уже радовало. Та хмурилась, поджимала губы, раздражённо дёргала плечами. Но в глазах читались деловитость, сосредоточенность и давно забытое: «Я могу».

Крошка забеспокоилась, захныкала. Стрельцова принялась энергично укачивать.

– Не так сильно, – предостерегла Меркулова.

– Поучи ещё. Предательница. – зашипела мамаша.

Катя рассмеялась. Вика одарила её колючим взглядом и ушла в спальню. По скрипу кроватки стало понятно, что подруга всё-таки убаюкала дочь. Вскоре она вернулась в гостиную с пакетом и, не говоря ни слова, поставила его перед хозяйкой квартиры.

– Подобрала тебе тряпки. Носи. Получай удовольствие.

– Вика, что случилось? – Катя заметила, что глаза у подруги – на мокром месте.

– Мне теперь не найти работы, – заскулила Вика, плюхнувшись на диван.

– А ты искала? – изумилась Меркулова, устраиваясь рядом. – Когда работать собралась? Как же ребёнок?

– Вольным журналистом попросилась на бывшее место. Главной редакторше позвонила, предложила статьи писать на дому.

Меркулова кивнула:

– Неплохой вариант.

– Она так не считает. – завелась Вика, – Сказала, что никаких материалов не примет. Пишу я так себе, беспонтово. Сотрудничать неинтересно. И я могу не тратить ни их, ни своё время.

Катя молчала. Надо бы утешить подругу. А как?

– Ещё мне посоветовали в другие редакции не соваться. Там тоже уважают мою бывшую семью.

Меркулова подпёрла щёки ладонями:

– Мне жаль.

– Так что вся надежда на тебя, Катька, – всхлипнула Вика, – если не бросишь, конечно.

– Не брошу.

Стрельцова зарыдала. Катя обняла подругу и тоже заплакала, стараясь хлюпать как можно тише. Однако долго стоять в обнимку было некогда. Меркулова похлопала Вику по спине и сказала нарочито весело:

– Сейчас посмотрю, что ты для меня выбрала.

Она вытащила из пакета платье и задохнулась от восторга. Изумрудный шёлк водопадом скользнул на пол – тот самый наряд, с крупной золотистой пряжкой. В нём Вика прибежала после тайного свидания с любовником. Катя и не мечтала получить его – платье дорогое, вызывающе, элегантное.

– Вик, ты уверена?

– Да, а что? – подруга отвернулась, сделав равнодушное лицо.

– Думала, дашь мне что-то попроще.

– Но тебе ведь оно нравится?

Катя подошла к зеркалу и, приложив платье, залюбовалась. Оказывается, оно с запáхом, и вполне может подойти, несмотря на то, что фигуры у подруг разные. Девушка сняла заколку и выпустила несколько прядей, чёрные волосы рассыпались веером по зеленому шёлку. Меркулова наклонилась к зеркалу и улыбнулась. Она совсем забыла, что и глаза у неё зелёные. Не всегда, конечно. При дневном свете выглядели серыми. Но сейчас платье подчёркивало редкий оттенок радужки.

«А ведь я могу быть хорошенькой, – подумала Катя, – в такой-то одежде. Да ещё если в парикмахерскую сходить и чёлку выстричь… и лаковые туфли на каблуках… да! – Меркулову всё ещё мучили сомнения, – С утра Вика так не хотела делиться одеждой, а теперь отдаёт лучший наряд, лишь бы я, выручила. Не слишком ли большая жертва?»

Девушка повернулась и прошептала с горечью:

– В этом платье ты ходила к нему…

– В этом платье я ходила на работу. – перебила Стрельцова, – А к нему удирала тайком из офиса. Наряд деловой, а на службу мне теперь нескоро.

– Можно мне его померить?

– Валяй! – махнула рукой Вика.

Катя сбросила унылый костюм училки и облачилась в наряд. Расклешённая юбка вспорхнула, обняла и снова отпустила колени. «Какая мягкая ткань!» Девушка подняла край подола и вдохнула аромат французских духов. Восторг – иначе не скажешь. Меркулова защёлкнула пряжку и поправила подплечники, чтобы платье село правильно. Оборки переливались, отражая свет.

Катя закусила губу. В таком платье нельзя тихушничать и отсиживаться в сторонке. Наряд обязывал к подвигам.

– Тебе идёт, – ревниво покосилась Вика.

Меркулова опомнилась: «Примерять наряд подруги будто красть чужую судьбу. Такое платье мне не по статусу, только внимание лишнее привлечёт. В школе сплетничать будут. Да и Вика в отчаянной ситуации. Забирать у неё одежду, последнее, что осталось от прежней беззаботной жизни? Нечестно.»

Катя помотала головой и расстегнула пряжку.

– Спасибо, но пусть это платье останется твоим. Слишком дорогое. Чувствую себя воровкой.

Вика рассмеялась:

– Я купила это платье в прошлом году, когда с муженьком в Турцию ездили. Там одежда дешёвая.

Катя не поверила, когда подруга назвала стоимость платья, но ей стало легче. Такую сумму она уж точно «отработала». Удивило, что красивая одежда может быть доступной. Девушка счастливо закружилась от того, что ей досталось такое шикарное платье.

– Пойду поглажу его?

Стрельцова махнула рукой. Катя прижала наряд к груди и поспешила в кладовку за утюгом. Вспомнив на бегу, спросила подругу:

– Как прошла встреча с педиатром?

– Не так страшен чёрт…