Золотая кнопка царицы

Глава 8

Катя проснулась, когда на часах ещё не было и пяти. Изумрудное платье, тщательно отутюженное, висело на двери. Девушка трепетно свернула наряд и положила в неприметный пакет. На работе в таком появляться точно не стоит. Начнутся разговоры, подозрения ненужные. Лучше взять платье с собой и переодеться прямо перед собеседованием.

Приняв душ, задумалась: «Может, накраситься?» В обычные дни она обходилась без макияжа – брюнетка может позволить себе не засорять кожу. Да и делать ресницы ещё темнее, когда итак черны, казалось вульгарным. Но в изумрудном платье оставаться с бледной кожей – обидно и немыслимо. И Меркулова пристроила в пакете косметичку.

После некоторых колебаний девушка залезла вглубь шифоньера. Там пряталась шкатулка с сокровищами, которые остались от мамы и бабушки. Вытащила колечко с александритом, камнем, меняющим цвет с фиолетового на зелёный. Просто чудо, что не продала это украшение, даже когда денег катастрофически не хватало. Меркулова задумчиво повертела колечко на пальце и решила дополнить его тонким браслетом и цепочкой с кулоном в виде незабудок. Драгоценности она сложила в неприметный бархатный мешочек.

Едва рабочий день подошёл к концу, Меркулова поспешила на выход, прихватив собранный утром пакет.

– Опять детских вещей набрала? – полюбопытствовала учительница биологии.

– Ага, – отозвалась Катя: «Хоть бы не начали расспрашивать.»

Но учителя только перешёптывались:

– Торопится, бедная. Завела семейку…

Меркулова стиснула зубы. До собеседования оставалось часа два, и она запланировала ещё одну встречу.

Мама одной из учениц работала парикмахером-стилистом. Она давно зазывала молоденькую учительницу постричься. Меркулова вежливо отказывалась. С родителями школьников нужно держать дистанцию. А Ирина Витальевна ещё и принимала на квартире. «Идти стричься домой к ученику – верх неприличия. Но раз уж сегодня случился день нарушения правил, значит так тому и быть.»

– Екатерина Андреевна, я и не чаяла вас заманить! – хозяйка подскочила с такой прытью, будто в прихожую вошла, как минимум, звезда, – Давайте приму пальто.

Ирина Витальевна была одета в тёмно-серый фартук с фирменным логотипом. Диковинно для домашней обстановки.

– Мама, кто там? – в прихожую выскочила девочка с косой, обёрнутой вокруг головы. – Ой, – смутилась она, – Екатерина Андреевна, здрасьте!

– Здравствуй, Лена. – кивнула Меркулова ученице. Неловко, но что поделать.

– Брысь! – Ирина Витальевна шутливо, но твёрдо указала дочери в сторону комнаты. Та кивнула и скрылась за дверью.

– Извините, – поморщилась стилист. – Маленькая она ещё и любопытная. Не успела объяснить, что нечего выбегать из комнаты, когда вы придёте.

– Не страшно, – пожала плечами Катя.

Ирина Витальевна провела её в ярко освещённую комнату, стены которой были сплошь покрыты зеркалами. В центре располагалось крутящееся кресло, а рядом тумба с парикмахерскими принадлежностями.

– Держу пари, Екатерина Андреевна, вы неспроста ко мне пожаловали. Свидание?

– Почти, – вздохнула Катя, – встреча. Важная.

– Понимаю, – Ирина Витальевна приблизилась и начала перебирать волосы. – Вы хотите подкорректировать или…

– Я хочу сделать чёлку. И вообще, мне бы что-нибудь покрасивее.

Ирина Витальевна хлопнула в ладоши:

– О-о, я ждала, когда вы решитесь!

Наступил час напряжённой творческой работы. Стилист прикалывала так и эдак Катины волосы, снова распускала. Она подстригала, меняла форму, выравнивала край. Меркуловой оставалось только удивляться, откуда у мастера столько терпения. Но она не возражала и не торопила Ирину Витальевну. Задача похорошеть была жизненно важной.

– Смотрите, – довершив последние штрихи, стилист развернула Катю к зеркалу.

В первый момент девушка не узнала себя. Чёрные волосы, которые она привыкла собирать как попало, теперь ниспадали вдоль лица. На кончиках локоны завивались спиралями. Прямая чёлка пышно стояла щедро облитая лаком.

Кожа казалась теперь белее, а глаза, даже ещё не накрашенные, стали выразительней. У Меркуловой была одноклассница-черкешенка, дерзкая девчонка, в которую влюблялись все мальчишки потока за её улыбчивые глаза с лисьей хитринкой. Так вот у Кати теперь такие же: глубокие, проницательные, с чуть приподнятыми внешними уголками. Ни дать, ни взять – красота!

Девушка благодарно посмотрела на стилиста. Кивнув, та продолжала хлопотать с ножницами: проверяла, не остался ли хоть один волосок без внимания.

Времени до собеседования оставалось уже немного и Катя попросила разрешения переодеться. Когда она облачилась в изумрудное платье и вернулась в зеркальную комнату, стилист ахнула:

– На подиум! Прямо сейчас!

Меркулова смутилась:

– Подкраситься ещё хотела, но не знаю, стоит ли?!

– А в чём сомнения? – удивилась Ирина Витальевна, – На деловую встречу приходить без макияжа – плохой тон. А я, кстати, – пококетничала женщина, – учусь на визажиста. Если позволите, потренируюсь?

Катя вернулась к зеркалу. Кисточки запорхали по лицу.

– Слишком ярко тени и румяна не кладите, – наставляла стилист, – и запомните, Екатерина Андреевна, чёрная подводка – ваш друг на всю жизнь.

В памяти девушки всплыла крылатая фраза Коко Шанель: «Если женщина к тридцати годам не стала красавицей, значит она просто дура». Меркулова скосила глаза и подмигнула отражению. Всё-таки она успела похорошеть немного раньше.

Перед тем, как выйти на улицу, Катя надела прихваченные из дома кольцо и цепочку с кулоном.

– Ох, какая вы! – Леночка вышла попрощаться и теперь смотрела на учительницу так, как глядела бы на Мэри Поппинс, явись сказочная няня к ней домой.

– Удачи на деловой встрече. Чувствую, не быть вам больше «училкой», – пошутила Ирина Витальевна.

Преображённая девушка вздрогнула. Посмотрела на часы. Пора. «Жаль, конечно, натягивать поверх изумрудного платья унылое пальто. Но тут уж ничего не поделаешь.» Её утешало, что офис, где назначили встречу, находился всего в пяти минутах ходьбы. Вполне можно и потерпеть.

Глава 9

Меркулова проскочила через стеклянную дверь и очутилась в холле.

Помещение освещалось гигантской люстрой, лампочек на тысячу не меньше. Мраморные полы сливались в единое полотно с зеркальными стенами, расширяя пространство. Десятки благополучных людей, подтянутых, разодетых в яркие костюмы, прогуливались по коридорам, приветливо улыбаясь друг другу. Здесь даже предположить было странно, что можно остаться без работы. «Её выше крыши! Многообразная, интересная. Будь на виду, красуйся, тогда тебя заметят и наймут.» – говорило всё их поведение.

Расправив плечи, Катя пошагала к лифту. Вместе с ней в тесную кабинку нырнула девица в красной блузке и юбке, укороченной по самое «не балуйся». Меркулова критически покосилась на попутчицу: «Что за мода пошла?»

– Извините, не подскажете, где тридцать пятый кабинет? – спросила, стараясь не опускать взгляд на чересчур оголённые ноги.

Девица повертела в руках сигаретку:

– Так на третьем. Там двое зануд престарелых. Не видала их что-то сегодня. А тебе они зачем?

Меркулова поджала губы и отвернулась. «А тебе зачем это знать?» – вертелось на языке. В школе никто и помыслить не мог обратиться к учителю «на ты». Неужели в остальном мире правила хорошего тона больше не работают?

– Шагай прямо, не ошибёшься, – напутствовала девица, когда двери лифта разъехались.

Катя бочком протиснулась к выходу и кашлянула, чтобы продышаться от табака и пыли. Пальто сняла и перебросила через руку. Осторожно поцокала каблучками по скользкому полу.

Навстречу прошли двое мужчин. Они прервали беседу и проводили девушку заинтересованными взглядами. Ещё ни разу на неё не смотрели так. «Гм, занятно. Всего-то и стоило, что надеть платье поинтересней да сменить прическу. Или дело в другом?»

Тридцать пятый кабинет оказался заперт. Меркулова подёргала ручку, постучалась, но никто не ответил. Растерялась. Замерла. Вдруг изнутри послышался зычный женский голос:

– Иду, иду!

Дверь открыла полногрудая дама, похожая на оперную певицу – статная, с чёрными буклями на голове. Тёмно-красное платье с люрексом, источало аромат духов «Красная Москва». Из-под необъятной плиссированной юбки выглядывали гротескно-тонкие щиколотки.

«Оперная певица» отступила и сделала приглашающий жест, исполненный воли и грации. Меркулова вошла, почувствовав себя марионеткой.

– Какая вы красавица! – произнесла дама вместо приветствия, – И глаза умные. Очень интересно побеседовать с вами.

Она сощурилась в улыбке и протянула пухлую руку. Меркулова растерялась от такой гаммы эмоций, но поспешила ответить на рукопожатие. Встречающая придержала её ладонь чуть дольше, чем полагалось, и едва заметно подмигнула. Казалось, хочет то ли успокоить, то ли приободрить. В облике «певицы» появилось что-то дружеское и домашнее. Она даже напомнила Кате заботливую няню, которая может крепко обнять и погладить по голове. Такие говорят детям, да и взрослым тоже: «Забудь о неурядицах! Всё неважно. Выпей молока с печеньем – станет легче.»

– Простите, – дама чинно сложила ладони на груди, там, где сердце. – Не подумайте, что пытаюсь перед вами заискивать. – громкий и певучий голос вполне соответствовал её внешности.

– Вы Римма Александровна? – решила уточнить Меркулова.

Мало ли, вдруг забрела не туда? Сомнения и впрямь возникли. Никакой школы или детского центра тут не наблюдалось. По крайней мере, пока. Только голые стены, покрытые свежей побелкой. В коридоре – гора обоев и банок с краской. В воздухе – аромат свежего дерева, клея и ещё бог знает чего.

– Всё верно, я Римма Александровна. – ответила женщина и добавила, – Как видите, у нас ещё ремонт.

– Кто там? – вдруг послышался из глубины коридора ворчливый мужской голос.

– Вениамин Андреевич, к нам на собеседование пришли. Очень милая девушка. Школьный учитель.

Послышалось шарканье. В мужчине Катя сразу распознала врача – худой, невысокий, слегка сгорбленный, сосредоточенный взгляд сквозь очки в роговой оправе. Не хватало только халата. Казалось, будто Вениамин Андреевич только что его снял.

– Рад знакомству, – деловито кивнул мужчина

Катя осторожно спросила:

– Вы имеете отношение к медицине?

Он усмехнулся, а Римма Александровна посмотрела на девушку с уважением:

– А вы проницательны, Катенька. Вениамин Андреевич – профессор кафедры детской неврологии и почётный эксперт в «Институте мозга».

Катя всплеснула руками:

– Точно! А я всё думаю, откуда мне знакомы ваши имя и отчество? Вениамин Андреевич… Вéчеров?

– Вы правы, – мужчина глянул поверх очков. – Я Вениамин Андреевич Вéчеров, а это моя жена – Римма Александровна.

– Какая честь познакомиться с вами лично! – Меркулова чуть не задохнулась от волнения. – Вы пишете книги о детском развитии. Я прочитала несколько. Применяю ваш опыт, когда работаю с учениками.

Профессор слегка поклонился, приложив руку к груди. Он был явно польщён.

– Дорогая, – сказал он супруге, – давай покажем Екатерине Андреевне нашу будущую «Пружинку».

Римма Александровна кивнула и поманила девушку за собой.

В гардеробной ремонт почти закончился. Высокие стойки с вешалками соседствовали с крошечными детскими. Повсюду стояли разноцветные пуфики и скамеечки. Мебель, сразу видно, подобрана с любовью. На стенах красовались сценки из сказок. Катя присмотрелась внимательней. Многие картины не соответствовали знакомым с детства сюжетам. Где это видано, чтобы Красная Шапочка дружески обнимала волка и кормила его супом из миски? Или чтобы Колобок шагал по тропинке за лапу с лисой?

– Это рисовал на заказ один из моих учеников, – с гордостью сообщила Римма Александровна. – Видите ли, Катенька, я не люблю, когда у сказки несчастливый конец. Лучше, когда побеждает дружба, ведь правда?

Меркулова пожала плечами. Она не считала, что перевирать сюжеты сказок правильно.

Во второй комнате пакеты и ящики громоздились друг на друге: кубики, буквы, металлические конструкции.

– Развивающие игрушки, – пояснил Вениамин Андреевич.

– Можно посмотреть? – Катя загорелась любопытством. Вéчеровы кивнули одобрительно, но всё же не сводили с девушки пытливых взглядов.

Меркулова заглянула в одну из коробок и замерла. Ладони ухватили удивительное произведение столярного искусства – композицию из шнурков, пуговиц, кнопок. Настоящее раздолье для шаловливых ручек! На гладко обработанной доске длиной около метра красовался нарисованный теремок. Крошечные оконца и двери не только открывались, но и запирались миниатюрными замками на ключах и задвижках. Из окна выглядывал знаменитый волчок – серый бочок, помахивая пружинчатой лапой. Неведомый мастер нарядил зверя в бархатную курточку на молнии, которую можно расстёгивать. Перед лисичкой-сестричкой красовалась бутылка газировки величиной не больше напёрстка. Крышка у неё отвинчивалась по-всамделишному.

«Вернуться бы в детство, где родители укроют в гнёздышке от сложностей взрослой жизни: требовательной директрисы, маленькой зарплаты, равнодушных мужчин, не зовущих на свидания…».

Катя вспомнила упоительно мягкий диван в своей детской. Она с пяти лет убирала его сама, разглаживая каждую складку на пледе. На стене висел ковёр, кажется, с оленем посередине и замысловатым узором по краям. И любимая игрушка – собачка Жуди из плюша. Она смотрела так преданно янтарно-чёрными глазами. Казалось – внимательно слушает. Катя доверяла ей такие «страшные» тайны, которые не полагалось знать даже лучшим подругам. Жуди потерялась, когда хозяюшка училась во втором классе. Это была горькая утрата.

Погружённая в воспоминания, девушка отодвинула крошечный шпингалет. Миниатюрное окошко открылось. На неё глядела собачка с хвостом из ниток. Как, однако, похожа на давно потерянную Жуди. Меркулова заморгала и отвернулась. «Только бы сдержаться. Не заплакать.» Она переключилась на другие игрушки. Чего тут только не было: мячики, музыкальные инструменты, кукольная посуда. Нажала ладонью на брюхо огромного белого медведя и спохватилась: «Пора возвращаться во взрослую жизнь! Всё-таки я пришла на собеседование. Надо постараться расположить к себе Вéчеровых.»

Римма Александровна кивнула с одобрением:

– Пойдёмте в кабинет. Наш чай вам тоже понравится.

Меркулова торопливо поднялась с колен.

Глава 10

В центре директорского кабинета стоял внушительный стол. Увидев его, девушка вздрогнула. Он напоминал бандитские могилы, которые видела на кладбище, когда навещала родителей: грозные, вызывающе дорогие, все как одна – из чёрного гранита. Стол не был чёрным, скорее, тёмно-бурым. Но впечатление производил похожее – будто создан для жёстких переговоров, когда стороны готовы грызть друг друга насмерть.

Катя подумала, что если собеседование будет проходить за этим столом, она его точно провалит. Однако опасения не оправдались. В левой части кабинета обнаружилась уютная гостевая зона с креслами и журнальным столиком. Туда Вéчеровы и пригласили девушку.

Чайник, похожий на арбуз, выдыхал из носика пары мелиссы. На белой салфетке хороводом расположились три фарфоровые чашки, похожие на маленькие скульптуры. Под каждой – золочёное блюдце-лодочка.

Катя придвинула к себе одну из чайных пар и с удовольствием постучала по ней ногтем. «Роскошная посуда! С такой можно в сарае пить дождевую воду и чувствовать себя как в ресторане. Хотя покупать дорогие плошки – явное излишество. Особенно для меня. Гости заходят редко ко мне, а себя зачем баловать лишний раз?» Посередине стояла тарелка с горкой кремовых пирожных и девушка проглотила слюну. «Меня встречают как очень важную персону», – подумала Меркулова.

Ей ещё не приходилось бывать на собеседованиях. В школу чуть ли не за ручку привёл преподаватель из университета. Директор задала несколько формальных вопросов и Меркулова приступила к обязанностям. Сейчас ситуация была другая. Девушку оценивали, и она не слишком понимала, как себя вести.

Кресло было слишком мягким и низким, поэтому Катя села подальше от спинки. Как примерная школьница, сдвинула колени вместе и положила сверху ладони. «Я им понравлюсь. Понравлюсь. Обязательно понравлюсь.» – повторяла она про себя.

Римма Александровна захлопотала, разливая чай по чашкам. Ещё сильнее запахло мелиссой. Дачный аромат, знакомый с детства, не успокоил, а, напротив, встревожил. Меркулова боялась расслабиться, впасть в состояние дремоты и оттого показать себя не с лучшей стороны.

Вениамин Андреевич поправил очки, положил перед собой солидный блокнот в кожаном переплёте и ручку. Собеседование началось. Вéчеровы попросили рассказать о себе. Девушка готовила этот ответ, даже записала на бумажке и выучила. Но сейчас внутри будто до предела натянули металлическую струну.

«Спокойно, без паники. Ничего не случится. – она сцепила руки на коленях. – Только бы пальцы не дрожали. Только бы не начать заикаться.»

Катя вгляделась в лица Вениамина Андреевича и Риммы Александровны. Нет, всё в порядке. Её волнение, похоже, осталось незамеченным. Надо постараться выровнять дыхание. Где-то давно девушка читала, что это помогает. И правда. Вот удалось, наконец, разомкнуть губы и рассказать, как несколько лет работала в школе. Начало было положено, хотя тревога не уходила.

Римма Александровна тоже до недавнего времени, оказывается, работала учителем. Стала забрасывать вопросами. Говорить о деле намного проще, и Катя вздохнула с облегчением. Про учеников она могла рассуждать часами, знала, как помирить драчунов, успокоить капризников, как за пять минут привести в чувство взбаламученный класс. Непримиримые хулиганы усердно выполняли задания под её строгим взглядом. Даже опытные коллеги то и дело обращались за помощью и советом. И на короткий миг Меркулова почувствовала, будто не на собеседование пришла, а на чаепитие к друзьям.

– Как мы поняли, Катенька, своих детей у вас пока ещё нет. – Римма Александровна подчеркнула слово «пока». – Но представьте, будто у вас уже есть сынишка лет пяти. Как хорошая мама, вы проводите с ним много времени и вдруг, замечаете, что малыш всё время ругает себя: «Я плохой, ужасный, глупый». Вы, допустим, возражаете: «Ты хороший мальчик». Но это не помогает. Как поступить в таком случае?

Вопрос определённо на знание детской психологии. Катя читала кое-что по этой теме, но точного ответа не знала.

– Каждая ситуация индивидуальна, – подумав, ответила Меркулова, – но, думаю, мальчик просто нуждается в одобрении. Если он заметил, что, когда ругает себя, его сразу хвалят… то значит, ради этого ребёнок и «старается».

– Допустим… – кивнула Римма Александровна. – И как же вам, маме, нужно себя повести?

– Я бы стала чаще хвалить. Но делать это не тогда, когда он себя ругает.

– Прекрасно! – театрально взмахнула руками Римма Александровна и откинулась в кресле. Показалось даже, что она мурлыкнула от удовольствия.

Вéчерова вдруг замолкла, призадумалась, затем подхватила кожаный блокнот Вениамина Андреевича и стала торопливо писать. Он бросил удивлённый взгляд на жену, но продолжил собеседование, а Римма Александровна вывела ещё пару строк и сунула мужу. Тот прервал речь и поднёс тетрадь к лицу, видимо, не различив буквы, снял очки и вновь вчитался бормоча: «Ах да! Я и не вспомнил… что дома жарится картошка!»

Катя догадалась, о чём забыли улыбающиеся супруги на самом деле. Задать вопрос, которого она так боялась. Девушка вцепилась в подлокотник. Вéчеров хотел продолжить разговор, но в этот момент мимо окон прогремела машина: «Дева-дева-дева-девочка моя…» – голос, пропущенный через мощную аудиосистему, заполнил пространство.

– Больница для умалишённых! – Вениамин Андреевич отшвырнул блокнот, – Невозможно найти нормальное помещение! Шумоизоляцию надо дорогую. И со временем опять надо будет переезжать. И опять траты! Бестолковые траты!

Римма Александровна поджала губы:

– Что поделать? – горестно вздохнула она. – Итак полгорода объехали. Нет тихих мест.

Катя робко начала:

– Я заметила, что несколько комнат выходят окнами во двор. Там потише, кажется. Можно попробовать оборудовать их под детские. Только на окна надо повесить плотные шторы. И стены заставить деревянными шкафами – они хорошо скрадывают шум. А на пол пушистые ковры постелить можно… Хотя это сейчас несильно модно…

Меркулова запнулась. Вообще-то, не в её правилах советовать, когда не спрашивают. Вéчеровы могут принять за выскочку, которая из кожи вон лезет, чтобы показать себя. Она таких презирала. Подумалось даже, что супруги-учёные цыкнут: «Спросим – тогда и ответите». Так обычно директор в школе ставила на место зарвавшихся подчинённых. Но, удивительное дело, Вениамин Андреевич и Римма Александровна отнеслись к её предложениям с интересом.

– Мы рассуждаем так же. – кивнул Вéчеров, – Разбираетесь в ремонтах?

– Не особо. – Катя покраснела, – Прорабом работать не приходилось, но свою квартиру приводила в порядок сама. Я же одна. Из родных никого не осталось. И доходы… Сами понимаете, какие зарплаты сейчас. Поэтому главные навыки – приспосабливаться и обходиться малыми средствами. Могу найти, где дешевле. Старую одежду перешить в новую. Приготовить сытный обед из остатков.

Как получается, что она, такая застенчивая, вдруг начала себя нахваливать? Будто в ней проснулась новая личность, не желающая подчиняться. Независимо от Кати эта личность решила взять Викины платья, выстричь чёлку, а теперь ещё и развела целую кампанию саморекламы. А настоящая Меркулова сгорает от стыда и ни перед кем не хочет выступать. Ей бы забиться в уютную норку… Но только и норки больше нет. Дома Вика с несчастным младенцем, ухаживать за которым опять же бедной учительнице. И некуда скрыться.

– На какую должность вы меня рассматриваете? – вдруг выпалила она, а в мозгу стучало: «Что я делаю? Что я делаю?»

– Пока не знаем, – Вéчеров поднялся, озадаченно глядя на девушку. – Нам с женой нужно посовещаться, прежде чем сделать предложение.

– Значит, предложение прозвучит? – Катя тоже поднялась, не желая смотреть на профессора снизу вверх.

«Ох, кто меня тянет за язык? Надеюсь, они не заметят, как я волнуюсь. А что будет, если откажут? Куда идти дальше? Чего искать? И я ведь даже не знаю, то ли это место, за которое нужно бороться? Может, Вéчеровы просто ищут дешёвого и покладистого помощника?»

И тут у неё появилось чувство, что ничего страшного не происходит. Простой обмен информацией: вопрос, ответ, обратная связь. Не всегда словами, больше кивками, жестами, выражением лица. Вот Римма Александровна пристально глядит на мужа и что-то шепчет. Напоминает.

– Ах да, – спохватывается профессор, – Екатерина Андреевна, вы производите впечатление очень преданного сотрудника. Почему вы хотите уйти с нынешней работы?

Вот он и прозвучал – вопрос, которого она так боялась: «Вика, ребёнок… Поймут ли профессор и его жена мою ситуацию? Рассказать всё как есть равносильно тому, чтобы признаться, что я девушка с проблемами. Не только со своими, но и с чужими. Полноценно на работе выкладываться не могу – не обессудьте. Всегда может случиться какое-нибудь „вдруг“. Ребёночек заболеет, например. Или его мать. И вообще Вика – такой экземпляр, что может недоглядеть за дочкой. Уснуть, например, когда та есть захочет. Я тогда снимусь с рабочего места и убегу. Счастье ещё, если отпроситься успею. И врать нельзя. Вéчеровы должны понимать, кого зовут на работу. Что же мне делать?»