«Выходит, что не зря я получал свои пятерки, раз до сих пор все это помню», – подумал я, возвращая на место кружку.
– Оставь ее себе, – услышал я чей – то голос сзади.
Я обернулся, но передо мной никого не было, лишь, когда я взглянул вниз, то увидел безногого человека, сидящего на низкой самодельной каталке, точь в точь, как только, что себе представлял. Он был одет в военную форму, времен все той же второй мировой войны, а на его груди было несколько медалей, которые меня очень заинтересовали, и я стал их издали рассматривать. Он опустил глаза, смущаясь, заметив, это.
– Здесь нет той, самой главной, – махнул он рукой, – за оборону Сталинграда, – я не успел ее получить…
– Извините, мое любопытство, – сказал я, видя, что оно немного сконфузило моего нового собеседника.
Я увидел на его руке часы, но, зная, что они тоже остановились в самое неподходящее время, я уже не стал спрашивать, который сейчас час.
Он же, снова уловив мой взгляд, сам завел разговор о времени.
– Они стоят, уже давно, – сказал он мне, показывая на свои часы.
– Я знаю, – ответил я, а потом со вздохом добавил, – они стоят с той самой минуты, как вы сели на этот поезд.
Незнакомец удивленно посмотрел на меня своими серыми глазищами и возразил:
– Вовсе нет.
Тут уже удивился я:
– Как же нет? Разве здесь бывает по – другому?
– Здесь, бывает по разному, – немного грубовато ответил мне мой новый собеседник, а мои часы остановились совсем в другой момент.
– Если не секрет, то в какой? – продолжал я настойчиво интересоваться.
– Вы уверены, что хотите это знать? – засмеялся, вдруг незнакомец.
– Уверен, – ответил я спокойно.
Он перестал смеяться и так же спокойно ответил:
– Они остановились в тот самый момент, когда, наконец – то, сделав свое дело, убрал свои руки от моей шеи проклятый «фриц», к стати сказать, точная копия Фридриха Паулюса, да они все для меня на одно лицо, – он немного помолчал, а потом заметил, – как видите, часы могут останавливаться в самые непредсказуемые моменты, даже во время смерти.
Не сложно было догадаться, что моего собеседника задушил какой – то немец во время Сталинградской битвы. Разумеется, Фридрих Паулюс, самолично, вряд ли мог это сделать, скорее всего, мой собеседник, просто считал, как и многие другие, что виноват в его гибели именно главнокомандующий, который руководил смертоносной операцией. Я еще, будучи школьником, прочитал иллюстрированную книгу о Нюрнбергском процессе, на котором он давал свидетельские показания. Но я не стал говорить этого моему собеседнику, по тому, что только сейчас, я понял, проанализировав его последние слова, что время, указанное на остановившихся часах, может совпадать со временем смерти человека, а это означало, что только одно, что я нахожусь на том свете.
– Вы хотите сказать, что я умер? – прямо спросил я у него.
– Я не хочу это сказать, – ответил незнакомец, – вы сами это говорите.
– Но мои часы остановились в полдень, в то же время, я сел на этот поезд, – сказал я, вопросительно глядя на него.
Он же спокойно отвечал:
– Только и всего, только и всего.
– Я видел здесь свою мать, – сказал я ему.
– Так чего же тогда ты переживаешь? Это нормально, здесь также могут появляться и живые и мертвые. Но, правда, только те мертвые, которые умерли не своей смертью. И живые, и мертвые могут приходить сюда к своим самым любимым людям, которые оказались здесь и нуждаются в них.
Я не понимал, что он хочет этим сказать. Одно я знал точно, что мой очередной собеседник, снова оказался сумасшедшим. Я злился на себя все больше и больше. Заодно, я злился и на него. Мне казалось, что он специально травит меня. Не будь он калекой, я, наверное, ударил бы его. И только я успел об этом подумать, как мужчина встал со своей каталки и стал выплясывать «яблочко» на совершенно здоровых ногах.
– Но, как же так? – закричал я, – у вас же только что не было ног!
– Если так кажется вам, то это совсем не говорит о том, что так происходит на самом деле, – совершенно серьезно ответил мне мужчина и направился к двери вагона.
Я, сам того не замечая, последовал за ним. Он же, прямо на ходу, открыл дверь и спрыгнул с поезда, помахав мне рукой. Я бросился к нему, но не успел его схватить. Он, буквально, выскользнул из моих рук. Я был уверен, что он разобьется, но помочь ему уже ничем не мог. Я высунул голову в дверь, чтобы посмотреть ему вслед. Резкий порыв ветра ударил мне в лицо. Была ночь, но луна светила так ярко, что с легкостью можно было видеть, что твориться вокруг. Каково же было мое удивление, что незнакомец, совершенно целехонький, поднялся и пошел по направлению движения поезда, махая мне снова рукой. Я махнул ему в ответ, и в тот же миг получил сильный удар в спину, от которого, я чуть было не вывалился с поезда. Я чудом удержался, зацепившись за перила. Когда я увидел своего обидчика, то сразу же заметил его сходство с Фридрихом Паулюсом, который был одет в тот же самый костюм, в котором я видел его на фотографиях, приведенных в прочитанной мной книге о Нюрнбергском процессе. Это было совершенно невероятно. Я просто остолбенел от неожиданности. Он снова замахнулся на меня. Но я, еле – еле успев увернуться, захлопнул дверь вагона и отбежал от нее как можно дальше. Он погнался за мной по вагону, крича:
– Отдай мне кружку! Отдай мне сейчас же кружку!
Я неплохо знал немецкий, поэтому смог его понять. Единственное, чего я не понимал, так это было то, почему он требует у меня возврата этой кружки, я ведь так ее и не взял.
Он гнался за мной и продолжал кричать одно и то же. В конце концов, он сказал, что сейчас пристрелит меня, если я не подчинюсь его требованию. Я остановился и повернулся к нему. Он же, как цепной пес, налетел на меня и повалил на пол. Между нами завязалась борьба. Он вцепился своими ручищами в мое горло и стал меня душить. Я не принадлежал к числу очень сильных физически людей, поэтому у него бы с легкостью получилось задушить меня, если бы я, вдруг, не вспомнил про заколку в виде спицы, которую мне отдала рыжеволосая девушка. Я вынул ее из кармана шинели и, собрав остатки сил, вонзил в шею моего противника. Его хватка немного ослабла. Я резко вытянул спицу назад, и из его шеи прямо мне на грудь хлынула кровь. Это означало, что мне повезло, и я попал ему в артерию. Он схватился за шею, и потом упал на меня. Я оттолкнул его от себя и встал. Он остался лежать на полу вагона, истекая кровью. Я еще раз посмотрел на его лицо, теперь же я уже отчетливо понимал, что этот «фриц» не так – то уж и похож на Паулюса. Хотя, что – то общее у них, конечно, было, как, наверное, у всех немцев, какая – то запоминающаяся отличительная черта во внешности, позволяющая определить принадлежность человека именно к той или иной нации.
Я же, решив, что с меня хватит, направился к выходу из этого вагона. Здесь мне было уже делать совершенно нечего. Меня всего трясло от того, что мне только что пришлось сделать. Чтобы не видеть своих трясущихся рук, я опустил их в карман шинели, заодно, убрав туда спасшую мне жизнь (как это иронично не звучало в данной ситуации) заколку. В кармане, я наткнулся на железный предмет, в котором, без труда, я тут же узнал ту самую кружку, которую требовал у меня «фриц». Теперь – то я точно знал, что если мне в этом поезде кто – то что – то предлагает, то эту вещь надо обязательно брать, по тому, что она может очень пригодиться, как, например эта заколка. С этими мыслями я покрутил в руке кружку и убрал ее снова к себе в карман.
«Жаль, что никто не одолжил мне рубаху», – подумал я иронично, глядя на свое отражение в зеркале, которое висело возле выхода из этого вагона. Теперь моя рубаха была вся в крови «фрица». Вид у меня был просто ужасный. Но выбора у меня не было, и я, открыв дверь, перепрыгнул в следующий вагон.
Я снова очутился в тамбуре. Все было точно так же, как и в прошлый раз. Возле окна стоял мужчина лет сорока пяти в длинной серой шинели, на которой не было погон. Его темно русые волосы были, по – прежнему, небрежно зачесаны назад, вот только брови, уже не были сдвинуты к переносице. Его серо – зеленые глаза, на этот раз смотрели не в окно, а прямо на меня. Он слегка приподнял одну бровь и дружески улыбнулся мне. В руке мужчина держал папиросу, от которой струился вверх легкий дымок. Хотя тамбур, как и в прошлый раз, был наполнен характерным запахом табачного дыма, сейчас, я даже не заметил этого. Я удивился, увидев своего старого знакомого снова, да к тому же, еще и снова в шинели.
«Видимо у него их было несколько штук, и он отдавал их всем подряд направо и налево», – подумал я про себя.
– Напрасно вы так думаете, – молодой человек, – обратился ко мне мой знакомый, видимо, каким – то образом прочитав мои мысли.
– Вы можете читать мысли? – спросил я.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.
– У меня шинель одна единственная, и я расстаюсь с ней только в самых крайних случаях, – сказал мой добрый собеседник.
– Тогда что же надето на мне? – спросил я его с ехидством.
– На вас? – спросил он, все так же лукаво улыбаясь мне, – по моему, это называется «рубаха».
Я посмотрел на себя и остолбенел от удивления. На мне снова была только моя прежняя одежда, но уже совершенно чистая. И никакой шинели.
– Не удивляйтесь, в этом нет ничего странного, – продолжал он, – просто моя шинель вам больше не пригодится, чего не скажешь обо мне самом.
Я вопросительно смотрел на него, а он между тем пояснил мне:
– Вы уже не попадете в тот вагон, из которого вышли, а вот мне придется еще не раз пройтись по нему, а я, брр, – он поежился, – не люблю сквозняков.
– Как, не попаду, – спросил я, вспомнив, что пообещал рыжеволосой девушке, давшей мне заколку, забрать ее с собой, когда найду выход.
– Очень просто, – отвечал мой знакомый, – разве можно дважды войти в одну и ту же воду?
– Нет, конечно, но причем здесь это? – не понимал я.
Мой собеседник только улыбнулся мне в ответ и ничего не ответил.
Я кинулся к двери, что вела назад, чтобы открыть ее и вернуться в прежний вагон, но сильная рука моего собеседника резко остановила меня:
– Не торопитесь этого делать, мой друг, – сказал он, – если вы не верите мне на слово, то хотя бы подумайте, действительно ли вам стоит тратить время на возвращение?
Я до конца не понимал, что хотел мне этим сказать мой собеседник, но от моей идеи вернуться, он заставил меня отказаться, и я застыл на месте.
– Вы понимаете, – сказал я моему знакомому, – я обещал одной девушке, которая находится в том вагоне, который я только что покинул, что вернусь и уведу ее.
– Понимаю, – отвечал мне он, – но вы уверены в том, что человек, который стал вам так дорог, именно ваш человек?
– Не понимаю? – я вопросительно посмотрел на своего собеседника.
– Все очень просто, мой друг, все течет, все меняется, и многие вещи, которые кажутся нам порой жизненно важными в этом мире, поверьте мне, со временем теряют всякий смысл.
– Абсолютно все вещи? – спросил я его.
– Этого я не говорил, мой друг, – снова лукаво улыбнулся мой знакомый, поняв, что я его провоцирую.
Мне было приятно философствовать с этим человеком, и я продолжал, вовлекая его в дальнейшую дискуссию:
– И что же, по – вашему, является исключением?
– Я могу сказать вам одно, что то, что вы не найдете этого, вернувшись в покинутый вами вагон, – он снова приподнял одну бровь и, посмотрев мне прямо в глаза, добавил, – вы меня понимаете, мой друг?
– Думаю, что да, – ответил я, уже с твердым намерением прислушаться к моему знакомому и идти вперед.
– Вот и хорошо, я рад за вас, – сказал он мне, и, закурив очередную папиросу, опустил руку с портсигаром в свой карман.
В тот же момент я услышал характерный звон. Это портсигар коснулся железной кружки, из –за которой за мной гонялся «фриц». Мужчина в шинели достал эту кружку и рассмеялся, глядя на нее.
– Держу пари, что вы уже успели познакомиться с «фрицем», – сказал он.
– Не только познакомиться, – робко ответил я.
– А что же еще? – удивился мой собеседник.
– Я уже успел убить его, – вздохнул я.
– Поздравляю вас, – смеясь сказал он, – да вы, я смотрю, переживаете по этому поводу.
– Я впервые убил человека, – признался я.
– Не переживайте, – сказал мой знакомый, – хотите, я при встрече скажу ему, что вы сожалеете о случившемся.
– Вы смеетесь надо мной?
– И не думаю, – серьезно ответил мне мой собеседник.
– Но, как же вы его увидите, если я его убил?
– Это вы думаете, что вы его убили, а с чего вы взяли, что на самом деле все есть именно так, как вы думаете?
– Но, как же может быть по – другому, я точно убил его, я видел, как он умирал…
– Вы видели только то, что хотели видеть, только и всего, – он снова дружески похлопал меня по плечу и протянул мне кружку.
– Тогда уж отдайте ее ему, – решил я, – раз он за ней так гоняется, значит, она ему, действительно, очень нужна.
– Спасибо, мой друг, – сказал мужчина, убирая кружку обратно в свой карман, – он будет очень рад, такого подарка он вряд ли ожидает.
– В вашем кармане лежит заколка, которую подарила мне девушка, верните мне ее.
– К сожалению, это невозможно, – ответил он.
– Но почему? – удивился я.
– По тому, что эта вещь уже сделала свое дело и теперь находится снова у своей хозяйки, вы ведь не будете спорить, что ей она горазда нужнее, чем вам, – сказал мужчина, указывая на мою не очень пышную шевелюру, и мы оба рассмеялись.
– Вы так много знаете, – признался я своему знакомому, – я уверен, что вы наверняка знаете и ответ на вопрос: как можно сойти с этого поезда, ведь он совсем ни разу не остановился.
– Вы переоцениваете меня, мой друг, этого я не знаю.
Я расстроено потупил взгляд.
– Есть только один человек, который это знает, – сказал он мне.
– Как его найти? – воскликнул я.
– О, это сделать совсем не просто, – он задумчиво посмотрел в окно.
– И все – таки, – настаивал я.
– Многим не удается сделать это за всю свою жизнь.
– Кого же это людям приходиться искать так долго?
– Самих себя, самих себя, мой друг, – ответил мне мой собеседник, – неужели вы об этом еще до сих пор не догадались?
Я понял, что оказался слабейшей из сторон в этой дискуссии, поэтому и потерпел полное фиаско.
– Не отчаивайтесь, мой друг, – мужчина снова похлопал меня по плечу, – я встречал пару – тройку людей, которые благополучно покидали этот поезд, но, большинству суждено здесь остаться навсегда.
– Это ужасно, – сказал я.
Мужчина снова рассмеялся.
– Это, опять же, как посмотреть, – сказал он, – многим здесь очень даже нравится.
– Да, – согласился я, – я уже имел удовольствие видеть подобные экземпляры.
– О, то, что вы видели, это лишь малая их часть, а потом, вы же еще не знаете, что вас ждет в следующих вагонах, не исключено, что вам здесь тоже понравится.
– Что вы, это не возможно, – замахал я руками.
– Возможно, все возможно, поверьте мне, не стоит зарекаться раньше времени.
Я не стал с ним спорить. Ему, наверное, было виднее. Но я знал себя, поэтому и был уверен в своей непреклонности сойти с этого поезда. Мне совершенно не хотелось узнавать что там в следующих вагонах. Он, как – будто прочел мои мысли и сказал:
– Да, и не пытайтесь спрыгнуть с этого поезда, только зря потеряете время. С этого поезда можно сойти, не вернувшись обратно, только через одну единственную дверь.
– Которую ищет голубоглазый мужчина, тот, что просил у меня шинель?
– Да, и которую придется найти вам, если вы так твердо уверены, что вам необходимо выйти от сюда. Вы ведь все еще в глубине души надеетесь попасть на свою деловую встречу?
– Где – то уже совсем глубоко, – произнес со вздохом я, – хотя, это, конечно, невозможно.
– И невозможное возможно, – загадочно произнес он.
Я же не отнесся к его последним словам серьезно, полагая, что это просто игра слов. Мы, молча, стояли друг напротив друга. Был слышен только стук колес мчащегося поезда.
– Я сильно накурил здесь, – сказал мужчина, – надо бы проветрить, – с этими словами он открыл форточку.
Странно, я ожидал, что мне в лицо подует холодный ветер, но этого не произошло. Напротив, я почувствовал лишь легкое дуновение теплого летнего ветра.
– А где – же снег? – удивленно спросил я.
– Какой снег, друг мой, – сказал мужчина, улыбаясь своей лукавой улыбкой – июнь на дворе, разве вы забыли?
– Теперь вспомнил, – парировал я.
– Ну, вот и славно, значит, я могу идти дальше, да и вам, наверное, не стоит тратить здесь со мной время, – сказал он и открыл дверь.
– Насколько я понимаю, времени здесь у нас с вами предостаточно, – сказал я.
– У меня, да, а вот у вас …
Я не расслышал окончания его фразы из – за того, что он уже прыгнул в другой вагон. В тот самый, из которого я недавно вышел.
Но я, все же понял, что он хотел сказать, что времени у меня не так уж и много.
«Что бы это могло значить, и откуда ему известно про мою деловую встречу?» – спросил я сам у себя, и тут же ответил, – «Да все, что угодно, стоит ли задумываться, ведь здесь совершенно ничего не поддается никакой логике».
Я высунул голову в окно и стал вдыхать теплый июньский воздух, по которому, по правде сказать, я уже успел соскучиться. Невероятно, а раньше я совсем никогда и не думал, что можно получать удовольствие от таких простых вещей, например, как ощущение этого прекрасного теплого летнего воздуха. За окном уже забрезжил рассвет, это означало, что я провел здесь уже целую ночь, а, следовательно, проведу здесь и утро. Я опустил голову вниз. Теперь я уже знал наверняка, что все мои силы вернуться в город, были потрачены впустую. В душе я никак не мог смириться с тем, что благодаря своему отсутствию на переговорах, я потерял приличные деньги, да заодно, пожалуй, и серьезное к себе отношение со стороны моего потенциального партнера, которого я пока еще даже и не видел. Но, со слов моих коллег, это была, ко всему прочему, еще и симпатичная молодая дама. На душе у меня стало совсем скверно. Я опустился вниз и присел на корточки, закрыв лицо руками. Я был в полном отчаянии, даже моя тревога по поводу происходящего здесь со мной куда – то неожиданно улетучилась. Меня брала досада по поводу потерянных денег. А ведь я уже запланировал, куда их должен вложить. Если я не сделаю своевременные вложения, то это принесет новые материальные потери. Если бы я был сейчас дома, все было бы не так трагично. Я перехватился бы в банке, в любом случае, я нашел бы выход. Мои заместители, не смогут предпринять что – либо оперативно, так как будут ждать меня. А когда я появлюсь, одному богу известно. И появлюсь ли вообще…
Я решил, что если продолжу думать об этом, то только окончательно раскисну. Я ведь все равно ничего не могу сейчас изменить. Поэтому совершенно бессмысленно убиваться по этому поводу. Что я имею сейчас? Этот вагон перед собой и кучу не пройденных купе. Об этом и следует думать в первую очередь.
Вдруг на мгновение мне пришла в голову мысль, что я зря трачу время на то, что заглядываю в каждое купе. Мне следует идти от вагона к вагону, никуда не заглядывая, тогда я быстрее дойду до конца.
Я, что было сил, бросился вперед. Я бежал так быстро, что только успевал открывать и закрывать двери вагонов. Подо мной всякий раз мелькали шпалы, когда я перепрыгивал из вагона в вагон. В тамбурах вагонов были открыты окна, и я везде ощущал дуновение теплого летнего ветерка. Я пробежал уже несколько вагонов и вот, вот ожидал увидеть выход их этого поезда…
Но, в конце концов, вместо выхода, я обнаружил, что снова нахожусь в том вагоне, куда я вошел вчера при посадке на этот поезд. Это снова был вагон номер «шесть». Я забежал в свое купе, где меня вчера кормили вкусным борщом, и, упав навзничь на нижнюю полку, которую я занимал ранее, разрыдался, как ребенок. Не знаю точно, сколько я провел времени в таком состоянии.
Вдруг, я почувствовал, как чья – то рука легонько провела по моей спине. Я резко встал и хотел обернуться, но ласковый женский голос сказал:
– Не оборачивайся, сынок, это я, мама.
Мне, очень сильно хотелось повернуться, но я послушался ее. Я сразу успокоился. На душе у меня вдруг неожиданно стало легко и хорошо.
– Ты не хочешь, чтобы я тебя видел?
– Верно, так надо, послушай меня, я здесь, чтобы успокоить тебя.
– Почему я снова очутился в этом вагоне?
– По тому, что невозможно перейти в следующий вагон, пока ты не прошел предыдущий.
– Но я прошел.
– Ты не прошел, а пробежал, так нельзя, это все равно, что нюхать духи, не ощущая запаха, раз уж ты попал сюда, то надо заглянуть везде, вдруг, потом тебе это пригодится.
– Я понял, – ответил я.
– Сейчас тебе придется начать свой путь заново.
– Но я ведь уже прошел два вагона и знаю что в них.
– Ты ведь помнишь, что сказал тебе мужчина, который дал шинель, нельзя в одну и ту же воду войти дважды.
– Ты хочешь сказать, что при следующем моем посещении, в этих вагонах будет все иначе?
– Ты сам все увидишь, я, к сожалению, не знаю, что там будет дальше, это сможешь узнать только ты, сынок.
Мучил меня еще один вопрос и я, не откладывая, задал его маме:
– А кто этот мужчина в шинели?
– Он хороший. Ты можешь полностью доверять ему.
– Я могу обнять тебя? – спросил я ее, так как чувства переполняли меня.
С этими словами я хотел повернуться.
И в этот раз меня никто не остановил. Повернувшись, я перед собой совершенно никого не увидел. Я протянул руки, но они снова вонзились в полную пустоту. Мне было очень жаль, что мой разговор с мамой вышел не очень длинный, зато теперь я знал, что мне следует делать. Мне повезло, что до своего решения пробежаться по вагонам, я обследовал только два из них, притом, первый вагон был совершенно пуст, и времени я на его прохождение почти не затратил.
«Ну, что же», – сказал я сам себе, – «вперед, посмотрим, какой же сюрприз приготовила мне судьба на этот раз».
Я вышел из своего купе и направился, как и в прошлый раз, к проводнику, которого мне снова не удалось застать. Я этому совсем не удивился и пошел дальше. Пока все, что я здесь наблюдал, выглядело без изменений. Все те же таблички с указанием мест, на которых я, как и в прошлый раз увидел по четыре цифры «шесть». Все те же аккуратно заправленные полки и красные занавески. Все те же свежие цветы на столиках. Я с усердием открывал дверь каждого купе и тут же закрывал их, так как внутри было пусто. Я уже настолько привык делать одни и те же движения, что закрытие дверей у меня происходило уже просто на автомате. Передо мной была дверь последнего купе, которую я быстро открыл и, по привычке, уже почти закрыл. Но это купе не было пустым. Я еле удержал дверь, чтобы она не закрылась. Я снова заглянул в это купе и, действительно, на нижней полке, на месте с номером «шесть» (а иначе и быть не могло) лежал, лицом вниз, человек.
– Извините, я без стука, – сказал я.
Человек приподнялся и посмотрел на меня. Это был молодой парень. У него были опухшие глаза. Мне показалось, что это было от слез. Взгляд его был абсолютно растерян. За окном было лето, и в поезде было довольно тепло, но он был одет в красный теплый свитер с длинными и широкими рукавами. Он посмотрел на меня несколько секунд своими серыми большими глазами и снова уткнулся в подушку. Я, поняв, что меня не хотят видеть, решил не мешать и поспешил удалиться, но в тот же миг мне пришла в голову мысль, что здесь просто так ничего не бывает, и если я встретил здесь кого – то, то по крайней мере, должен выяснить, не могу ли я быть ему чем – нибудь полезен. Я вернулся и, подойдя к нему, спросил:
– Извините меня за навязчивость, но, не могу ли я вам чем – нибудь помочь?
Услышав меня, парень снова приподнялся и вновь посмотрел на меня.
– Благодарю вас, – ответил он, всхлипывая, – к сожалению, не можете.
– Очень жаль, – ответил я, – и все – таки, если вы передумаете, то можете на меня рассчитывать, а может быть, вам захочется с кем – нибудь поговорить. Правда, в этом случае, у вас выбор не велик, – пытался пошутить я, – кроме меня в этом вагоне, все равно больше никого нет.
– Никого нет? – спросил удивленно парень, перестав всхлипывать.
– Да, мы здесь совершенно одни.
– Вдвоем в целом вагоне? – он слегка усмехнулся, – в конце сессий в институтах, людям билетов не достать на поезд, а мы вдвоем в целом вагоне.
Он снова погрустнел.
– Спасибо вам за предложение, но если мне будет что – нибудь нужно, я обращусь к проводнику.
Я вздохнул, глядя на него, и сказал:
– Не хочу вас разочаровывать, но боюсь, что это вам сделать не удастся.
– Это почему же?
– Я же говорю вам, что мы здесь с вами едем вдвоем. Больше нет ни души.
– Мне сейчас не до шуток, если вы хотите развлечься, то, простите, вам придется поискать другую компанию.
– Мне, к сожалению, выбирать не приходится.
– Что вы хотите этим сказать? – уже немного раздраженно сказал парень.
– Только то, что сказал, – ответил я и направился в сторону выхода.
Немного не доходя до двери, я обернулся и добавил:
– Да посмотрите же вы, хотя бы на таблички в этом купе!
Он повернул голову и его взгляд застыл на четырех цифрах «шесть».
– Вот видите, что здесь все места имеют один и тот же номер, также точно и в других купе. Вам не кажется это странным?
– Ничего себе, я занял чужое место! – изумленно произнес парень.
– Вы заняли свое место, не беспокойтесь, ведь на вашем билете написано, что ваше место номер «шесть»?
– Верно, – ответил он, достав свой билет и внимательно всмотревшись в него.
– Все правильно.
– А откуда вы здесь появились? Тоже сели на станции? – спросил он меня, глядя все также подозрительно.
– Да.
– Но я вас не видел. Держу пари, что я был единственным пассажиром, который сел на станции.
– Все очень просто, – ответил я, – просто вы сели на этот поезд на станции сегодня, а я вчера.
– Но, как же это возможно?
– Здесь все возможно, – ответил спокойно я.
– Вы смеетесь надо мной, – обиженно сказал парень.
– Ах, если бы, молодой человек, – ответил я, тяжело вздохнув.
– Вы извините, – сказал мне парень, – но, по моему, вам следует обратиться к врачу.
– Вы думаете, что я простудился? Вряд ли. Да и откуда здесь взяться терапевту?
– Я имею в виду не терапевта…, а психиатра, – сказал парень, явно желая задеть меня.
После его слов, из меня вырвался громкий хохот.
– Вы развеселили меня, – сказал я ему, – нет, я не душевно больной.
Он подозрительно посмотрел на меня, а потом сказал:
– Ваши слова еще раз доказывают обратное.
Я снова расхохотался.
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Сумасшедшие никогда не считают себя таковыми на самом деле. Но не переживайте, это не мой случай.
Парень продолжал на меня подозрительно смотреть.
– Дайте мне пройти, – сказал он, встав с полки.
– Да, пожалуйста, – ответил я.
Он вышел и направился в начало вагона. Я же вышел из купе и встал напротив, лицом к окну. На улице уже было совсем светло. Светило солнце, которое слепило меня даже через оконное стекло. Мне было нужно сделать всего пару шагов, чтобы перейти в следующий вагон, но я не делал их, так как твердо знал, что пока должен оставаться здесь.
Через несколько минут, снова явился молодой человек. Он с опаской подошел ко мне и сказал:
– Как на зло, куда – то проводник запропастился.
Я посмотрел на парня, вздохнул и ничего не отвечая, отвернулся и продолжил смотреть в окно. Мы так стояли, молча, какое – то время, пока он, снова, не нарушил тишину.
– Вы, правда, не сумасшедший? – робко спросил он.
– Да я уже и сам не знаю, – не сразу ответил я.
– Извините, – сказал он.
– Пустяки, – ответил я, а потом, глядя на парня, спросил, – из – за чего вы так расстраивались, сессию не сдали?
Теперь рассмеялся парень.
– Вы что, разве можно расстраиваться из –за такой ерунды, – ответил он мне.
– Действительно, – согласился с ним я, – тогда от чего?
– Это личное, – сказал он, опустив глаза.
– О, понимаю, – сказал я, – с девушкой поссорились?
– А как вы догадались?
– Ну, пожалуй, это единственное, что может являться не ерундой, – ответил я серьезно, потешаясь в душе над его юностью.
– Это точно, – сказал парень, тяжело вздохнув, совсем не поняв моего юмора.
«Ну и к лучшему», – подумал я, вспомнив себя в его годы.
– Проводник уже успел накормить вас?
– Да, это был просто превосходный завтрак. Никогда не думал, что в поездах могут так готовить. Жаль, что обедом здесь теперь кормить некому.
Его слова еще раз свидетельствовали о том, что проводника мы больше сегодня не увидим.
– А мне вчера повезло больше, меня кормили восхитительным обедом.
– Странно, почему вчера вас кормили обедом, а сегодня проводник куда – то исчез в это время?
– Все очень просто, – ответил я, – может быть, здесь кормят только один раз, я так думаю, что это такая традиция, ну, как знаете, в хорошем отеле предлагают приветственный коктейль или бутылку вина в день приезда, а я вчера, как раз, сел на поезд во время обеда. А вы сели на поезд сегодня утром, как раз, во время завтрака, кстати, в котором это было часу?
– Пару часов назад, – ответил он и посмотрел на часы, – сейчас скажу точно.
«Ну, ну», – подумал я.
– Ой, мои часы остановились, – воскликнул он, – скажите, который сейчас час.
– Не скажу, – ответил я.
– Почему?
– Угадайте с трех раз, – пытался шутить я, – мои часы тоже стоят.
– Тоже стоят? – удивленно спросил он.
– Да, тоже стоят, – повторил я, – да не удивляйтесь вы так, часы останавливаются именно в тот момент, когда человек садится на этот поезд, или когда…, впрочем, это тебе пока знать рановато.
К счастью, он не обратил внимания на мои последние слова и снова посмотрел на часы.
– Значит, – радостно заключил он, – я сел на этот поезд ровно в шесть часов утра.
– Ха – ха – ха, – раздался рядом чей – то смех, – как же, как же, ты сел на этот поезд ровно в четыре часа тридцать семь минут.
Это был проводник. Тот самый, который кормил меня вчера борщом и любезно улыбался. Сегодня же он выглядел иначе. Нет, нет, внешне это был тот же самый человек. Вот только его глаза были сегодня, какие – то дикие и злые. От вчерашней любезной улыбки не осталось и следа. Вместо нее, на лице была недовольная гримаса.
Парень, ничего не понимая, смотрел то на меня, то на проводника. Разумеется, в эту самую минуту я, одним махом, полностью потерял перед ним весь свой респект. В его взгляде чувствовалось недоумение. Я оказался не прав, сказав ему, что проводника здесь больше нет, да и вообще я оказался полным идиотом, по тому, что с уверенность делал свои никчемные умозаключения, забыв, что дважды в одну и ту же воду войти невозможно.
– Но, – парень посмотрел на меня и отвернулся в сторону проводника, – почему тогда мои часы остановились в шесть часов.
– Да по тому, что ровно в шесть часов ты умер! – заявил ему проводник.