Семь горных воронов

Глава 3

Прелестная девочка, почти девушка, в расшитом мелким жемчугом платье из золотистого шелка быстро бежала вниз по крутой винтовой лестнице. Она сильно запыхалась, мягкие каштановые кудри растрепались, на щечках алел румянец. Лестница находилась в самом глухом углу замка и вела с Угловой башни прямо в винные погреба – в ту отдаленную часть, где хранились всякие древние бутыли и куда почти никто не заглядывал.

Угловую башню тоже мало кто жаловал своим вниманием: делать там было совершенно нечего. Наверху лишь гулял ветер, проникающий через узкие смотровые окошки, да гнездились вороны, галки и совы. В башне было грязно, пыльно, холодно и скучно – в чем на собственном опыте убедилась девочка, когда тишком забралась туда.

Теперь она торопливо бежала вниз, чтобы никто не узнал о ее проделке. Неожиданно нога в атласной мягкой туфельке поскользнулась на каменной ступени, девочка вскрикнула и покатилась вниз. К счастью, она была уже почти в конце лестницы, а потому лишь немного ушиблась.

Или не только ушиблась? Девочка болезненно сморщилась, потирая отекающую лодыжку. Из глаз полились слезы, в носу защипало. Было очень больно и обидно. Всхлипывая, она комкала подол платьица, не зная, что делать дальше. Кричать и звать на помощь не позволяли манеры и страх перед воспитательницами, а подняться и наступить на ногу было страшно: вдруг сломана?

Девочка глотала слезы, утирая глаза чумазой ладошкой. Жалобные всхлипы громко отдавались в тишине узкого коридора. Вдруг девочка вздрогнула: с другой стороны галереи послышались шаги. Кто-то быстро шел сюда – и непременно должен был обнаружить ее в самом недостойном виде. Так и случилось: из сумрака прохода вынырнул высокий, белый как лунь мужчина. Его лицо и руки покрывала мертвенная бледность, волосы были белее снега, а глаза – настолько светлыми, что казались бесцветными. Увидев девочку, мужчина замер. Девочка же, дрожа от страха, подняла на него большие голубые глаза.

– Принцесса Лорна? – наконец заговорил мужчина. – Что с вами случилось?

– Добрый день, лорд Белый Ворон, – трясущимися губами выговорила принцесса. – Я бежала вот по этой лестнице и упала. Кажется, немного подвернула ногу.

Альбинос присел на корточки, и теплые осторожные пальцы ощупали лодыжку девочки. Прикосновение было мягким и очень приятным. Лорна перестала всхлипывать и с любопытством рассматривала мужчину: ей никогда еще не приходилось видеть загадочного Белого Ворона так близко. Лорна обнаружила, что даже ресницы и брови у него белые, почти прозрачные, лицо, если не обращать внимания на неестественную бледность, довольно миловидное, а выражение светлых глаз – доброе и застенчивое. Если приглядеться, можно заметить, что радужка вокруг зрачка все-таки чуть отливает голубым цветом.

– Принцесса, могу вас заверить, что с ногой все в порядке, – успокоил ее Ворон. – Просто небольшой ушиб. Но вижу, вам больно. Лучше пока не нагружать мышцы. Если позволите, я отнесу вас в ваши покои.

Лорна заколебалась. С одной стороны, она давно уже читала рыцарские романы, и ее не оставляла мечта, что однажды ее понесет на руках прекрасный юноша. С другой стороны, Белый Ворон на рыцаря из розовых снов не походил совсем. Принцесса шевельнула ногой и поморщилась от боли. Это решило дело.

– Я была бы крайне признательна за вашу любезность, – опуская густые ресницы, промолвила она.

Ворон ловко подхватил девочку на руки и понес по коридору. Лорне пришлось осторожно держаться обеими руками за его шею. Осмелев, принцесса стала поглядывать по сторонам. Ехать на высоком Вороне было весело, интересно и удобно. Лорна забыла о слезах и даже о внешности своего спасителя. Теперь девочке хотелось, чтобы ее триумфальное шествие увидело как можно больше народу.

Вскоре Ворон свернул в многолюдные коридоры. Со всех стороны раздались испуганные ахи придворных дам и удивленные вскрики лордов и слуг. Лорна была на седьмом небе от удовольствия. Краем глаза посмотрев на Ворона, она увидела, что альбинос не обращает ни малейшего внимания на поднявшуюся суету. Он шел ровным шагом, молча, с непроницаемым лицом, бережно держа принцессу у груди. При этом Ворон так торопился, что оказался у женских королевских покоев гораздо быстрее, чем хотелось бы Лорне, которая только начала наслаждаться всеобщим вниманием.

Вступив в просторную общую комнату, Белый Ворон поморщился от поднявшейся волны воплей и трескотни нянюшек, воспитательниц и придворных леди. Быстро усадив Лорну в мягкое кресло, Ворон поклонился ей, бросил несколько слов причитавшей воспитательнице Нонне и мгновенно исчез за дверью.

– Ой, Небеса и небесные заступники! – голосила Нонна. – Миледи Лорна, в каком вы виде? Как это случилось?

– Упала с лестницы, когда спускалась вниз, – с достоинством ответила Лорна, решив не уточнять, с какой именно лестницы. – Лорд Белый Ворон сказал, что с ногой все в порядке, просто ушиб, так что лекаря не требуется. Но я желаю умыться и переодеться.

– Ой, вот это да! – на принцессу с восторгом смотрела двоюродная сестра, леди Рози. – И этот альбинос нес тебя на руках? Вот ужас-то! А правда, что у него кожа ледяная, как у лягушки, а руки покрыты чешуей?

– Вовсе нет, – сердито ответила Лорна, которой вдруг захотелось стукнуть свою лучшую подругу. – У него такая же теплая кожа, как у тебя или у меня, только более белая. И еще он добрый. И умный.

– Так, хватит болтать! Миледи Лорна – быстро умываться, скоро пора выходить к завтраку, – оборвала их беседу Нонна. – Пойдемте в умывальную.

Белый Ворон быстро забыл об этом инциденте. Он торопился в покои Хранителя Большой Королевской Печати – своего брата Старшего Ворона. В приемной уже сидели сам Хранитель и Мудрый Ворон. На стене висело два ростовых портрета: покойного Аодха Ворона и ныне здравствующего короля Эннобара.

Старший Ворон, который сидел за столом в кресле, обитом черным бархатом, был точной копией отца: прямые темные волосы, пронзительно-синие глаза, благородные черты лица и несколько тяжелый подбородок, выдававший главную семейную черту – упрямство. Густые брови хмурились, белые длинные пальцы аккуратной кисти барабанили по столешнице.

– Доброе утро, – буркнул Старший Ворон вошедшему брату. – Садись.

Альбинос опустился в свободное кресло.

– Утра и вам обоим. А где, кстати, наш четвертый родственник? Где Гордый?

– Подозреваю, спит после ночной попойки, – ответил Мудрый Ворон.

Во дворце только дети боялись Белого Ворона. Взрослые понимали, что по-настоящему страшный человек – третий из братьев.

Мудрый Ворон немного походил на отца и старшего брата: та же высокая широкоплечая фигура, черные прямые волосы. Но чертами лица удался в мать. От нее же ему достались и глаза: холодные, серые, прозрачные, но при этом непроницаемые. Никто никогда не видел, чтобы Мудрый Ворон улыбался или смеялся. И никто никогда не видел его охваченным гневом, досадой или любым другим сильным чувством.

Лицо Мудрого Ворона всегда оставалось бесстрастным. С тонких губ не сходила вежливая полуулыбка, а взгляд словно пронзал собеседника насквозь. Мудрый носил титул Хранителя Книг, и в его ведении находились королевские библиотеки всех четырех главных замков. Ходили всевозможные слухи о его занятиях Черным Искусством, о его жестокости, мстительности и злопамятности, но, поскольку Хранитель Книг не общался ни с кем, кроме своих троих братьев, короля и подчиненных, подтверждений этим домыслам никто раздобыть не мог.

– Подождем его или расскажешь нам, зачем позвал? – спросил альбинос у Старшего.

– Я послал за ним слугу, – ответил Старший. – Надеюсь.

Распахнулась дверь, и на пороге возник высокий стройный юноша. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: прозвище свое он получил не зря. Четвертый из братьев Воронов обладал внешностью героя любовных романов: был идеально сложен, узок в талии и широк в плечах, а прямые черные волосы рассыпались в живописном беспорядке, придавая Гордому еще больше очарования, но при этом не умаляя мужественности.

У четвертого брата было открытое лицо с правильными, хотя и несколько резкими чертами и чистой кожей того оттенка, что в народе именуют «кровь с молоком» – то была белизна здоровья и молодости. На щеках пылал румянец. Полные, ровно очерченные губы так и намекали на сладкие поцелуи, веселые синие глаза искрились весельем и вызовом.

Гордый Ворон был самых младшим из братьев, вызванных королем Эннобаром в столицу, а потому быстрее всех привык к новому месту и лучше всех освоился в городе и во дворце. Гордый почти не общался с другими Воронами, зато обзавелся уймой друзей, приятелей, поклонников и покровителей.

Его сразу же определили в королевскую гвардию – элитные войска, что составляли золотой фонд армии, а в мирное время несли стражу во дворце. Гордый Ворон продемонстрировал отчаянную храбрость, недюжинные воинские способности и, главное, отличные командирские задатки. Благодаря им он занял место сотника, получил несколько наград и знаков отличия, а также содержание согласно званию, и сделался полностью независим от денег семьи.

Понимая, что наследства ему не видать как своих ушей, а уж родового замка – тем более, Гордый брат решил жить так, будто из семьи у него – лишь дальняя родня, о которой вспоминать стоит раз в год, во время Зимнего Подношения Богам. Кроме того, Гордый Ворон имел совершенно не «вороний» характер: любил веселье, музыку, пирушки, гулянки, романы с красавицами и драки при любом удобном случае.

Вот и сейчас на скуле у него расплывался знатный синяк, а нос украшала ссадина. Веки припухли, выдавая веселую бессонную ночку.

Гордый Ворон улыбнулся, показав братьям ровный ряд белейших зубов, завалился в четвертое пустое кресло, закинул ноги на стол и широко зевнул.

– Подобные манеры уместны в казарме, – кисло заметил Старший Ворон.

– Ну, я прямиком оттуда и не успел их поменять по дороге, – съязвил Гордый. – Какого черта ты заставил меня подняться в такую рань и притащиться во дворец?

– Военному положены ранние побудки, – хмуро возразил Старший.

– Только не в увольнительную, – томно протянул Гордый. – Хо! Да я смотрю, тут вся стая слетелась. Что за сладкую падаль ты припас нам, братец?

– Если ты думаешь, что мне доставляет удовольствие любоваться на твою похмельную рожу, то глубоко ошибаешься! – вспылил Старший. – Я собрал вас по важному семейному делу! И будь любезен вести себя как высокородный, а не как менестрель из таверны!

Гордый только молча закатил глаза и растекся в кресле, словно показывая, что слушать брата не намерен.

– Итак, – Старший глубоко вздохнул. – У меня только одна новость. Но касается она всех. Сюда, в столицу, едет наша мать, леди Карей из рода Воронов.

Альбинос широко распахнул глаза, а Гордый Ворон сразу перестал улыбаться и выпрямился в кресле. Только Мудрый брат сохранил полную невозмутимость.

– С чего это мамаша решила покинуть родовое гнездо и потрясти юбками перед носом Его Величества? – воскликнул Гордый Ворон. – Никак тролль в горах сдох?

– Нет, ее вызвал сам Эннобар, – оборвал его Старший.

– Вероятно, тебе известны причины приглашения, – заметил до сих пор молчавший Мудрый Ворон. Голос его был тихим, но тяжелым. Он резал воздух, как тупой клинок – бархат.

– Известны, – мрачно сказал Старший. – Тебе, я думаю, тоже.

– Я могу только предполагать, – голос Мудрого Ворона неуловимо напоминал свист, что издают крупные змеи, скользя по земле. – Вероятно, приезд нашей матери связан с надвигающейся войной.

– А ей-то что за дело до той войны? – снова влез Гордый. – Ее дело – рожать воинов, а уж воевать – дело самих воинов.

Старший красноречиво посмотрел на брата, постаравшись выразить взглядом все, что думал по поводу умственных способностей всех воинов в целом и гвардейских сотников – в частности.

– Это только одна причина, основная и явная, – продолжил Старший. – Но есть и другая. Я сам могу лишь догадываться.

– Ну? – поторопил его Мудрый.

– Думаю, Эннобар будет обсуждать с матерью вопрос о родстве, – выдавил Старший, глядя в стол.

– А, – коротко ответил Мудрый Ворон. – Что ж, я давно ждал, когда это произойдет.

Старший посмотрел на него исподлобья:

– Ну вот, произошло.

– Ах-ха-ха! Так вот чего ты затряс задом! – расхохотался Гордый, откинув голову. – То-то хвост прищемил! Подумать только: маменька будет выбирать среди нас женихов королевским дочкам! А ты-то уже окрутился, да еще без спроса.

– Я спрашивал! – огрызнулся Старший, в ярости сверкнув глазами. – Не моя вина, что ее ответ запоздал.

– Да, да, – сочувственно покивал Гордый. – Разумеется, вовсе не твоя. Еще бы: кто же мог знать, что с письмом выйдет такая проволочка, как раз когда наш нетерпеливый влюбленный так и рвется к алтарю, словно застоявшийся жеребец – в поля. Очень умно было отправить гонца, а не ворона. Только матушка-то наша не дура, ответ вороном отправила. Но – какое трагическое стечение обстоятельств! – ворон возьми да и сгинь по пути. И что уж там матушка своему первенцу советовала, так и осталось при ней. А ты женат, пузат и третьего пискуна поджидаешь. И тут – сюрприз! Матушка собственной персоной, да еще и с политическим браком.

– Я сейчас разобью тебе лицо, – сквозь зубы процедил Старший. Лицо его пошло алыми пятнами, губы побелели.

– Не стоит, – в голосе Мудрого Ворона было столько льда, что, казалось, на стенах проступил иней. – Наш дорогой брат сейчас закроет рот на замок и не проронит ни слова, пока его не спросят.

Гордый открыл было рот и с вызовом взглянул на Мудрого. Лицо его все так же не выражало никаких чувств, но в прозрачной серой глубине пустых глаз вдруг появилась некая смутная тень – и начала сгущаться, заставляя глаза менять цвет. Все три брата замерли, будто проглотив языки.

– Что ж, интересные новости, – задумчиво сказал Мудрый Ворон. – Вопрос в том, кто из нас станет женихом принцессы Лорны.

– Почему Лорны? – подал голос Белый брат. Бесцветные глаза вопросительно перебегали со Старшего на Мудрого.

– Кстати, да, почему? – Старший с интересом посмотрел на Мудрого.

– Потому что Рона уже просватана за наследного принца Озерного королевства, а Финеле всего три года, и вряд ли свадьбу отложат так надолго, – пояснил Мудрый, водя пальцами по гладким подлокотникам кресла.

– Но Лорна тоже совсем ребенок, – возразил Белый.

– Через месяц ей исполняется одиннадцать, а через год она вступит в брачный возраст, – пожал плечами Мудрый. – Единственный возможный вариант, и Эннобар это прекрасно знает. Можно заключить брак без консумации. Никто не полезет на неразвитую девушку, когда можно спокойно дождаться спелости, но родство все равно уже будет действенным.

– Но кто станет ее мужем? – снова спросил Белый. – Ты?

Он посмотрел на Мудрого.

– Меня не привлекают семейные узы, – ответил тот, выдержав взгляд брата. – Эннобар не настолько глуп, чтобы не понимать очевидных вещей. Изначально лишь один из нас подходил на роль королевского зятя.

Все три брата дружно посмотрели на Старшего, который снова покраснел.

– Но он уже давно и счастливо женат, – не выдержал Гордый.

– Что перетирать одно и то же! – Старший раздраженно стукнул раскрытой ладонью по столу. – Все равно будет так, как решит леди Ворон. Скажет она – и ты, наш Мудрый брат, поведешь Лорну к алтарю.

– Не думаю, что выбор падет на меня, – спокойно ответил Мудрый.

– А я не собираюсь жениться, даже если вы всей семейкой свяжете меня и силком потащите в Храм Берканы, – подскочил в кресле Гордый.

– Да уж всем известно, что шлюх и притоны ты не променяешь даже на трон и корону, – презрительно ответил Старший. – Но все решит леди.

– Да что ты все заладил: леди да леди?! – взорвался Гордый. – Мы живем тут десять лет, все уже взрослые мужчины! Какого черта нам слушать мамашу, пусть она даже трижды леди и владеет всеми Серыми горами?

– Ты просто забыл, кто такая леди Ворон, – вдруг сказал альбинос.

– А ты прям помнишь! – запальчиво перебил его Гордый. – Тоже десять лет ее в глаза не видел.

– Тебе просто повезло: родился четвертым. Мать сразу отдала тебя кормилице и мало уделяла внимания, а потом тебя увезли в столицу, – сказал Старший.

– Да мне вообще везет, – легкомысленно согласился Гордый, сладко потягиваясь и щуря веселые глаза. – И думаю, везти будет и дальше. Во всяком случае, я, в отличие от вас, не намерен плясать под мамашину дудку. Мне глубоко плевать, кого там она собирается окрутить с дочкой Эннобара: ни до этой свадьбы, ни до всей вашей каркающей семейки мне больше дела нет. Привет!

Гордый вскочил на ноги и удалился, насвистывая пошлый мотивчик. Мудрый смотрел ему вслед, жуя нижнюю губу.

– Я бы занялся им, но предпочту оставить это матери, – заявил он.

– Что думаешь сам? – устало спросил Старший.

– Зная мать, думаю, что достанется всем, кроме, может быть, его, – кивнул на притихшего альбиноса Мудрый. Белый горько улыбнулся: леди Ворон до такой степени не выносила своего сына-урода, что предпочитала вообще не вспоминать о его существовании.

– А насчет войны? – снова спросил Старший.

– Думаю, война неизбежна, – снова пожевал губы Мудрый. – Даже если Эннобар попытается удержаться от военных действий, ее ему все равно навяжут. Единственное, что можно сделать, – начать в наиболее выгодное время и в наиболее выгодных условиях и гнуть свою линию. Вопрос в том, хватит ли на это Эннобара теперь, когда у него уже десять лет нет Аодха Ворона, а его Вепрь давно растерял клыки.

– Потому король и позвал нашу мать, – заметил Старший.

– Наша мать – редкая женщина, но прежде всего она представительница своего пола, – пожал плечами Мудрый. – Горы – ее сила. Покинув их, она становится слабее вполовину, если не больше. Но тебе все равно придется ответить за свое ослушание и за свою, – тут губы его чуть изогнулись в ухмылке, – любовь.

Старший уронил голову на руки. Мудрый Ворон поднялся и вышел. В комнате повисла тишина.

– Вот почему мы братья, одна кровь, единая плоть, а такие чужие друг другу? – глухо спросил Старший, не поднимая головы.

– Я думал об этом, – отозвался Белый. – Вероятно, из-за того, что отец умер слишком рано, а мать не сделала ничего, чтобы мы чувствовали себя настоящей семьей.

– Ничего? – Старший посмотрел на брата.

– Леди Ворон никогда не любила ни нас, ни нашего отца, – тихо ответил альбинос. – Она всегда любила только горы.

– Ты тоже меня не понимаешь и будешь сам по себе? – спросил Старший, на секунду поддавшись слабости.

Белый Ворон сидел в кресле прямо и неподвижно. Нелепый каприз природы, ошибка мироздания. Ущербный член стаи. Тот, на кого показывают пальцами, дразнят, над кем смеются, кого боятся, за чьей спиной перешептываются.

– Мне не доставалось ни от вас, ни от матери даже той призрачной тени семейных уз, что связывала всех Воронов, – прочистив горло, ответил альбинос. Голова его опустилась, плечи поникли, руки разглаживали на коленях невидимую складку. – У меня нет друзей, нет близких, нет любимой или даже приятелей. Я живу в вечном холоде и неизбывной пустоте. Но я твой брат. Нас родила одна мать, и мы произошли от одного отца. В тебе и во мне течет одна кровь. Поэтому я с тобой. И еще потому, что я тебя понимаю.

Альбинос умолк. Старший поднялся из-за стола и подошел к креслу.

– Спасибо, – проглотив ком в горле, сказал он и сжал руку третьего брата.

Альбинос поднял на него глаза. На лице мелькнуло странное выражение, а взгляд подозрительно увлажнился.

– Я, пожалуй, пойду, – пробормотал Белый.

– Спасибо, – повторил Старший, и еще раз с чувством стиснул ему руку.

Третий Ворон неуверенно ответил таким же пожатием, а потом поднялся и покинул покои Хранителя Большой Королевской Печати.

Глава 4

Путешественники медленно двигались по дороге. Впереди – карета леди Ворон, за ней – три брата на вороных конях, следом – десять стражников. В двух простых крытых экипажах тряслись знатные дамы и служанки, за ними ползли телеги с вещами и слугами, а замыкал шествие конный отряд из двухсот вооруженных воинов, одетых в кольчуги и вооруженных луками, топорами и копьями. Только один человек шел рядом с телегами пешком – лесоруб Ройле, которому не нашлось подходящей лошади.

Нового слугу леди Ворон отмыли и одели в чистую рубаху и народный костюм: куртку и штаны из волчьего меха. В нем Ройле смотрелся героем сказок, и девушки-служанки то и дело кидали на хмурого великана любопытные взгляды и посылали ему кокетливые улыбки.

На козлах кареты ехали возница Лухх и начальник замковой стражи Каэрвен. Лухх зевал, а Каэрвен размышлял, будет ли изменять оставшаяся в замке жена и не забудет ли о нем оставшаяся там же любовница. И не узнают ли они за время его отсутствия друг о друге и не подерутся ли. От этих мыслей Каэрвен был мрачен и глух ко всему вокруг.

– Э-э…

Лухх явно хотел привлечь внимание начальника стражи. Каэрвен в этот момент представлял грандиозную драку жены и любовницы в замковом дворе у колодца, а потому робкого голоса не услышал.

– Господин Каэрвен, смотрите! – в отчаянии воскликнул возница, чуть забирая вожжи.

– А? – Каэрвен очнулся и злобно посмотрел на Лухха. – Чего тебе?

Пока возница трясся и собирался с мыслями, карета все так же медленно ползла вперед.

– Т-там дорогу размыло, – кое-как выдавил Лухх. – Боюсь, увязнем. Может, остановиться?

Тут уже онемел Каэрвен. Госпожа закрылась темными занавесками и приказала не беспокоить, если только не случится чего-нибудь чрезвычайного. Большую лужу чрезвычайным происшествием не назовешь – не нападение разбойников ведь и не горный обвал. Но если карету остановить, госпожа точно забеспокоится и потребует узнать, в чем причина остановки и кто виноват. Зная нрав леди Ворон, Каэрвен виноватым оказаться не хотел. Пока начальник стражи думал, а Лухх на него смотрел, лошади брели себе вперед, и вот уже копыта зачавкали по бурой жиже. Дальше, глубже, и.

– Назад! – рявкнул Каэрвен и даже дернул правую вожжу.

Лухх дернул левую, лошади вздрогнули, попятились, и карета намертво встала в раскисшей грязи.

– Ох, Небеса и предки мои! – вырвалось у Каэрвена.

Лухх судорожно сглотнул. Сзади послышались недоумевающие голоса – вся процессия встала.

К карете подскакали Дикий и Красный Вороны. Оценили обстановку, и Красный мрачно сказал:

– Н-да. Прелестно!

В карете распахнулось окно, и оттуда выглянула хмурая леди. Она посмотрела сначала на сыновей, потом вперед, на увязших чуть не по бабки лошадей, затем – на Каэрвена и Лухха.

– Ну и как вы это объясните? – сухо спросила леди Ворон.

– Дожди были, и с горы оползень сошел, вот оно и тово. – Лухх почтительно стянул шапку.

– Это понятно. Непонятно, почему ты сюда въехал.

– Так это лошади, – залопотал Лухх. – Я пока ждал распоряжения, они шли.

– А чьего ты распоряжения ждал?

– Господина Каэрвена, – хлопая глазами, объяснил Лухх.

– А чего ждал господин Каэрвен, понимая, что ты лезешь в топь? – холодно посмотрела леди на начальника стражи.

– Я. обдумывал положение, – брякнул Каэрвен, в ужасе понимая, что настал его последний день.

Услышав ответ, леди прикрыла глаза. Помолчала. Где-то куковала кукушка, лошади вздыхали и всхрапывали, звеня удилами и встряхивая гривами. Мать Воронов открыла глаза и спросила у Каэрвена:

– И что теперь?

– Ну. – настала очередь Каэрвена судорожно сглотнуть. – Миледи, позвольте, я вынесу вас из кареты? Мы привяжем еще лошадей, подложим бревна и доски, подтолкнем сзади и выведем карету на сухое место. А потом засыплем топь, и все остальные тоже перейдут.

– Да, и потерям часа два, а то и три. Скажи, Каэрвен, а нельзя ли было засыпать топь до того, как мы в ней застряли?

Каэрвен покраснел. Но ответить не успел, потому что рядом с каретой возник Ройле. Бесцеремонно раздвинув плечами коней, на которых сидели братья Вороны, лесоруб подошел к топи и посмотрел на задние колеса, увязшие в бурой жиже по самые спицы. Потом кинул взгляд на передние, обернулся к леди Ворон и сказал:

– Госпожа моя, сдается, вылезать тебе из кареты не потребуется и много времени мы тут не потеряем.

– Да? – насмешливо изогнула бровь леди. – Может, ты владеешь колдовскими чарами, и они помогут тебе освободить меня?

Ройле слегка покраснел:

– Нет, не владею. Но никаких чар не нужно. Прошу, госпожа моя, сядь обратно и держись там покрепче.

– Миледи, может, мы займемся делом, а не будем выслушивать слабоумных? – вскипел Дикий Ворон, который следил за разговором, распаляясь все больше. – И так времени уйдет уйма, а тут еще и этот, со своими советами.

– А я, пожалуй, посмотрю, что из этого выйдет, – вдруг громко заявила леди и спряталась обратно в карету.

Дикий Ворон открыл рот. Они с братом переглянулись, а потом неприязненно уставились на Ройле. Дикий сплюнул в грязь, Красный закатил глаза. Между тем лесоруб влез в жижу, не смущаясь тем, что его башмаки из мягкой кожи сразу же залило ледяной грязью. Ройле подошел к задним колесам, примерился – и крикнул Лухху, вместе с Каэрвеном созерцавшему всю сцену с козел:

– Господин возница, я как покличу – ты стегни лошадей. А который рядом с тобой господин сидит, пусть вперед пройдет и лошадей под уздцы потянет, у него обувка вон какая, ему проще.

Каэрвен побагровел. Выслушивать указания от деревенского дурака ему, высокородному воину, было унизительно. Но ведь госпожа явно дала понять, что хочет дать дураку показать всю свою дурь. Злой, как горный медведь, разбуженный посреди зимы, Каэрвен спрыгнул с козел в грязь, едва не зачерпнув ее высокими сапогами для верховой езды, выругался себе под нос и добрел до лошадей. Ухватив правую под уздцы, рявкнул:

– Ты, деревня! Я на месте!

– Вот и славно! – отозвался Ройле.

Лесоруб спокойно засучил рукава, присел и взялся за колеса. У братьев и у всех, кто наблюдал за этой сценой, вытянулись лица. Ройле стиснул зубы и стал медленно подниматься – и поднимать заднюю часть кареты. Великан покраснел, на лбу его вздулись вены, на шее натянулись мускулы. Колеса с чавкающим звуком вырвались из грязи, и Ройле сипло ухнул:

– Давай!

Каэрвен вздрогнул и заорал на правую лошадь, одновременно потянув ее за собой. Кони прянули, и в тот же миг Ройле, собрав всю свою силу, толкнул карету вперед. Передние колеса с громким чмоканьем высвободились из ловушки. Каэрвен тянул лошадей, Лухх стегал их вожжами, а Ройле медленно, увязая по колено, нес заднюю часть кареты на руках.

Шаг за шагом они вытащили экипаж на сухое место, и Ройле присел, бережно опуская колеса на землю. Потом он медленно поднялся, широко расправил плечи и выдохнул, прикрыв глаза. Пот лил с него градом, губы пересохли, руки чуть дрожали.

Все, кто смотрел на Ройле, застыли, как статуи, отказываясь поверить своим глазам. Ройле утер ладонью лоб и обернулся на карету: из окна на него смотрела госпожа.

– Ну вот, – борясь с одышкой, сказал великан. – Теперь надо засыпать яму и всем ехать дальше.

– Каэрвен, – позвала леди, не отрывая взгляда от потного и красного лесоруба. – Сделай, пожалуйста, все как положено. Надеюсь, мне больше не придется тревожиться из-за подобной ерунды, которой можно было бы избежать, если бы ты как следует выполнял свои обязанности.

Резким движением она задернула черную шторку на окне. Каэрвен побежал в конец процессии отдавать распоряжения. Лухх провез карету вперед, остановился и слез с козел. Он ослабил лошадям подпруги, принес им воды, а сам пошел отмывать колеса от грязи в ожидании, пока лужу засыплют и можно будет трогаться дальше.

Из леса бесшумно вынырнул огромный черный ворон, описал низкий круг над каретой, сел на окно и каркнул. Шторка отдернулась, и ворон проскользнул внутрь.

Леди полулежала на подушках и рассматривала себя в зеркало. Корсет ее был распущен, волосы рассыпались по белым плечам. Леди поворачивала лицо из стороны в сторону, придирчиво оглядывая щеки, нос, шею.

– Кар-р! – сказал ворон, вывернув голову. Черный блестящий глаз сверкнул в полумраке.

– Хорошо, что они собирались, – сказала леди, опуская руку с зеркалом. – Надеюсь, к моему прибытию в полной мере осознают, что игры закончились.

– Ар-р, – поддакнул ворон, переступив лапами.

– Нет, не надо больше следить, – отмахнулась леди, снова поднимая зеркало. – Я пока не хочу об этом думать. Я вообще третий день не могу ни о чем думать, кроме как о том.

– Ар-рк? – вопросительно каркнул ворон.

– Кроме как о том, что в штанах у этого мальчишки! – с раздражением ответила леди. – Так что брысь отсюда!

Ворон взмахнул крыльями и метнулся прочь из кареты. А леди откинулась на подушки и медленно оттянула шнурованный лиф платья. Обнажились упругие гладкие груди. Она задумчиво провела рукой по одной, затем мягко огладила другую, чуть стиснув сосок. Прикусила губу. По щекам матери Воронов поползли пятна нежного румянца, взгляд затуманился.

Она не желала выходить замуж и не питала ни малейшего влечения к жениху, который был вдвое старше ее. Первая брачная ночь запомнилась ей как одна из самых отвратительных в жизни: бородатый угрюмый Аодх, тяжелый, пропахший крепким потом и вином, залез на кровать и задрал ей кружевную шелковую сорочку. Дохнул в лицо хмелем, обслюнявил и принялся тереться о нежную кожу бородой.

Юная жена зажмурилась и отвернула голову, стараясь не дышать. Пока жадные сильные руки мужа шарили по ее телу, бесстыдно щупая везде, где только можно, новая леди Ворон дрожала, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от отвращения. Потом Аодх силком раздвинул ей ноги коленями, завозился, навалился, и стало очень больно. Она закричала, попыталась вывернуться, но Аодх удержал ее, бормоча какие-то пустые слова, а потом задвигался в ней, сотрясая постель и причиняя боль.

Но еще больнее было от унижения и стыда. С той ночи она возненавидела мужа всем своим упрямым сердцем. Ни разу близость с ним не доставила ей удовольствия, ни разу не посетила ее мысль, что с кем-то другим все может быть иначе. За долгие десять лет, что минули со смерти Аодха, она ни разу не возжелала мужчину. Но все изменилось в тот миг, когда смущенный Ройле опустился на колени и признался, что убил тролля.

Этот деревенский парень так и стоял у леди Ворон перед глазами – спутанные волосы, по-детски пухлые губы и руки, таящие в себе чудовищную силу. Сначала она даже подумала, что заболела: ее вдруг стало кидать то в жар, то в холод, все тело заломило. Леди Ворон извивалась на своей огромной постели, кусая руки и горя огнем изнутри. Между ног у нее стало мокро, внизу все тянуло.

Она вскочила с постели среди ночи, подняла служанок и наперсниц, заставила хлопотать вокруг себя, отпаивать холодной водой, травяным настоем и парным молоком. Ее злили все вокруг, хотелось ругаться, плакать, швырять в бестолковых женщин чашками и всем, что подвернется под руку, голосить, причитать и одновременно смеяться, носиться туда-сюда, как кошка, валяться по полу, петь, танцевать и прыгать по кровати.