Loe raamatut: «Бессмертные грехи»
Бессмертные грехи
Посвящается моим родителям,
чья любовь помогла мне написать эту книгу.
Предисловие автора
Читатель, прости мне мою прямоту, но, скорее всего, ты не дорогой и не уважаемый. Давно уж начал терять я веру в вас, людей, но благодаря этому получил интересную работу. Конечно, были и есть выдающиеся индивиды, с некоторыми из них я даже имею удовольствие регулярно обедать. Но к величайшему сожалению и вопреки изначальной задумке, вы избрали неверный путь.
Восприняли буквально то, к чему следовало применить воображение, переиначили мудрость великих писаний на свой лад, а впоследствии даже набрались наглости называть себя повелителями природы. Никакие вы не повелители. Имея все возможности для того, чтобы стать ее союзниками, помощниками и процветать, вы стали обыкновенными паразитами. Почти каждый из вас считает жизнь наивысшей ценностью, но то, что вы зовете жизнью, на самом деле, жалкое существование и пустая трата ресурсов. Потому что истинная жизнь – есть счастье, а оно большинству людей уже давно недоступно. Парадокс в том, что недоступность его обусловлена лишь вашей глупостью и страхом перед будущим. Вы пошли по пути лицемерия, а начался он с того, что из всех разновидностей лжи вы выбрали самую разрушительную – самообман. Вокруг вас Вселенная, а вы существуете с закрытыми глазами, беспокоитесь о том, что преступно считать важным и зачем-то наделяете это огромным смыслом, а на самом деле – лишь впустую тратите Время.
Впрочем, плодитесь, размножайтесь и думайте о том, кому оставить наследство, а главное помните, что теперь это ваша основная цель. Так планета скорее от вас избавится, а мои рабочие будни будут увлекательнее и разнообразнее.
Читатель, Я пишу эту книгу не для того, чтобы вложить в твою душу мысли, идеи или, упаси всевышний, любого рода чувства. Я лишь нашел интересный способ занять свободное от работы время…
Часть первая
I
18 июля 2022 года
Зоя Васильевна Шнапс была из тех людей, которые всегда добиваются своего. Десять копеек сдачи, возврат просроченной селедки, увольнение почтальона, потерявшего ее посылку с сушеным горошком, и письменные извинения начальника почты – вот примеры ее личных достижений. Жила она в так называемом Садовом Некоммерческом Товариществе с супругом, пухлой дочерью и тощей собакой. Жилище не выделялось среди прочих, поскольку все дома в СНТ «Кувшинка» были одинаковые и больше напоминали сараи для свиней, с той лишь разницей, что такое количество хлама свиньи производить не в состоянии. Сама Зоя Васильевна гармонично дополняла интерьер, в основном являясь его частью. Так влачилось это гордое существование пятьдесят семь лет, а на пятьдесят восьмом внезапно, но вполне ожидаемо закончилось.
Зоя Васильевна очнулась в лодке. Вокруг была темнота, не было границы между небом и водой. Да и воды не было. И неба. Зоя Васильевна только догадывалась, что она плывет, по характеру движения и по нахлынувшей тошноте. Она сделала попытку осмотреться и на корме увидела мрачные, горящие синим пламенем глаза. Зое Васильевне стало совсем дурно, она свесилась за борт, чтобы физически облегчить свои мучения, но сколько ни старалась, не смогла выдавить из себя ничего. Ощущение ледяной пустоты заполнило ее. Зоя Васильевна легла на дно лодки, прислушалась к тишине и поняла, что не слышит абсолютно ничего, даже своего дыхания.
Ей казалось, что это путешествие длится бесконечно, но в какой-то момент тьма перестала быть абсолютной, к синим глазам добавился силуэт, стали доноситься отдаленные неразборчивые звуки и … потеплело.
– Наверное, у меня был инфаркт, меня оперировали, а теперь я просыпаюсь после наркоза, – пробормотала она.
– Почти, – в синих глазах отразилась насмешка. Зоя Васильевна приняла это за галлюцинацию и решила ждать.
Край лодки ударился о берег, и Зоя Васильевна услышала радостный голос: «Наконец-то, моя дорогая!» Предвкушая увидеть потолок больничной палаты, хирурга и бесплатную еду, Зоя Васильевна широко раскрыла свои мелкие глаза. Однако ей пришлось сделать усилие и раскрыть их шире, когда над собой она увидела каменные своды, освещаемые каким-то неестественным, кроваво-красным, танцующим светом. Умершая вскочила в лодке. Ее перевозчиком оказался высокий мускулистый мужчина с угольно-черными волосами, свисающими до плеч, и ярко-синими глазами. Он был одет в черное.
– Мы не ждали Вас столь скоропостижно!
Зоя Васильевна обернулась к встречающему. Это был огромных размеров кот, вполне прямоходящий, говорящий и одетый в темно-синий костюм-тройку. Его глаза были такие же синие, как у лодочника, но казались добрее. Уши, лоб, нос, лапы и хвост были черными, а остальная шерсть – светлая, густая, средней длины. Правый верхний клык был сломан и короче левого на одну треть, это придавало его улыбке слегка безумный вид.
Зоя Васильевна сделала попытку потерять сознание, с грохотом увалившись обратно в лодку.
– Назад дороги нет, – кот уже стоял над ней, подергивая кончиком длинного черного хвоста.
– Я сошла с ума и лежу в психбольнице? – промямлила Зоя Васильевна.
Кот не выдержал и громко захохотал. Так, что его смех эхом отразился где-то далеко в пещере.
– Фантазерка Вы, Зоя Васильевна. Когда Ваш муж пропадал ночами, Вы придумали себе, что он так занят на работе, хотя даже имя этой работы знали. Когда Ваша дочь отъелась до размеров гиппопотама, Вы решили, что у нее гормональный сбой. А когда несчастный Тузик наконец сдох бы от голода, Вы бы всем говорили, что его укусил клещ. Вы всю свою жизнь бежали от правды, но пришло время с ней столкнуться – Вы умерли.
Зоя Васильевна коротко вскрикнула и тут же замолчала, а кот продолжал:
– Вы не дышите – здесь Вам это ни к чему. Вы не можете потерять сознание – оно Вам больше не принадлежит. Вы не сошли с ума, для этого надо было его иметь. Ну и наконец, в лодке, Вы ни за что не осквернили бы Ахерон своими рвотными массами, потому что внутри Вас отныне и вовек пустота, – голос кота становился все страшнее, а его тень росла с каждым словом. Его глаза превратились в две черные бездонные сферы и смотрели сквозь покойную так, будто ее и в самом деле больше не существует. – Хотя признаю, – кот мгновенно перешел на спокойный тон, – Ваши отчаянные попытки, кряканье и кряхтенье над Бездной Абсолютной Пустоты меня порядком позабавили. Я даже подумал, не провести ли Харону свет, но тогда он больше не сможет перевозить души с невозмутимым лицом, а у нас все же есть определенные стандарты.
Кот протянул Зое Васильевне мохнатую лапу казавшуюся бы умилительной, если бы не сверкнувшие металлическим блеском когти:
– Пойдемте, дорогая, у Вас много дел.
Покойная выбралась из лодки, и пошла вслед за котом вглубь пещеры.
– Где мы? – спустя некоторое время к Зое Васильевне вернулся дар речи.
Кот улыбнулся:
– Это с какой стороны посмотреть . Я лично дома, а Вы попали в Ад.
– А ты кто?
– Владеет одним из немногих языков мира, где для демонстрации культуры достаточно обращаться на «Вы», и не пользуется этим, – кот рассуждал вслух.
«Этот кусок шерсти будет меня еще учить», – подумала Зоя Васильевна.
– Я напоминаю Вам, моя ненаглядная, что Ваше сознание больше не Ваше.
Кот остановился, глаза его загорелись синим огнем.
В ту же секунду Зоя Васильевна испытала приступ удушья такой силы, что схватилась за горло обеими руками, упала на колени и начала хрипеть и сипеть, безмолвно шевеля губами. В ее глазах застыл ужас. В конце концов она рухнула на горячий пол пещеры. Удушье отпустило ее, но страх задушенного остался с ней. Она открыла рот и вытащила из него кусок мокрой собачьей шерсти.
– Вы только что испытали ужас щенка, удушенного Вашей дочуркой, когда ей было пять лет, также Вы можете лицезреть перед собой так называемый «кусок шерсти». У Вас остались вопросы ко мне?
– Кто Вы? – Зоя Васильевна упала к лапам кота и зарыдала, удивившись тому, что слезы производить ей по-прежнему дано.
– Конечно, а чем, Вы думаете, наполнен Ахерон? Я же – первый и ближайший помощник Сатаны, левая рука их Величества, так сказать. Обращаться ко мне следует не иначе как Господин Кот.
– Почему я здесь? За собаку? Г-г-господин Кот…
– Ну что Вы? За него будет платить Ваше дитя.
Зоя Васильевна испытала облегчение, услышав эти слова, но тут же устыдилась. «Моя Софочка попадет в Ад, а я радуюсь», – промелькнуло у нее в голове. Нерадивая мать покосилась на Кота, но тот лишь снисходительно улыбнулся.
– Не переживайте, mon cher, за всю жизнь Вы никого, кроме мух, не убивали, Вы не воровали, а если бы за чревоугодие, гнев и зависть люди попадали к нам, то у нас не хватило бы котлов. Так что уверяю, Вы не сделали ничего дурного, Вас просто прокляли.
Зоя Васильевна от удивления раскрыла рот. Она попыталась представить, кого могла так сильно обидеть, но этот список оказался слишком большим, а возглавляли его, если не муж, то дочь.
– Нет, это не они, – Кот снова вмешался в ее мысли. – Я все покажу, идемте…
И они пошли дальше. Туда, где возвышалась огромная стена без конца и края. В стене – массивные черные врата, а над ними конструкция, похожая на строительные леса, занавешенная черными тканями.
– Господин Кот, что это? – Зоя Васильевна разглядывала черные материи.
– О, это наше главное правило, но оно на реконструкции, скоро доделают, – ответил Господин Кот и отворил врата Ада для Зои Васильевны Шнапс.
За воротами мирно спал трехглавый Цербер. На удивление, он оказался размером с обыкновенную овчарку. Правда на нем не было ни ошейника, ни цепи. Из собачьих атрибутов можно было заметить только будку и стоящую рядом с ней миску, доверху наполненную свежими костями. «Человеческие…», – в ужасе подумала Зоя Васильевна.
– Ну что Вы, собакам вредно сладкое! – поспешил успокоить ее Господин Кот.
Он повел Зою Васильевну по узкой каменистой тропинке вниз, вдоль горы, стоящей недалеко от ворот. Они спускались под крики, стоны и плач, доносившиеся отовсюду, но это не было похоже на хаос, напротив, у Зои Васильевны создалось впечатление, что они идут сквозь архив.
– Так и есть, – пояснил Кот. – Это огромное хранилище человеческих душ и судеб. Все строго упорядочено и имеет свое назначение. Так удобнее их Величеству. Тем не менее, мы существуем здесь вне времени и пространства, мы видим все, что было, есть и будет – единой картиной. Идем мы сейчас большей частью для того, чтобы Вам было проще привыкнуть, а на самом деле…, – Кот щелкнул когтями, и они тотчас переместились на зеленую поляну, вокруг которой росли Ясени, а между ними стояли маленькие бревенчатые домики с одним окном и дверью, все одинаковые, их было пять. В центре поляны росли мухоморы, окружавшие большой черный Котел с чем-то булькающим внутри.
– Это для меня? – Зоя Васильевна испуганно посмотрела на Кота.
Тот фыркнул:
– Здесь Вам не джакузи.
Вдруг дверь одного из домиков сама по себе открылась, и на нем прямо над входом проявилась черная надпись «Шнапс».
– Вам туда. Я вернусь позже и объясню цель, – сказал Кот и исчез.
Суетно бегая по поляне, держась подальше от Котла и уж тем более от сарайчика с ее фамилией, Зоя Васильевна вдруг поняла, что верит. Верит в Кота, в Ад, в бессмертную душу, обреченную на вечное страдание, и наконец, верит в Проклятие. Верит, потому что увидела… На этом ее мысль прервалась. Зоя Васильевна даже остановилась и вслух произнесла:
– Но Бога-то я не видела. А если он и существует, то как мог допустить, чтобы безгрешное (по меркам самого Ада) существо было кем-то случайно проклято и по глупости попало сюда, так сказать, ни за что?
Стоило ей домыслить это, как на сарайчике под ее фамилией проявилась надпись «Не в Бога, но в Черта. Староста». И в ту же секунду крышка Котла с грохотом отлетела. Зоя Васильевна неуверенно пошла к нему. Но чем ближе она подходила к Котлу, тем лучше ей становилось. От него пахло подснежниками и теплыми блинами со сливочным маслом, слышалось пение птиц и шум реки, дул приятный свежий ветер. В Котле бурлила Жизнь. Стоя рядом с ним, Зоя Васильевна и сама ощутила себя живой как никогда прежде. Она закрыла глаза и расплылась в блаженной улыбке. В мыслях у нее возник дуб посреди поля за деревней, где прошло ее детство. Она открыла глаза, заглянула в Котел и увидела… себя! Но не отражение той измученной жизнью и напуганной смертью женщины, которое рассчитывала увидеть в воде. Она увидела себя маленькую, когда ей было семь, бегущую к этому дубу, раскинув руки. Вот она обнимает его, говорит с ним, и ей хорошо. С тех пор ей больше не было хорошо. Жизнь пронеслась чертовым колесом обозрения. Муж, второй муж, аборт, Софочка, еще муж, еще аборт, диван, весы, холодильник, диван. И вот она уже толстая с сальными пальцами, волосами и боками, орет на почтальона за сушеный горошек… или за дуб, который больше не обнимет.
II
25 июля 2022 года
Глеб Михайлович Богуславский проснулся утром в своей квартире и почувствовал легкое недомогание. Он сразу же позвал из кухни жену, Люсю Семеновну, которая к тому времени уже несколько часов занималась уборкой и приготовлением завтрака. Градусник, одеяло, три подушки, телефон, и вот уже Глеб Михайлович ругается с сотрудницей единого центра обращений граждан, заподозривших у себя коронавирусную инфекцию:
– Глеб Михайлович, поймите, врачи сейчас перегружены, на каждого по полсотни вызовов в день, ко всем не успевают, хоть и работают без выходных. С температурой 36,9 мы очень просим Вас самостоятельно дойти до поликлиники.
– Если врач не хочет идти, пришлите мне скорую!
– Но Глеб Михайлович, вы же не умираете.
– В этой стране что, нужно начать умирать, чтобы тебя заметили? Я на вас жалобу напишу! В Минздрав!
– Глеб Михайлович, пожалуйста, успокойтесь…
– Упокоишься тут, а не успокоишься! Дармоеды! Работу свою выполнять не хотят, а еще халаты белые понацепили! Куда Минздрав смотрит? А если у меня ковид? А если я пойду всех заражать? Что за отношение такое к людям?
Потерпевший уже готов был перейти к монологу об уплате налогов и госпошлин, но сила воли молодой женщины на другом конце провода была сломлена. Дело тут не в Глебе Михайловиче, а в том, что к десяти часам утра ее смена длилась уже двадцать пятый час с трехчасовым перерывом на сон. Поэтому, в последний раз обещая себе бросить уже борьбу за гуманизм, патриотизм и взаимовыручку, она добрым механическим голосом сказала:
– Вызов врача на дом оформлен, ожидайте, пожалуйста.
Глеб Михайлович повесил трубку. Он был возмущен отношением к своей персоне, о чем тут же стал рассказывать Люсе Семеновне. Но она, к его удивлению, сказала: «Поликлиника ведь через две улицы, а температура и правда низкая. Может, сходишь?»
Тут Глеб Михайлович рассвирепел:
– Ты что, дура? А если я там заражу кого-нибудь? Что же я тогда за гражданин буду?
– Ты меня сейчас можешь заразить.
– Это другое! Ты, женщина, вообще не понимаешь ничего! Врачи эти совсем обнаглели! Работать не хотят, а ты еще и на их сторону встаешь!
Последние слова оскорбленный супруг сопроводил жестом, предписывающим Люсе Семеновне немедленно покинуть комнату, что она молча и сделала.
В шестнадцать часов тридцать минут того же дня в дверь позвонили, и Люся Семеновна побежала открывать. Это пришла Лолита Адольфовна, участковый терапевт. Встречена она была весьма дружелюбно, словами: «Дорогой доктор, как мы Вас ждем!» Сначала нашей Лолите Адольфовне даже показалось, что на этот раз пациент будет действительно болен, но тут в коридор вышел Глеб Михайлович в расстегнутом халате и трусах-парашютах.
Лишь взглянув на Лолиту Адольфовну, он тут же громко и обреченно утвердил:
– О-о-о-о-о, понятно, я сегодня умру.
– Почему Вы так решили? – спросила врач, высматривая место, куда можно поставить сумку.
Глеб Михайлович сделал указательным пальцем два обводящих движения вокруг своего лица и ответил:
– Я вижу по квалификации.
Лолита Адольфовна быстро принимала решения. Она тут же решила, что ни стул для сумки, ни лишние минуты, проведенные в этой квартире ей не нужны и прямиком, не раздеваясь, прошла в комнату. Глеб Михайлович что-то промямлил про полы, на что получил ответ, что их можно вымыть после ее ухода. К слову сказать, жила чета Богуславских не богато. Да, квартира была в новом доме, но суть вещей выдавали застиранный до дыр пододеяльник с леопардовым рисунком и наволочки с белыми лилиями. Коротко и строго Лолита Адольфовна приказала пациенту снять халат и сесть в кресло. Тест на коронавирусную инфекцию оказался отрицательным, тщательный осмотр пациента не обнаружил поводов для умирания в ближайшие сутки. Люся Семеновна громко выдохнула, перекрестилась, а Лолита Адольфовна продолжила:
– У Вас сейчас давление сто шестьдесят на сто. Что принимаете от гипертонии?
– Это нормальное давление.
– Это не так. Что принимаете?
– То, что назначил кардиолог.
– И что же Вам назначил кардиолог?
– Лизиноприл.
– В какой дозировке?
– По половинке.
Лолита Адольфовна обреченно вздохнула, дополнила противовирусное лечение более адекватной антигипертензивной терапией, порекомендовала необходимые обследования и лишь после этого покинула квартиру. Лишним будет замечание, что ни извинений, ни благодарности она не получила. Сидя в машине, ей хотелось даже не плакать, а просто выть.
Почему в этом мире врач должен сохранять спокойствие и желание помочь пациенту, когда тот, с молоком матери всосавший основные принципы дискриминации и субъективизма, здоровый и полный сил с порога плюется желчью? Какой человек способен это вынести без выгорания? И откуда черпать гуманизм? Эти вопросы пчелиным роем крутились в голове у Лолиты Адольфовны, но времени до приема оставалось не так много. Она достала из сумки небольшую тетрадь, на первом листе которой была надпись «Список Дураков», и вписала туда имя Глеба Михайловича под номером «2»…
***
Спустя час после ухода врача Глеб Михайлович, одетый по погоде, стоял в коридоре своей квартиры.
– Ты куда? – Люся Семеновна так и застыла с кастрюлей в руках.
– В магазин.
– Зачем? Не ходи. Ты же болеешь. Давай я схожу, ты скажи просто, что нужно, я куплю.
– Нет, я сам. Хочу проветриться, – отрезал Глеб Михайлович и ушел.
На самом деле он пошел за сигаретами, потому что в тайне от жены продолжал курить вот уже несколько лет, после того, как последний раз поклялся ей, что бросил. Глеб Михайлович вышел из подъезда, дошел до Лесопарковой улицы, оттуда на Проспект победы, где через дорогу его ждал продовольственный магазин. Убедившись в отсутствии автомобилей, он сделал шаг на проезжую часть, и в ту же секунду был насмерть сбит мусоровозом, подкравшимся незаметно.
III
25 июля 2022 года (вторая половина дня)
Нетрудно догадаться, куда теперь плыл Глеб Михайлович. Правда тут смотреть было не на что, так как всю дорогу он был без сознания. Поистине ирония судьбы, ведь и родился он спящим. Однако от прикосновений большой мохнатой лапы с довольно ощутимыми, хоть и втянутыми, когтями и слов: «Уважаемый, пора» Глебу Михайловичу пришлось не только наконец проснуться, но даже поверить, что это не сон.
На этот раз Кот не церемонился. Он встал, бросил равнодушный взгляд на покойного, затем поднял вверх правую лапу и короткой отмашкой подал знак. В ту же секунду две страшные тени, отделились от потолка пещеры и полетели к Глебу Михайловичу. Они окружили его с двух сторон, с силой подхватили и устремились обратно, унося с собой теряющиеся в высоких сводах крики умершего. Глеб Михайлович не знал ничего холоднее этих сущностей и ничего темнее. Они обвили его сплошной холодной непроглядной сферой. На какое-то время он очутился в невесомости, и тогда ему в голову пришла мысль: «А ведь именно так я всю жизнь представлял себе смерть». Решив, что не так уж это и плохо, Глеб Михайлович успокоился, даже слегка расслабился, закрыл глаза и с ухмылкой, какую он имел обыкновение «надевать» по жизни, означающую «ну-ну, так я и думал», приготовился отойти в вечность…
Однако, к разочарованию покойного, даже его прозорливости не хватило, чтобы по-настоящему вообразить себе Вечность, а яркий свет и падение на что-то твердое заставили его вновь открыть глаза. Глеб Михайлович увидел, что сидит посреди той самой поляны, где Кот ранее оставил Зою Васильевну, которая теперь испуганно выглядывала из-за Котла.
– Что вы там прячетесь? – сердито крикнул Глеб Михайлович, – помогите встать!
Зоя Васильевна, не меняя ширины зрачков, повиновалась этому властному тону и медленно подошла к новому соседу.
– Кто Вы? – спросила она.
– Конь в пальто! Покойник я, не видно что ли, – Глеб Михайлович обладал умением казаться спокойным, используя колкости. На самом же деле, количество язвительных выражений всегда было в прямой зависимости от степени испытываемого им страха.
– Ах… – Зоя Васильевна не старалась скрыть эмоций. – То есть Вы знаете, что мы… это… того…
– А Вы при жизни много говорящих кошек видели, дорогуша? – ответил Глеб Михайлович, а про себя подумал: «И тут на дуру напал».
– Тссссс!!! – зашипела Зоя Васильевна, – не говорите ничего про Господина Кота и даже не думайте!
– Господина…
– Да-да, Кота! Он тут начальник, – Зоя Васильевна говорила шепотом, – он знает все обо всех, он читает мысли, он вытворяет всякое такое, чего лучше даже не знать, – не успела она договорить, как мурлыкающий голос Кота заставил ее оцепенеть:
– Комфортно ли долетели, Глеб Михайлович?
Зоя Васильевна обернулась. Кот стоял прямо за ней в том же синем костюме и лукаво улыбался, оскалив один клык.
– Что я здесь делаю? – Глеб Михайлович поднялся с земли и сделал бесполезную попытку отряхнуться.
– Староста Вам еще не объяснила? – поинтересовался Кот.
– Староста? Какая еще староста? Эта что ли? – Глеб Михайлович скорчил пренебрежительную гримасу и указал на Зою Васильевну.
– Так точно, – спокойно ответил Кот. Эта дама – Зоя Васильевна Шнапс – избрана старостой вашей группы отныне и…
– Господин Кот, прошу прощения, – к Зое Васильевне вернулась речь, – Вы сказали «группы»? Будут и другие?
– Разумеется, mon cher, с проклятиями всегда так: раз попробуешь, потом сложно остановиться.
Слушая этот диалог, Глеб Михайлович, до сих пор уверенный, что умер и попал в Ад, начал сомневаться, а не подводит ли его рассудок. «Наверное, я все-таки сошел с ума», – подумал он.
– Нет, уважаемый, Вы просто скончались, – Кот обратился к Глебу Михайловичу, отчего тот еще больше утвердился в своем безумии.
– Мы поможем Вам это осознать, – сказал Кот и пошел к Котлу, жестом приказав двоим несчастным идти за ним, и они молча подчинились. – Что последнее Вы помните, Глеб Михайлович?
– Меня сбила огромная машина, и я так и не покурил. Очень хочется курить.
– Да, с этим Вам не повезло, уважаемый. Это чувство теперь останется с Вами навсегда. А до машины что было?
– Девочка из больницы.
– Ох, Глеб Михайлович, – Кот покачал головой, – шесть десятков лет считать всех женщин ведьмами и в решающий час не распознать настоящую… Котел, покажи! – громко и властно сказал Кот и провел лапой над Котлом. Тот мгновенно закипел и показал Лолиту Адольфовну, вносящую имя Глеба Михайловича в «Список Дураков».
– Господин Кот, это и мой доктор, – прошептала Коту на ухо Зоя Васильевна, не отводя взгляд от Котла.
– Я знаю, – так же шепотом отозвался Кот.
Зоя Васильевна еще секунд пять смотрела в Котел, затем медленно повернула голову к Коту. Ее взгляд выражал одновременно озарение, злость, рассеянность и в то же время страх. Кот посмотрел на нее, улыбнулся доброй, отеческой улыбкой и сказал:
– Можно.
– Проклятая стерва! – тут же прокричала Зоя Васильевна так, что в Коциде наверняка треснул лед, а до сих пор молчавший Глеб Михайлович подскочил от испуга. – За тот случай? За эту мелочь? Она? Эта малявка? Вот же пакостная тварь! – эмоции овладели Зоей Васильевной, ее голос сорвался, она рухнула на землю и громко заревела.
Глеб Михайлович был растерян:
– Допустим, эта девочка прокляла меня, но Вы-то чего так убиваетесь? – не без сарказма обратился он к Зое Васильевне, одновременно помогая ей подняться.
– Покажи нам, – Кот явно наслаждался зрелищем и снова провел лапой над Котлом.
Обмякшая Зоя Васильевна повисла на толстой чугунной стенке Котла. Тот снова закипел и показал всем присутствующим на поляне день, с которого все началось…
IV
24 июня 2022 года
В чудесное пятничное утро Зоя Васильевна пришла в поликлинику, чтобы продлить больничный лист. Лолиту Адольфовну она считала «своим» терапевтом, несмотря на то что ее Садовое товарищество «Кувшинка» было балластом повешено на поликлинику местными властями вопреки логике, трудовому законодательству и принципу участковости. Нужно сказать, что и сама участковость была пережитком прошлого. Терапевтических участков было тринадцать, терапевтов – шесть. А Вызвать доктора на дом мог абсолютно любой желающий или скучающий гражданин. По этой причине одного из терапевтов каждый день «снимали» с приема и отправляли на вызовы с «бесхозных» участков, а также из пяти Садовых товариществ, в числе которых была и «Кувшинка». Дорог и номеров домов в этих СНТ не было, а названия улиц были выдуманы живущими там товарищами и, как следствие, частенько повторялись и не были нанесены на карту. Блуждая по таким местам в поисках хибары очередного ленивца, врач и водитель поликлиники, как правило, говорили на одном языке – небезызвестном русском диалекте. Ну и напоследок стоит добавить, что у дежурящего терапевта было около тридцати, а иногда и сорока вызовов в день.
В регистратуру Зоя Васильевна не пошла, она знала кабинет Лолиты Адольфовны и просто уселась ждать возле него. Но вышла медсестра и сообщила, что этот доктор сегодня «на вызовах»:
– Но она должна сегодня меня принять!
– Извините, но Лолита Адольфовна сегодня ездит по вызовам, а Вас сейчас может принять другой терапевт в кабинете…
– Не надо мне других! Я ее на дом вызову! – сказала Зоя Васильевна и вдохновленная своей сообразительностью бодро помчалась в регистратуру.
Следующие полчаса она провела, бегая туда-обратно от регистратуры до кабинета заведующей поликлиникой, требуя на дом Лолиту Адольфовну. Все пытались объяснить, что та не является ее личным врачом, что приема у Лолиты Адольфовны сегодня нет и что пациент, пришедший в поликлинику не должен вызывать врача на дом. Но Зоя Васильевна была не из тех, кто мирится с отказами, поэтому в конце концов она просто вышла на улицу и вызвала врача на дом по телефону. После чего, довольная собой и хорошей погодой, пошла на автобусную остановку.
Но Зоя Васильевна учла не все. Лолита Адольфовна узнала ее историю от неравнодушной к труду врачей медсестры и была в ярости на пути в Садовое товарищество «Кувшинка». По приезде же она коротко спросила у Зои Васильевны, почему та поступила таким образом, на что получила ответ:
– Работайте, вам за это деньги платят.
И Лолита Адольфовна сработала. Измерив давление, сочла его повышенным и продлила Зое Васильевне больничный не на неделю, как та просила, а ровно на один день, аргументируя свое решение тем, что на выходные нельзя оставаться без врачебного присмотра с повышенным артериальным давлением, вероятно, разрушив тем самым планы Зои Васильевны на субботу. Уходила Лолита Адольфовна под визг, топанье ногами и крики в спину «Вам бы только бабки грести», извергаемые Зоей Васильевной.
Ах, если бы чета Шнапс на этом остановилась. Но муж и жена, как говорится… Вечером супруг Зои Васильевны надоумил ее написать на Лолиту Адольфовну жалобу. Идея была встречена с большим энтузиазмом, и Зоя Васильевна, вдохновленная, взяла большой лист, ручку и начала со слов: «Врачи тоже могут мстить…»
Читая это и последующие рассуждения Зои Васильевны на трех листах о том, каким должен быть настоящий врач, работающий за деньги (все регулярно пишут в жалобах о том, что врачи работают за деньги, но никто ни разу не уточнил, за какие), Лолита Адольфовна все больше и больше теряла веру в людей. И чтобы хоть как-то замедлить этот процесс, она решила перенести свое разочарование из сердца на бумагу. Она взяла чистую тетрадь и на обложке посередине написала:
«Список Дураков»
Затем открыла первую страницу, поставила цифру «1» и добавила «Зоя Васильевна Шнапс».
V
25 июля 2022 года (завершение дня)
Глеб Михайлович смеялся до слез.
– Ну Вы и дура…, – еле выдавил он в промежутках между приступами смеха.
Кот не мог сдержать улыбку и заметил:
– Да, но в отличие от Вас, уважаемый, она хотя бы оценила способности Лолиты Адольфовны к мести, хоть и не до конца…, – сказав это он рассмеялся вместе с Глебом Михайловичем, а Зоя Васильевна стояла перед ними и не могла пошевелить ни одной мышцей, даже на лице.
Минуту спустя Кот снова принял спокойное выражение лица и указал Глебу Михайловичу на надпись, появившуюся на хижине слева от той, что принадлежала теперь Зое Васильевне: «Богуславский». Глеб Михайлович в миг изменился в лице, в его глазах появился страх.
– Вот теперь я вижу, – сказал Кот серьезно, – и Вы, любезный, поверили.
– Поверил, Господин Кот.
– Хорошо.
– Но три дома еще без фамилий.
– Верно, остальные скоро прибудут.
– Неужели в ее списке будет всего пять человек? Маловато для такой…, – впервые Глеб Михайлович не смог подобрать для женщины подходящего оскорбления.
– И тут Вы правы, – Кот похвалил сообразительность покойного. – В списке будет сто сорок три души. Они будут покидать земной мир в срок, не превышающий тридцати рабочих дней с момента внесения, но сюда же, – Кот обвел лапами поляну, – попадут лишь первые пятеро. Остальных вы не увидите, они будут собраны в другом месте, где не смогут ни на что повлиять. А вот на вашей группе будет лежать большая ответственность.
– Какая? – интерес Глеба Михайловича становился все больше.
– Терпение, уважаемый. Сначала дождемся группу, – сказал Кот и посмотрел на часы, – мне пора, пожалуйста, выведите ее из этого состояния, – он указал на Зою Васильевну, которая теперь уже была больше похожа на восковую куклу. Глеб Михайлович обернулся на нее, а когда посмотрел обратно, Кот уже исчез.
Глеб Михайлович подошел к Зое Васильевне и без лишних слов встряхнул ее за плечи. Это заставило ее прийти в себя.
– А в домиках что? – спросил Глеб Михайлович, пристально вглядываясь в ошарашенное лицо покойной соседки.
– Не знаю, – ответила Зоя Васильевна, – я туда не заходила.
– А давно Вы здесь?
– Дней семь или восемь.
– На поляне сидели все это время?
– Котел показывал мне мою жизнь, спать здесь не нужно, не хочется. Трогать ничего не получается, пробовала мухомор сорвать, так он сразу стал тверже камня, ничего с ним не сделаешь. Зато Котел работал…, – сказав это, Зоя Васильевна вдруг умолкла и тоскливо посмотрела в дальнюю часть поляны.