Те, кто наследует землю

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла

Гнус не шибко разбирался в математике. Да и читал прямо скажем неважно, по слогам. Но в одном он был уверен точно: вовсе не люди выживут на обломках цивилизации. Не они. Нет. Наследуют землю вороватые, наглые твари в полосатой шкуре. Еноты. Гребаные, отбитые на всю голову еноты.

Иногда Гнус удивлялся, что свет вроде бы кончился, но все идет обычно, своим чередом. Он, как и раньше ездил в Город. Правда не на машине, потому как бензин ценился на вес золота, а на старом, проржавевшем велосипеде. Велосипед немилосердно скрипел, и грозил развалится, но пока держался. Гнус старался не думать, что станет делать, если его железному коню придет конец. “Многие знания – многие печали”, – любила говаривать его матушка, и он старательно гнал от себя все дурные мысли. Получалось правда, не очень хорошо и поводов для дурных мыслей со временем становилось все больше.

Например, Гнусу совершенно не нравилась огромная красная блямба на щеке у Мастера-Мясника. С каждым визитом блямба становилась все больше и больше, расползалась в стороны и тянула неровные, ветвистые щупальца к поросшим густым волосом ушам Мастера. В последний приезд, он выглядел и вовсе не важно – всю левую щеку закрывала толстая марлевая повязка, пропитанная сукровицей и гноем. Гнусу даже показалось, что Мастер насквозь пропах смертью – гниющим мясом, скисшей на жаре кровью и дегтем – но он предусмотрительно промолчал.

Мясник забирал у Гнуса шкурки, тушки зверей и птиц. Взамен парень получал продукты – в основном крупы или консервы – иногда одежду или нужные в хозяйстве мелочи, вроде спичек, туалетной бумаги и мыла. Гнус не артачился – брал все, что давали. Лежащий под прилавком Мастера обрез, весьма способствовал разумности и сговорчивости.

Только кто будет стоять за прилавком в следующий раз, Гнус не знал, и эта неопределенность его тревожила. Наверное, он слишком пристально разглядывал Мастера-Мясника, потому что тот сказал:

– Тебя что-то волнует, парень? Хочешь спросить?

 Гнус тут же смешался и покраснел.

– Нет, нет, что вы… Просто задумался. Я не хотел… не смотрел…

– Ну, ну, – кивнул головой Мастер, – а то спрашивай. Я отвечу.

 Но Гнус только покачал головой.

 Многие знания, многие печали, точно.

 ***

Не нравились Гнусу и пустые пыльные улицы города. Их давно никто не убирал и горький ветер швырял в стены домов мусор и колючие шары перекати-поля. Шары летели дальше, легкие, влекомые потоками воздуха, а мусор так и оставался лежать большими, неопрятными кучами, серыми от пыли. Они напоминали Гнусу маленьких слонят, пришедших просить людей о помощи, да так и подохших без нее.

Людей на улицах почти не было и это тоже вселяло в душу Гнуса страх и смятение. Горожане предпочитали сидеть по домам, до тех пор, пока не спадет изнуряющая, сводящая с ума жара и раскаленный шар солнца не свалится за горизонт. Впрочем, если большинство выглядели так же, как мастер мясник, может, оно и к лучшему – сидеть дома. Радиация, и все такое.

Но больше всего Гнус бесился из-за енотов.

По непонятной прихоти Господа, почти сразу после Большого Бума, в округе передохли все кошки, свиньи и лошади. Коровы продержались чуть дольше, но не на много. Пришел конец белкам, кротам и медведям. Исчезли крапивники и ласточки. Но еноты… Еноты продолжали жить, как ни в чем не бывало. Плодились и размножались. И, похоже, собирались наследовать Землю.

 ***

Гнус пользовался ловушками от ALEKO – брал их ещё по пятнадцать монет за пару в далекие, доконцасветные времена. Теперь завод, что их выпускал, превратился в кучу радиоактивного песка и Гнус радовался, что закупился ловушками впрок. Принцип ловушки был прост. В полую трубку Гнус закладывал приманку – в дело шло все: куриные потроха, рыбьи головы, яблоки и даже хлебные корки. Стоило любопытной погани засунуть туда лапу, как срабатывала винтовая пружина. Хрясть! Крепкая металлическая защелка ловила подлеца и удерживала на месте до тех пор, пока Гнус не являлся проверить капканы. Вот как сегодня.

Ловушки Гнус осматривал по утрам. Выходил из дома рано, едва начинало светать. Ему нравилась тишина леса, рваные клочья стелящегося по земле тумана, приятная прохлада, отдающая мхом и сыростью. Вначале он спускался к ручью. Там везло редко, но Гнус с завидным упорством продолжал расставлять капканы вдоль протоптанных енотами троп.

“Никогда не теряй надежды”, – так говорил ему отец. Точно! Он повторил это по меньшей мере пару десятков раз пока шел до поляны. Это успокаивало. Помогало не раскиснуть. Забыть, что он один в этом лесу. В этом сошедшем с ума мире.

 ***

Пару дней назад он приметил, что у старых, заброшенных лисьих нор появились хозяева. Кто-то занял и скрытый кустами выворотень под корнями сосны с расщепленной верхушкой. И Гнус голову был готов дать на отсечение, что это еноты. Однако, это стоило проверить.

Сперва Гнус разбросал на поляне яблочную кожуру и протухшую рыбу, которую нашел на берегу ручья. Когда он вернулся туда следующим днем – еноты сожрали все. Ха! Этого и следовало ожидать. Вечером он поставил капканы.

– Не верь енотам, – говорил ему отец. – Более хитрых и пакостных тварей нет на всем белом свете. Они смотрят на тебя умильными глазками, выпрашивают угощение, а потом приходят и разносят весь дом. Помни сын, енот беспринципен. Енот беспощаден. Енот злопамятен. Если енот решил поиметь тебя – это лишь вопрос времени.

Но Гнус был глуп. А потом стало слишком поздно.

 ***

– Давай-ка, посмотрим, кто попал сегодня в наши сети… Ага! Невинные крошки-енотики. Один, два, три… А еще в кустах. И там возле дерева. Семь! Ей богу, семь!

Гнус ходил от ловушки к ловушке и разговаривал сам с собой. Больше в лесу разговаривать ему было не с кем. Не с енотами же. Хотя почему нет? Его все равно никто не слышал.

– Попался, тварь? – спросил Гнус, наклоняясь над первым капканом. Енот заморгал полными слез глазами и жалостно протянул к нему руку, словно моля отпустить. Вся его поза выражала величайшую степень смирения и покорности судьбе. – Меня не проведешь. Больше не проведешь, слышишь?

Зверь опустил голову – будто и правда понимал. Но Гнус знал, что все это ложь и притворство, таких актеров надо еще поискать!

Ногой в тяжелом, высоком ботинке он наступил еноту на горло. Тот попытался вывернуться, оттолкнуть подошву черной, похожей на человеческую руку, лапой. На острой морде застыло выражение ужаса и отчаяния. В предчувствии конца он заскулил тоненьким, срывающимся от страха голосом.

 Этим можно было пронять кого угодно, но только не Гнуса. Нет и нет. Он перенес вес тела на правую ногу, чувствуя покорную податливость распластанного по траве тела. Хрустнуло. Енот тяжело дернулся, засучил задними лапами, взрывая дерн, и обмяк. Гнус надавил на шею еще раз, для верности. Зверь не шевелился – лежал серой неопрятной кучей, выпучив глаза и вывалив длинный розовый язык.

 Гнус пнул мягкую, безжизненную тушку и отправился дальше. Работа сама себя не сделает.

***

Они подыхали по-разному. Кто-то молил о пощаде, умильно глядя в холодные, серые глаза своего мучителя. Кто-то лежал не шевелясь —прикидывался мертвым. А один, крупный вонючий самец, с разорванным ухом, набросился на него, стараясь прокусить ботинок. Гнус не щадил никого. Наступал на горло. Давил. И шел к следующей ловушке.

Последним, седьмым по счету, оказался детеныш. Не енот, так … енотишка. Его правая передняя лапа угодила в капкан почти по плечо. Он уже оставил попытки вырваться и лежал на траве обессиленный и смирный. По разрисованной черными полосами мордашке текли слезы. Когда Гнус склонился над ним, зверек всхлипнул и тихонько застонал.