– Я бежал из селения… – начал я осторожно своё повествование. – Да вот же! в донесении, что было при мне… ну то, что вам передали со списком личного состава. Там всё и написано…
Потом выждал. Вопросительно посмотрел на всех трёх и проложил уже другим, слегка навязчивым тоном:
– Там ребята сейчас отбиваются… Им помощь нужна. Вы бы товарищ командир…ры послали туда спецназ какой?.. или просто пару взводов… хоть и из нашей части?..
Но меня как будто не услышали вовсе.
– Ладно. Не хочешь говорить – не надо. Тогда может быть так… просто для утоления моего любопытства ответишь: зачем ты вернулся? Кого тебе еще поручено убрать… убить из командного состава?
– Чего-чего?.. – не понял я.
Сидящие напротив меня военные люди переглянулись и, скривив рты в разочарованных, презрительных усмешках, занялись своими сиюминутными какими-то незначительными, отвлекающими делами. Кто-то закурил, кто-то достал из портфеля бумаги и стал их перелистывать, а кто-то так и продолжал давить хлебный мякиш.
– Нет, я даже где-то восхищен твоей или вашей изобретательностью, – продолжил тот, что пришел последним. – Вы не стали стрелять, взрывать… Вы взяли порошочек… формулу которого наши химики один чёрт вычислят, даже если ты и не скажешь. Так вот – ты, за деньги или по идейным – религиозным соображениям… Ты, кстати, не ваххабит?
– Не-ет, я не мусульманин…
– Ну, значит за бабки…. За сколько?.. – он не дождался ответа. Впрочем, я не понял, был ли это даже вопрос.
– Короче, – продолжил этот офицер свои длинные измышления. – Ты за доллары, скорее всего, фальшивые… не забудь их проверить… так вот ты, продажная душонка, пронес этот порошок… или может бутылочку с жидкостью – я таких тонкостей не знаю, и подсыпал… подлил все это в аппарат для переливания крови, к которому был подключен важный военачальник.
– Вот как всё было, – торжественно закончил за него другой офицер.
Я, конечно же, слабо понял о какой такой жидкости или порошке говорит этот человек, обличенный властью обличать.
– Ничего я не подливал, – осторожно… вернее – затравленно глядя на них всех, произнесли мои губы.
– Ну, так подсыпал – какая разница?
– И не подсыпал…
– Нет, то, что вы работаете где-то в тайных лабораториях над химическим оружием нам известно, – вдруг заявил тот многословный офицер.
– Мы даже уже почти точно знаем места расположения этих ваших тайных псевдонаучных центров, – добавил второй.
– И знаем, кто вам помогает из наших, – вставил лениво третий.
Слегка укоризненно, словно те выдали какую-то не самую важную, но тайну, посмотрел на своих коллег первый, тот, что пришел последний. Посмотрел и снова обратился ко мне:
– Тебе лучше всего сейчас всё нам тут спокойно без лишних эксцессов рассказать. Ведь понимаешь, после того, что ты сделал, да плюс с твоей очевидной связью с подпольным производством оружия массового поражения, мы можем применить к тебе лю-бы-е методы и никто, слышишь, никто не посмеет нам помешать! Ни правозащитники там сраные, ни мамкины-бабкины комитеты! Никто! Потому что никому, даже нашим оппонентам на Западе не нужны проблемы с химоружием. Понял, Нахим?
– Понял, – с трудом выговорил я.
– Ну, раз понял – давай…
– Что, «давай»? Не понял, – недоуменно, но смиренно выронил мой рот.
– Развлекаешься?.. – зловеще сверкнули офицерские глаза.
– Не развлекаюсь…
– Отлично – по-хорошему не хотим…
– Кто?
– Ты!!!
– Почему?
– Что почему?!
– Почему я?
– А кто?!
– Не з-зн-наю… Вы сказали, что вы не хотим… то есть не хотите-те… по-хорошему, – последнее слово, слог последний я произнес почти что не вслух.
– Ты что издева… ты что, дурак? – разглядывая мою искренность на покрасневшем лице, забеспокоился серьезный офицер какой-то секретной службы.
– Нет. Но не умный, – честно ответил я. Ведь это была правда. Они бы и сами знали это, если бы посмотрели моё личное дело и выяснили, откуда меня призвали в ряды некогда могучей и непобедимой русской армии. Я же к тому же никогда не строил иллюзий насчет своего интеллекта, поэтому был откровенен. Вот и сказал… А чего бы и не сказать?..
– Та-ак, – округлил глаза все тот же, больше других говоривший человек в странной форме. – Сейчас нам понадобятся два психиатра.
– Почему два? – поинтересовался его сослуживец.
– Один ему, – кивок в мою сторону. – Другой для меня… Уберите его!!!
Вскочив на его крик, один из офицеров (теперь стало ясно – по званию иль должности уступающий многословному), выхватил из кобуры пистолет, из внутреннего кармана небольшой металлический цилиндрик, за пару секунд накрутил его на ствол пистолета и приставил к моему лбу… прищурился…
– Что ты делаешь? – разочарованно произнес старший по званию или должности.
– Вы же приказали…
– Боже мой! Я думал только этот (опять кивок в мою сторону) тут идиот… (на идиота я никогда не обижаюсь…) Идиот! Убрать – значит увести! Увести и увезти!
– А-а… – расплылся в смущенной улыбке офицер, воткнувший мне в лоб пистолет с глушителем.
– А-а куда его увезти? – деловито вмешался в разговор последний из присутствующих здесь офицеров какой-то секретной службы.
– В окружную комендатуру! Там у них есть надежная камера – я знаю…
На меня надели наручники и повели вон из помещения наружу…
Не оказывая сопротивления, я в сопровождении этих трёх офицеров какой-то очень секретной и важной службы, доехал до комендатуры. Всю дорогу они пытались выведать у меня – где и с кем я обычно связываюсь, и кто мне платит, какое вещество было подмешено в кровь к тому несчастному генералу, кто еще кроме меня является врагом государства и где находится секретный химзавод. Иногда мне удавалось что-нибудь сказать им в ответ, не слишком длинное, после чего я слышал печальные прогнозы моей ближайшей участи и заверения в том, что они, люди из этой самой секретной службы и сами всё выяснят, но мне от этого станет ещё хуже… «Хуже чем когда?» – тогда задумался я.
Выслушав напоследок пожелание подумать хорошенько обо всём этом, я был сдан офицерам комендатуры и поселен в закрытое помещение с железной дверью и маленьким зарешеченным окном.
Только там через какое-то время мне удалось придти в себя и понять всю безысходность положения оставленных в грозных горах в чужом доме, моих товарищей по несчастью и оружию. К тому же они, эти находящиеся в осаде бойцы нашей некогда непобедимой и могучей армии, подумают, что я скрылся, не исполнив свой долг…
«Уж лучше бы ты, Нахим Павлов, вовсе никуда не летел…» – подумалось мне.
Со мной им было бы легче обороняться. Всё-таки, как-никак, мой организм много чего опасного может вырабатывать и если всё это умело применять в реальных боевых условиях…
Дверь открылась, и солдат охраны протянул мне кружку с чаем и кусок хлеба. Я не отказался. Я взял. Хлеб положил в карман, а напиток называемый тут чаем жадно и необдуманно хлебнул…
В кружке оказался почти кипяток! Я понял, что ошпарил себе язык и нёбо… Разозлился и плюнул на пол. Плевок зашипел, прожигая в остатках линолеума дыру.
Но злость моя была не только и не столько на себя, на свой поспешный глоток и ожог во рту. Я страдал не от своей боли. Больно мне было не за себя…
Какая глупость! Какая несправедливость! Какие они всё же, эти офицеры из специальной какой-то службы глупцы, слепцы, глухари! Там возможно гибнут сейчас, только что получившие надежду на спасение ребята, а меня никто не слушает… или не понимает. Нужно что-то делать…
И я принял решение.
Надеясь на остатки замечательных свойств моей мочи, пописал на дверь…
Прошел в коридор. Удивленный часовой снял с плеча автомат.
– Браток! Не надо! – крикнул я ему. – Там ребята в горах гибнут, а меня никто не слушает… Мне к главным командирам надо… К самым главным. Да не целься ты в меня! Я тебе говорю: не целься! Тьфу! Тьфу на тебя… Сам напросился…
Из-за обожженного ротового пространства моего, там скопилась невкусная жидкость, как всегда бывает, когда поранишь язык или десну. Сукровица (или что там у меня вместо неё?) обильно перемешалась со слюной. Всего этого слишком много скопилось у меня во рту. Слишком много…
Два моих смачных плевка попали в цель. Парнишка кричал и растирал едкую слюну по лицу, усугубляя произведенный ею эффект.
– Не три, – по-доброму советую ему. – Пойди, смой эту гадость водичкой…
Забросил его автомат вслед за ним в туалет (забрать не решился – солдату нагорит за утерю личного оружия). Подхожу к выходу. Там находятся еще три военнослужащих, судя по форме – офицеры и прапорщики, но не из той самой-самой секретной службы.
Я хотел спросить, как пройти в штаб, но не успел – меня узнали, или просто по внешнему виду поняли кто я. Двое принялись вытаскивать пистолеты, а третий, видимо старший у них, просто удивился и не стал предпринимать попыток угрожать мне, считая видимо, что меня и без него напугают и снова возьмут под стражу.
Ну что ты будешь тут делать? Очень кстати я почувствовал слабое попучивание в животе – наверное, Кавказ переваривается дольше обычного… Отлично! Расстегиваю свои многострадальные брюки. Угрожающие мне пистолетами военные и их военный начальник удивились – таких номеров арестанты перед ними никогда не выкидывали. Они приподняли брови и скривили рты.
– Эй! – крикнул один из них. – Прекращай дурить!
Но мои брюки уже спущены. Поворачиваюсь к ним спиной и тем, что ниже. Наклоняюсь.
– Боец! Отставить! – кричат мне.
Упираюсь руками в противоположную стену.
– Отставить!
Отставляю пошире ноги. Напрягаю мышцы живота и расслабляю максимально уставшее от сегодняшнего перелета заднее отверстие… Почему-то вспомнился сон в летнюю ночь. Сегодняшний, послеобеденный сон…
Прохожу через вынесенные двери, сквозь дым и копоть…
На улице огляделся. Три тела в форме валяются на земле, ощупывая разные части своих контуженых организмов. Живы. Хорошо. Ну, а где же тут штаб?
Бреду по пыльной мостовой. Иду в раскоряку, косолапя. Перетружденные члены и органы, те, что ниже пояса, болят, не дают возможности передвигаться быстрее.
«Где же штаб? Где же штаб?..» – ищу здание с флагом и надежной охраной.
Мимо проезжает грузовик… Водитель увидел мои потуги в прямохождении и остановился.
– Подвезти? – соболезнуя располагающей улыбкой крикнул он мне.
– Подвезти! – обрадовался я.
– Тебе куда в госпиталь? – спросил этот резвый парнишка в засаленной форме, когда я, кряхтя, кое-как, как-то боком уселся в кабине его автомашины.
– Нет… Мне в штаб… если можно…
– В штаб?.. Гм… Можно. Я как раз туда и еду. Продукты в столовку ихнюю везу.
Потом он оценивающе поглядел на меня и задал, как можно равнодушнее, ещё один вопрос:
– А тебе туда зачем?
– Так ведь, понимаешь, из плена я сбежал. А там ребята еще остались… им помощь нужна… Вытаскивать их надо оттуда… А никто не хочет делать этого.
– Вот козлы! – покачал головой развозчик продуктов питания для высшего комсостава.
Буквально через пять минут мы подъехали с тыльной стороны здания, которое, как я догадался, и являлось штабом.
Путь нам преградили железные ворота, вышки с автоматчиками и несколько наземных часовых. Один из них подошел к кабине. Узнал водителя. Сказал ему строго, но весело:
– Опаздываешь Федя чего-то сегодня!
Водитель Федя, ответив неполнозубой улыбкой, так же радостно пожаловался:
– Так загружать-то некому… Одни доходяги на складе работают. Едва ноги передвигают. Ну а уж тяжести таскать…
– Ладно… Проезжай, – вернул ему командир часовых мельком осмотренную то ли накладную, то ли пропуск.
Мы въехали во двор. Федя ловко втиснул свой большой неуклюжий грузовик между других машин, причем задним бортом сумел подкатить прямо к невзрачному, чёрному-пречерному входу в здание.
– Поможешь разгрузится?.. – все так же обезоруживающе-располагающе улыбнулось его щербатенькое лицо мне, бойцу, которого он подобрал на дороге из сострадания, и которого собирался везти в госпиталь…
– Помогу, – с радостью откликнулся я и, доказывая поглядывающим на нас часовым, честность заявления Фёдора о том, что грузчиками являются одни только немощные, неуклюже спустился из кабины на землю.
В столовой, куда мы с весельчаком Федей-водителем вносили коробки и ящики, царило оживление. Готовился вкусный обед, для работников штаба. А каким еще может быть обед с таким запахом?.. Я вдохнул в себя этот аромат и сразу же проголодался… Мне представилось, как за красиво накрытым столом осторожно отхлебываю с ложечки густую горячую похлёбку… М-м… Вкуснотища! А потом мой глаз ищет источник восхитительного обонятельного раздражителя и находит его. Вот этот аппетитный кусочек! В сторону притягательного блюда тянется моя рука с вилкой…
Мои гастрономические фантазии отвлек громкий начальственный голос:
– Два чая с лимоном начальнику штаба!
Я уже начал свыкаться с ролью подпольщика. Внимательно слежу за дальнейшими действиями на кухне. Вот в стаканы с подстаканниками наливают тёмный, с клубящимся белым паром, напиток. Вот ставят их на блюдечки, а блюдечки размещают на подносе рядом с сахарницей, вазочкой с печеньем и тарелочкой, красиво покрытой кружевами ломтиков лимона. Тут это сооружение подхватывает солдатик, поверх формы которого надет белый халат, а на голове вместо пилотки или фуражки красуется небольшой поварской колпак. Этот вестовой, ловко удерживая поднос одной рукой, устремляется к выходу… Я за ним.
Через каких-нибудь пять минут другой неловкий вестовой, изо всех сил стараясь выдержать горизонтальную нестабильность подноса с чайными принадлежностями, проследовал мимо всех постов прямёхонько в кабинет начштаба… И даже, что было особенно приятно, адъютант его превосходительства самолично открыл передо мной последнюю дверь.
Я вошёл. Стал снимать с подноса стаканы и вазочки.
Поставив все, что принес на невысокий столик в глубине кабинета, украшенного картами и всем известными официальными лицами (смотрящими то ласково, то сурово с глянцевых плоскостей в рамочках) я встал по стойке смирно.
– Свободен, – без эмоций бросил в мою сторону один из трёх генералов, сидящих в мягких креслах вокруг сервированного только что мною столика.
Я не шелохнулся. Посмотрел внимательно на всех этих блестящих и пахнущих одеколоном высокопоставленных офицеров. С надеждой заглянул в лицо, а если везло, то и в глаза каждого… Увидел одно, более-менее доброе и не отталкивающее. Осмелел и, стараясь показать отличную дикцию, чётко произнёс:
– Разрешите обратиться!
– Не разрешаю, – всё так же равнодушно, даже не глядя на меня ответил мне не добрый, а совсем недобрый генерал.
Но меня не так-то просто было заткнуть. Я помнил зачем пролетел над Кавказом и что мне стоило добраться до этого кабинета.
– Рядовой Нахим Павлов! – продолжил я громко свой доклад. Мне хотелось придать голосу деловой тон, но получилось, кажется, несколько угрожающе. На меня удивленно и с ответной угрозой во взгляде посмотрели сразу все три генерала.
– Что тебе надо, голубчик? – ласково обратился ко мне тот человек с большими звёздами на погонах, лицо которого я сразу отметил тут, как самое человеческое.
– Рядовой Нахим Павлов! Только что прибыл… То есть – сбежал из плена.
– Да-а! И сразу был назначен вестовым? – удивился-возмутился третий генерал, который молча до этого времени размешивал сахар в стакане и лишь внимательно наблюдал за происходящим.
– Нет. Прошу прощения… я не вестовой… Я его… я вместо него… нарядился и …вот пришёл… прибыл… без приказания.
– Постой-постой, – вдруг поднимаясь с кресла заинтересовался мною самый неприятный на вид генерал. – Уж не ты ли вызвался сдавать кровь для Сергей Анатолича и убил его?
– Я не убивал, – попытался объяснить я, что произошло тогда на самом деле. – Я только сдавал для него кровь…
– И потом сбежал к своим в горы, – почему-то продолжил за меня он.
– Нет… Нам же приказали… Нас же на зачистку послали…
– Куда?
– Туда…
– Куда туда?
– Куда и всех… – я вдруг осознал, что забыл место боя, где пал смертью храбрецов мой товарищ и земляк Валя Кришнов. Это всё, наверное, произошло из-за выпитой тогда водки или из-за невероятного ритма сменяющихся в моей жизни событий в последнее время – мой мозг слабоумный, просто не справлялся с обработкой и складированием всей информации, поступающей в него.
– Я уже не помню, – чуть раздраженно махнул я рукой. – Я помню только название села где находился в плену и где сейчас, наверное, отбиваются от этих… вах… ваххабитов! ребята… Солдаты наши… Среди которых, кстати, есть и офицеры… честные офицеры…
– Это он… он, – с потаенным смыслом глядя на остальных тихо и страшно произнес самый злой генерал.
Он нажал кнопку на селекторе и громко вызвал адъютанта.
Мне стало понятно, что и здесь, скорее всего, выбить подмогу для бойцов – товарищей моих, оставшихся там, за перевалом, во враждебном селе, будет очень и очень сложно…Теперь меня и здесь попытаются взять под стражу.
Адъютант влетел в кабинет и, словно участник соревнований по спортивной ходьбе, на длинных своих ногах подошел ко мне.
– Отойдите… пожалуйста, – жалобно попросил я сделать его шаг назад.
Он не послушал. Я плюнул. Он удивлённо дотронулся до того места, куда попала моя слюна, и обнаружил там обуглившееся по краям отверстие. А попал я в лоб… Я не хотел… Я не ожидал… Я честно говоря не знал… Я даже не целился… Но так получилось…
Адъютант упал.
Самый хмурый, самый злой из генералов пока я смотрел, на опадающего офицера для личных поручений, по телефону вызывал охрану.
– Товарищи генералы! – закричал я из последних своих душевных сил. – Да послушайте же вы! Там в горах в селенье… как его?.. (и я, как только вспомнил – сразу сообщил им название населенного пункта) Там, в одном из домов несколько наших бойцов держат оборону! Им помощь нужна! Подмога! Пошлите же кого-нибудь туда!.. Вы что меня не слышите?..
– Слышим, слышим, – сообщил мне самый спокойный из генералов, тот, что в основном лишь созерцал да чаёк попивал.
Тут массивная дверь в кабинет снова распахнулась… Как только она с петель не слетела?.. не пойму… Ворвавшиеся в кабинет охранники – спец-назначенцы бросились ко мне. Они схватили меня за руки. Я попытался извернуться и освободиться от их клещеподобных лап. Не тут-то было – ничего не получалось.