Loe raamatut: «Щит»
Глава 1
Брат Растан Шершень
Шестой день четвертой десятины третьего лиственя
Унизанные перстнями и от этого кажущиеся толстыми пальцы скользнули вниз по бедру подавальщицы, на мгновение замерли на колене и устремились вниз, к стопе. Вернее, к видавшему виды постолу1, явно не один год впитывающему в себя все то, что когда-либо разливалось на пол «Хромого мерина».
Растан, до этого лениво потягивавший медовуху и поглядывавший на соседей по залу, мысленно поморщился: будь он на месте белого2, пощупал бы ее грудь. Или, на худой конец, задницу. Благо объемы и того и другого заслуживали уважения.
Роза3, почувствовав столь непривычное прикосновение, тоже напряглась: перестав хихикать, она встревоженно уставилась на клиента, пытаясь понять, каких еще странностей можно от него ждать.
Дворянин не обратил на ее реакцию никакого внимания – дотянувшись до края подола, он неторопливо вздернул его вверх, обнажил молочно-белую голень и провел по ней тыльной стороной ладони. Снизу вверх. От щиколотки к колену. А потом презрительно выпятил нижнюю губу и стряхнул девку со своего бедра:
– Фу-у-у… Волосата, как не знаю кто! Хозяи-и-ин!!!
– Да, ваш-мл-сть? – донеслось из-за стойки.
– Подь сюда, живо!!!
– Уже бегу, ваш-мл-сть!!! – радостно вскричал Осип по прозвищу Пуп, вылетел в зал, поскользнулся и, взмахнув коротенькими и заплывшими жиром ручонками, рухнул на заплеванный пол.
Гримаса вселенской скуки, не покидавшая лица белого весь этот бесконечно долгий вечер, мгновенно куда-то испарилась: он откинулся на стену и оглушительно захохотал:
– Уа-ха-ха!!! Обух, ты видел, он взмахивал руками, как подраненная утка!!!
Обух – один из двух телохранителей дворянина, сидящий ошую4 от него, – утвердительно кивнул:
– Да, ваша милость, видел! Только, на мой взгляд, таких жирных уток не бывает…
– Ты прав, Пуп больше похож на раскормленного кабана. Но кабаны-то не летают… Жаль, что его нель… – начал было белый и прервался на полуслове. Потом задумчиво посмотрел в сторону входной двери и… вцепился в запястье все еще стоящей рядом с ним розы: – Слышь, как там тебя?
– Ивица, ваша милость! – угодливо поклонилась девка. И, выпрямившись, на всякий случай томно прогнулась в пояснице.
Дворянин прогиба не заметил:
– Значит, так, Ивица! Дуй на кухню, возьми там нутряного жира, сала или масла и быстренько намажь им во-о-он те ступеньки. А потом хорошенечко натри пол перед дверью…
Роза непонимающе захлопала ресницами:
– Зачем, ва…
– Живо!!!
Девку как ветром сдуло – за какие-то пять ударов сердца она успела пробежать между столами, перескочить через тело хозяина, пытающегося прийти в себя, и исчезнуть за дверью в подсобные помещения…
Вседержитель смотрел5 на кого угодно, только не на Шершня: первым человеком, пересчитавшим затылком натертые жиром ступеньки, оказался не кто-нибудь, а Коттер Слива, брат во Свете, появления которого он, Растан, ждал уже вторые сутки!
– Уа-ха-ха!!! А этот летел, как ворон, получивший стрелу в зад!!! – хлопнув ладонями по бедрам, расхохотался дворянин. – Вишь, аж перья разлетелись…
Увидев эти самые «перья» – пару метательных ножей, вывалившихся из рукавов плаща жертвы своего сюзерена, – телохранители вскочили на ноги, выхватили из ножен мечи и заревели:
– Ты! Замри! Голову – в пол!! Руки – в стороны!!!
Слава Вседержителю, Слива не запаниковал – без всякой суеты выполнил все три приказа, а когда один из спутников белого начал его охлопывать, без тени возмущения подсказал:
– Кожа6 – на шее… И поаккуратнее со шнурком – задушишь…
Отодвинув в сторону капюшон плаща, свесившийся на плечо, телохранитель выпростал из-под него искомое, перевернул и смачно сплюнул на пол:
– Щит7, ваша милость! Из Рагнара8. Кожа настоящая…
«Настоящая… – мысленно подтвердил Шершень, как бы невзначай передвинув руку поближе к мечу и приготовившись к бою. – Жаль только, приметы не совпадают…»
– Гость, значит? – Белый подумал, усмехнулся, полез в кошель – и рядом с братом Коттером, все еще прижимающим голову к полу, упал целый желток9. – Ладно, гость, не обижайся! Выпей вон лучше за мое здоровье…
Слива повернул голову на звук и «алчно» блеснул глазами:
– О-о-о! Спасибо, ваша милость! Выпью! Прям ща! Вот только в себя приду.
В это время снова заскрипела дверь, и белый, прикипев к ней взглядом, тут же забыл про его существование.
«Слава Вседержителю…» – мысленно выдохнул Растан, вернул руку на столешницу и вцепился слегка подрагивающими пальцами в кружку с медовухой.
– Уа-ха-ха!!! Этот, первый – прям селезень, а второй – глухарь!!!
При желании брата Коттера можно было смело устраивать к жонглерам – он настолько естественно отыгрывал роль щита, дорвавшегося до возможности выпить за чужой счет, что в какой-то миг Растан даже засомневался, помнит ли Слива о цели своего появления в «Хромом мерине».
Оказалось, что да – добравшись до свободного стола и заказав себе кувшин со скарским10, луковой похлебки и гречневой каши, он, наконец, подергал себя за правый ус.
«Не может быть!!! – мысленно воскликнул Шершень. – Так быстро?»
Видимо, Слива каким-то образом почувствовал его удивление, так как повторил жест еще раз. Сопроводив его почесыванием небритой щеки…
Почесываний оказалось аж четыре. Слишком много для нормальной «работы».
«Ого!!! – поежился Растан. – Четыре десятка солдат нам, пожалуй, многовато…»
Видимо, Коттер считал так же, потому как хрустнул пальцами левой руки…
Шершень посмотрел в потолок и многозначительно сжал пальцы в кулак: приказы брата Рона не обсуждались, и действовать надо было сегодня.
Слива едва заметно пожал плечами и, словно забыв про существование Шершня, завистливо уставился на соседа, присосавшегося к кружке с медовухой.
Масляный фонарь, подвешенный под аркой надвратной башни, покачивался на ветру. И заставлял шевелиться тени.
Сгустки кромешной тьмы самых разных форм и размеров, со всех сторон обступившие пятно света, вырванное у ночи тоненьким язычком пламени, становились все чернее и чернее, и в какой-то момент Шершню показалось, что они оживают, впуская в себя часть сущности Двуликого.
Ощущение присутствия Бога-Отступника было таким четким, что Растан закусил губу, зажмурился и мысленно затараторил «Огради»: «О Защитник всего сущего, Средоточие Света Немеркнущего и Хранитель душ сыновей и дщерей своих! Молю тебя о спасении вечной души моей от происков Бога-Отступника, рыскающего во Тьме, от слуг его, отринувших служение Свету, и от тех, кого коснулось дыхание Мрака Кромешного! Не оставь меня, Всеблагой Отец, на пороге лютой смерти, не отступись от души моей, живущей служением тебе, избавь от коварства подлого, бед многочисленных и укрепи мою душу и тело, дабы мог я противостоять силе неистовой да соблазнам всяческим…»
Молитва читалась легко, истово, и к ее концу Шершень явственно почувствовал, что на него нисходит божественная благодать: ужас, леденящий душу, уступил место бесшабашной храбрости, а холодок, выстуживающий сердце и морозящий разум, – ощущению божественного тепла.
Несладко пришлось даже теням: открыв глаза и вглядевшись в ночную тьму, Шершень увидел, что они начали сереть и съеживаться. А потом пропали – Бог-Отец, снизойдя в дольний мир, разорвал сплошной черный саван из облаков и на миг показал Растану лик Уны11!
– Благодарю тебя, о Великий!!! – еле слышно выдохнул брат во Свете, осенил себя знаком животворящего круга и почти сразу же расплылся в счастливой улыбке: на стене, ограждающей городские владения Рендаллов, появился лишний зубец…
– Брат Савари… – шепнул лежащий рядом Слива. – Дождались…
Почувствовав, что его верный слуга обрел потерянную было силу духа, Вседержитель милостиво прикрыл лик Уны еще одним облаком и вернул в мир нужную братьям во Свете тьму.
Мысленно вознеся господу еще одну молитву, Шершень махнул рукой – и пять силуэтов, выскользнувших из подворотни, без особой спешки перебрались через улицу и нырнули во мрак у основания стены. А через мгновение им на головы опустилась веревка с узлами через каждый локоть.
– С нами – Бог-Отец! – тихонечко выдохнул Шершень, поудобнее передвинул меч и полез вверх по стене…
Несмотря на работу нескольких артелей мастеров, территория особняка Рендаллов все еще хранила следы недавнего мятежа: парк, в который Растан попал после того, как перебрался через стену, оказался завален обломками статуй; фонтан, некогда радовавший глаз домочадцев и гостей графа Грасса, – полон какого-то мусора. А в торце небольшой пристройки, прячущейся в тени высоченного ореха, зиял здоровенный пролом.
Кстати, и сам особняк выглядел неважно – добрая половина окон чернела дырами, весь первый этаж оказался обнесен строительными лесами, а на месте балкона второго этажа вообще торчали обломки несущих балок…
«Туда?!» – жестом поинтересовался Шершень у брата Савари, показывая на дверь над теми самыми балками.
Тот утвердительно кивнул.
«А куда идти дальше, знаешь?»
Тот снова кивнул. Потом, шевельнув руками, показал на себе весьма немаленький женский бюст и кивнул в сторону дома.
«Есть кому показать…» – удовлетворенно усмехнулся Шершень. И мотнул головой – мол, веди…
Савари пожал плечами, посмотрел на небо и неторопливо пошел в сторону кордегардии! Душераздирающе зевая и почесывая у себя между ног…
«Еще один жонглер… – невесть почему разозлился Растан. – Нет чтобы вести себя как полагается?»
Впрочем, приступ злости на подчиненного прошел так же быстро, как и появился: не успел Савари сделать и десятка шагов, как из тени рядом с кордегардией вышел невысокий крепыш с алебардой в руке и лениво поинтересовался:
– Тебя че, давно не пороли?
– А я что, я ничего!!! – залебезил брат во Свете. – Не спалось. Вот я и решил подышать воздухом…
– Так я тебе и поверил… – фыркнул воин. – Завтра гляну самолично. Если окажется, что в саду появились следы твоего «дыхания», – получишь плетей…
– Не появились! Слово! – сделав вид, что испугался, Савари заломил руки. – Клянусь Вседержителем!!!
При упоминании о Боге-Отце вассал графа Грасса сморщился и сплюнул! Так, как будто брат во Свете помянул Двуликого:
– Ладно, вали спать… Завтра поговорим…
– Кстати, Лех, как насчет того, чтобы хлебнуть чего-нибудь горячительного? А то на улице зябко, а пить в одно рыло я не привык…
– Вот, теперь – совсем другое дело! – ехидно ухмыльнулся воин. – А то «Вседержитель», «Слово»…Надеюсь, ты припас для меня кувшин-другой белогорского12?
– Эх, если бы… – вздохнул Савари. – Самая обычная медовуха…
– Ну ладно, Двуликий с тобой, сойдет. А где?
– Э-э-э… Может, лучше показать?
Стражник осклабился, и «каменщик», проработавший в особняке Рендаллов целых два дня, повел его к дальнему углу особняка.
Дождавшись, пока парочка пропадет из поля зрения, Шершень осенил себя знаком животворящего круга и скользнул к помосту. Стараясь не вылезать из тени. Добрался. Влез. Запрыгнул на обломок балки и исчез в темноте. Мысленно моля Вседержителя, чтобы тот отвел глаза всем, кому не спится…
Тот, наверное, смотрел на своих сыновей, не отрываясь: не только Шершень, но и остальные братья во Свете проникли в особняк незамеченными. И, попрятавшись за остатки мебели, принялись дожидаться появления Савари.
«Каменщик» вернулся только через полчаса. Слегка покачивающийся и ощутимо пахнущий дешевым пойлом. И, вглядевшись во тьму, царящую в комнате, икнул…
– С-с-сав!!! – взбесившись, зашипел Растан. – Ты что творишь, паскуда?
Брат во Свете мгновенно протрезвел. И, вытерев со лба пот, жестом поманил Шершня за собой.
«Выберемся – отправлю его к братьям-надзирающим. Пусть вправят ему мозги…» – мысленно пообещал себе Растан, выскользнул в коридор и двинулся следом за Савари.
Идти оказалось совсем недалеко – «каменщик» осторожно отворил третью дверь справа и скользнул внутрь. Шершень вошел следом, вгляделся в темноту и удовлетворенно хмыкнул: слава Вседержителю, Савари пропил далеко не все мозги. И догадался спеленать не какую-нибудь бабищу, не боящуюся ни Вседержителя, ни Двуликого, а тоненькую, как хворостинка, девчушку лиственей пятнадцати от роду.
Увидев склонившиеся над ней фигуры, она перестала мусолить кляп и задрожала мелкой дрожью.
– Жить хочешь? – шепотом поинтересовался Растан.
Девчушка утвердительно кивнула.
– Тогда расскажи, как пройти к покоям графа Грасса…
Она вытаращила глаза, а потом одновременно пожала плечами, кивнула и отрицательно мотнула головой.
– Не скажешь? – удивился Шершень и демонстративно вытащил из рукава метательный нож.
Кивок. Утвердительный. За ним – еще один. Движение ногами, больше похожее на судорогу. И дикий взгляд, полный смертельного ужаса.
– Что, не сможешь объяснить из-за кляпа?
Еще один кивок. Вернее, несколько…
– Покои графа Грасса пострадали больше всего, и говорят, что он ночует где попало… – тихонечко объяснил Савари.
Девчушка подтвердила его слова десятком энергичных кивков.
– А ты вообще знаешь, где он сейчас?
Знала. Согласилась отвести. И пообещала не делать глупостей. Естественно, молча. А когда ей развязали ноги и поставили на пол, рухнула. И еле слышно застонала.
«Слишком сильно связал, – мысленно усмехнулся брат во Свете. – Впрочем, а чего с ней церемониться? Все равно доживает последние минуты…»
Когда девчушка смогла держаться на ногах, она взглядом показала на дверь и налево.
– На черную лестницу… – объяснил Савари. – А на какой этаж?
Пленница задумалась, а потом пять раз встала на цыпочки.
– Пятый?
Кивнула.
– Что ж, пошли.
Черная лестница особняка Рендаллов таковой только называлась – широченная, с отполированными до блеска каменными ступенями, она отличалась от виденных Шершнем белых только разве что отсутствием окон, разного рода декоративных ниш, гобеленов, картин и статуй. Если бы не дикая смесь из запахов еды, свечей, лампадного масла и нечистот, то он решил бы, что девчушка лжет.
Не лгала – этажом выше на одной из ступеней красовалось темное пятно, препротивно пахнущее мочой. На четвертом сиротливо стояло ведро с плавающей в нем тряпкой. А на площадке пятого этажа пол оказался усыпан виноградинками.
Наступив на одну из них, Растан недовольно скривился и удивленно уставился на девчушку: увидев его реакцию, она виновато покраснела.
«О как! – мысленно восхитился монах. – Значит, ее вина…»
Тем временем Савари, вслушивавшийся в тишину за дверью, удовлетворенно мотнул головой, повернулся к служанке и еле слышно шепнул:
– Ну, и куда дальше?
Девчушка задумчиво посмотрела на Шершня и… показала взглядом вниз!
– Ниже? – взбеленился «каменщик».
«НЕТ!!!» – замотала она головой. И снова показала вниз.
Оказалось, что на свою ногу. Которой пыталась нарисовать схему коридоров…
«Прямо до второй развилки. Потом – одесную. Там будет что-то вроде ступенек. За ними – снова одесную, а там то ли вторая, то ли третья дверь ошую…» – перевел ее объяснения Шершень. Потом почесал затылок и спросил:
– А где дежурят часовые?
Ножка начала топать практически без остановок!
– То есть чуть ли не у каждого поворота? – нахмурился Савари.
Девушка кивнула.
– По-другому пройти можно?
«Угу… Если пойдете за мной…» – ожесточенно вертя головой, объяснила она.
– Пойдем. Но сначала ты расскажешь, куда и как. Только без глупостей, – прижав метательный нож к ее тоненькой шейке, выдохнул Растан.
Та кивнула. Но уже без особого ужаса в глазах – видимо, сообразив, что без ее помощи им до Рендалла не добраться.
Избавившись от кляпа, девчушка подвигала нижней челюстью, облизнула губы и хрипло прошептала:
– По коридорам вам не пройти: на этом этаже слишком много воинов. А если зайти в бельевую, выбраться в окно и пройти по карнизу, то можно дойти до кабинета его светлости. Ночью там никого не бывает. От кабинета можно пройти до опочивальни покойной графини Шаррины. Из нее через анфиладу комнат – до комнаты для пения, там – снова выбраться на карниз…
Чем дольше Растан вслушивался в ее слова, тем меньше ему хотелось пробираться к покоям Первого министра короля Неддара по указанному маршруту. И не потому, что он казался надуманным – с этим вроде бы все было в порядке, – просто в хитросплетении коридоров и анфилад, созданном кем-то из предков графа Грасса, мог сломить ногу сам Двуликий. А Шершню и другим братьям во Свете требовалось не только дойти, но и вернуться…
«Теперь понятно, почему она успокоилась, – подумал он. – Сообразила, что будет нужна и после того, как…»
Тем временем девчушка закончила рассказ и покорно открыла рот.
Вставив в него кляп и зачем-то похлопав ее по щеке, Шершень кивнул Савари, вытер вспотевшую ладонь о шоссы, поудобнее перехватил нож и скользнул в открывшуюся дверь.
Бельевая оказалась пустой – стопки простыней и пододеяльников, которые должны были лежать на многочисленных полках, исчезли в неизвестном направлении. А на их месте валялись плотницкие инструменты, гвозди и тому подобная дребедень. Очередной раз вспомнив, что в особняке вовсю идет ремонт, а значит, в нем, кроме домочадцев и воинов, живут еще и рабочие, Растан подошел к окну, осторожно отворил створку и выглянул наружу.
«Высоковато. Если что – не спрыгнешь. Зато стена – темная, и на ее фоне нас не увидят. Да и карниз широкий – по такому пройдет даже ребенок. Пройдет. Но идти всем сразу – глупо. Надо послать кого-нибудь одного…»
Повернувшись к братьям во Свете, он ткнул пальцем в Коттера и приказал:
– Слива? Иди-ка, проверь…
Тот кивнул, взобрался на подоконник и исчез. Минуты на полторы. А потом вернулся и доложил:
– Никого… Можно идти…
– Тогда ты первый, за тобой Савари, Кох с девкой, Мотня, Яго и я…
Выбравшись на карниз, Шершень посмотрел на небо и поморщился: Двуликий, почуявший появление Вседержителя, решил поинтересоваться тем, что происходит в его13 ночи, и приказал Уне окинуть взглядом улицы Аверона. Та послушно выглянула из облаков и засияла, как маленькое, но злое солнышко.
С ненавистью посмотрев на ее ухмыляющийся лик, Растан мысленно помянул Бога-Отступника самыми нехорошими словами, на ощупь добрался до нужного окна и забрался на подоконник. Белые пятна, плавающие перед глазами, никак не хотели исчезать, поэтому он несколько раз моргнул, шагнул в темноту и… ослеп от страшного удара в лицо.
– А вот и последний… – донеслось до него сквозь пелену наползающего небытия.
– Замечательно! Связать – и к остальным…
Глава 2
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Шестой день четвертой десятины третьего лиственя
Покои для сумасшедших выглядели немногим лучше, чем камера в темнице нашего родового замка: голые стены, покрытые бурыми пятнами, исцарапанный каменный пол, который в последний раз подметали еще во время правления Шаграта Первого, обшарпанная кровать без балдахина, перекошенный колченогий стол, изрезанный ножами табурет и ночная ваза. К моему удивлению, оказавшаяся чистой.
Шкафов, ковров, зеркал и тому подобных излишеств не было. Камина – тоже. Впрочем, зачем камины сумасшедшим? Они же не понимают, что огонь жжется? Значит, могут себе навредить.
Пахло в этих самых «покоях» соответственно – затхлостью, заплесневелым сыром и гнилью. Ну, и для полного счастья – нечистотами.
Единственным светлым пятном во всем этом царстве запустения, освещенном светом одной-единственной свечи, была стопка белоснежных простыней, лежащая на потертом покрывале.
«Надо же, новые!» – отрешенно подумала я. И криво усмехнулась…
– Его светлость просил передать свои искренние извинения за то, что эту ночь вам придется провести в таких жутких условиях… – раздалось у меня за спиной. – Дело в том, что…
– Можете не объяснять… – не оборачиваясь, буркнула я. Потом вспомнила о правилах хорошего тона и добавила: – Я принимаю его извинения…
Мажордом пробурчал себе под нос что-то невразумительное, аккуратно положил на стол мешок с кромовскими трофеями и рванул к кровати. Видимо, чтобы застелить мне постель.
Любоваться на его сухощавый зад, как, впрочем, и на слащавую физиономию, мне совершенно не улыбалось, поэтому я повернулась к двери, рванула ее на себя и кивнула головой в сторону коридора:
– Можете идти: я хочу побыть одна…
– Э-э-э…
– Вон!!!
– Как прикажете, ваша милость! – мажордом изобразил куртуазнейший поклон и, обойдя меня по дуге, выскользнул из комнаты. А через мгновение в дверном проеме возникли двое воинов в цветах Рендаллов: – Ваша милость, его светлость граф Грасс приказал нам вас охранять…
– Приказ есть приказ… – стараясь держать себя в руках, выдохнула я. – Охраняйте. Но… находясь в КОРИДОРЕ!!!
Почувствовав, что я на грани срыва, они одновременно приложили к груди десницы и исчезли. Благоразумно затворив за собой дверь.
На остатках душевных сил я добралась до кровати, упала лицом вниз и, обняв Посох Тьмы, затряслась в беззвучных рыданиях: ощущение абсолютного бессилия, которое я испытала в «Королевском льве», навалилось на меня с новой силой. И в считаные мгновения выстудило душу…
…Еще совсем молоденький, но уже исполненный ощущения собственной важности парнишка, без всякой необходимости прижимающий к бедру меч, церемонно поклонился графу Грассу и звонко доложил:
– Ваша светлость! Там – королевская стража… С ордером на арест Бездушного по имени Кром…
– Что? Какой, к Двуликому, арест? – непонимающе воскликнула я. – И… в чем его обвиняют?
Парнишка равнодушно посмотрел на меня и холодно бросил:
– В убийстве дворянина.
Я недоуменно повернулась к графу Грассу и… онемела: он откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу с таким видом, как будто собирался смотреть на выступление жонглеров!!!
«Ну уж нет. Не дождетесь», – подумала я, выпрямила спину, слегка приподняла подбородок, фыркнула, встала с табурета и неторопливо поплыла к Крому. Разбираться…
Посох Тьмы, зажатый в его руке, оказался повернут не той стороной, которая мне была нужна. И я, мысленно попросив у Меченого прощения, еле слышно прошептала:
– Покажи Путь, пожалуйста…
Он нисколько не обиделся – просто пожал плечами и вытянул Посох перед собой. Да еще и повернул. Так, чтобы мне были видны последние зарубки.
Я опустила взгляд на иссиня-черную поверхность Пути, испещренную поперечными канавками, и потеряла дар речи: на нем светилась свежим срезом еще одна. Новая…
Зачем-то прикоснувшись к ней пальцем, я тяжело вздохнула. Потом встала на цыпочки и заглянула в черные, как Бездна Неверия, глаза:
– Ты действительно убил дворянина?
Кром кивнул.
– Зачем?
– Их было пятеро. Они сильничали девку. Я услышал крик…
«Он бросился ей на помощь! И спас! Как меня! Хотя их было пятеро, а он – один…»
Как ни странно, ощущение того, что он спасает кого-то еще, меня слегка покоробило. Но потом я представила себя на месте той девушки и чуть не умерла от стыда.
Впрочем, заниматься самобичеванием мне было некогда, и уже через мгновение я пыталась вспомнить, как и когда на Посохе Тьмы появлялись новые зарубки.
Несколько мгновений раздумий – и я почувствовала себя дурой: получалось, что Кром вырезал их только после того, как кого-то спасал. Либо от насилия, либо от неминуемой смерти! В первое мгновение мысль показалась мне слишком безумной: чтобы поверить в то, что слуга Двуликого может рыскать по Горготу в поисках тех, кому требуется защита, нужно было быть юродивой. Но через какое-то время я пришла к выводу, что других объяснений быть не может. И… поверила:
– Кажется, я догадалась! Каждая зарубка – это не смерть, а жизнь! Жизнь, которая не оборвалась… Так?
Меченый опустил Посох Тьмы и улыбнулся. Одними глазами:
– Так…
Я ласково провела пальцами по шраму на его щеке, прошептала «спасибо» и повернулась к графу Грассу:
– Вы слышали, ваша светлость? Их было пятеро. Они ссильничали девку. Значит, Кром был в своем праве…
– Если бы то, что вам рассказал ваш спутник, соответствовало действительности, его бы не искали… – глядя на меня с затаенным превосходством, фыркнул граф. – Значит, он что-то недоговаривает. Или лжет…
Я вспыхнула – в чем-чем, а во лжи Кром замечен не был:
– Он всегда говорит правду!!!
Его светлость равнодушно пожал плечами и перевел взгляд на ожидающего его решения парнишку:
– Приведи десятника. Одного…
Юноша отдал воинский салют и исчез. А через десяток ударов сердца в комнату скользнул звероватого вида хейсар и… почему-то уставился на меня.
Странно, но в его взгляде горело совершенно невозможное сочетание чувств – непонимание, осуждение, брезгливость и сочувствие! И это почему-то перепугало меня до дрожи в коленях.
– Представьтесь! И изложите суть дела… – не дождавшись представления и хоть какого-то намека на вежливость с его стороны, раздраженно рыкнул граф Рендалл.
Горец с хрустом сжал кулаки и нехотя посмотрел на него:
– Силы твоей деснице и остроты твоему взору, ашер! Я – десятник Махри из рода Ширвани…
Потом забыл про его существование и шагнул к Бездушному:
– Ты – Кром по прозвищу Меченый?
По своему обыкновению Кром ограничился кивком.
– Ты арестован…
Слуга Двуликого едва заметно шевельнул бровью:
– За что?
– За убийство двух дворян…
«Двух?» – мысленно отметила я и тут же затараторила:
– Они ссильничали девку! А он ее защитил!!!
– Прошу прощения, ашиара, но никакого насилия не было: девка утверждает, что ей заплатили аж два желтка и она пошла с ними добровольно…
– А под сарафан ей заглядывали? – поморщившись, поинтересовался Кром. – Попробуйте. Она должна до сих пор истекать кровью…
Хейсар помолчал несколько мгновений и нехорошо оскалился:
– Я сделаю это сам. Даю слово. А потом сообщу об увиденном судье…
Меченый утвердительно кивнул:
– Я тебя услышал…
Потом аккуратно прислонил к стене Посох Тьмы и вопросительно посмотрел на меня:
– Ваша милость, вы за ним не присмотрите?
– Не присмотрит… – угрюмо буркнул горец. – Ты – ее майягард. Значит, она должна разделить твою судьбу…
– Что?! – растерянно воскликнул Кром. – Как это «разделить»?
Хейсар пожал плечами и усмехнулся:
– Она поклялась Бастарзом, что отдала тебе свое сердце. Доказательство – след от пореза на ее левой руке…
– Какое, к Двуликому, сердце? Она сказала, что я ее майягард. То есть спаситель!
– Спаситель – это по-вейнарски. А по-хейсарски – владыка сердца. Или есть человек, которому гард’эйт14 отдает свою жизнь… – объяснил горец.
– И?
– Что «и»? Он отдает СВОЮ жизнь, чтобы жить той, которую Снежный Барс посылает его майягарду…
Я похолодела: получалось, что, спрашивая меня про Путь Крома15, горец, взявший с меня ту самую клятву, пытался понять, зачем мне становиться гард’эйтом человека, который вот-вот уйдет к Двуликому!
Тем временем Кром, побагровев, сорвался с места, в мгновение ока оказался перед хейсаром и взял его за грудки:
– Мою судьбу она разделять не будет, ясно? Я не принимал этой клятвы, значит…
– Клятвы, данные богам, не нарушают… – даже не попытавшись скинуть со своего нагрудника руки Меченого, вздохнул горец. – Это было ее решение…
«Не суди издалека, ибо вблизи все сущее выглядит иначе…» – горько подумала я: прежде, чем называть Крома красивым словом, услышанным в детстве, стоило узнать, что именно оно означает…
– Я готов взять на себя кару за нарушение этой клятвы… – оторвав воина от пола, прорычал Меченый. И принялся его трясти так, что у бедняги начали клацать зубы. А когда чуть не вытряс из него дух, вдруг добавил: – Любую кару, слышишь?
– Э-это-о – Кля-атва-а Кля-атв, и-илгиз16! О-от та-аких не-е отка-азы-ываю-утся…
– Мне все равно: она не понимала, о чем говорит!!!
Я почувствовала, что вот-вот сгорю со стыда: он меня защищал. Опять. На этот раз – от моей собственной глупости. Причем не перед людьми – а перед богом. А я, вместо того чтобы принять предопределение и подтвердить данное слово, стояла и хлопала ресницами!
– Оставь его, Кром! – собравшись с духом, попросила я. – Он прав…
– Нет, прав как раз Нелюдь! – подал голос граф Грасс. – Махри! Я, граф Грасс Рендалл, Первый министр короля Неддара Латирдана, подтверждаю слова Крома по прозвищу Меченый: в момент произнесения клятвы баронесса Мэйнария д’Атерн не понимала, о чем говорит. Точно так же, как не понимает этого и сейчас!
– Как это? – ошарашенно посмотрев на меня, спросил хейсар.
– Она – эйдине17, Махри… – Граф грустно посмотрел на меня. – Во время мятежа потеряла не только отца, мать и обоих братьев, но и сама чудом избежала смерти…
– Кто эйдине, я? – догадавшись, что он имеет в виду, возмутилась я.
– Увы, я узнал об этом слишком поздно… – не обратив никакого внимания на мое возмущение, вздохнул Рендалл. – Отец леди Мэйнарии, барон Корделл, был моим другом. И я считаю своим долгом сделать все, что можно, для ее скорейшего выздоровления…
В глазах хейсара появилось сомнение:
– Прости, ашер, но она выглядит нормальной!
Граф Грасс прищурился и высокомерно процедил:
– Ты сомневаешься в моем Слове?
От него повеяло таким лютым холодом, что я поежилась. А горец равнодушно кивнул:
– Да, ашер! Клятва Клятв – это шаг. Шаг, на который требуется гораздо больше мужества, чем для того, чтобы сражаться одному против армии или умереть. Ибо, отдавая свое сердце майягарду, человек лишается всего – жизни, души и даже права на свое будущее. Чтобы решиться на такое, мало быть эйдине – для этого надо проникнуться Духом Бога-Воина. И переступить через свое «я»…
– Леди Мэйнария! Вы не повторите, от чего вас спас ваш спутник? Только, если можно, коротко и без лишних подробностей, – неожиданно попросил меня граф Грасс.
Я закусила губу и отрицательно помотала головой.
– Почему? Вы уже все забыли? Или отказываетесь от своих слов?
«Прежде чем говорить – думай. Сказав слово – держи…» – мрачно подумала я. И, чувствуя себя так, как будто пытаюсь шагнуть с башни донжона в пустоту, разверзшуюся под ногами, прошептала:
– От сторонников графа Иора Варлана, от укуса акрида, от десятка с лишним Серых и приблизительно от такого же количества лесовиков. Но все это – не в один день, а…
– Достаточно, – рявкнул Рендалл. Потом повернулся к хейсару и вопросительно приподнял бровь: – Убедился?
Горец подошел ко мне, уставился мне в глаза и угрюмо усмехнулся:
– Лучше бы ты оказалась ори’дарр’иарой18…
Потом сплюнул себе под ноги и, не глядя на Крома, приказал:
– Пошли, илгиз. Нам пора…
Меченый кивнул, провел пальцами по Пути, прислонил Посох к стене и шагнул к двери. А я вдруг поняла, что он уходит не из комнаты, а из моей жизни. Навсегда!
Ощущение абсолютного бессилия и приближающейся потери было таким острым, что я не удержалась и всхлипнула:
– Стойте!!!
– Извини, ашиара, но нам действительно пора… – не глядя на меня, с легким презрением в голосе повторил горец.
– Я иду с вами. Вернее, со своим майягардом… – вцепившись в налокотник Крома, воскликнула я.
Тот осторожно расцепил мои пальцы и отрицательно покачал головой:
– Не надо…
А горец хрустнул костяшками пальцев и мрачно пробормотал: