30.
Штенгель
После победы под Стальгордом работы у полковника Штенгеля не убавилось, а даже наоборот стало больше. Оборонительная армия генерала Микита, кстати, генерала он получил за победу над войском рахов, встала на свои прежние рубежи по рекам Сана и Быстриша. Часть воинов, в основном ополченцев, распустили до весны по домам. А вся остальная армия, взяв в руки лопаты, заступы, мотыги, кирки, топоры и ломики, начала строить оборонительную линию длинной в сто пятнадцать километров. Естественно, не сплошную, а на самых опасных направлениях предполагаемых вражеских прорывов.
Большинство рейдеров, в отрядах подчиненных Штенгелю и Интару, получили свободу, и кое-что в денежном эквиваленте из добычи. Однако разбегаться рейдеры не торопились. Ладно, пират Бебека. Тот умчался на Корас, с рассказами о здешнем привольном житье, и еще с десяток бойцов-иностранцев. А вот штангордцам деваться было некуда. В самом деле, ну выйдут они за пределы замка. А там уже герцогские вербовщики ждут и никак не дождутся, на службу в поредевшие пехотные полки потянут. Вот и решили те, кто уже повоевал в тылу врага, что если оставаться в армии герцога Конрада Четвертого, то лучше чем рейдерская, службы не сыскать.
Тем временем в замок генерала Сантре прибывали все новые воины, в основном под охраной, но появились и настоящие добровольцы. В первую очередь эльмайнорские разбойники, которых начали усиленно вылавливать по лесам егеря герцога Умберто. После них подтянулись балтские мечники, пять десятков отличных бойцов, не сошедшихся со своим отрядным командиром в вопросе справедливого раздела добычи. А затем, ищущие удачи и золота обедневшие дворяне с запада, в основном из Аппена. Поэтому уже к середине осени в замке собралось полтысячи бойцов, у которых не осталось на руках ничего, кроме оружия, да и то казенное. Все остальное бравые рейдеры спустили в походном борделе, вольготно расположившемся подле замковых стен, и в таком же походном трактире, который торговал отвратительной сивухой.
Атмосфера в замке сложилась нехорошая. Совсем немного оставалось до бунта или еще чего-то подобного. Поэтому два полковника приняли решение, не ждать следующего весеннего наступления рахов, а самим в степь сходить. Возник вопрос. Куда направить пять сотен лихих бойцов, за которых никто не будет переживать? И вот, собравшись в кабинете мятежного генерала, а затем, пригласив на этот военный совет сотника Бертра, уже близкого к тому, что ему вернут титул, они расстелили карту и стали совещаться.
– Господа, – разговор начал Бертра. – Определитесь, кто пойдет в поход командиром всего рейдерского войска. Нужно знать уже сейчас, кто в этом походе будет командиром.
– Давай палочки тянуть, – предложил граф Интар.
– Я не против, – высказался Штенгель. – Чья короткая, тот и поведет бойцов в степь. Бертра, давайте палочки.
Проведя таким образом выбор командира и, определив, что походным вождем судьба назначила полковника Штенгеля, офицеры перешли к предстоящей цели для набега.
– Коней нам дадут, – сказал Интар, – с Микитом я договорился. После степняков лошадей много осталось.
– Тогда надо по пограничью пройти, и все рахские заставы посшибать, – предложил сотник.
– А как же добыча? – Интар был недоволен тем обстоятельством, что оставался в замке.
– Пограничье это не дело, – высказался Штенгель. – Там наших орлов по степи загоняют как сайгаков, и все, прощай затея с рейдерскими отрядами на неопределенное время. Есть у меня кое-что, смотрите.
Полковник ткнул пальцем в карту:
– Вот здесь, недалеко от побережья город Шамтари, бывший дромский Вольск. Городок богатый, через него кое-какая торговлишка из Фергона идет.
– И как туда добираться? – хмыкнул граф. – Здесь же по прямой километров двести, не меньше. Сам же говоришь, что по степи наших бойцов загоняют.
– Морем, граф, только так.
– Объясни, – потребовал Интар.
– С удовольствием, – впервые Штенгель предложил план, до которого не додумался граф. – Наш военный флот слабенький, что там, пяток галер. Но торговый очень хорош. Мэтр Самбини по моему поручению связался с некоторыми негоциантами, и они, за долю в добыче, готовы доставить нас в бухту Салей, а уж от нее преодолеть десять километром своим ходом к Шамтари не проблема. Ночью захватываем город, грабим его и отходим.
– Это же пиратство, – возмутился Бертра.
– Это война, – жестко отрезал Штенгель, – и пора бы уже понять, что все, до чего ваши бойцы дорвутся на вражеской территории, это подрыв экономической мощи противника. Как известно, рахи не имеют поселений на берегу Аскорского моря, а этот город, Шамтари, ближе всего от побережья. Как говорят пленные степняки, стен там нет, население города около трех тысяч и гарнизон плевый, сотня сабель из чимкентов, которые кочуют в этом районе. Управимся за сутки, хорошо. А нет, все там ляжем, когда чимкенты по тревоге орду соберут. Как вам мой план?
– Одобряю, – сказал Интар.
– Принимается, – добавил сотник, от которого, впрочем, ничего не зависело.
Прошла неделя и пятьсот сорок рейдеров, а с ними двадцать тайных стражников из диверсионного спецотряда «Молния», во главе с полковником Штенгелем, погрузились на пузатое парусное судно. Это был шестисоттонный каракк «Счастливая Звезда», который принадлежал самому богатому в герцогстве купцу, негоцианту Квинту Боркано.
Торговое судно вышло из столичной гавани под вечер и, не боясь темного времени суток и осеннего Аскорского моря, ведомое по звездам опытными кормчими, двинулось вдоль побережья на восток. Трое суток, подгоняемый свежим попутным ветром, каракк шел к месту своего назначения. И, наконец, как и планировалось, под вечер вошел в безлюдную бухту Салей.
Спускались на воду шлюпки, скрипели снасти и тали, завывал ветер, и в темноте рейдеры грузились в лодки, а затем гребли к еле заметной темной полосе на горизонте, степному берегу, враждебной земле. Гребли с трудом, ибо мало у кого были необходимые морские навыки. Потом три часа выгружались на гальку пляжа. Еще час собирались. А затем, в районе полуночи, войско полковника Штенгеля двинулось в сторону Шамтари. Шли ходко, сначала по тропе, которую протоптали местные жители к бухте, а затем по хорошей грунтовой дороге, и через два часа рейдеры подошли к городу.
Шамтари – скопище глинобитных построек и караван-сараев на берегу Атиля, место, где издавна отдыхали торговцы, везущие с востока на запад шелк и с севера на юг драгоценные камни. Перевалочный пункт, один из многих на просторах степи. Для кого-то благословенная и долгожданная остановка на долгом торговом пути, для кого-то перекресток, где можно заключить неожиданно выгодную сделку, а для штангордцев населенный пункт, в котором живут враги.
Рейдерские сотни разделились и, обхватив Шамтари широкой дугой, ворвались в город, который не ждал в эту ночь никакой беды. Лаяли цепные псы во дворах, встрепенулась и зашумела домашняя живность в сараях, где-то закричал припозднившийся горожанин, увидевший несущихся на него с яростными криками бойцов, и его вопль подхватил проснувшийся караульный на вышке. Поздно, слишком поздно, город уже не спасти.
– Первая и вторая сотни, атаковать казармы! Третья и четвертая, держать периметр, не дайте никому убежать! Пятая сотня в центр! – выкрикивал Штенгель и, возглавляя наступление диверсантов из «Молнии», рванулся на городскую площадь, где ничем не выделяясь среди прочих, стоял окруженный невысоким заборчиком глинобитный дом городского тутуки.
Полковник знал, что сейчас его команды значат мало – это не регулярная армия, и здесь каждый десяток сам за себя. Первая сотня под командованием виконта Бертра – эти выполнят приказ и перебьют кочевников, мирно спящих в казарме, а вот остальные вряд ли. Слишком сильна была жажда наживы, и каждый боец стремился только к двум целям, хапнуть побольше и при этом уцелеть.
«Ну, и плевать, – подумал Штенгель, – свою задачу я уже выполнил. Принес разруху в стратегический опорный пункт противника. А остальное уже не так важно».
В городе наступил хаос. Лихие рейдеры – вчерашние воры и разбойники, бандиты и уголовники, насильники и мошенники, жулики и изменники, вышибая двери, вламывались в дома. Они убивали и безжалостно резали хозяев, искали и находили припрятанное добро, и пока никто посторонний не заметил, запихивали все добытое в заплечные мешки. Участь Шамтари ничем не отличалась от участи иных городов, сел и кочевий, где происходило подобное. А жители этого поселения ранее никогда не подвергались нападениям, так сложилось исторически – их всегда оберегало государство. Но в эту ночь они стали разменной картой в войне двух держав.
В дом городского тутуки, диверсанты «Молнии» вломились точно так же, как вламывались рейдеры в дома горожан. Тайные стражники схватили увесистое бревно, лежащее во дворе, и тремя мощными ударами вышибли дверь. Из дома вылетела стрела, следом еще одна, и только по счастливой случайности никто из тайных стражников не был убит. Клацнули в ответ арбалеты, болты влетели в черный пролом двери, кто-то внутри вскрикнул и бойцы вломились внутрь. Зазвенела сталь, люди в доме пытались сопротивляться, но их просто задавили массой и выучкой. В доме все затихло, загорелся свет, кто-то зажег свечи, и полковник Штенгель вошел внутрь.
На застеленном коврами полу лежали тела – две женщины и трое мужчин. Еще один мужчина, черноусый красавец лет сорока, зажимая окровавленное бедро ладонями, сидел у стены.
– Кто? – полковник указал на раненого.
– Говорит, что местный градоначальник, тутуки то есть, – ответил капитан Ринтелен, командир «молний».
Полковник устало присел прямо на ковер, отвык на штабной работе от физических нагрузок, и спросил раненого тутуки:
– Ты меня понимаешь?
– Да, – ответил тот. – Понимаю.
– Нас интересует городская казна и бумаги на все прошедшие за два года через город караваны. Где они?
– В соседней комнате, в сундуках, – не стал отпираться тутуки. – Забирайте все, и убейте меня. Не хочу смотреть и слышать, как уничтожают мой город.
Диверсанты бросились в соседнюю комнату, взломали сундуки и занялись погрузкой всего добытого в рюкзаки, а раненый градоначальник прокричал:
– Ну же, убейте меня! Сволочи! Грабители! Что мы вам сделали!?
– Да, ничего, – голос Штенгеля был спокоен. – Просто ваш новоявленный каган хочет уничтожить нас как народ, всего-то.
– Так, а мы здесь причем?
– А кто ему налоги платит? Кто ему солдат дает? Кто лошадей и продовольствие в наемные армии поставляет? Не вы, скажешь? – спросил полковник и, увидев, что ответа нет, только махнул рукой. – Знаешь сколько чимкентов в этом году пришло в Штангорд? Не знаешь или не хочешь говорить. А я тебе скажу, восемь тысяч сабель, и большая часть их, там и осталась, поля под Стальгордом теперь удобряют. Молчишь, тутуки, ну и молчи.
Повернувшись в сторону соседней комнаты, Штенгель выкрикнул:
– Эй, воины, сколько там золота в сундуках?
– Мало, господин полковник, – ответил показавшийся в дверях Ринтелен, – около двух сотен золотых.
– Где остальное? – полковник вновь обратился к местному градоначальнику.
– А вы найдите! – выкрикнул тот со злобой. – Поищите! Давайте!
– Дурак ты, тутуки. Мы ведь все равно найдем, и даже не будем тебя пытать да мучить. Понятно же, что городская казна где-то рядом. Что тебе рахи, ты ведь чимкент? Зачем их золото оберегаешь? Дурак!
Бойцы «Молнии» принялись методично простукивать стены и срывать с пола ковры, а несколько человек направились во двор. Через полчаса были найдены два схрона, один в глинобитной стене, а второй в полу, прямо под раненым тутуки. И общая сумма добытого составила пять тысяч золотом. Очень неплохо, как ни посмотри.
Диверсанты вывели из конюшни во дворе лошадей, запрягли в две повозки, и уже к утру были готовы покинуть разграбленный Шамтари. Однако, теперь предстояло самое трудное – собрать разгулявшихся и дорвавшихся до грабежа рейдеров в кучу. Три раза отрядный сигнальщик дул в свою трубу, и за пару часов к выезду из города собрались триста пятьдесят человек. Остальные или не слышали, или надеялись, что их подождут. Но не тут-то было. Сигнальщик еще раз протяжно дунул в свою трубу, а затем нагруженное добром жителей Шантари войско покинуло город и двинулось в сторону бухту Салей.
– Эй, десятник Бузан! – слышался голос виконта Бертра. – Где половина твоих бойцов?
– Вина перепились, наверное, – откликался тот. – Они местную забегаловку нашли, после того как мы казарму кочевников подпалили, и в ней присели.
– Десятник Киран, – вновь спрашивал командир первой сотни, – а твои где!?
– Трое погибли, сам видел, а еще трое в городе где-то, гуляют в гареме какого-то купца. Там девки красивые и податливые, никому не отказали.
А рядом слышался голос командира третьей сотни мэтра Самбини, прихватившего из города сразу два десятка телег, доверху набитых всем, чем только возможно:
– Фредерик, ткани с того склада, что у реки, взяли?
– Взяли, мэтр, – пробасил его доверенное лицо и первый десятник, бывший брачный аферист Фредерик Здоровяк.
– А вино, я не вижу вина, – беспокоился Самбини. – Где оно?
– Мы кувшины и бутылки тканями обернули, вы же сказали, что это очень ценный груз.
Штенгель ехал на невысоком степном коньке, захваченном в конюшне тутуки города Шамтари и, слыша все это, думал о своем. Там, позади него, в разрушенном и разбитом Шамтари оставалось еще около сотни его солдат, но он бросил их. Время поджимало, и многие беженцы разбежались по окрестным укромным балочкам. А кто-то из них, наверняка, уже и в кочевья чимкентов добрался. Так что пройдет пять-шесть часов и здесь будет несколько тысяч конников, нельзя было терять время, выискивать перепившихся и не догулявших свое бойцов. Война – суровое занятие, и те, кто уцелеет в этом походе, запомнят навсегда, что только исполнение приказа спасло их в этот день от гибели и принесло добычу.
В бухте Салей, войско Штенгеля оказалось через три часа. Погрузка людей и транспортировка грузов на каракк началась сразу же. Все устали, но понимали четко и ясно, надо торопиться. Поэтому эвакуировались достаточно быстро, всего за пару часов. Пока шла работа, из города подтянулись еще три десятка рейдеров, все на лошадях. А остальные, кто прочухался, медленно тянулись по дороге к морю. Однако они не успели. Каракк снялся с якоря и, поднимая паруса, направился домой, к родным берегам. И тут же появились передовые сотни конных чимкентов, идущих на выручку Шамтари. Степняки опоздали – основные силы рейдеров ушли. Но те из налетчиков, кто попался им в руки, мучились очень долго. Война продолжалась.
31.
Курбат
Когда Курбат проснулся, было уже светло, и он начал осматриваться. Его глаза искали Эльзу. Но любимой девушки в комнате не было. Сквозь сон он слышал, как она вставала с постели, а затем быстро и тихо одевалась. Но поскольку опасности рядом не было, пресыщенный ночными любовными играми, он вновь заснул.
Курбат встрепенулся, стряхивая с себя сонливость, сладко потянулся и прислушался. На кухне что-то звякнуло, и парень улыбнулся – вот оно его счастье, совсем рядом. После чего он резко сел, откинул в сторону одеяло и, одевшись, подошел к окну.
Парень и девушка уже неделю жили вместе на квартирке, которую Курбат снял для них, и каждый день, проведенный рядом с любимой, был для молодого бури незабываемым. Еще тогда, при первой встрече в полуподвале Косого, когда он увидел ее, Курбат сразу понял – это его женщина, и он, не раздумывая, бросился вперед, на ее защиту. Жаль, конечно, что Пламен оставил жить эту сволочь – Косого. Однако он вожак, и ему видней. И позже, когда Эльза, какое красивое и звучное имя у любимой, разглядела его, он ожидал услышать в отголосках ее чувств тревогу, жалость, гнев, презрение – все то, что он улавливал от других людей. Однако Курбат услышал в ее душе совершенно другое: тепло, доброту и, что самое невероятное, любовь.
Как это могло случиться? Ведь он горбун, уродец, и как его можно не только жалеть, но и любить? Раз за разом, он вслушивался в чувства молодой и красивой девушки, и слышал одно и то же – любовь. Из всех троих братьев-бури он лучше всех сканировал людей без способностей. Но здесь он засомневался и привел на очередное свидание с Эльзой своих братьев. После чего оба подтвердили, что да, Курбат, девушка к тебе неравнодушна.
Помнится, Пламен тогда обнял его за плечи и прошептал:
– Рад за тебя, брат. Ты нашел свое сокровище.
А Звенислав только хмыкнул и подмигнул, мол, не теряйся, воин.
Им то что, у них горба нет. За минувший год оба сильно вытянулись и в плечах раздались. Так что девки, которые в «Отличном Улове» работали, от них не отходили, а парни этим пользовались вовсю.
Итак, как же все происходило? После драки в подвале Курбат отвел девушку в ее каморку на втором этаже трехэтажного каменного здания. И здесь их встретила ее мать, усталая от жизненных тягот измученная женщина, а так же пятилетний брат, забавный и смешливый, но сильно исхудавший мальчонка.
Когда они вошли в тесное помещение с одной только койкой в уголке и маленьким обшарпанным столиком в центре, мать Эльзы резко вскрикнула и бросилась вперед. Она подумала, что этот молодой парень с некрасивым горбом, что-то сотворил с ее дочерью, и бросилась на защиту своего ребенка. Но ситуация быстро разрешилась, и мать девушки присела на кровать, уткнулась в колени головой и тихо заплакала. Впрочем, она быстро оправилась и, встав, сказала Курбату:
– Спасибо вам, молодой человек. Извините, отблагодарить вас нечем. Сами видите, бедствуем.
– Это ничего, – ответил Курбат. – Сам в приюте воспитывался, знаю, как трудно в жизни бывает. Я слышал, что ваш муж на войне?
– Да, в ополчении восточных земель, – подтвердила мать семейства.
– Мы с братьями тоже воюем, только в отдельном рейдерском отряде. Позвольте мне, хоть чем-то вам помочь. Одно ведь дело с вашим отцом и мужем делаем.
В этот момент Курбат сильно переживал. Ведь если женщина откажется, может быть из гордости или по иной какой причине, то не будет повода снова здесь появиться. Однако мать семейства не отказалась, как он опасался и, улыбнувшись, произнесла мягким добрым голосом:
– Ну, чем вы нам поможете, молодой человек, сами-то, небось, небогато живете и на одном казенном жаловании состоите.
– Нет, – горбун улыбнулся. – Мы рейдеры и живем от добычи. Деньги у нас имеются.
Он выудил из кошеля пару империалов и сунул в ладони оробевшей женщины:
– Это вам, и ничего плохого не думайте, не надо. Помогаю вам от чистого сердца.
– Храни вас Белгор, – вот и все, что сказала растерянная мать.
– Что же мы, – Эльза встрепенулась, – до сих пор не знаем вашего имени. Как вас зовут?
– Курбат сын Буревоя, из клана Арслана, – представился дром.
– Меня зовут Ингрид Хант, с дочерью моей вы уже знакомы, – сказала мать семейства, и указала на мальчишку, который сидел на табуретке чуть в стороне, – а этот мальчик мой сын, Герт Хант.
– Будем знакомы, – горбун кивнул. – Если вы не против, мне бы хотелось навещать вас время от времени.
– Конечно же, мы совсем не против, – Эльза улыбнулась своей лучезарной и доброй улыбкой. – Ждем вас вечером. Мы с мамой приготовим ужин. Придете?
Ингрид Хант как-то странно посмотрела на дочь и кивнула:
– Да-да, конечно. Приходите, молодой человек.
Через четыре часа, как только начало темнеть, Курбат снова оказался в гостях у семейства Хантов. Хозяйка, как будто стряхнувшая прочь всю свою тоску и помолодевшая лет на пять, и Эльза в новом зеленом платье, сноровисто накрыли на стол и подали праздничное семейное блюдо – рагу из баранины.
Насколько Курбат понял из разговоров за столом, раньше, до своего бегства из восточных пределов герцогства, семья жила неплохо. У Хантов имелась небольшая ферма с участком земли, где они выращивали овощи, а еще был неплохой фруктовый сад. Все, что собирали в урожай, они вывозили в город на продажу, а с этого уже платили налоги и жили сами. Но война все изменила, резко и быстро. Сначала под расписку реквизировали единственную лошадь. А затем забрали в ополчение отца, и Хантам приказали срочно покинуть территорию боевых действий. Судьба закинула их в Норгенгорд. Работы не было, а на оплату тесной каморки и пропитание ушли все сбережения вместе с ценными вещами. А потом хозяин доходного дома свел их с Косым, который ссудил три серебрянки с условием возврата к зиме. Однако до зимы еще далеко, а подлая морда решил взять плату сейчас, натурой. Так что вовремя парни зашли в тот подвальчик.
Ужин прошел тепло, за разговорами, воспоминаниями, а затем, немного растерянный и окрыленный надеждой на скорую встречу с Эльзой, Курбат покинул каморку семьи Хант.
На следующий день он, как заправский кавалер, уже прогуливался возле дома, где жила его любимая, в этом Курбат уже нисколько не сомневался и, дождавшись ее, сопроводил на рынок. После чего начались ухаживания, прогулки, долгие разговоры ни о чем и как-то сама собой пришла их первая ночь любви.
Эту уютную квартирку в доходном доме, всего в одном квартале от особняка, в котором проживали дромы со своими «гвардейцами», Курбат нашел сразу и снял на целый месяц с правом продления аренды. Он не знал, что будет дальше, и как сложатся их отношения. Но надеялся и хотел верить только в самое лучшее. А поведение девушки, каждый раз встречающей его с радостью, вселяло в него дополнительные надежды. И вот, в один из вечеров, при прощании возле ее дома, Курбат отбросил в сторону все свои страхи и сомнения, обнял девушку, крепко прижал ее к своей груди и поцеловал в губы.
– Ты пойдешь со мной? – спросил он, с трудом оторвавшись от ее губ.
– Да, мой мужчина, – очень серьезно и глядя ему прямо в глаза, ответила она.
– Я хочу, чтобы мы жили вместе, как муж и жена, и уже снял нам жилье, – признался Курбат. – Я люблю тебя, будь со мной. Без тебя – мне не жизнь.
– Подожди меня минутку, – шепнула она, лишь на миг, прижавшись к нему, а потом, дробно стуча каблучками сапожек, умчалась вверх по лестнице.
Через десять минут она спустилась вниз. В ее руках был тощий узелок с вещами и, взявшись за руки, не говоря ни слова, и без них прекрасно чувствуя один другого, они направились на квартиру. После чего, едва только они вошли в квартиру и заперли дверь на крепкий засов, бросились в объятья друг друга.
Путаясь в складках платья Эльзы, парень расстегнул ее длинный шерстяной жакет и, подхватив на руки, отнес любимую на постель. Его всего трясло от возбуждения и хотелось взять ее, обладать этой девушкой, о существовании которой, он до недавнего времени и не подозревал, но без которой не видел теперь своей жизни.
Это был его первый раз, первый опыт с женщиной. Но он решил не торопиться, и запомнить этот вечер на всю жизнь. Пусть он не был опытным любовником, но что делать и как, он знал. Точно так же как и миллионы мужчин до него, знали это. Извечная игра жизни.
С помощью девушки он разделся сам и скинул с нее платье, а следом последовала сорочка и, положив ладонь на ее оголенное плечо, он, молча, рассматривал юное и прекрасное тело своей возлюбленной.
В этот момент он забыл о своем физическом изъяне, горба просто не существовало, и она не стеснялась своей наготы, просто не видела для этого причин. И все это обостренные как никогда инстинкты Курбата улавливали очень хорошо и тонко, моментально определяя каждое колебание в душе девушки.
Они легли рядом. Два обнаженных тела в отсветах углей в камине, заранее растопленном местным служкой. Девушка молчала, и Курбат не говорил ни слова. Но что-то уже крепко и навсегда связало их души. Поэтому все слова были для них чем-то лишним.
Парень прижал девушку к себе, поцеловал ее в краешек губ и прошептал:
– Не бойся, доверься мне.
Курбат прижался к теплому и податливому телу теснее, поцеловал девушку в мягкие губы, в тонкую шею, в хорошо развитую грудь.
Она чуть выгнулась всем телом, охнула, вцепилась в его плечи пальцами и прошептала:
– Ты очень горячий…, и сильный…, и нежный…
Он положил руку на ее колено, чуть толкнул его, и девушка послушно развела бедра в стороны. Эльза откинула голову чуть набок, а Курбат пристроился между ее ног, а затем резко вошел в нее. Девушка охнула, напряглась, и почти сразу же расслабилась. Инстинкт толкал парня вперед, и он знал, что должен подарить девушке наслаждение, и того же ожидал от Эльзы.
Сердце бешено колотилось. Все осталось где-то далеко и пропало в ослепительных вспышках наслаждения. Девушка стонала, охала, вонзала в его спину свои ногти, и он чувствовал отголоски ее души, кричащей от счастья и удовольствия. И звуки, которые она издавала под его ритмичными движениями, только подстегивали его, заставляя не останавливаться и двигаться еще и еще. Эльза извивалась всем телом, которое, казалось, живет своей жизнью, и Курбат стискивал свою любимую, чувствуя трепет ее бедер и напряжение. Он понял, что время настало, пик уже близок и, вцепившись в нежные бедра девушки, направлял ее, прижимал к себе, чувствуя, как его грудь скользит по ее мягкому животу.
И все же удовольствие не может быть вечным, и что-то, напоминающее яркую вспышку, ударило по глазам Курбата, а девушка громко закричала. Они еще теснее переплелись в единое целое, девушка забилась под ним, а он, с воплем, больше похожим на яростный рык зверя, излился в нее.
Курбат смотрел в окно и вспоминал каждую неповторимую ночь, проведенную со своей возлюбленной.
«Как же хорошо жить, когда ты, наконец, нашел для себя вторую половину, – думал парень. – Однако скоро в степь, снова в поход, и как бы мне хорошо ни было, дело превыше всего».
– Милый, – донеслось до него, – ты уже проснулся?
– Да, любимая.
– Иди завтракать.
– Конечно, уже спешу, – ответил он и направился на кухню.
На завтрак была яичница с беконом и, наблюдая за тем, как Курбат поглощает пищу, Эльза спросила с тревогой в голосе:
– Когда вы идете в поход?
– Через три-четыре дня.
– А это обязательно?
– Да, и это не обсуждается.
– Хорошо, – покладисто согласилась девушка и спросила: – А что будет дальше?
– Дальше? – Курбат посмотрел на встревоженное лицо девушки и почувствовал ее сомнения. – С матерью вчера встречалась?
– Угу, – кивнула она.
– Понятно, – он встал, подошел к ней и обнял за плечи. – Мы вернемся, и я поведу тебя к алтарю. После чего мы поженимся, купим дом и родим детей. Лично я, вижу наше будущее только так и никак иначе. Ты не против?
– Не против, конечно, – девушка плотней прижалась к нему.
Они простояли так несколько минут, и Эльза сказала:
– Совсем забыла сказать. Сегодня отец возвращается. Мы можем его пригласить к нам в гости?
– Конечно, – согласился Курбат. – Буду рад с ним познакомиться.
День пролетел в суете. Пламен, как всегда, метался по городу, и не давал застаиваться братьям. Звенислав занимался оружием и амуницией, а Курбату пришлось готовить лошадей. Каждую подковать надо, справные седла подобрать, запас подков и ухналей приготовить, овес закупить. А учитывая, что в отряде появилось два десятка балтских наемников, нанятых Пламеном, работы хватало.
С трудом, Курбат выкроил свободный час. Но и то, не для того чтобы к себе на квартиру забежать, а для посещения банка братьев Гамбузино, самого солидного финансового учреждения в городе. Что с ним дальше будет и как поход сложится? Он этого не знал. Однако одно знал твердо, его любимая женщина не должна влачить жалкое существование, если с ним что-то, вдруг, произойдет. Поэтому Курбат заранее отделил пятьсот империалов как свою долю и, в присутствии свидетелей, сержанта Луки, ставшего в родном городе уважаемым человеком, и знакомого купца-оружейника Бронгера, сделал вклад на год. А затем он составил завещание, по которому, в случае его смерти, все золото переходило Эльзе Хант.
Вновь дела их небольшого отряда закружили парня, и еще один день пролетел незаметно. И вот, когда он усталый и голодный вошел в свое семейное гнездышко, то сначала не понял, что за седоусый мужик, по виду крестьянин, сидит за его столом, и пьет сдобренное специями вино. Рука, было, метнулась за ножом, но он вспомнил, что приглашал в гости отца Эльзы. Впрочем, кроме мужика в комнате никого не было и, на всякий случай, он расслабляться не стал.
– Ты кто? – спросил он незнакомца.
– Эрик Хант, – ответил тот встревожено, поглядывая на боевой «иби» в ножнах Курбата.
– А Эльза где, и супруга ваша?
– Пошли в кондитерскую лавку и к мяснику за колбасами. А то весь день за разговорами прошел, и они ничего не приготовили.
Парень протянул Ханту руку:
– Курбат, будущий муж вашей дочери.
– Даже так, – мужчина слегка привстал, пожал ладонь дрома и вновь уселся за стол. – Честно сказать, думал, что у вас несерьезно все, поиграли в любовь и разбежались. Рад за вас, и рад, что ты сразу все обозначил. Без всяких неприятных уточнений обошлись.
Вскоре появились женщины с младшим Хантом, гордо несущим перед собой коробку с несколькими пирожными, и вечер удался на славу. Ханты были дружной семьей, а Курбату, видевшему такие отношения людей только издалека, было приятно находиться с ними в одной компании.
Когда все наелись и ужин окончился, женщины, забрав Герта, ушли в комнату, обсудить свои дела и проблемки, которые у них есть всегда. А Курбат остался один на один с Эриком. Разговор поначалу как-то не клеился. Но за вином оба расслабились, и нашли о чем поговорить.
– Слышал, ты рейдер? – спросил Хант.
– Есть такое, – согласился Курбат.
– Опасное это дело, как люди говорят, по тылам рахов бродить.
– Не опасней, чем ночью по городу.
– У меня вопрос к тебе такой, зятек наш будущий, – Хант перегнулся через стол. – Ты как, вообще, деньгами располагаешь?
– Если вы насчет Эльзы переживаете, то не беспокойтесь. Если я не вернусь, мало ли что, то нищенкой не будет.
– Не про то сказать хочу, – поморщился отец семейства, и выдвинул из-под стола ногу. – Свою дочь я прокормлю. Мне левую ногу под Стальгордом повредили. Горец один дубиной своей огрел, она усыхать начинает. Так что фермер из меня теперь никакой, а значит, придется профессию менять. Кое-что мне из казны герцога выплатили за потерянную землю, за дом, за лошадь и за службу, и хочу я сапожную мастерскую открыть. Одно время учился этому, кое-что руки помнят.
– И в чем проблема?
– Не хватает денег. Надо двадцать империалов, на все про все, а у меня только двенадцать.
Курбат снял с пояса кошель, положил перед будущим тестем на стол, и произнес:
– Здесь тридцать империалов, можно небольшой домик купить на окраине. Сейчас многие из беженцев пытаются домой вернуться – не понимают еще, что по весне их снова сгонят, и цены в городе на жилье пока упали.