Tasuta

И это пройдет…

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

15 сентября 2000

Мира пришла домой и уткнулась носом в подушку. Слезы катились по ее щекам крупными градинами. Она только что пережила настоящее предательство. Аня с Олей пошли на прослушивание в театралку без нее. Нет, конечно, они ее позвали. Но она ужасно стеснялась, придумала миллион причин, почему не будет ходить. Мира надеялась, что и Аня не пойдет, останется с ней. Но подруга бросила ее и ушла с этой противной Олей.

–Ты чего ревешь? – гладя дочь по голове, спросила мама.

– Я больше никогда не буду дружить с Аней, – молниеносно ответила девочка, – она самая настоящая предательница, фу, как можно быть такой двуличной? – надрываясь пищала Мира.

– Что же она такого сделала? -удивленно спросила мама.

– Она дружит с Олей больше, чем со мной, у них секреты разные, они сегодня пошли вместе на прослушивание в Дом культуры без меня.

– А ты почему не пошла? – удивилась мама, она знала, что Аня никогда не обижала Миру, за время их милой детской дружбы, девочка старательно уступала ее дочке во всем, должно быть что-то изменилось.

– Я боюсь, я стесняюсь, я не могу, – захныкала Мирослава.

Мама погладила девочку по голове.

– Ничего страшного, что Аня пошла без тебя, если ты не увлекаешься театром, а ей это нравится, то пусть она ходит одна, что в этом плохого? Вот чем бы ты хотела заниматься?

– Я хочу в художественную школу, а где папа? – вытирая сопливый нос, спросила Мира.

– Где, где- в Караганде, – разозлилась мама, – знаешь что, хватит ныть, займись ка чем-нибудь полезным: приберись, в магазин сходи. Молока нет и хлеба!

***

Оля и Аня стояли за кулисами актового зала, прямо сейчас Аня должна была выступать. Одернув черную с белыми лапками юбку, подтянув скрепку-бант, Аня вышла на сцену. Медленно она двигалась к микрофону. Белый фонарь слепил ее глаза, вытянув руки вдоль тела она встала прямо напротив режиссёра, открыла рот и начала читать:

В горах мое сердце

(Из Роберта Бернса)

В горах мое сердце… Доныне я там.

По следу оленя лечу по скалам.

Гоню я оленя, пугаю козу.

В горах мое сердце, а сам я внизу.

Прощай, моя родина! Север, прощай, -

Отечество славы и доблести край.

По белому свету судьбою гоним,

Навеки останусь я сыном твоим!

Прощайте, вершины под кровлей снегов,

Прощайте, долины и скаты лугов,

Прощайте, поникшие в бездну леса,

Прощайте, потоков лесных голоса.

В горах мое сердце… Доныне я там.

По следу оленя лечу по скалам.

Гоню я оленя, пугаю козу.

В горах мое сердце, а сам я внизу!5

Ане было очень страшно, она хотела читать совсем не это стихотворение, в ее планах было разыграть «Ворону и лисицу», но пока она шла к микрофону, слова, знакомые ей с самых ранних лет, вылетели из головы, перед глазами, с дикими гримасами стояли герои пластилинового мультика, в ушах било: «А помнится вороне, кар-кар-кар». Пытаясь справиться с подступающей паникой, Аня смогла вспомнить только стихотворение, которое выучила специально к дню рождения мамы. Она вычитала его в учебнике литературы. Аня его обожала: большой синий, с домовенком на обложке, называвшийся «Маленькая дверь в большой мир». Действительно, он, как и обожаемые Аней сказки, был дверью в другое измерение, столько прекрасных рассказов она прочитала, например: «Там вдали за рекой», «Корзина с еловыми шишками». Это стихотворение, которое сейчас декламировала Аня, представил своему другу домовой Афанасий. Ане представлялись сказочные вершины гор, прекрасные орлы, реющие под небесами.

Стоя за красным плюшевым занавесом, Оля наблюдала за подружкой. Она не понимала, как та может чувствовать себя столь уверенно. Самой Оле казалось, что она ни за что не сможет выйти и что-то прочесть. Девочка пыталась убедить себя, что это то же самое, что петь в хоре, где она с удовольствием выступала. В музыкальной школе, в которой занималась Оля, ученики постоянно принимали участиях в конкурсах. Девочка пела народные песни, у нее был свой личный костюм. Мама до глубокой ночи несколько дней подряд расшивала его крупными бусинами, очень похожими на жемчуг, оранжевый атласный сарафан и кокошник с длинными лентами. Совсем недавно их ансамбль пригласили на городской праздник. Мама заплела Оле шикарную косу. Большой дракон вился от самого лба через левый висок, переходя на затылок бежал к правому, опоясывал голову от уха до шеи и падал толстым хвостом на спину. Оля не могла налюбоваться на себя в зеркало, ей страшно не хотелось прятать дракончика под кокошник. Но это было еще не все, мама сделала девочке макияж. Она долго колдовала над дочерью, доставая из своей косметички разные пушистые кисточки и баночки. Оля чувствовала запах яблочных румян, ощущала горьковатый привкус помады. Когда она посмотрела на себя в зеркало, то не поверила глазам. Через серебристую гладь на девочку смотрела Настенька из сказки «Морозко». В тот день Оля чувствовала себя потрясающе. Она стояла на сцене в парке, уютно раскинувшемся недалеко от школы, постукивая ложками, притопывая ножками, пела: «Ходила младёшенька по борочку, брала, брала ягодку земляничку…».

Погрузившись в собственные переживания, Оля не сразу заметила, как рядом с ней встала высокая, худенькая девочка. Она настороженно поглядывала своими карими глазами из-под через чур длинных ресниц.

– Ты дальше? – спросила она удивительно взрослым голосом.

Оля робко кивнула.

– Но, если хочешь, можешь ты, я очень боюсь, – призналась она.

– И я боюсь, три дня дома учила, но все равно очень переживаю, вдруг забуду слова, можно я вперед тебя пойду? – закусив губу попросила она.

Оля снова кивнула, на этот раз утвердительно.

Аня уже мчалась к ним, она мельком взглянула на незнакомую девочку и сразу кинулась к Оле. Голос ее, взволнованный и быстрый звенел на все закулисье.

– Ой, Оля, как я испугалась, я все забыла, даже пошевелиться не могла. Какой ужас, меня не возьмут, – заламывая руки, причитала Аня.

Оля видела, что девочка, стоящая рядом, совсем побелела. Она вышла на сцену. В свете белого прожектора казалось совсем тонкой и прозрачной, словно струна.

– Меня зовут Полина Романова, – представилась девочка, – я хочу показать сценку.

Полина встала в позу, она подняла руку ко лбу:

Сергей Михалков

Беглянка

Жила-была собачка

По кличке Чебурашка —

Курчавенькая спинка,

Забавная мордашка.

Хозяйка к ней настолько

Привязана была,

Что в маленькой корзинке

Везде с собой брала.

И часто в той корзинке,

Среди пучков петрушки,

Торчал пушистый хвостик

И шевелились ушки.

Хозяйка Чебурашку

И стригла, и купала,

Она, не зная меры,

Собачку баловала…6

Полина подпрыгивала, закатывала глаза, пару раз делала колесо, изображая милую собачку, а в конце, замерла в длинной паузе и чуть не пустила слезу. Быстро поклонившись, она опрометью кинулась за кулисы.

–Ничего себе, -прошептала Аня, когда Поля поравнялась с ней, – я вообще все-все забыла, а ты так показала, – она округлила рот и выразительно выпучила глаза.

Маленький червячок зависти проснулся в девочке, она считала, что лучше всех читает с выражением, умеет напускать на лицо таинственность, поднимать к небу глаза. Аня старательно копировала этот взгляд с Констанции в «Трех мушкетерах». Увиденный в 6 лет фильм очень заинтересовал девочку. Ирина Алферова, играющая нежную красавицу, ей понравилась. Первый раз Аня задумалась, что возможно, когда она немного подрастет, то у нее тоже появится отважный поклонник, который будет драться ради нее на шпагах. Тогда Аня плохо осознавала, что героиня замужняя женщина, которая завела роман с легкомысленным повесой. Все ее внимание было приковано к крохотным ножкам, к которым припадал страстный возлюбленный, поющий зычным голосом:

«Пальба, трактиры, стычки, шпаги, кони,

И буйный пир от схватки до погони,

И миг любви, и миг святого пыла,

Рука ласкала, а душа любила.

Та встреча не чета простой удаче,

Была любовь и было всё иначе.

И вот среди друзей я, как в пустыне,

И что мне от любви осталось ныне,

Только имя…

Констанция…»7

Этот сладкий образ привлек Аню к сериалам и романтическим повестям. Она рано прочитала «Метель» Пушкина и «Барышню -крестьянку». Стянула у мамы женский роман Екатерины Вильмонт «Путешествие оптимистки, или все бабы – дуры». Вечерами усаживалась с бабушкой около телевизора и смотрела «Санта-Барбару», «Селесту», «Черную жемчужину», «Землю любви». Она восхищалась красотками, рядом с которыми были пылкие чернобровые мужчины. Поцелуи приводили девочку в восторг. Она впитывала экранную любовь как губка, думая, что во взрослой жизни так много всего интересного, и это предстоит испытать. Аня наблюдала за бабушкой, которая промакивала платочком глаза, сопереживая тяжелой судьбе молодой итальянки, вынужденной бежать с родной земли. Эта потусторонняя жизнь казалась удивительной, захватывающей, но странной. Перед большим счастьем героям непременно требовалось пострадать. Это девочке не нравилось. Страдать Аня не любила, но и особого счастья вокруг себя она не наблюдала.

 

Кроме экранных страстей Аня обращала внимание на отношения дедушки и бабушки. Дед постоянно пропадал на стройке, приходил оттуда с черными ногтями и пьяненький. Бабушка целый день стояла у плиты, варила кастрюлями супы: щи с квашеной капустой, борщ. Жарила из жесткого мяса, прокрученного в фарш, жилистые, жирные, пахнущие луком котлеты. Иногда они вместе ходили гулять в парк и танцевали там медленный фокстрот на открытой веранде. Летом бабушка уезжала в деревню, занималась огородом, а дедушка появлялся там только в выходные. Чем он занимается, Аня не знала.

Ее частенько отправляли в дачную ссылку. Там она качалась на качелях, объедалась свежими сливами и пирожками. Но Аня не хотела такой жизни. Ей она казалась скучной, однообразной. В душе жила мечта о волшебной сказке. Мама тоже была сомнительным примером. Она никогда не выходила замуж. Мама не приводила в дом своих кавалеров и дочь в подробности личной жизни не посвящала. Все, что Аня узнавала, было подслушано из разговоров матери с подругами. Они часто собирались на их кухне, обсуждали мужчин. Мама гадала. Ане строго-настрого запрещалось трогать гадальные карты. Папа с ними никогда не жил. Аня знала, что он женат, у него есть другая семья. Отец приезжал только по праздникам, дарил плюшевые игрушки. Дед в это время демонстративно уходил из дома, а бабушка тяжело вздыхала.

Совсем недавно по НТВ Аня увидела новый сериал, название его отдавало запретным и непонятным – «Секс в большом городе». Девочка посмотрела всего несколько серий, но они потрясли ее до глубины души. Красивые, гордые женщины, в ярких нарядах вели успешную жизнь, имели поклонников и не страдали. У них все получалось, они были свободны от всего. Аню не интересовало, что такое секс, к чему стремятся героини. Она просто обмирала при виде шикарных туфель. Пропуская через себя, но не осмысливая, слушала она разговоры, не предназначенные для детских ушей. И вдруг поняла, что во что бы то ни стало хочет стать актрисой, чтоб у нее тоже были такие наряды. Когда Аня оставалась дома одна, то доставала своих обожаемых Барби, разыгрывала с ними спектакли. И все сюжеты были конечно же о любви!

Сейчас, глядя на Полину, Аня почувствовала дух соперничества. Он был для нее нов. Ни с Олей, ни с Мирой такого не возникало. Но эта девочка очень сильно от них отличалась. То ли в настороженном взгляде, то ли в быстрых, уверенных движениях чувствовалась какая-то агрессивная, но пока скрытая сила.

Оля тоже была поражена выступлением Полины, теперь ей было еще страшнее выходить на сцену, она попятилась.

– Я не пойду, я не могу, – пролепетала она.

4 глаза уставились на нее.

– Это еще почему, – опередив Аню, спросила Полина, – ты же уже пришла, надо попробовать, – уверенно заявила она.

– Ты сама только что дрожала, словно осиновый лист на ветру, – отнекивалась Оля.

– Еще бы, я с братом поспорила на 10 рублей, что смогу все выучить и выступить, – надув губы, ответила Полина, – так бы я ни за что сюда не пришла.

Аню снова кольнула зависть, выходит, что для новой знакомой сегодняшний конкурс ничего не значит кроме спора с братом. А для нее это шажок к мечте всей жизни, и очень возможно, что она его провалила. Какой ужас! Аня не сразу обратила внимание на легкий смешок где-то у себя за спиной. Звук повторился. Аня повернулась, сзади нее стоял мальчик, он сердито смотрел на Полину, выдыхал сильно, так, что длинная, давно не стриженная челка подлетала вверх.

– Всем расскажешь, что выиграла? – подходя к сестре и протягивая помятую грязную десятирублевую бумажку, спросил он.

– Конечно, не только же ты умеешь кривляться, – сказала Полина и высунула язык, – вот так вот, будешь знать, как зазнаваться.

Мальчишка посмотрел на Олю.

–А ты все равно иди, хоть попробуешь, никто тебя там не съест, – он ободряюще улыбнулся и похлопал девочку по плечу.

Оля сделала несколько неуверенных шагов, ноги ее подгибались. Словно улитка ползла она к микрофону. Шумно втягивала носом воздух, слёзы щипали ей глаза, и вдруг она решила: надо спеть!

Идет кисонька из кухни.

-Мяу!

У ней глазоньки опухли.

-Мяу!

О чем, кисонька, ты плачешь?

-Мяу! Повар пеночку слизал

Да на кисоньку сказал!

Оля старательно тянула мяу, с каждой нотой ей становилось все легче. Не зря она пела в хоре. Волнение прошло, она вдруг почувствовала томительное удовольствие, такое же как на концерте в парке. Закончив свое маленькое выступление, она поклонилась и с чувством собственного достоинства удалилась за кулисы.

– Ты молодец, – сказал мальчишка. Он снова улыбнулся ей.

Оля точно знала, что его теплый взгляд предназначен ей одной. Сердце застучало синкопой. Она влюбилась.

Аня была слишком занята своими переживаниями, чтобы обратить внимание на Олю. Она всегда знала, что та хорошо поет, они часто устраивали маленькие домашние концерты. Играли в 4 руки на фортепиано. У Оли получалось лучше, но Аню это никогда не огорчала. Она не жила музыкой так, как подруга. Ей не очень нравилась классика, она не выносила скрипку и орган. Зато любила арфу. Для Оли музыка была чем-то большим. Она погружалась в биографии композиторов, тонко чувствовала звуковые сочетания. Ей, в отличии от Ани, легко давалось сольфеджио. Аня уже три года ходила в музыкалку, но у нее никак не получалось построить правильно аккорд. Она не любила канонических классических исполнений, ей нравилась эстрада. Любимой группой у Аня были «Гости из будущего». Она знала наизусть все их песни. Оля такой ерундой не увлекалась.

– Пойдемте, подождем результатов в буфете? – предложила Полина. Ей хотелось поближе познакомиться с девчонками, в основном она дружила с братом. Летом их вместе отправляли к бабушке, вечера они проводили чаще всего вместе, и вот сейчас появился шанс завести подруг.

Они прошли по узенькому коридорчику под винтовой лестницей, ведущей наверх в костюмерные и музыкальные кабинеты. И вошли в крошечный бар, называющийся «Аквариум». Его стены были отделаны треугольными зеркалами, а вдоль задней стояли 3 аквариума. В одном плавали золотые рыбки, в другом – вуалехвостые гуппи, в третьем – усатые сомы. На прилавке выстроились сладкие пирожные: восхитительные грибочки с масляным кремом, заварные трубочки, эклеры и нежное суфле. Ребята взяли себе по стакану газировки и одному пирожному. Аня любила суфле и «Байкал», Оля трубочки и «Колокольчик», Поля выбрала эклер и «Тархун», а ее брат Паша попросил у продавщицы сочень с творогом и чай. Они уселись вместе за круглый столик и начали жевать. Периодически пинались ногами и весело смеялись.

22 ноября 2000 год.

Маленькая красная кухня, с окошками выходившими на старое кладбище и церковь с зеленой башенкой колокольни, тонула в синем сигаретном дыме, который смешивался с запахом крепкого кофе и бутербродов с сыром. Лишь лампа с коричневым абажуром, покачивающаяся на длинной пружинке, освещала лица собравшихся. Они были мрачными и напряженными. Аня с грустью смотрела на своего друга Ясика, который улетал жить с семьей в Германию навсегда. Сегодня их провожали. Аня знала тетю Ларису столько, сколько себя помнила. Высокая, рыжеволосая, с большими миндалевидными, опушенными роскошными ресницами глазами, хохотушка, приходившая к маме в гости с жареной курицей, много курившая, острая на язык. Ясик -первый товарищ в дворовых играх, озорной шутник, учивший Аню вычитать в столбик, самый лучший на свете друг. Аня никак не могла понять, зачем они переезжают, что ждет их там: в чужой стране, где они не знают языка, где почти нет родных? Но Ясик говорил, что мама считает жизнь здесь бесперспективной, темной, она хочет большего, что наелась Союзом и современной Россией по самые уши. Аня не могла представить, что может заставить ее собраться и уехать из родного дома, из милого сердцу города, где на набережной растут высокие липы, пахнущие медом в июле, при монастыре живет большая смешная медведица, по реке снуют паромы, ведь здесь так красиво зимой и летом. Она думала о старом парке с маленькой лодочной пристанью, про аренду катамаранов. Они с Ясиком и мамами часто там гуляли. Теперь всего этого не будет? Что же может не нравиться тете Ларисе? Вот Олин папа скоро вернется из США, ее родители никуда не переезжают, хотя отец получил приглашение работать в Сиэтле в университете, значит здесь все-таки хорошо?

Август 2001 год.

Аня сидела на лавочке под окном старого деревенского дома. День только начинался. Бабушка вышла на крыльцо, в руках у нее была корзинка, на голову она надела белый платок.

– Ты куда? – спросила ее Аня.

– В лес, за грибами, пойдешь со мной? – добродушно улыбаясь и гладя внучку по голове, спросила она.

Аня радостно закивала, она обожала ходить с бабушкой в лес.

– Тогда иди, надень штаны длинные, сапоги резиновые и кофту с рукавами.

Аня собралась за считанные секунды. Они с бабушкой шагали по дорожке, на которой еще остались следы луж, расползшихся после ночного дождя. У соседского забора, на поваленной, рассохшейся старой березе сидел мужик и курил папиросу. Цыгарка чадила, он громко кашлял, но продолжал ее мусолить. Сосед кутался в фуфайку, несмотря на теплое, ласковое солнышко на ногах у него были валенки.

– По грибы пошли? – спросил он, сплевывая на землю, – а Галка надысь тоже ходила, 3 волнушки да 2 матрёшки – вот и весь урожай.

– Ладно тебе, Федот, не бреши, места знать надо, – махнула на него рукой бабушка и ласково улыбнулась.

– Бабушка, а почему дед Федот летом в валенках ходит? – спросила Аня.

–Ноги у него больные, он всю жизнь в колхозе работал пастухом, вот с ногами и беда теперь, – отвечала бабушка. Они шли через поле, высокая рожь колыхалась словно море. Со дня на день должны были приехать красные комбайны и начать молотить. Аня обожала эти моменты. Машины словно киты курсировали из одного края поля в другой. За ними оставались снопы, на которые ребята взбирались, прыгали, представляя, что они участники игры «Царь горы».

– Бабушка, а ты тоже в колхозе работала, – спросила Аня.

– Нет, меня мама в город отправила, чтоб мне паспорт сделать можно было, – улыбаясь ответила бабушка.

– Что значит сделать, а у тебя что, не было? – удивилась Аня, она знала, что паспорт дают в 14 лет. Они с Мирой очень ждали момент, когда им можно будет получить свою заветную бардовую книжечку. Дедушка даже подтрунивал над девчонками, гордо доставая свой документ из серванта он декламировал: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте я – гражданин Советского Союза».

– Нет, колхозникам выдавались временные удостоверения личности. Люди приписывались к колхозу, – отводя глаза в сторону, ответила бабушка.

–Что значит приписывались, это как вещи что ли? – не поняла Аня.

Бабушка тяжело вздохнула.

– Тогда была такая система, так надо было, – ответила она.

– А тебе на стройке нравилось работать, – снова спросила Аня. Она знала, что бабушка с дедушкой познакомились на работе. Бабушка была штукатуром-моляром. Когда на 8 Марта они смотрели вместе фильм «Москва слезам не верит» женщина рассказала внучке, что работала на стройке, как и одна из главных героинь- Тося.

– Нет, совсем не нравилось, – покачала головой бабушка, – не женское это дело краской дышать, мешки с цементом ворочать.

– А что женское? – с интересом спросила Аня.

– За домом следить, мужа кормить детей воспитывать, – улыбаясь ответила бабушка, – без мужа женщине плохо.

– Ага, мужа еще найти надо, – насупилась Аня, – а вдруг никогда никого не полюбишь, что тогда?

– О, – рассмеялась бабушка, любовь – это наживное. Вот знаешь, как твоя прабабушка Маша замуж вышла?

– Нет, расскажи, – с любопытством попросила Аня.

– Ну слушай. Шел 1943 год. Война была в самом разгаре. Людям тяжело приходилось, не было ни одного дома, где бы мужчина не ушел на фронт. Хоть до нас и мало доходили сами бои, но работать приходилось много.

Прабабушка твоя была сильной, красивой, ловкой деревенской бабой. Имела целых 4 класса образования. Ей хотелось жить, а кругом калеки да старики, тяжелый труд и почти никаких радостей. А тут в деревню еще пришла разнарядка: на торфозаготовки и осушение болот необходимо направить людей. Кого брать? Конечно, выбор пал на молодых незамужних девок. А торфозаготовки – это тебе не бал. Твоя прабабушка понимала, что оставит там все свое здоровье. Тогда вместе со своей подружкой отправилась она в дом инвалидов и выбрала там себе мужа, контуженного на войне Ивана, а подружка Галя -изуродованного, одноногого Толика. Никакой любви там и не было, сплошной расчёт-замужних, беременных женщин на тяжелые работы не посылали. Вот так свадьбы и играли.

 

– Бабушка, -перебила рассказ Аня, – но это же ужас, как же жить с человеком, которого ты совсем не любишь, – возмутилась Аня.

– Вот так и жили, скромно, но дружно. Прадедушка твой хоть и сильно пил, но работник был хороший, он построил дом, в котором мы до сих пор живем, работал лесником и слыл отличным охотником. В хозяйстве была корова. Я помню, когда была совсем маленькой, – бабушка остановилась, задумчиво посмотрела на приближающиеся тени разлапистого леса, – как первый раз услышала хрюкающих под лестницей на дворе поросят. Под окнами у нас гуляли куры, а на цепи сидел бодрый борзоватый кобель Гадай.

– Так выходит прабабушка мужа своего потом полюбила? – в надежде услышать хоть что-то понятное, спросила Аня.

– Потом, потом, – уклончиво ответила бабушка.

Аня чувствовала, что ей не договаривают. Интересно, что такого не захотела ей рассказать бабушка?

***

Мира сверлила взглядом поплавок. Над ряской возвышалась его яркая оранжевая шапка. Вот уже час он совсем не шевелился. Не может быть, что сегодня она не поймает ни одного карася. А все тракторист Колька виноват, это он, проезжая на своём драндулете остановился на берегу, вышел и долго черпал ведрами, что-то заливал. Мира злилась. «Фу, пропасть какая, – думала она, – вот был бы папа, он бы поймал рыбину!»– девочка встала и пошла в сторону бани, мама просила ее последить за огнем в печке и подбросить пару поленьев. Мира открыла тяжелую дверь и взвизгнула, прямо на нее смотрели два больших коровьих глаза.

– Мама! – закричала девочка.

– Ты чего орешь, – ответила мать из огорода, – чего надо?

–Тут корова! Прямо в бане! – завопила Мира.

Девочка слышала, как мама, ругаясь приближается к ней. Отряхивая руки от земли, недовольно поглядывая на дочь, мать вошла в предбанник, взяла корову за рог и потянула на себя. Животное уперлось.

– Ну ка, чего встала как вкопанная, – поворачиваясь к Мире, скомандовала мать, – хворостину мне принеси, вишь упрямая какая, ну Афонин, ну паразит, никогда за своей скотиной не следит.

Мира опрометью бросилась за веткой. Она вернулась буквально через секунду, протянула маме тонкую хворостинку. Мама протиснулась между стеной и коровой, толкнула ее в бок, потом еще раз. Животное сделало пару шагов, тогда мать резко щелкнула ее веткой по попе. Корова обиженно замычала, но вышла из бани.

– Вот паразитка, – продолжала ругаться Мирина мама, – лепёху еще навалила. Мира, убери за ней, не гоже это, когда навоз в бане, – с этими словами она погнала корову вверх по пригорку, туда, где стоял покосившийся дом Афонина.

Мира недовольно сопела: «Почему она должна убирать за чужой коровой? Это же не честно! Вот был бы папа дома, он бы сходил к соседу, тот бы мигом все убрал и научился привязывать свою животину!»

***

– Папа, почему Робин Гуд считается благородным? – задумчиво спросила Оля, отложив книгу. Отец поправил очки и отложил ручку.

– Я думаю, он помогал бедным, люди ценили его, за это и прозвали благородным, – серьезно ответил он.

– Но ведь он же все равно разбойник, – удивилась Оля, – а как же заповеди: не убивай, не кради?

– Дочь, и заповеди и легенды сложили люди. Они и определили, когда убивать и грабить – это благородство, а когда наоборот.

– Все равно, это неправильно, – упиралась Оля, – разве можно за одно и то же хвалить и ругать? Как тогда узнаешь, что чего-то нельзя?

– Тут ты права, -поразмыслив сказал он, – никак не узнаешь. А заповеди ты сама прочитала? – поинтересовался отец, пытливо поглядывая на дочь.

– Нет, мама библию дала. Пап, а почему там все такие жестокие, постоянно сражаются, мучают и казнят друг друга? Бог ужасно страшный, да и не справедливый какой-то, – почесав нос, сказала Оля, – вот бабушка говорила, что он добрый, любит всех, прощает и оберегает. А выходит совсем не так? И вообще, где он, если в космосе его нет?

– Дочь, религию придумали люди, с помощью верований в богов и духов, они объясняли все, чего не знают. Какие люди, такие и боги, – разводя руками, ответил папа, – а уж где Бог, тут каждый решает сам для себя, я думаю, что он в милосердии, любви и сострадании.

– Не понимаю, – насупилась Оля, – получается наука отрицает возможность существования Бога, и средневековые священнослужители не напрасно жгли ученых?

– Еще как напрасно, если бы все эти религиозные фанатики не вставляли палки в колеса прогрессу, то мы давно бы жили в другом мире. Вообще любая религия – это порабощение и закрепощение человека, так что почитай-ка лучше что-нибудь более вдохновляющее, – сказал папа, давая понять, что разговор окончен.

***

Полина собирала на полянке землянику, злющий Пашка сидел рядом.

–Терпеть его не могу, – вытирая кулаком нос, говорил он, – где его мать только откопала. Ты вообще меня слушаешь?

Поля кивнула, недавно Пашкина мама второй раз вышла замуж. Полине было очень жаль своего двоюродного брата. Дядя Николай ей тоже не нравился. Он казался грубоватым, резким и жадным. Папа Поли ворчал, говорил, что нормальные люди в гаишники не пойдут. Сегодня Полина видела, как отчим дал Пашке подзатыльник. Парнишка пытался сам напилить поленья, но у него не получалось. Вместо того, чтобы что-то объяснить или показать, Николай стукнул Пашу по голове. Это он называл: «Учить уму разуму», на крик во двор выскочила бабушка, она практически грудью защищала внука, отгоняя мужика. Тот зло выругался и уехал в город. И вот уже целый час Пашка злопыхал по этому поводу. Пару раз он грозился убить отчима. Поля, глядя на его разъяренное, раскрасневшееся лицо, чувствовала, что брат действительно способен совершить что-то непоправимое. Ей было страшновато. Последнее время она начала замечать, что брат меняется. Из доброго, веселого, слегка ленивого и местами бестолкового мальчишки он превращался в дикого волчонка. Часто огрызался, зазнавался и вымещал свою злобу на тех, кто не мог ему ответить. Поля была единственной, с кем он не решался ссориться. Девочке такие перемены были совсем не по душе, но как помочь брату, она не знала.

5С.Маршак
6Михалков «Беглянка»
7к/ф "Д'Артаньян и три мушкетера"