Сага о халруджи. Книга 6. Дьявол из пустыни

– Ты забыл про Магду.

– Она же умерла.

– Где Магда? – вдруг вскочил Блай, а следом за ним поднялись другие кучеяры, до этого мирно сидящие у стены. – Магда Фадуна, где она? Ее нужно найти! Где ее искать?

– Тише, тише! – замахал на них руками Сейфуллах. – Ну вот, началось. Стоит произнести ее имя, и у них крыши сносит. Блай, Каюм, принесите горячей воды с камбуза. Арлингу надо обработать рану. А мне – водки. Какой угодно.

Ученики еще какое-то время взволнованно гудели, но потом все пятеро вышли из каюты. Вероятно, соблюдая какую-то договоренность, они ходили по кораблю вместе. Или так их вел черный солукрай, захвативший разум этих людей. У Арлинга был месяц, чтобы убедить имана, что они смогут вернуться к нормальной жизни. Теперь, когда эта самая «нормальная жизнь» превратилась в фантом лично для него, все обещания казались заведомо лживыми.

Ему стоило быть осторожным. Ранение или что другое сделало его рассеянным. Ни Хамне, ни Аджухаму не стоило знать о его истинных замыслах в отношении Магды. Что до учеников, то они были неправы – Фадуну не нужно было искать. Наоборот, Арлингу срочно требовалось выиграть время, потому что он знал: она сама найдет его, и произойдет это скоро – куда раньше того момента, когда он будет готов.

Хамна заново обработала ему культю и перевязала руку, после чего молча вышла за дверь и стояла там, глотая соленые брызги, пока Сейфуллах пил свою водку и разглагольствовал о политических игроках Согдианы. Учеников отправили в трюм сразу после того, как они принесли воду, потому что приступ, начавшийся с упоминанием Магды, у них не прошел – они постоянно шептали ее имя, отчего Регарди было не по себе.

Допив водку, Аджухам пожелал ему скорее поправляться и поменьше болтать с теми, кто завтра наверняка захочет его навестить и предложить свою дружбу. Впрочем, Сейфуллах обещал быть рядом. В то, что капитан станет молчать о таком важном пассажире, даже Аджухам не верил, а после ухода с корабля имана и его людей многие расслабятся и захотят завести полезные связи. Как понял Арлинг, фрегат вез в столицу тех, кто когда-то покинул родину, однако в силу новых, некомфортных для себя обстоятельств, случившихся в Сикелии, решил попытать счастья вернувшись.

Но ни завтра, ни послезавтра Регарди никто не потревожил. Буря показала свое истинное лицо. «Золотой шаман» мужественно сопротивлялся шторму, команда уже не думала о пассажирах – все спасали свои жизни. Один раз появилась мокрая Хамна, она принесла какой-то еды, которую Регарди не заметил, и рассказала, что корабль потерял оба якоря – они были отданы на съедение морю. Капитан считал, что буря относит фрегат из Аслимского залива на восток, в Плохие Воды. Плотная облачность не позволяла сориентироваться по звездам, а навигационные приборы будто сошли с ума.

Мореходы твердили о дьяволе и желали крови. Мол, выбросить за борт проклятого пассажира – проверенный способ утихомирить разбушевавшуюся стихию. Матросы пробовали напасть на Блая, который был сам виноват, потому что всем болтал о Видящей с одним глазом, но ученики с Сейфуллахом заперлись в трюме, а потом всем стало не до них. Хамна опасалась, что придут за Арлингом, но, похоже, про него будто забыли, что, по ее мнению, тоже было странно. Из всех подозрительных пассажиров слепой Регарди должен был быть самым подозрительным. Но, скорее всего, правда была в том, что бешеная качка уложила даже бывалых мореходов, и половина команды бездействовала, отлеживаясь в кубриках. Те же, кто стоял на ногах, едва могли удержать корабль на плаву – даже офицерский состав болтался на реях, спасая такелаж. А еще «Золотой шаман» на второй день шторма умудрился потерять все шлюпки – и это было самой плохой новостью.

Арлинг не знал, почему ему хотелось прогнать Хамну, но в любом случае у него это не получилось. На следующий день после того, как фрегат покинули иман с Керком, и буря проглотила судно, у него поднялся жар, и Регарди подозревал, что не его раны были тому причиной. В голове мелькали непрошенные образы прошлого, а ремень, которым он привязал себя к койке, давил на ребра, сдирая кожу при каждом ударе моря в борта несчастного фрегата. Как и Блай, он искал Магду, но шторм отогнал Фадуну-Салуаддин, которая, кажется, потеряла его, и от этого Регарди чувствовал себя по-настоящему больным.

Последовав его примеру, Хамна тоже привязала себя – к стулу, но, когда судно бросилось на штурм очередной волны, ножки стула оторвались от палубы и какое-то время Регарди слушал, как Акацию швыряет от стенки к стенке, пока ее пальцы не ухватились за его правую ногу. То было последнее, что он почувствовал перед тем, как раствориться в шторме. Всякий раз ему казалось, что со следующим валом «Золотому шаману» точно не справиться, что громадная стена воды сейчас поглотит корабль, но он все еще дышал воздухом.

Океан был черным, как и единственный глаз Магды, который искал его в буре. В глубоких провалах между волнами ветер смолкал, и наступала жуткая, неестественная тишь, которая усиливала ужас перед наступающим валом. У его подножия фрегат вставал едва ли не на дыбы, круто забирая нос, с трудом выбирался наверх, выравнивался, но лишь для того, чтобы провалиться в густую, вязкую пену, в которую превратилось море. Гнетущее небо с низко стелющимися тучами посылало шквалы дождя, капли которого смешивались с морскими брызгами, превращая все вокруг в царство воды.

Арлинга кто-то тряс, но Хамна то была, либо ремень порвался, и теперь Регарди катался по каюте вместе с оторванными от пола стульями – было не разобрать. Слух больше не помогал ему читать мир – в ушах гремела вода. В ноздри било зловоние, и Регарди вспомнил слова Керка о морском дьяволе, в которого начинали верить все, кто оказывался в смертельных объятиях шторма.

Корабль врубился клином в гребень, вспарывая толщу воды, от резкого удара судно легло набок, а затем послышался грохот – мощный, оглушительный, будто рассеклось само небо. Удивительно, но Арлинг еще различил истошный человеческий вопль – «Мачта!» Насколько он помнил, у «Золотого шамана» имелось три мачты, но, похоже, их количество было уже неважно. Фрегат опрокинулся, и через минуты, наполненные хаосом, воздух превратился в воду – мрачную, обжигающую холодом. По меньшей мере, это означало одно – ласковые, теплые прибрежные воды Сикелии, ставшей Арлингу домом почти на двадцать лет, остались в прошлом.

Глава 2. Родные берега

Водой он дышал недолго. Легкие выкашливали влагу, тело корчилось в судорогах, пульсирующих во всех конечностях, кожу царапал мокрый крупный песок, врезавшийся наждачкой в щеку, когда Арлинг без сил повалился на землю, не веря, что жив. Привычка взяла свое. Оттеснив панику, он восстановил дыхание и, как мог, расслабился, чтобы оценить ситуацию и повреждения. Насчет первого, все было ясно. Волны то и дело захлестывали его ноги, пытаясь утащить обратно в море. Арлинг лежал на берегу. Раны остались прежними – морская соль испытывала его терпение, изъедая обрубок руки и поврежденную Керком ладонь. Суставы сгибались, переломов не было, царапины не считались.

Он перевернулся на спину и, широко открыв слепые глаза, уставил их в небо, которое тяжело нависало сверху, казавшись гигантским брюхом неведомого зверя. Прибой то грохотал, то переходил на шепот, а иной раз и вовсе замолкал, едва дыша. Кружили птицы, оглашая мир тоскливыми криками, воздух пах водорослью и мокрым деревом, под небом резвился ветер: разгонял кудлатые тучи, вытягивал из-за облаков редкие солнечные лучи, которые тут же прятались обратно, нырял в неспокойные густые воды, которые принимались гудеть и стонать с новой силой. Шторм стихал, но уходил не спеша.

Наконец, Регарди понял, что его бьют не судороги. Он замерз. Впервые за двадцать лет ему было по-настоящему холодно. Мокрая одежда облепила тело, не позволяя согреться, но пальцы раненой руки сгибались с трудом, и попытка содрать с себя рубашку не удалась. Потом подключился разум, и Регарди решил, что с одеждой или без – он в любом случае замерзнет. Нужно было искать укрытие от ветра.

– Вон еще один, на живого похож! – голос резко ворвался в голову, оторвав Арлинга от самосозерцания и пробудив в нем ученика Тигра Санагора, для которого все незнакомцы считались потенциальными противниками.

Двое брели к нему по берегу, загребая сапогами влажный песок и распространяя вокруг себя зловоние давно немытых тел, которое острое обоняние Регарди, усиленное солукраем, выделило в первую очередь. Драганская речь – чистая, без акцента. Судя по испитым и прокуренным голосам, обоим могло быть как по тридцать, так и по пятьдесят. Исходя из услышанного, Арлинг склонился к первому варианту – опыта у бандитов было маловато, а в том, что к нему направлялись разбойники, сомневаться не приходилось. У каждого болтались за спиной по паре мечей и колчан со стрелами, за пояса заткнуты топоры, а количество ножей, спрятанных в одежде и обуви, было не сосчитать – вряд ли рыбакам понадобилось бы столько вооружения. Один небрежно держал моток веревки, конец которого с шуршанием волочился по песку.

– За мысом слышались еще голоса. Неплохо рабами разживемся. Интересно, чей корабль разбился?

– Да нам-то какая разница, – сплюнул первый. – Этого повяжем, потом остальных глянем. Может, повезет и баб найдем. За них сейчас хорошо платят. Эй, да у него руки нет!

– Дьявол, – выругался второй. – Вот же не повезло на однорукого наткнуться, калеки к несчастью. Давай просто убьем его. Надо к мысу торопиться, пока Черный Генрих нас не опередил.

«Вам не повезло дважды, потому что я еще и слепой», – подумал Арлинг, с удовлетворением отметив, что убить его решили топором, на ближней дистанции. Иметь дело со стрелами сейчас было бы сложнее.

Дождавшись, пока разбойник с топором подойдет ближе, он на миг засомневался, получится ли провернуть Удар богомола на влажном песке и с его ранениями, но низкий рост противника решил все. Сделав стойку на плечах, Арлинг выбросил вверх ноги и, ухватив щиколотками изумленного драгана за шею, рывком повалил его на берег, убив ударом локтя в висок. Ничего не почувствовал. Тут же перекатился, сделал подсечку второму, добил локтевым ударом по горлу. Раненая ладонь и обрубок запротестовали разными отголосками боли, но дело было сделано. Боль в поврежденных конечностях, пустота в душе – все как всегда. Не прошло и суток с возвращения Арлинга домой, как он снова был окружен трупами.

Родина встречала неласково.

Вскинувшись на незнакомый звук, он не сразу сообразил, что кричала птица. Лишь море звучало привычно. Где-то далеко волны гладили теплый песок Сикелии, хоть они остались прежними. Незнакомый ландшафт ощущался враждебно, настораживая запахами и звуками. Будет нелегко. Арлинг здесь родился, но тот новый человек, который появился благодаря трудам имана, не был приспособлен к этому миру. Ему придется заново изучить окружающий мир, из которого он хорошо знал только людей – эти тоже везде оставались одинаковыми.

Снять одежду с трупа оказалось настоящим вызовом, и Регарди ограничился только курткой. Одно дело – убивать, для этого «искусства» было достаточно ног, а вот как без одной руки и с раненой ладонью другой стащить с мертвеца сапоги – с этой задачей Арлинг не справился. Так и отправился по берегу босиком, потому что его собственные сапоги забрал океан.

Понимание пришло неожиданно: какая-то его часть умерла навсегда – там, в пустыне. Арлинг впервые за двадцать лет оказался на родине, где-то за мысом, к которому он направился, находились выжившие, и не обязательно среди них окажутся его немногие близкие, но сердце Регарди билось спокойно, а единственной терзавшей его мыслью стало сомнение – как всегда в себе. Может, правильнее было послушаться имана и уйти за Гургаранские горы вместе с Магдой? Черный солукрай непредсказуем, но то, что случилось с Фадуной в песках, было куда хуже ее болезни. Вдруг они справились бы сами? Он же подверг ее страданиям, пустившись в трудный переход по сикелийским пескам, результатом которого стало то, что он никак не мог осмыслить. Магда Фадуна превратилась в Салуаддин, заняв тело древней сколопендры, выросшей до невероятных размеров и поклявшейся найти его – чтобы съесть. Все это не укладывалось у него в голове. Впрочем, как и Нехебкай, который подозрительно молчал и которого хотелось обвинить буквально во всем.

– Я здесь, просто не высовываюсь, – охотно отозвался Индиговый, молчавший все дни, пока бушевала буря. – Надо сказать тебе кое-что важное, вот и выбираю момент, когда ты будешь готов.

Арлинг только рукой махнул, так как не ожидал от Нехебкай ничего иного.

– И я о том же, – радостно произнес Древний, очевидно приняв его жест за знак примирения. – Сначала обнимись с друзьями, потом поговорим. Они там, за холмом.

На миг Регарди подумал, что Индиговый ошибся, и это другие люди выжили в кораблекрушении. Жизнь предпочитала оставлять его в одиночестве. Но Нехебкай оказался прав, хотя Арлинг и без него понял, кто кричал. Голосила Хамна, которая стояла по пояс в воде, качалась под ударами волн и звала Арлинга по имени, обращаясь почему-то к морю. На ее месте Регарди сначала поискал бы на берегу, а потом уже проклинал утопленников. Потому что Хамна его именно проклинала.

– Линялая шкура старой гадюки, дрянь! Слепой выродок! Найду твое мерзкое белое тело и откручу башку, а потом вырву сердце одной рукой! Чтоб ты сдох еще раз!

– Ого! – протянул Нехебкая. – Почему-то мне кажется, это про тебя.

– А вот и ты, – приветствовал Арлинга Сейфуллах, сидящий на берегу с поджатыми под себя ногами. Он сказал что-то еще, но Регарди не различил – так сильно Аджухама колотило от холода. Сейфуллах набросил себе на плечи пучок сухих водорослей, выброшенных штормом, но дары моря согревали плохо. Арлинг едва заметно выдохнул – Аджухам был жив. И ученики имана тоже. Все пятеро бродили по берегу и перебирали морской мусор в поисках, чем бы согреться. Не иначе как Сейфуллах всех отправил.

– Тебя не утопишь, я так ей и сказал, – клацая зубами, произнес кучеяр и кивнул в сторону Хамны. – Она уже все тут обегала. Мы на полуострове, вглубь материка пока не совались. А ты откуда явился? Хамна и парни точно в той стороне все осмотрели. Когда людей покидает надежда, остается вера. Слыхал о такой примете? Надо поругать утопленника, и тогда море его отпустит. Я поспорил, что это другое море, и наши обычаи здесь не работают, но, похоже, примета сработала. Можешь сказать Хамне спасибо, она сама не своя.

– Вы живы? – хрипло и невпопад произнес Арлинг, пытаясь справиться с бурлившими чувствами. Шансов, что выживут все семеро, почти не было. Он так долго оберегал Сейфуллаха, будучи халруджи, что благополучие кучеяра врезалось в его сердце навсегда. Ученики имана появились в его жизни недавно, но прочно заняли в ней свое место. Они были поражены темным солукраем и приговорены к смерти учителем, став для Арлинга вызовом, который он бросил Тигру Санагору. К ним Регарди привязался, а вот что он чувствовал к Хамне, которая решительно направлялась к берегу, наконец его заметив, Арлинг не знал. Клятва халруджи, которую дала ему Хамна, до сих пор была неожиданностью. Регарди так и не смог привыкнуть, что его бывшая противница теперь готова отдать за него жизнь.

– В трюме были доски и парусина, мы знали, что рано или поздно корабль пойдет ко дну, поэтому успели смастерить подобие плота, – рассказал Сейфуллах. – Но выжили мы чудом, я таких волн еще не видел. Да и не в них дело. Думал, что превращусь в мороженое уже там, в воде. Кстати, не мы одни оказались везунчиками, и это хорошо. Вон там сидит Жуль. Хороший парень, мы с ним еще на борту познакомились. Какая-то там у него ученая степень, теперь вот горюет по своим тетрадкам, что море забрало. Я представляю, какая беда должна быть у «Крепто Репоа». Потеряли столь ценный груз – свое чудовище. Мне тоже обидно. Мы так старались с этим чучелом, столько трудились, обманули, в конце концов, этих сволочей, и все для того, чтобы скормить фаршированную козлами оболочку морю?

Выудив из монолога Сейфуллаха самое на этот момент важное, Арлинг обратил внимание на сидящего поодаль человека, который их слышал, но был настолько шокирован, что продолжал сидеть на песке сломанной куклой. На его босые ноги то и дело накатывала волна, но человек ее будто не замечал. От всех одинаково пахло водорослями, морем и отчаянием, и Регарди не сумел с первого раза определить его национальность.

Тем более что в следующую секунду его сгребла в охапку Хамна, подбежавшая с одной стороны, и Блай, а потом и остальные ученики – с другой. Арлинг не любил, когда люди сокращали с ним дистанцию, а тем более касались его, но случай был необычный, и он напрягся, не зная, как поступить. Наверное, нужно было обнять всех в ответ. Сердце радостно стукнуло, ощутив пусть и замерзшие но живые тела тех, кто сейчас, наверное, составлял его семью. Однако Регарди ничего не сделал, продолжив стоять истуканом. Хамна почувствовала его напряжение первой и резко отпрянула, после чего разогнала учеников. Неловко стало всем, Арлинг же впервые обрадовался голосу Нехебкая, прозвучавшему у него в голове.

– Этого Жуля здесь быть не должно! – неожиданно заявил Индиговый, и Регарди с удовольствием позволил себя отвлечь.

– Я сейчас, – перебил он открывшую было рот Хамну и торопливым шагом направился к прибою, туда, где волны грохотали так, что неслышно было даже собственного дыхания.

– Если хочешь сказать, говори, – приказал он Нехебкаю, чувствуя на себе недоуменные взгляды товарищей. Как было им объяснить, что его зачерствевшая душа моменты радости выносить не способна. Наверное, поэтому они с Магдой были обречены. Жизнь на острие, выживание на грани – к этому Арлинг был приспособлен. Что касалось людей и отношений с ними – здесь Регарди предпочитал держаться в стороне.

– Хамна поймала рыбу, говорит, что только для тебя! – крикнул ему вслед Аджухам. – Скажи ей, что я тоже хочу есть. Пусть поделится.

Арлинг неопределенно махнул рукой и зашел в воду по колено, борясь с предчувствием. Прав был иман – чем дольше он оставался с Нехебкаем, тем лучше чувствовал его. И Регарди это совсем не нравилось. Сейчас он почти с уверенностью мог сказать – тайны на том берегу не остались. Они приплыли вместе с ним домой, и Индиговый собирался ему одну из них поведать.

– Я хочу, чтобы ты оставил меня, – сказал он Индиговому шепотом. Не то чтобы Арлинг переживал за свою репутацию, разговаривая сам с собой, просто, чем тише он обращался к Нехебкаю, тем внимательнее тот его слушал. – Я тебя не держу, проваливай куда хочешь. И в кого хочешь.

– Исключено, – тут же отозвался змей. – Нам на самом деле надо поговорить, но как-то невежливо перед ребятами. Давай поедим, а потом в спокойной обстановке все обсудим.

– Да нечего тут обсуждать! – рявкнул на него Регарди, каким-то образом перекричав шум волн. Сейфуллах с Хамной, спорившие из-за рыбы, тут же притихли, а Жуль окончательно пришел в себя и пересел подальше от Арлинга и моря – к Блаю, который только казался безопасным. Кучеяр что-то чертил палочкой на песке, и Арлинг мог только догадываться, что там сейчас появляется имя той, которая сейчас снова становилась для него запретной темой.

– Надо пройтись, – бросил он настороженной Хамне. – Я недалеко. Отдай ему рыбу.

Его халруджи, конечно, не понравилось, что Арлинг собирался бродить в одиночку по незнакомому берегу, но она уже хорошо его знала – Регарди все равно уйдет. Отдав рыбу Сейфуллаху, который побежал с ней к Жулю и Блаю, Хамна забралась на один из валунов, где замерла, словно коршун, высматривающий добычу. Арлинг скрываться от нее не собирался. Здесь, на родной земле, он чувствовал себя еще большим чужаком и калекой, чем в те далекие времена, когда судьба выбросила его в жаркие пески Сикелии. Ему было холодно, болела культя и раненная Керком ладонь, в животе урчало от голода, но с Нехебкаем надо было разобраться немедленно.

– Говори! – велел он, когда отошел на расстояние, откуда было сложно услышать его вопли – а в том, что они будут, Арлинг не сомневался.

– В общем, дело в твоей руке, – без обиняков начал Нехебкай. – А еще в том парне, который выжил. В Жуле.

– При чем тут он? – спросил Арлинг, нервно прислушиваясь. На этом берегу ему не нравилось все, но особенно звуки, источники которых открывались ему не сразу. Это шелестели босые ноги, ступающие по сыпучей гальке, или просто ветер дурил, разбрасывая листву с деревьев?

Регарди казалось, что из вечного лета они попали сразу в позднюю осень. Холод пронизывал до костей, однако сейчас и середина самого жаркого согдарийского сезона показалась бы лютой зимой. Даже по ночам в пустыне Арлинг так не мерз. Хотя, может, все дело было в его ранах и дурном предчувствии, которое усиливалось по мере того, как Нехебкай мялся, не решаясь приступить к сути разговора, который, судя по всему, готовил давно.

– Жуля надо убить, – решительно заявил Индиговый, где-то растерявший свое человеколюбие. – Иначе у нас будут проблемы. Давай отведем его в сторону и утопим в море. Нужно обязательно отдать его тело воде. И чем раньше, тем лучше.

– С кем у нас будут проблемы? – уточнил Арлинг, прислушиваясь. – С ними?

С той стороны, где кралось над горизонтом низко стелющееся холодное солнце, к ним направлялись пятеро всадников. Еще трое остановились на холме, сторожа группу людей, бряцающих цепями. Вот с людьми Арлинг никогда не ошибался. Если это бандиты, они будут вести себя одинаково – что в жарких странах, что в холодных. Рабов тоже отличить было нетрудно. От них воняло, их кандалы гремели, в их движениях сквозили страх и отчаяние. Хамна уже заметила незнакомцев и, подозвав учеников имана, держала с ними совет. Арлинга не звали, и он решил, что на сегодня с него хватит трупов. Сами справятся.

– Выкладывай, – потеряв терпение, велел он капризному богу.

– Помни, что мы с тобой на одной стороне, и цель у нас общая, – издалека начал Нехебкай, взбесив Арлинга уже первыми словами. В последнее время подобные фразы Регарди слышал слишком часто.

Уловив, что нервы Арлинга на пределе, Нехебкай заторопился.

– Одолеть Седрика в таком состоянии духа и в столь потрёпанном теле ты не сможешь. Император и смотреть на тебя не станет, в этом иман прав. Ты ведь не знаешь, что именно потребуется, а значит, нужно быть готовым ко всему. Вот ты меня прогоняешь, а я не могу уйти, ты меня держишь. Хотя верю, что сам не знаешь как. И с императором так же будет. Я к чему? Тебе нужны две руки, две ноги, голова. Спокойствие, уверенность. Вера в победу.

– Допустим, в победу я верю, что дальше?

– Хорошо, что ты не один, потому что выход я уже нашел. Вернее, я знаю, где отыскать тебе руку.

– Если ты о протезе, то я лучше обращусь к мастерам Хамны. И ты не объяснил, почему мы должны утопить Жуля в море.

Тем временем группа всадников, соблазненная явно безоружным видом людей на берегу, решительно направилась к наемнице и четырем ученикам, которые не спеша шли им навстречу. Блай остался с Сейфуллахом и Жулем, которого так невзлюбил Нехебкай. Они развели костер и возились с рыбой. Новенький парень откровенно не понимал, почему Аджухам такой спокойный перед лицом явно надвигающейся угрозы. А еще он бросал недоуменные взгляды в сторону Регарди, потому что человек без руки, который разговаривает сам с собой, стоя по колено в воде, должен внушать опасения.

– Такова цена сделки со Стормом, – признался Нехебкай. – Ты его не знаешь, он из сагуро. Сторм один из немногих, память о котором нам не удалось искоренить, и к счастью, как оказалось. Иначе просить помощи было бы не у кого. Мы с ним договорились, что он покажет дорогу к Тысячерукой, в обмен же получит все души с «Золотого шамана» за исключением восьмерых человек. Тебя, пятерых недоумков, женщины и молодого Аджухама, который, признаюсь, нравится мне больше всех из вашей компании. Некоего Жуля в списке не было. Знаешь, сагуро, конечно, заслуживают того, чтобы их обманывали, но не в нашей ситуации. Если Сторм разозлится, то до Согдианы мы можем и не дойти, и даром что будем ползти по суше. Он нас везде достанет. Тем более что на носу его время года.

– Ты понимаешь, что я ничего не понимаю?

– А что тут понимать? Сторм свою часть сделки выполнил, Тысячелетняя живет где-то в Больших Камнях в районе Алиньских гор, а судя по тому, что видят мои глаза, нас окружают горные цепи, и на Гургаран они не похожи.

– Что за ерунду ты несешь? Какие глаза? – вспылил Арлинг.

– Ты бы лучше спросил, кто такие сагуро, – фыркнул Нехебкай. – С древнего языка это слово переводится, как «новый». Мы – старые боги, они – новые. Эти сагуро родились вместе с вами, людьми. Когда мы проснулись, то быстро осознали их зловредную сущность, поэтому постарались предать сагуро забвению как можно скорее. Это было единственное, где мы совпали с Седриком и Тигром. Поэтому в разных уголках мира мы распространили фальшивых богов типа Амирона или Семерицы. А так как по натуре все сагуро родились злобными и самовлюбленными, то у них было мало шансов покорить ваши человеческие сердца. Большинство сгинуло в небытие, как мы и хотели, но потом у древних появились свои проблемы, например, Тигр понял, что я тоже пережил катастрофу, и о сагуро мы забыли. Сейчас я этому только рад, потому что некоторым удалось выжить. Моряки вообще народ суеверный, они верят во что угодно, лишь бы не потонуть. Сторм, Бог Северного Ветра, в мои владения не показывался, но в Плохих Водах я о нем периодически слышал. Мне повезло, что он тогда заглянул в Аслимский залив. Вот мы и договорились. Так что, как только твои люди закончат с бандитами, надо Жуля выбросить в море. Я слаб, а Сторм силен. Про обман он узнает в любом случае.

Арлинг был только рад отвлечься на побоище, которое развернулось на побережье. Наверное, то был Черный Генрих, конкурент тех двоих, которым не повезло встретить однорукого слепого калеку. Ученики имана уже завладели мечами и топорами, одолев двоих всадников, и теперь рубились с оставшимися наемниками, Хамна же направлялась к солдатам, которые остались на холме. Драганы недолго пребывали в недоумении, приняв единственно верное решение – пустились наутек. Арлинг бы тоже так поступил, ведь подельники бандитов, которые спустились за новыми жертвами на побережье, были уже мертвы. Оставшиеся разбойники явно не ожидали, что их станут преследовать, Хамна же хотела скорее зачистить территорию, которую собиралась осваивать.

Регарди предпочел бы сейчас быть рядом с кучеяркой, чем слушать откровения древнего бога о том, как он избавился от конкурентов в новом мире. После всего, что произошло, а особенно после того, как Магда превратилась в чудовище, причин не верить Нехебкаю у него не было. Его голова, впитавшая столько небылиц, уже могла воспринять любую нелепицу. Другой вопрос – что с этим новым знанием было делать?

– Я с твоим Стормом не договаривался, – принял решение Регарди. – Сделку заключили с тобой, я тут ни при чем.

– Одно целое, брат, – пропел Индиговый, дыхнув на него жарким сикелийским зноем. – Салуаддин, которую так любезно сдерживает для нас твоя Магда, быстро определила, как меня найти. Можешь не сомневаться, Сторм тоже придет разбираться именно с тобой. Сбросит с утеса, например.

– Я уже убил двоих, пусть он их вместо Жуля заберет, – отозвался Арлинг, которому на самом деле было плевать на Жуля, но Сторм заведомо раздражал его еще больше. К тому же кое-какой опыт общения с Нехебкаем у него уже имелся. И свой урок Арлинг из него извлек: никакого доверия Индиговому. А вот упоминание некой Тысячерукой его заинтересовало. Кажется, Арлинг начинал терять рассудок, раз так охотно цеплялся за любой вымысел.

– Давай о другой, – перебил он Нехебкая. – Она тоже из этих ваших сагуро?

– Во-первых, не из наших, а из ваших, – фыркнул змей. – А во-вторых, зря ты так от Сторма отмахиваешься. Ладно, будем надеяться, что этот Жуль сам помрет. Дохлый он на вид какой-то. Я о Богине Тысячи Рук еще в Самрии подумал. Сразу понял, что нам к ней дорога. Она кровожадная сестра войны, таких предать забвению невозможно, люди всегда кого-то убивают, в любой части мира, где бы не расселились. Слышал, что ее изгнали куда-то на восток Согдарии, где и населения то почти нет. В Сторме я не сомневаюсь, у него не было причин нас обманывать. Сагуро давно хотели наладить с древними связь, вот я им и дал шанс. Знать бы еще, что имеется в виду под Большими Камнями. Тут куда взгляд ни брось, повсюду огромные валуны, будто их друг на дружку от скуки набросали.

– О каких глазах, и о каком взгляде ты постоянно болтаешь? – не выдержал Арлинг. – Я слепой!

– А я все-таки бог, не забывай, – гордо ответил Нехебкай. – У меня свои секреты. Большие Камни звучит, конечно, хорошо, но нам бы определиться, куда именно идти. Жуль мог стать отличным поводом уточнить дорогу у Сторма. А так этот сагуро и разговаривать с нами не будет. Ведь должен был здесь давно крутиться, а его нет. Подевался куда-то.

– Ну и отлично, – хлопнул в ладони Арлинг и направился к стоянке. Не то чтобы он проигнорировал угрозу, но предпочитал разбираться с проблемами, которые уже дышали в лицо, а не мреяли на горизонте.

– Неправильный подход, – недовольно отозвался Индиговый. – Предотвращать лучше, чем потом разгребать всякое дерьмо. Тем более с одной рукой.

– Вот найдем мы эту Тысячерукую, что дальше?

– Будем договариваться, – вздохнул Нехебкай. – И надеяться, что со Стормом она не дружит. Впрочем, я уверен, что ты одумаешься и все-таки Жуля утопишь.

Сейфуллах, Жуль и ученики имана занимались тем, что стаскивали с мертвых бандитов одежду, когда вернулась Хамна. Регарди поморщился, так как понял, что рабов она привела с собой. Людей на этом диком побережье становилось многовато. В отличие от Арлинга, который сейчас не хотел никаких новых встреч и знакомств, Аджухам с компанией новеньким обрадовались, побежав им навстречу. Хамна же направилась к Регарди, который и не пытался скрывать свое дурное настроение.

Ветер дул с берега, и Арлинг посчитал это хорошим знаком. Пусть Сторм занимается чем он там занимается, ему и одной божественной сущности хватало.

Там, в южных землях, Арлинг умел безошибочно различать все лики далекой колонии, находить караванные тропы в пустынях Холустая или Карах-Антара, следы горных козлов на каменистых насыпях Восточного Такыра, колодцы, источники и оазисы – без карт и проводников. Он знал, где можно пройти, а где лучше повернуть назад. Иман натренировал его выживать там, где жизни не было, но здесь, на этом проклятом холодном берегу, Регарди чувствовал себя по-настоящему беспомощным. Он слышал море, свист ветра, шорох гальки под ногами людей, крики незнакомых птиц, ощущал вдали те самые валуны и даже горы, которые окружали побережье и о которых твердил Нехебкай. Но эти звуки и запахи были чужими, они сливались в его голове в какофонию, то оттягивая его внимание по отдельности, то смешиваясь в ужасающий хор, которые путал и сбивал с толку. Арлинг родился и вырос не здесь, а далеко на западе, о местных землях он мог слышать в лучшем случае на уроках географии, о чем благополучно забыл, еще когда смотрел на мир глазами.