Визариум. Проникновение миров

На следующий день Толя обдумал слова Михалыча. Здесь, на комбинате, Толя работал меньше года, и уже за это время три раза случилась беда. Молодая бухгалтерша выбросилась из окна квартиры. По этому поводу болтали много чего, но что там было на самом деле, толком никто не знал. Ещё погиб средних лет экспедитор – зачем-то полез в трансформаторный щит, и его убило током. А две недели назад с крыши упал подсобный рабочий. Толя слышал, он в коме и вряд ли выживет.

Ближе к обеду Толя позвонил однокласснику, Семёну Чайке. Тот работал в милиции и, говорили, был уже при высоком звании. Правда, говорили и другое. Друг и тоже одноклассник, Серёга Бобров, как-то сказал Толе:

– Если, не дай, конечно, бог, где-то встрянешь, ты лучше не говори ментам, что знаешь Семёна. Можешь сделать ещё хуже. Я слышал, коллеги его там не особо жалуют.

Несмотря на это, а также на то, что не общались уже лет десять, Толя решил позвонить. Спросил Семёна, не может ли тот узнать статистику по комбинату: преступления, самоубийства, несчастные случаи со смертельным исходом…

– Да можно попробовать, – неожиданно легко согласился Семён. – А тебе зачем?

«Да тут одно привидение обеспокоено криминогенной обстановкой», – подумал, усмехнувшись, Толя. Ответил, что родственнику предлагают должность на комбинате, а тот слышал что-то плохое и сомневается.

– Окей, сейчас напрягу практикантов, – пообещал Семён. – А ты сам-то… Где, как?

– Да так, – сказал Толя. – Выживаю.

* * *

Когда стемнело, Толя встретился со своим прозрачным приятелем.

– Хреново, – скривился призрак, услышав, что никаких зацепок Толя во сне не увидел. – Но поправимо.

Михалыч рассказал, что знает средство, которое должно помочь. И что находится оно здесь, на комбинате.

На потом решили не откладывать, и привидение повело Толю на третий этаж. Дверь оказалась заперта и забита досками, помещениями давно не пользовались. Рядом виднелось покрытое слоем грязи и пыли окно. Толя посветил фонариком телефона. Нужно было отогнуть гвозди и вытащить стекло.

– Можете подержать? – Толя протянул Михалычу мобильный.

Тот фыркнул:

– Могу только на хрен послать.

– Ах да, извините, – смутился Толя, никак он не мог привыкнуть, что Михалыч – не человек.

Пристроил телефон на подоконник, достал из кармана складной нож, отогнул гвозди и аккуратно вытащил стекло.

– Погаси фонарь и залазь, – сказал Михалыч. – И там, смотри, не включай! – махнул рукой и пролетел сквозь стену.

Заглянул Толя внутрь, посветил осторожно экраном телефона, тут же услышал сдавленную ругань призрака, поспешно выключил. Лезть в непроглядную тьму не было ни малейшего желания. Засомневался: может, ну его?

– Эй, ну где ты там? – послышалось из мрака.

Была не была: Толя с опаской пролез в окно и постоял, часто моргая – привыкал к темноте. Михалыч куда-то делся. Постепенно Толя стал различать окружающее. Слева до самого потолка высились старые поддоны. Далеко впереди что-то смутно маячило: видимо, лунный свет проникал сквозь дыры в крыше.

Опасаясь наступить на гвозди и борясь с желанием включить-таки фонарик, Толя сделал несколько осторожных шагов. И вдруг совсем рядом раздалось:

– Э, стоять!

Голос был такой, что Толя присел. Что-то большое, высокое шевельнулось рядом, в тёмном углу. Казалось, сама тьма обрела форму и протягивает жадные лапы.

– Тихо, Демьян, это со мной! – послышался рядом окрик Михалыча.

Дружелюбное привидение закачалось в двух шагах. Темнота разочарованно ругнулась.

– Пошли, пошли, – услышал Толя быстрый шёпот и поспешил вперёд.

Тьма вокруг жила, что-то дышало, двигалось, скреблось.

– Слышь, Михалыч, – прошептал Толя, – может, я лучше завтра сюда залезу, а? Днём?

– Да не ссы ты, – прошептал в ответ Михалыч. – Днём здесь ничего не будет.

Он поплыл в темноту. Хочешь не хочешь, пришлось отправиться следом.

Впереди брезжил слабый свет, но очень уж он был далеко.

– Тут осторожно, – буркнул Михалыч, но Толя уже наткнулся на притаившийся в темноте старый письменный стол, заваленный картонными коробками с какими-то бумагами. Стал обходить и вдруг отпрянул – за коробками белела в темноте большая лысая голова. Она не двигалась. Толя с опаской шагнул вперёд, присматриваясь, и тихонько выругался – это был большой бюст Ленина.

Двинулся догонять Михалыча. Глаза уже привыкли к темноте. Тут и там громоздились штабеля поддонов, старые столы и шкафы, стопки кисло пахнущих деревянных ящиков. Показалось, что сквозь поддоны мелькнул свет. Выйдя из-за завала, Толя замер: в пяти метрах потрескивал костёр, а вокруг расположились тёмные фигуры. Бомжи, что ли, залезли? Пламя костра тускло мерцало во тьме, почти не давая света. Призраки это, понял Толя. Они грели руки и смотрели на огонь.

Из темноты замахал Михалыч, и Толя поспешил туда.

По пути попались ещё два костра с молчаливыми привидениями, а потом впереди послышалось ритмичное пощёлкивание, топот и глуховатые крики. Толя прищурился, всматриваясь, но колонна мешала увидеть, что же там творится. Тогда он подкрался к колонне и осторожно выглянул. И застыл в изумлении.

Крупная призрачная бабища в вечернем платье и сверкающих бусах, с изрядной, хоть и сильно обвисшей, грудью кружилась в диком танце. В движениях сквозило что-то цыганское. Бабища размахивала призрачными старинными счётами, костяшки щёлкали, отбивая ритм, как кастаньеты. Рядом увивались три худых призрака мужского пола неопределённого возраста. Все они чем-то походили на дядю Славу из бригады рыбников. Потрёпанные телогрейки и обвисшие рваные штаны мелькали вокруг толстухи в неудержимом хороводе. Привидения восторженно щерили беззубые рты, бабища двигала широкой задницей, светились зелёными огоньками глаза.

– Васильевна… – прошептал призрак Михалыча. – Звезда, блин, пленительного счастья. Ох, попила она крови в своё время. Во всех смыслах…

Толя не мог оторваться от захватывающего, хоть и малопривлекательного зрелища.

– Пойдём, пойдём, – буркнул Михалыч прямо в ухо. – Насмотришься ещё.

Двинулись дальше. Толя часто оглядывался, пока не споткнулся о большущий рулон обёрточной бумаги. Под хихиканье призрачного провожатого потёр ушибленное колено, отряхнулся. Похромал, глядя под ноги.

Приближался поворот в смежную камеру. Из-за угла доносились звуки музыки, по полу мелькали тусклые отблески. Толя с опаской подошёл, выглянул и тихо присвистнул.

Сквозь крупные дыры в кровле лились струи яркого лунного света. И под ними в помещении заброшенного склада буйствовала целая толпа призраков. Не иначе, дискотека, решил Толя. Разделившись на группки, привидения неистово плясали, кружась и размахивая руками. А между танцующими стремительно носился призрачный электропогрузчик, за рулём вертелся то ли молодой призрак, то ли человекоподобный демон. Батареи под сиденьем погрузчика не было, там, как белки в колесе, метались в ворохе искр два собачьих скелета. На крыше погрузчика восседал полноватый призрак в распахнутой телогрейке и, наяривая на баяне, орал матерные частушки.

Пляшущая толпа неистовствовала. На вилах погрузчика возвышался поддон, и на поддоне махали руками, орали и хохотали призраки. Они цеплялись друг за друга, чтобы не свалиться, при этом ещё и танцевали.

Водитель закладывал лихие виражи, танцующие на полу привидения отпрыгивали с криком и хохотом.

– Эти тебя не видят, – сказал Михалыч. – Двигай, чего застыл.

Пошли вдоль стены, обходя толпу. Призраки-мужчины носили здесь телогрейки и спецовки, но встречались и в костюмах, при галстуках, один даже в милицейской форме, старой, ещё советской. Толя прошёл совсем рядом, и тот в своём весёлом танце обязательно задел бы его локтем, если бы не был бесплотен. Женщины же все плясали нарядные, яркие, хоть и прозрачные. Вот только лица – не дай бог никому, подумал Толя. Он пробирался, едва не прижимаясь к стене, идти сквозь толпу не решился. Михалыч мимоходом поучаствовал в танце, хватанул за ягодицу какую-то прыгающую деваху, та радостно завизжала. Толя наблюдал весь этот шабаш и крался, часто останавливаясь и закрывая глаза. Михалыч улетел вперёд, его шапка мелькала среди танцующих.

Наконец Толя оказался в конце помещения. Дыр в крыше здесь не было, в этом месте царил мрак. Толя осторожно прошёл мимо дерущихся призраков: трое с криками пинали одного, тот, вертясь на полу, пытался отбиваться. В другом, самом тёмном углу, на поддонах, происходила совсем уж непристойная сцена.

Появившийся Михалыч посмотрел туда, хмыкнул и указал на ряд стеклянных банок, что стояли на полу под стеной:

– Вот, бери одну.

Толя, стараясь не смотреть в угол, бережно вытащил банку. Михалыч одобрительно кивнул. Возле него, едва не задев, круто развернулся погрузчик с баянистом и гогочущей компанией.

– Осторожней, ты, итить твою налево! – беззлобно крикнул Михалыч.

Только двинулись в обратный путь, как к Михалычу подлетел высокий сутулый призрак с фингалом под глазом. Внизу живота, сбоку, из-под рваной майки выпирало что-то синеватое, большое, наверное, печень. Призрак придерживал её рукой.

– Сергей Михалыч! – заорал он. – Здорово! Как жизнь после жизни?

Михалыч остановился.

– Иди, я скоро, – шепнул он Толе и шагнул навстречу призраку, протягивая руку: – Привет-привет, Андрюха, дрын тебе в ухо!

Толя, держа пыльную банку за верх и под дно, побрёл вдоль толпы скачущих привидений. Половину бурлящей дискотеки прошёл без приключений, а потом откуда-то с лаем выскочила крупная чёрная собака. Толя узнал её: этот пёс, Блэк, жил на комбинате и скоропостижно издох от какой-то собачьей болезни месяца три назад. При жизни он за что-то не любил Толю, мог запросто облаять, как чужака.

«И теперь учуял, скотина», – подумал Толя. Призрачный пёс был крупнее, чем при жизни, глаза горели злым огнём. Толя ускорил шаги, но пёс и не думал отставать. Михалыч, как назло, всё не появлялся. Привидения заинтересовались, двое, в телогрейках, подошли, всматриваясь. Толя замер. Призраки его не видели, смотрели прямо насквозь пустыми глазами. Толя замахнулся на пса ногой, тот зарычал и стал лаять громко, без остановки. Призраки переглянулись.

– Что там такое? – просипел один, с перебитым носом. – Может, Демьяна позвать?

Толя подумал и рыкнул на пса. Блэк посмотрел озадаченно, но гавкать не перестал. Толя собрался с мыслями и постарался представить себя волком – огромным, зубастым. Зарычал, вложив в этот рык всего себя. Пёс замолчал, шерсть на холке встала дыбом. Толя сделал пару шагов назад и рыкнул ещё раз. Пёс молчал, нерешительно водил ушами. Толя дошёл до угла и нырнул в пыльную темноту. Пёс не преследовал.

Толя миновал белеющий в темноте бюст Ильича и осторожно пробрался к выходу. Высокая тень в углу шевельнулась, но приставать не стала. Толя подошёл к окну, поставил банку на подоконник и быстро вылез на лестничную площадку. Когда зашёл в кабинет, Михалыч уже сидел за столом.

Толя сел напротив, посидел молча, приходя в себя. Потом протёр банку рабочей перчаткой и рассмотрел этикетку.

– Вишнёвый сок. Дата производства: июнь тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, – прочитал он и посмотрел на Михалыча.

– Не бойся, – сказал тот, – фирма гарантирует.

Призрак откинул голову и вдруг раскатисто, сатанински захохотал.

– Извини, не удержался, – подмигнул он Толе и расстегнул верхнюю пуговицу телогрейки.

Указал на банку:

– Примешь немного на ночь. Не переборщи: граммов сто, сто пятьдесят будет достаточно, как для первого раза. И сразу на боковую, сон смотреть.

Когда Толя уходил домой и рассыпался на прощанье в благодарностях, Михалыч как-то странно помялся и сказал:

– Знаешь, попросить кой-чего хочу. Мне-то больше некого, один ты у меня среди осязаемых на ощупь людишек надёжный кент.

Вот тут Толя напрягся. Ага, значит всё не просто так. Что попросит потустороннее существо?

Михалыч, наверное, догадался, о чём тот думает.

– Да не боись, – ухмыльнулся, – душу закладывать не попрошу. Мы тут не уполномочены… Да и с такой душой, как у тебя, сам видишь – одна морока.

Михалыч приблизил к Толе лицо и, немного смущаясь, сказал, что именно ему нужно.

– Это… не обязательно ночью? – спросил Толя.

– Что? – не понял призрак. – Тю, да нет, конечно. Когда тебе будет удобно.

* * *

Поздно вечером позвонил Семён Чайка.

– Ты знаешь, – сказал он, – статистика по комбинату действительно паршивая. Я, честно говоря, такого ещё не видел. Так что если родственника зовут инженером по технике безопасности, – он хмыкнул, – пусть десять раз подумает.

О том, что вскоре после этого разговора Семён Чайка погиб, Толя узнал лишь через пару месяцев. Кто-то во дворе отделения не поставил на ручник УАЗ, тот покатился, успел набрать скорость и врезался в стену, где Семён ковырялся в багажнике своей «Нивы». «Скорая» прилетела через пять минут, но без толку, даже до больницы не успели довезти.

Перед сном Толя тайком, чтобы не увидела Алёна, достал из куртки пластиковую бутылку, куда на работе налил сока, зашёл на кухню и, отдавая дань идиотизму происходящего, быстро выпил. Запах напиток имел специфический, это Толя отметил ещё на комбинате, когда открыл банку. На вкус отдавало горечью и плесенью, но оказалось не так безобразно, как Толя себе предполагал.

Очутившись во сне и пережив весь сюжет заново, Толя с удивлением обнаружил то, чего не замечал раньше. Когда он заходил на комбинат, там оказалось два входа, две одинаковые проходные. Два сторожа Гадюкина вяло переругивались через металлический поручень. Теперь казалось, что два входа имелись и во всех предыдущих снах. Но как было на самом деле, неизвестно – у снов своя логика. Так или иначе, вишнёвый сок почти сорокалетней выдержки что-то полезное увидеть помог. Правда, кроме двух проходных ничего нового Толя не заметил.

Утром вышел из дому намного раньше, чем обычно, и поехал вовсе не на работу. Через двадцать минут выпрыгнул из почти пустого пазика и, зябко ёжась, пошёл по грунтовой дороге. Солнце поднималось над холмом, в стороне горела золотом берёзовая роща. Воробьи и синицы щебетали в придорожных кустах, радуясь жизни. Скоро впереди показалась ограда, а за ней ряды крестов и памятников.

Толя направился по рядам и довольно быстро отыскал нужную могилу. Соловьёв Сергей Михайлович, 1939–1994. Помним, любим, скорбим.

– Что-то не сильно вы помните, – пробурчал Толя, глядя на высокие заросли, почти полностью покрывающие место вокруг памятника.

Поперёк могильного участка лежала ветка росшего рядом невысокого дерева – кажется, ольхи. Наверное, сломалась от ветра или ещё зимой от снега, а скорее, поломал какой-нибудь обалдуй. Ветка упала прямо на гранитный прямоугольник, бурые выцветшие листья торчали по сторонам памятника, словно какое-то не самое удачное украшение. Убрать ветку Михалыч и попросил Толю. Сказал, мешает и давит. Толя доломал ветку и оттащил к мусорным контейнерам.

Вернулся к могиле, посидел, выкурил сигарету. Уже собрался уходить, потоптался на тропинке, а потом повесил на дерево куртку и минут двадцать вырывал из земли разросшиеся сорняки. Молодой улыбающийся Михалыч одобрительно посматривал с фотографии. Закончив, Толя сбегал в магазин и вернулся с бутылкой водки, двумя пластиковыми стаканчиками и половинкой батона. Поставил на основание памятника полный стакан, сверху положил кусок хлеба, немного покрошил птицам, остальное положил рядом со стаканом. В свой стаканчик налил на полпальца, просто пригубить, изрядную долю вылил на могильную землю, с треть бутылки оставил – пусть бомжи Михалыча помянут.

Наверное, именно там, под взглядами умерших, Толя и принял окончательное решение не обманывать Лосева и не связываться с Жуком.

На работу Толя опоздал всего на десять минут.

В первой половине дня Толя позвонил Андрею Жабченко и сказал, что работать у него не будет. Чтобы тот не обижался, наврал, что собирается перебираться в Столицу, и лучше Андрею подобрать кого-то другого. А после обеда Толя поговорил с заехавшим на комбинат Лосевым по поводу увеличения зарплаты. Васю эта тема не обрадовала, но он всё-таки согласился платить больше: пока не намного, процентов на двадцать, а сразу после Нового года договорились вернуться к вопросу ещё раз.

Днём, когда Толя зашёл в камеру за двумя курицами для нудного мужика с ручной тележкой, из стены неожиданно вылетел Михалыч. До этого в светлое время он не появлялся. Призрак был весел и оживлён. Пошутив что-то про привидение с мотором, он принялся кружиться под потолком.

Толя начал было рассказывать ему о своём ночном открытии.

– Спасибо тебе, корефан! – перебил Михалыч. – А о делах давай того, вечером.

Покружился ещё по камере и скрылся в стене.

Вечером Толя ему всё и рассказал.

– Во, – сказал Михалыч, – работает, значит, зелье.

Он довольно пошевелил бородой.

– И что значат эти две проходные? – спросил Толя.

– Похоже, – сказал Михалыч, – воплощённые сущности сигнализируют, что у тебя есть два пути.

– Что за сущности такие?

Михалыч махнул рукой.

– Воплощённые сущности и есть, ёптыть. Как я тебе объясню?

Он прищурился:

– Ты лучше не отвлекайся. Два пути у тебя, понял?

Толя задумался.

– Уйти и остаться?

Михалыч потрогал свою ворсистую шапку-ушанку.

– Уйти – не путь, этот вариант ясен, как пень, и без подсказок. – Он снял ушанку и почесал скрытую за косматой сединой макушку. – Нет, такую туфту воплощённые гнать не будут. Они же прямо в душе читают, тудыть их растудыть… И указания ихние всегда понятные, более или менее.

Призрак ткнул пальцем Толе в грудь.

– Ты же решил остаться на комбинате?

Толя вздохнул:

– Да…

– Ну вот, – сказало привидение, – у тебя есть два пути, чтобы остаться здесь и не отбросить на хрен копыта.

Михалыч показал два прозрачных пальца.

– И какие это пути? – спросил Толя.

– А чтобы это узнать, мы будем действовать по схеме, доказавшей свою эффективность, – ухмыльнулся Михалыч. – Только включим туда, хе-хе, дополнительный элемент.

Минут через сорок Толя позвонил Алёне и сказал, что встретил друга Мишу и пойдёт к нему смотреть футбол, и там, скорее всего, и заночует. Алёна поворчала, но не обиделась, они доверяли друг другу.

«Видела бы она, что тут у меня за футбол», – думал Толя, разбавляя комбинатовский вишнёвый сок чистым спиртом в пропорции один к одному. Михалыч сказал, что принять получившегося напитка нужно будет граммов триста, не меньше.

– Я составлю компанию, – подмигнул призрак. – Вместе весело шагать по просто-орам.

«Знаю я, как ты составляешь компанию, старый халтурщик», – подумал Толя.

Михалыч настаивал, что для надёжного результата Толя должен остаться ночевать здесь, на комбинате.

Они просидели часа два. Толя пил, наливая по пятьдесят граммов, Михалыч наклонял голову к своему стакану и закрывал глаза. Призрак рассказывал, как хорошо жилось в советские времена.

– У меня грузчики в дублёнках и ондатровых шапках ходили, блин на! – распалился он. Толе показалось, что Михалыч действительно захмелел. – Сам жил и другим давал жить! – Призрак снял шапку, наверное, тоже ондатровую, положил на стол. Шапка полежала и стала медленно дрейфовать к краю стола.

Толе доводилось слышать подобные рассказы от людей, теперь пришлось слушать и от привидения.

– Всем всего хватало, – продолжал Михалыч, – водителям, экспедиторам, конторским засранцам. Сгущёнка, сухая колбаса, чёрная икра, красная… Да… А потом закончилась лафа. Развалили страну. Такую страну! Зачем, а? Разве плохо жили?

Михалыч сокрушённо развёл руками.

«Надо же, – подумал Толя, – помер давно, а туда же, ностальгирует. Тащили тут всё, до чего только могли дотянуться, а теперь удивляются, почему развалилось». Посмотрел на Михалыча. Он не испытывал к старику неприязни. Да и зачем, теперь уже, о чём-то спорить?

Толя осушил очередную, кажется, седьмую, стопку и вдруг ощутил некий толчок, лёгкий сдвиг восприятия. Объяснить это словами он бы, наверное, не смог. Просто увидел вдруг, не глазами, а как-то по-другому, что в небе над комбинатом кружатся чёрные, похожие на ворон, но очень, очень большие, невидимые людям птицы. А пониже, у самой крыши, клубится, образуя жутковатые исполинские фигуры, непонятного происхождения густая мгла.

Он увидел, как только что водитель проезжающего возле комбината жигулёнка ощутил в свете фар мелькнувшую через дорогу большущую лохматую тень, дёрнулся и пробормотал: «Ну ни хрена себе собака!», а это, Толя знал, была не собака.

Ещё Толя услышал отзвук музыки и понял: это с третьего этажа, там опять веселятся привидения. И понял, что если поднимется туда сейчас, его увидят и, возможно, не прогонят.

А потом Толя почувствовал, как где-то в недрах комбината проснулся, заворочался старый знакомый, чудовищный спрут. Огромный глаз распахнулся и начал планомерно обшаривать пространство. И скоро взгляд монстра остановился на Толе. Толя вздрогнул и медленно поднялся со стула.

– Что такое? – удивился призрак.

– Знаешь, Михалыч, – Толя, не сводя глаз со стены, открыл шкаф и стал нашаривать куртку, – я, пожалуй, поеду домой.

Михалыч поднялся.

– Ну, братан, это ты напрасно… Вот же, осталось ещё.

Призрак указал на стол.

– Не, не, – Толя уже открывал дверь. – Давай, до завтра!

Он поспешно направился на улицу. Призрак удивлённо поплыл следом, на краю эстакады остановился. На дороге, поджав хвост, стояла собака Монтана, смотрела куда-то под эстакаду и тихо скулила. Толя не помнил, как дошёл до проходной, а выйдя за территорию, побежал так, как не бегал, наверное, никогда в жизни.

Рискуя напороться на ветку или споткнуться и растянуться, Толя пробежал метров пятьдесят, а потом вдруг почувствовал, что ужас отпустил. Тогда перешёл на шаг и отдышался.

К автобусной остановке подходил в спокойном, правда, сильно нетрезвом состоянии.

* * *

Было немного совестно садиться в таком виде в общественный транспорт, но идти пешком пришлось бы слишком долго.

Подошёл автобус, восьмой маршрут. Табличка с номером завалилась набок, и получилось, что за лобовым стеклом лежит знак бесконечности. Толя хмыкнул и полез в салон. Ехать предстояло с полчаса. Людей было мало, Толя сел на свободное место у окна.

В тёплом, пахнущем выхлопными газами салоне Толю разморило, и он едва не уснул. Пока доехал до своей остановки, людей в автобусе почти не осталось. Их заменили другие сущности.

– Вы не выходите? – спросил Толя у стоявшего на пути пупырчатого сиреневого щупальца. Оно молча подвинулось, освобождая проход.

Толя протянул водителю две чёрные монеты:

– Спасибо.

– Счастливо! – Водитель махнул когтистой лапой и подмигнул третьим глазом.

Толя шагнул наружу и, на ходу надевая шапку, направился к подземному переходу. По серому небу плыли широкие блеклые полосы. Вдалеке тёмными столбами покачивались смерчи. Глаза неба были закрыты. По земле белой взвесью кружилась позёмка – то ли остатки манны небесной, то ли перхоть стареющих неопрятных богов. Стайка мелких неприкаянных душ пролетела у самой головы, едва не задев Толю трепещущими прозрачными крыльями.

У подземного перехода стояли два щупальца в милицейской форме. Тени в переходе и вокруг поспешно прятали товар по сумкам и коробкам. Привычная картина, подумал Толя. Из перехода доносилось пение и звуки гитары. Толя шагнул туда, как вдруг вспомнил, что не купил хлеба, развернулся и вышел на поверхность.

Магазин был уже недалеко, когда земля под ногами вздрогнула, и в небе показалась исполинская белая фигура. Все заметались в поисках укрытия, Толя тоже поспешил под стену многоэтажки. Как раз добежал и только успел поднять голову, когда свет на секунду померк, порыв ветра прижал Толю к стене, и бетон под ногами подпрыгнул. Толя увидел быстро удаляющуюся гигантскую белую ступню. Постоял, глядя вслед исполину. Девятиэтажный дом едва доходил тому до колена, голова терялась где-то в небесном тумане, на спине покачивались два больших крыла. Гигант дёрнул плечом, и к земле полетело белое перо. Покружилось и пропало из вида, то ли скрылось за домом, то ли просто исчезло, не долетая земли. Тут великан наступил на проезжую часть – послышался визг тормозов, грохот столкновений. Белая фигура свернула в частный сектор и, сопровождаемая хрустом домов и многоголосым собачьим лаем, скрылась в туманной дали.

Толя вышел на тротуар и направился к магазину. У перехода милиционер отдирал от асфальта расплющенного напарника, тот уже пришёл в себя и громко матерился. Смятые деревья, киоск Союзпечати и припаркованные у магазина автомобили распрямлялись, принимая обычную форму. Толя мельком увидел, как продавщица в киоске поправляет причёску и, улыбаясь, что-то говорит в мобильный. Улица вновь ожила. Милиционеры ушли, один прихрамывал. Тени у перехода посмотрели им вслед и стали выкладывать на ящики пучки петрушки и вязаные носки.

Толя купил в магазине нарезной батон и пачку сигарет «Наша карма». Девушка на кассе была в самом начале процесса превращения в щупальце, ещё различались человеческие черты. Толя оставил ей пару монет из сдачи.

У выхода на подоконнике сидел крупный серый кот. Он смотрел в окно, где толстые голуби и мелкие грязные ангелы, расталкивая друг друга, что-то искали в дорожной пыли. Толя протянул руку погладить кота. Тот увернулся, посмотрел недовольно.

– Что, друга нашёл? – буркнул кот, спрыгнул с подоконника и не спеша направился в торговый зал.

Толя пожал плечами, надел шапку и вышел на улицу.

Подходя к дому, Толя ощутил смутное беспокойство. Остановился, огляделся. Вокруг было пусто, но тревожное чувство нарастало. Мало того – быстро превращалось в безотчётный панический ужас. И внезапно, но в то же время и ожидаемо, материализовалось, сгустилось в крупную тёмную фигуру. Фигура шагнула, и Толя увидел перед собой покрытого тёмной лохматой шерстью зубастого монстра. Чудовище оскалило клыки. Толя отшатнулся. «Да это же сон!» – подумал и поспешно попытался проснуться. Не получилось. Замотал головой, рот раскрылся в крике, но вместо крика вышло глухое мычание. Толя изогнулся в мучительной попытке покинуть сон, и тут монстр поднял лапы и зарычал. Толя развернулся и бросился прочь.

Убегать получалось плохо. Тело не слушалось, вязло в густом воздухе. Толя бежал, а может, полз, или летел, но низко и недостаточно быстро. И постоянно оглядывался. Чудовище не отставало. Обличья его стали меняться: за Толей нёсся широкоплечий мутант с двумя головами, обе были крысиными, потом чёрный крылатый демон, ревущий медведь, розовая ощипанная безголовая курица – она щёлкала по асфальту обрубками ног и махала маленькими атрофированными крыльями.

Толя никак не мог оторваться от чудовища. Руки и ноги были как будто не его. Это подтверждало, что всё происходит во сне, но проснуться не получалось. «Чтобы я ещё хоть раз выпил этого компота выпуска шестого месяца шестьдесят шестого года!» – подумал Толя. Тем временем курица превратилась в маленькую девочку со злым лицом и горящими красными глазами. Девочка, в свою очередь, обернулась старухой в залатанном сером пальто, та неслась, махая клюкой, и щерилась беззубым ртом. Это безработица, каким-то образом понял Толя и неимоверным усилием ускорил свой мучительный бег. Старуха оглушительно завизжала и превратилась в чёрный клубящийся сгусток ужаса. Сгусток пронёсся, обгоняя, над плечом Толи, разросся дымным облаком, и оттуда появилось очередное чудовище: мохнатая и клыкастая, похожая на глубоководную рыбу голова на коротких толстых ножках. Мощные лапы чудовища скребли по земле длинными когтями.

Монстр не мигая смотрел на Толю большими, как две тарелки с мутным белым студнем, злыми глазами. Под этим взглядом Толя упал. Чудовище схватило его за шкирку и подняло над землёй. Толя попытался отбиваться, но на его вялые взмахи монстр просто не обращал внимания.

– Слышь, – вдруг произнесло чудовище низким хриплым голосом, – тебе тут просили передать…

Говорят, во сне не удивляются, но как тут было не удивиться?

Монстр поставил Толю на землю, прокашлялся и неожиданно продекламировал:

 
– Звери пока
Смотрят на крыши,
В сердце стрелка
Любит Всевышний.
 

Затем подался вперёд и в упор заглянул Толе в глаза.

– Кто любит? – не расслышал Толя или, скорее, не поверил, что расслышал правильно.

– Всевышний, бля! – сказал монстр. – Глухой, что ли?

Толя моргнул и поправил куртку.

– И что это значит? – спросил он.

– А я откуда знаю? – сказал монстр, но немного другими словами.

Развернулся и пошёл прочь.

– Это о моих путях? – спросил Толя.

– Ну ясен пень, – ответил монстр.

Он медленно потопал в клубящийся туман.

– Так это про первый путь? – крикнул Толя вслед; видя, что монстр уходит, он совсем осмелел. – Или сразу про оба?

Чудовище повернуло голову.

– Да ты запарил! Второй путь будет с другой стороны.

Вскоре его не стало видно. Гребенчатый хвост пошуршал по щебёнке, а потом и этот звук затих в тумане.

Толя задумался, что же это такое сейчас произошло, и вдруг проснулся. Оглянулся по сторонам. Людей в салоне автобуса оставалось немного, но те, кто там были, смотрели на Толю во все глаза.

Толя поднялся. Держась за сиденья, быстро прошёл к двери и попросил водителя остановить.

– Вот бедненький… – успел услышать сердобольный голос какой-то старушки. – Такой ещё молоденький…

Толя пришёл домой, поцеловал Алёну – старался на неё не дышать – и сразу завалился спать. Выспался отлично, никаких снов не видел, а если и видел, то наутро не вспомнил.

* * *

Проснулся Толя свежий, отдохнувший. В коридоре по пути в ванную встретил Алёну.

– Ты храпел…

– Извини, – смутился. – И за вчерашнее тоже. Я там… Так получилось. Не было возможности отказаться.

Обнял жену, потянулся поцеловать.

– Зубы сначала почисть. – Алёна отстранилась, выскользнула из рук.

Придя из ванной на кухню, Толя увидел то, что спросонья не заметил: вид у жены неважнецкий. Болезненно она смотрелась, измученно. Толя удивился: обычно Алёна выглядела хорошо всегда, даже по утрам.

– Ты что, приболела? – спросил.

Алёна посмотрела не очень приязненно:

– А ты чего так озаботился?

От такого неожиданно резкого и, в общем-то, несправедливого ответа Толя хмыкнул, но выяснять отношения не стал – не стоило с утра, да и идти уже время. Быстро съел бутерброд, запил чаем. У двери остановился:

– Я пошёл.

– Пока, – ответила Алёна с кухни.

Целовать Толю на прощанье она не вышла.

На работе Толя не переставая крутил в голове вчерашний автобусный сон. Что интересно, стоило вспомнить о продекламированном чудовищем четверостишии, оно тут же странным образом появлялось перед глазами. Как галлюцинация или голограмма: белые готические буквы висели в воздухе, после второй строки стояла запятая, а в слове «стрелка» над буквой «а» было проставлено ударение.

Ничего себе подсказка, думал Толя. Что за звери? На крыши какие-то смотрят… Облака, что ли, белогривые лошадки? А что ещё за стрелок? Непонятно… Именно в сердце… Киллер, что ли? Любит Всевышний его… Нелогично. Пока звери смотрят – любит, потом что, разлюбливает? Ерунда какая-то.