Loe raamatut: «Неслучайные случайности»

Font:

Посвящается моим детям

От автора

Дорогие читатели!

Рада вас приветствовать. «Неслучайные случайности» – моя третья книга: повести, рассказы и стихи.

Благодаря моим первым двум книгам, «Апельсиновый суп» 2014 года и «Притяжение добра» 2016 года, совершенно неожиданно в первую очередь для самой себя я стала писателем.

Главное для меня – человек, его переживания и поведение в неординарных и даже экстремальных ситуациях, а отношениям между людьми я уделяю особое внимание. Пишу в разных жанрах. В моих проектах есть и научная фантастика, и сказки, и книги для читателей от двух лет и старше.

«Апельсиновый суп» – книга о том, как мы растили детей, а они воспитывали нас.

Следующие мои работы— «Притяжение добра» и «Неслучайные случайности».

У меня есть такие слова:

…Сюжеты, страсти, персонажи,
Для них распахнуто окно,
Неординарные пассажи,
И я как будто бы в кино!

Литературные герои, попадая на страницы моих книг, обретают настоящую жизнь. Да, они оживают. Многое им предстоит пережить и понять. Надеюсь, что вы вместе с ними не будете скучать и откроете в своей жизни новое и интересное, найдёте ответы на свои вопросы, и вполне возможно, что-то в жизни вам станет понятнее. Не исключено, что после прочтения этой книги ваша Жизнь изменится к лучшему.

Меня спрашивают, где я нахожу сюжеты и персонажей, и как мне удаётся так точно писать о чувствах. Знаете, когда художник пишет картину, он какие-то лица берёт из жизни, кого-то придумывает, но стоит им попасть на холст, как они сразу становятся героями именно той ситуации, в которую их помещает автор. Примерно так и у меня. А сюжеты… я вижу, когда путешествую, смотрю сны, телевизионные передачи или разговариваю с людьми. Бывает, гляжу на то, как ветер срывает с дерева лист, светит солнце, падает снег, наблюдаю, как родители разговаривают со своими детьми или поёт церковный хор, как рассветает или темнеет… и в тот момент что-то со мной происходит. Вот и рождается сюжет… думаю коротенький рассказ, а получается повесть или песня. Порой вижу весь рассказ целиком, а бывает, только одного героя. И вот этот герой выходит из самолёта… и начинается его жизнь на страницах моих книг.

Трудно понять писателей, они же живут одновременно в нескольких Мирах. Поэтому просто читайте и вглядывайтесь в лица героев.

На встречах с читателями меня всегда просят почитать стихи, поэтому в этой книге я представляю вашему вниманию мою поэзию. Одно из первых моих стихотворений я разместила в конце книги «Апельсиновый суп».

В разделе «Стихи» есть два очень дорогих мне произведения, их написал мой отец, Мстислав Мирошников, выдающийся учёный и прекрасный человек. Эти папины стихи я слышала с самого детства и очень их люблю. Эпиграфом к своей книге я взяла четверостишие из его стихотворения «Века страницами истории прошелестели», написанного в возрасте семнадцати лет, в 1945 году.

Хочу сказать спасибо моей семье. Именно семье я обязана тем, что стала собой.

Мир тесен и чудесен:)

Ваша Вера Мир

Я знаю, миллионами человеческих жизней
Нельзя изменить крупинку мгновения.
Она необъятнее неба синего
И прекраснее вдохновения.

М. Мирошников. «Века страницами истории прошелестели»

Повести

Желание

Лёва шел по улице Тверской в сторону Красной площади. Только что у него закончились переговоры с очень важным клиентом. Встреча, к которой он готовился, которую ждал, прошла удачно. И если дела пойдут так же хорошо, то ему определенно светит повышение. Настроение у Лёвы должно было быть прекрасным. Но радоваться не получалось.

В лицо дул ветер. Лёва поднял воротник и, держа под мышкой любимую кожаную папку, которую ему подарила Инга на день рождения, опустил руки в карманы.

Когда он шёл на переговоры, такого ветра не было, а может, он просто не заметил, потому что тогда ветер дул в спину. А сейчас его буквально сдувало с ног.

«Да что такое? – думал он, – откуда взялся этот ветер, надо было шарф надеть… Вечно я его забываю…»

Торопясь в офис, чтобы порадовать руководителя результатами, достигнутыми в процессе переговоров о дальнейших перспективах, он думал совсем о другом, пытаясь осознать то, что узнал о своём друге.

Никита учился, в отличие от Лёвы, не стараясь, не придавая особого значения знаниям, зато пользовался необыкновенным вниманием у женщин. Стоило ему только особым образом взглянуть на девушку, как та превращалась в мягкую и податливую куклу. Правда, пользовался Никита этим своим, как он его сам называл, магическим взглядом, крайне редко, а в последнее время и подавно бросил кружить женщинам головы, поскольку влюбился не на шутку.

На четвертом курсе в группу, где учились друзья, пришла Инга. Она брала академический отпуск по семейным обстоятельствам, и, пропустив год, вернулась в университет.

Приехала Инга из Екатеринбурга. Натуральная блондинка с огромными серыми лучистыми глазами, в которых можно было только тонуть. Оба парня и утонули. Внешности своей девушка значения не придавала, не осознавая, какая она хорошенькая. Этим она ещё больше притягивала к себе парней. Вот в такую прекрасную во всех отношениях девушку и влюбились оба друга, как назло. Вместе они одновременно и начали за ней ухаживать. В результате так и стали дружить уже не вдвоём, а втроём. Кому она отдаёт предпочтение, разобрать было нельзя, казалось, что она относится к ним одинаково.

После окончания университета они собирались поступать в аспирантуру. Это Инга придумала.

– Ребята. Я знаю, как вам откосить от армии, чтобы не потерять время. Не покупать же военные билеты. И я не хочу, чтобы в армии с вами что-нибудь случилось. Столько всяких кошмаров рассказывают про дедовщину, скверную кормёжку и разные ужасные горячие точки.

– И что ты придумала? – поинтересовался Лёва тогда.

– Пойдёмте в аспирантуру после универа.

– Без меня, – сказал Никита. – С ума сошли? Какая аспирантура?

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я сама всё разузнаю. Я так вас люблю обоих. Не отдам вас армии.

Но в итоге поступать стали Лёва и Инга, а прошел один Лёва.

Инга устроилась работать на кафедре в университете, который они окончили, и серьёзно увлеклась театром. Нет, не смотреть спектакли, а собралась стать актрисой. Она начала посещать театральные курсы, ещё учась в университете. В результате через пару лет ей уже стали давать роли в спектаклях в новом театре-студии в Москве.

Лёва работал ведущим юрисконсультом в известной фирме, одновременно учась в аспирантуре.

А Никита сразу после защиты дипломной работы неожиданно для всех поступил то ли в институт военных переводчиков, то ли ещё в какое-то военное учебное высшее заведение, точно никто не знал.

Лёва даже со своим осложнённым плоскостопием был годен по здоровью в армию, но служить не хотел, и аспирантура для него оказалась в этом смысле спасением. Наука его не интересовала, однако он учился, печатал статьи в журналах и писал свою кандидатскую без энтузиазма и удовольствия.

Никита, отучившись один курс, на год отбыл в неизвестном направлении. Потом, возвратившись, доучился, и постоянно уезжал, пропадая надолго. Когда появлялся, друзья обязательно встречались, а приезжал он не чаще раза в год, а то и реже.

И сейчас Лёва шел по Тверской, смотря вниз и даже ссутулившись, что было для него совсем нетипично, обычно он ходил настолько прямо, что казалось, будто его спина ещё немного – и изогнётся в другую сторону. Так ему хотелось казаться выше. В отличие от Никиты, который был под два метра, он вырос чуть выше метра шестидесяти.

В тот день Лёва узнал, что у его друга Никиты какое-то странное и неизлечимое заболевание, и ему даже страшно было думать об этом, сознание просто не принимало информацию о том, что Никита, высокий рыжеволосый мускулистый красавец, вдобавок ко всему ещё и остроумный, готовый помочь в любую минуту, скоро умрёт… Какая несправедливость. Да что там они себе думают, пробегали мысли. И кто они, собственно, Лёва не мог сформулировать, только почему-то к кому-то, к ним, были адресованы его думы.

Вспоминал Лёва, как Никита перед последним отъездом сказал ему, к тому моменту они уже прилично выпили:

– Ты, брат, давай дерзай, женись на Инге. Я неизвестно вообще, вернусь ли. Знаешь, меня предупредили, никому ничего… Но тебе можно. Ты ж… Да. Так вот, в стране меня не будет. Лёв. Ты, конечно, рот на замке и все дела… Ну, пойми. Это я только тебе могу сказать. Даже родители не в курсе. Им достаточно уже того, что я вообще в военные пошёл. Боятся они за меня, представляешь, один я у них.

– Понимаю их. Я из-за этого в аспирантуру поступил, не хочется покупать военный билет. И невоенный я человек.

– А я, как оказалось, вот наоборот. Но мои… я и не предполагал, что до такой степени гражданские. Мать плачет, батя хмур, как злой медведь.

– Никит. Ты думаешь, что медведи бывают добрыми?

– Бывают. В цирке, например. А еще… помнишь анекдот? Заяц идёт по вагону, кричит, кто на него. Медведь встает, и говорит, что он. Так заяц стал кричать, кто на них с Мишей. Ну вот. Ты – заяц. Я – тот самый Миша. Разве ж я не добрый?

– Смешно. Всё дурачишься. Вопрос-то серьёзный.

– Лёв. В общем, я отказываюсь от своей любви к Инге в твою пользу.

– Дурак? У меня – ни внешности, ни физической формы. Посмотри на меня. В свои двадцать четыре я уже лысею и рост мой… Нет. Я… не буду говорить, на сколько сантиметров ниже тебя. И всё остальное у тебя лучше и больше. А потом ты действительно добрый и…

Нет. Ты достойнее. И пусть Инга сама выберет. И я уверен, что выберет она тебя. Не согласен.

– Кремень ты, Лёвка, друг. Но ты слышал. И точка. Давай петь. – Никита взял гитару и так пел тогда…

Проводив Никиту, Лёва и Инга так и дружили. О своих чувствах он ей не говорил, любил потихоньку, помня про друга, а она и не знала, насколько сильно пересеклись дружба и любовь, и какую роль сама Инга играла в жизни парней.

О заболевании друга Лёва узнал в больнице, где тот лежал, поведал ему сам Никита.

– Сказали, что последняя стадия. Так… вот, друже.

– Что это за друже?

– Лёва. Это важно? А знаешь, я ни о чём не сожалею. Боли пока не чувствую. И совсем не боюсь. В жизни своей недолгой я столько повидал. На моих глазах одному парню руку оторвало, а другому, Лёва, голову снесло. Жуть, короче.

– Да где ты был-то?

– Этого тебе лучше не знать. Но я там был, и, считай, жизнь моя намного дольше твоей. Вот и всё.

– Надо ещё раз проверить. Не может быть. Выглядишь совершенно здоровым. И бывают же чудеса.

– Ты сам-то что, веришь? Может, и бывают, но не в моём случае. У меня как-то без чудес жизнь прошла.

– Что это ты себя хоронишь раньше времени. У моего шефа такие связи. Я сейчас его наберу. Подключим лучших врачей.

– Не парься. Тут лучшие врачи. В нашем ведомстве плохих не держат. В этом будь спокоен. И так уже все подключены. Я знаю, какой ты друг.

– А Инга в курсе?

– Нет. Нужно ей, кстати, сказать. Только не надо меня жалеть. Сказали, осталось несколько месяцев мне. Видишь. Наш вопрос сам собой и разрешился. Твоя Инга. Зря ты терялся. Вы хоть с ней целовались?

– Ты что, думаешь, я гад?

– Значит, так. Идёшь и делаешь ей предложение, а то вон, уже весь лысый, а жены ещё нет.

– Это ты зачем? Знаешь ведь, как я переживаю, у тебя вон какая шевелюра…

– Лёва. Меня не будет скоро вместе с моей шевелюрой, а ты со своей лысиной будешь жить долго с Ингой и вашими детишками. И потом. Вот что я тебе скажу. Лысину надо носить гордо. Посмотри вокруг. Мужики специально бреются, чтобы быть лысыми, а тебе Бог такой подарок сделал.

– Ты неисправим. Как можно так шутить? Нужно разбираться с твоим здоровьем.

– Про лысину я на полном серьёзе сказал. Ты же – альфа-самец.

– Я?

– Да. Женщины не красавцев выбирают, а умных. А ты как раз умный. Ну, а я… Просто красивый цветок, и к тому же не многолетний.

– В спецслужбы глупых не берут.

– А ты умнее. Не спорь. С умирающими не спорят. Ладно. Ты давай иди, а то устал я что-то. И надо морально к новому курсу обследований подготовиться.

– Значит, диагноз не окончательный?

– В общем-то да, но это, брат, фактически соломинка, за которую они хватаются.

– А ты?

– Я? Я – фаталист. Чему быть, того не миновать.

Вот о чем вспоминал Лёва. Из задумчивости его вывел приятный женский голос:

– Молодой человек, – услышал он и почувствовал руку на своём плече, – извините меня, Бога ради. Вы не подскажете, где здесь аптека?

Лёва остановился и обернулся. Перед ним стояла женщина. Она была настолько несуразной, что Лёва смотрел на неё и сначала не мог вымолвить ни слова. Первое впечатление ввело его в странное состояние ступора, и из головы вылетели абсолютно все мысли, он будто оказался наедине с этим невообразимым существом женского пола неопределённого возраста в межвременье, совершенно забыв, где он находится.

На женщине был бежевый плащ, из-под которого выглядывал тёмно-зеленый бархатный домашний халат, на ногах – бордовые резиновые сапоги. Спутанные, торчащие, рыжие с проседью волосы, и на макушке непонятным образом держалась ярко-синяя беретка, которая, казалось, вот-вот упадёт. Намотанный на шее жёлтый шарф развевался на ветру, и в довершение всего на ней были разные перчатки – одна красная, другая фиолетовая.

Все вещи были недешёвыми и аккуратными, но женщина выглядела, как дорогое пугало, на которое беспорядочно надели всё, что под руку попалось.

– Молодой человек, прошу прощения, подскажите, пожалуйста, как мне пройти в аптеку, – повторила она свой вопрос, и в её зеленых глазах Лёва увидел такую мольбу, что опомнился и проговорил, показывая рукой в ту сторону, откуда он шёл:

– Аптека там, я её проходил.

– Мне надо что-нибудь для головы, памяти у меня совсем нет. У меня ведь муж умер, неделю назад похоронила Витеньку моего. Какие мне таблетки для памяти, мил-человек?

– Как зовут вас, уважаемая?

– Ирена Михайловна.

– Какое имя у вас красивое.

– Вот и Витенька мне так сказал, когда мы познакомились. А теперь его больше нет. И память моя…

– Помочь своей памяти вы можете только сами, Ирена Михайловна, – участливо сказал Лёва, совершенно забыв о Никите, Инге и что торопится в офис.

– Вы думаете?

– Да. Вижу, что вы – добрая и образованная женщина. Только вам нужно для начала разложить свои вещи по сезонам и одеваться по погоде.

– Знаете, мне всё равно, что носить. Витеньки, мужа моего, больше нет. Кому я нужна?

– Ему бы точно не понравилось, что вы говорите. Как это всё равно? Жизнь продолжается. Сейчас нужно носить тёплые вещи, а вы – в лёгком плаще. В домашнем халате нельзя на улицу выходить. И резиновые сапоги у вас очень красивые и модные, только сейчас нужно зимнюю обувь надевать.

– Да. Я собиралась заняться своими вещами, но сначала решила сходить в аптеку.

– Память у вас есть, она не может вот так пропасть, это временный сбой, чтобы легче было горе переносить.

– Вы так думаете?

– С моей бабушкой похожее было, и всё восстановилось.

– А как? Таблетки?

– Вам нужно таблицу умножения повторить, стихи поучить наизусть, это поможет восстановиться.

– Садитесь, пожалуйста, Ирена Михайловна, – сказал Лева, показывая на лавочку.

После неё он тоже сел, достал из папки блокнот и стал писать.

– Это вам стихи, мои любимые.

– Ваши? – спросила она, улыбаясь.

– Что вы, Есенина. А ещё очень хорошо вам примеры порешать. Надо учебник купить, думаю, за третий класс, в самый раз. Чтобы потренировать память. Пойдёмте, я вам куплю, тут совсем недалеко магазин педагогической книги.

Он привстал, собираясь идти за учебником.

– Не беспокойтесь, у меня дочка – учитель, я её попрошу.

Лёва сел обратно, продолжая писать.

– Лёва, вы очень добрый и хороший. И за то, что пожалели меня, не отмахнулись, проявили чуткость бескорыстную, вам – вот что. Всё, что ни пожелаете, сразу же исполнится. И желаний можно загадывать сколько угодно. Но если исполненное желание назад вернуть захотите, то оно вернется, и тогда… останется всего одно желание.

– А откуда вы знаете моё имя, я же не говорил? – спросил Лёва, поворачивая голову, чтобы посмотреть на странную незнакомку, но там, где она сидела, никого не было.

Обернувшись, он тоже никого не увидел. Встал. Было непонятно, куда делась Ирена Михайловна. Улица как улица: люди, машины, дома. Не показалось же ему? Он посмотрел на блокнот, не было там никаких стихов, но присмотревшись, заметил, что листок вырван.

– Хрень какая-то. Но как? Гипноз? – проговорил Лёва довольно громко, так, что проходящая мимо девушка ему улыбнулась.

Закрыв блокнот и убрав его в папку, он положил ручку в карман и пошёл в офис.

– Надо же, расскажешь кому, засмеют… – думал он, постепенно переключаясь опять на свои мысли о том, как рассказать Инге о болезни их общего друга, и очень быстро пошёл. Удивительно, но ветер прекратился.

Лёва посмотрел на часы, прошло всего десять минут, а ему показалось, что времени прошло гораздо больше.

– Да, хорошо бы мне такие волосы, как у Никиты, и чтобы такой же пробор, ээх… – вздохнул Лёва, – какую чушь она несла про желания. Если бы это и вправду было возможно.

Он зашёл в «Шоколадницу» в Камергерском, сел за столик. Заказал ланч и пошёл в туалет. Когда мыл руки, взглянув в зеркало, вздрогнул: на него смотрел он, но не лысеющий, а с густыми рыжими волосами, в точности как у Никиты, с таким же небрежным пробором направо.

– И что? Это не сон? Ирена Михайловна мне не привиделась, и что я захотел, тут же сбылось? Чушь собачья. Зачем это мне? – говорил он, снова намыливая руки и снова смывая.

– Нет. Пусть будет моя лысеющая голова, как было раньше.

Вымыв руки, он снова взглянул в зеркало: на него смотрел он сам, обычный лысеющий Лёва, каким он и был всегда.

– Что, у меня галлюцинации? Ведь этого не может быть. Ну и денёк. Всем денькам денёк.

Выйдя из туалета, Лёва направился к своему столику. Ему принесли ланч и чайник с чаем. Он налил в чашку и выпил большими глотками, не отрываясь. Потом стал быстро есть, не замечая вкуса, вспоминая странную встречу.

– Что она там говорила перед тем, как исчезнуть? – пробегали мысли.

И ясно услышал молодой и очень приятный голос странно одетой и показавшейся ему совершенно растерянной женщины:

– Лёва, вы очень добрый и хороший. И за то, что не отмахнулись, проявили внимание бескорыстное к нуждающейся в чуткости, вам – вот что. Всё, что ни пожелаете, сразу же исполнится. И желаний можно будет загадывать сколько угодно. Но если исполненное желание назад вернуть захотите, то оно вернётся, и тогда… останется всего одно желание.

– Пусть Инга меня полюбит… Нет. Не может быть. Нет. Что же я за сволочь такая? Никита умирает, а я… просто скотина и всё. Пусть будет здоров Никита! Если это и правда исполнение желаний. Должна же быть справедливость.

Пришло уведомление в Whatsapp от Инги. Он его открыл:

– Лёва. Знаю, что ты занят, но больше молчать не могу. Решила тебе признаться. Я тебя люблю. Только не надо мне сейчас отвечать. Встретимся после того, как вернусь, уехала в Екатеринбург, у мамы – юбилей. Тебе отправляю сообщение и выключаю мобильный, я в самолете, мы уже на взлётной полосе. Да. Вот так. Я тебя люблю. Хочу, чтобы ты это знал. Прошу, не отвечай мне, в любом случае, если ты меня не любишь, я всё равно тебя буду любить всегда. Встретимся в семь часов вечера через неделю в нашем кафе на Гоголевском бульваре, где мы всегда обедали втроём, ты, я и Никита.

Лёва не знал, что ему чувствовать. Это было какое-то межсостояние. Доедать не хотелось, он выпил ещё чая, расплатился, оделся и вышел на улицу. На автомате пришёл в офис, спокойно доложил о результатах встречи и ушёл, не дожидаясь конца рабочего дня, сказав, что поехал к клиенту.

Неделя пролетела, работы было столько, что Лёва не знал, за что хвататься. Проблемные дела все скидывали на него, зная, что он вытянет даже самое гиблое. Выиграв два дела и занимаясь третьим, он и не заметил, как настал тот самый день, о котором говорила его любимая.

Когда он выходил из офиса, то в дверях встретился с Никитой. Тот был красив и весел.

– Тебя отпустили из больницы? Что ты тут делаешь?

– Старик, уезжаю сегодня в ночь. И когда мы увидимся, не знаю, зашел попрощаться.

– Поясни. Я не…

– Знаешь, в тот день, спустя какое-то время после твоего ухода ко мне пришли врачи, что меня обследовали, и сказали, что произошла какая-то нелепая невероятная ошибка, и я совершенно здоров. Так меня ошарашили, тебе звонить не стал, решил отложить на неделю. Кто их знает, вдруг опять ошибка. Меня выписали три дня назад. И на службе, конечно, сразу же – командировка. Сам понимаешь, что за работа у меня. Перед отъездом хотел тебя увидеть и узнать у тебя одну вещь. С Ингой объяснился?

– Слушай, Никит, а во сколько?

– Что во сколько?

– Точно не помнишь, во сколько к тебе пришли врачи?

– А. Скажу. Мне же Инга прислала сообщение, что полетела к родителям, и что сегодня вы с ней обедаете вдвоем, чтобы я не обижался.

– Она мне тогда же тоже прислала сообщение, прикинь, объяснение в любви. Я и не знаю, что думать теперь.

– Что? Что получилось? Что она тебя любит? Я же говорил тебе, ты – альфа-самец. Женщины таких не пропускают. Да. А мне не рассказала о своём объяснении. Эх. Но, надеюсь, друзьями останемся с вами обоими. На свадьбу приехать постараюсь, но не обещаю. Женитесь быстрее. Везунчики.

– Слушай. Но ведь оставалось только одно, а сбылись оба. Представляешь?

– Лёва? Может, тебе в отпуск пора? А?

– Ладно. Не обращай внимания. Спасибо тебе. Приглашение на свадьбу пришлём. Будь. Я рад, что ты жив и здоров. А говорил, что чудес не бывает.

– Иди ты. Ошибка, говорю же тебе. Ошибка у них там вышла. Давай. Погнал я. Служба, брат. Про свадьбу сообщи. У меня переадресация будет. Пиши на мой номер. Везёт лысым, – сказал он, запустив руку в свои рыжие густые волосы.

Они обнялись. Никита сел в машину и умчался в неизвестном направлении.

Лёва купил любимые Ингины цветы, пришёл в кафе на десять минут раньше. Цветы положил на стул и задвинул его. За годы знакомства он думал, что изучил сероглазую блондинку Ингу. Она часто говорила, что ей нравятся высокие брюнеты, играющие на саксофоне, занимающиеся альпинизмом и пишущие стихи. Оба её друга никоим образом не укладывались в данные критерии, и со временем привыкли к тому, что они ей не подходят.

Зная, что она опаздывает всегда не менее чем на пять минут, Лёва заказал себе двойной эспрессо. Попивая горячий и крепкий напиток, он никак не мог понять, как же так получилось, что Инга ему сама призналась, и почему она таким образом решила встретиться с ним? Как можно быть такой самоуверенной и властной?

Инга в тот раз пришла вовремя. Лёва встал, отодвинул стул, на котором не было цветов, Инга села. Она была ослепительна и глаза её казались больше и яснее, чем раньше.

Несколько мгновений они сидели молча, но потом Лёва, спохватившись, вскочил, схватил букет, встал на колено и протянул Инге коробочку с колечком.

– Я люблю тебя, будь моей женой.

Она заплакала.

– Ты что?

– Это я от радости. Думала, вдруг ты все-таки не…

Они сели напротив, он взял её руку и тихо спросил:

– Скажи, когда ты поняла, что меня любишь?

– С того момента, как тебя увидела.

– Как? Ты же говорила, что тебе высокие нравятся, да ещё и брюнеты и…

– Это чтобы тебя подзадорить, разозлить, чтобы посмелее стал. А ты так и не расчухался, пока я сама тебе не призналась. Такой ты мне достался, что тут поделаешь.

– А Никите когда скажем?

– Я ему уже написала, пока шла сюда, и он прочитал. Ответил «ОК». Он же немногословен, агент. Нашел человек своё призвание.

– И я тоже сказал, сегодня его видел, он опять уехал в командировку.

– Я знаю. И про странную его болезнь знаю, неожиданно прошедшую. Мне его мама рассказала. Она очень хотела, чтобы мы с ним были вместе, он же меня любит. Ты знал?

Лёва кивнул.

– Дела… – проговорил он, – и как мы будем нашу свадьбу отмечать?

– Тебе и карты в руки. Я сделаю так, как ты скажешь, – улыбнулась Инга.

Он взял её руку и приложил к своим губам.