Loe raamatut: «Поле солнышонков»
О мечтателях и реалистах, о детях и взрослых, о женщинах и мужчинах
Кто сказал, что повседневность – это скучно? Думать так может лишь человек, напрочь лишенный фантазии и не умеющий подмечать важные детали в происходящем, но, конечно, не Вера Пчелинцева, автор сборника «Поле солнышонков».
Название книги пришло от одной из трех историй, включенных в нее. Оно передает настроение, в котором пребывала писательница, когда работала над своими произведениями, надеясь поделиться этим жизнеутверждающим настроем с теми, кто станет искать на страницах ответы на вопросы, связанные со знакомыми обыденными ситуациями. От книги веет свежестью, легкостью, красотой и весенним теплом: «Одуванчик – солнышко на ножке! Солнышонок!».
Вера Пчелинцева не просто рассказала о придуманных персонажах, она как будто поведала истории тех женщин, которые будут держать в руках ее книгу, об их надеждах, радостях, проблемах. Героини – разные по душевному складу. Среди них есть мечтательницы, для которых самое важное в жизни – это любовь, одна-единственная отныне и присно, как в сказке про Золушку или красивой голливудской мелодраме: «Тоня сразу представила, как она проведет вечер в этом таинственно-манящем заведении. Надо будет купить что-нибудь для предстоящего похода. А если она встретит там ЕГО! Кого? Того, в кого она влюбится с первого взгляда. И кто полюбит ее. Она так ждала… того единственного». А есть и очень современные дамы, полностью принявшие ценности XXI века, стремящиеся к успеху, верящие в него и готовые на всё ради больших целей: «Я хочу и буду побеждать. При этом всё должно быть интересно и приносить мне удовольствие. Надо делать то, что любишь, и любить то, что делаешь».
Отношения между людьми – основа книги. Из них создаются сложные эмоциональные узоры, ниточки чувств между персонажами протянуты к читателям и, без сомнения, найдут отклик в их сердцах. Вера Пчелинцева рассуждает на тему мужчин и женщин. Она говорит о семье и разочарованиях, показывает восторженность и не забывает об эгоизме: «Люблю, – с некоторой заминкой прозвучал ответ. – Но это не значит, что я брошу друзей и поменяю свой образ жизни. Вот так, как сегодня, в первый и последний раз. Понимаешь?.. Если я хочу сегодня гулять, то я пойду гулять. Не хочешь со мной – сиди дома».
Писательница отдает дань последним веяниям моды на личную свободу, но ни на минуту не упускает из виду классическое желание девушки быть счастливой: «Юля вспыхнула, все мысли улетели, и она ответила на поцелуй. Она же об этом мечтала!» В произведениях автора есть место для встреч и разлук, измен и разочарований, непростых решений и болезненного выбора: «Именно так. Он стал самым главным. И, выйдя за ним во двор, она уже почти согласилась стать его любовницей. Живут же так. И многие. И очень многие. Чем она лучше или хуже? Но вот только сюда она больше не приедет. У нее есть квартира, и они будут встречаться там. А потом, кто знает, может, он разведется? А может, она разлюбит».
Но отношения не сводятся исключительно к романам. Речь не только о мужчинах и женщинах. И Вера Пчелинцева четко показывает это в каждой истории. Важной темой становится родительство. Оно видится глазами девочек Тони и Тани, которые взрослеют в разных семьях и под их воздействием формируют личные качества и приоритеты. Оно становится почвой для произрастания семян сюжета в двух других историях, где говорится о безграничной и беззаветной материнской любви, что присуща настоящим женщинам. Она может распространяться на родное дитя или приемное. Главное в нем – это неравнодушие, стремление заботиться, оберегать, хранить от бед, поддерживать. Такая любовь сильнее романтической. Она способна исцелять, направлять по океану жизни к правильным ориентирам, дарить надежду и стирать боль обиды. Особенно отчетливо тема раскрывается в диалоге о детдомовских детях. Это разговор важный и сложный. Он выпадает из границ привычной обыденности большинства читателей, но должен произойти, чтобы однажды мир стал более светлым местом не для избранных, а для всех.
Души героев, словно маячки, за которыми читатель проходит непростой путь к пониманию и принятию счастья. Они ослепительно яркие на фоне серой, будничной, равнодушной толпы. И невероятно гармоничны, когда действительность, окружающая героев, читателей и писательницу, предстает своей обратной стороной. Той, где человек един с природой. Где он – неотъемлемая часть мироздания, полного любви, взаимопонимания, счастья, пока, возможно, не найденного и не обретенного, но манящего обещанием и являющегося путеводной звездой. Таково «Поле солнышонков» сборник про обыденность и красоту, жизнь героев, рожденных фантазией Веры Пчелинцевой. А читатели не только смогут найти в этих историях ответы на собственные вопросы, примеры для подражания, но и почерпнут силы, так необходимые всем для преодоления трудностей.
Юлия
Повесть
1
Поезд бежит с востока на запад и старается изо всех сил обогнать время. На какой-то период создается ощущение, что солнце будет постоянно с нами. То есть все пять дней, которые предстоит провести в пути, за окном будет светло. Но вот на одной из станций сделаем остановку, потом на другой. И всё. Солнышко убежит вперед. Далеко-далеко. И мы будем отчаянно догонять его. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Сейчас пейзаж за окном окрашивается в лилово-серые тона. Над полями стелются туманы. Так бывает после жаркого летнего дня…
Она сидит на своей нижней полке, правой рукой подпирает голову, и смотрит, и смотрит. Голубые глаза широко раскрыты, взгляд устремлен за горизонт в попытке поймать, ухватить нечто неуловимое, но такое важное, нужное, может быть, даже жизненно необходимое. Губы, от периодического покусывания припухшие, как у ребенка, не нуждаются в помаде. Светлые волосы собраны в небрежный пучок. Ветерок из полуоткрытого окна путается в нежных завитках около висков и ниже, за ушами. Дрогнули ресницы, но нет… Год назад, тогда, в клинике, пообещала себе никогда больше не плакать.
Интересно, где ее соседи по купе? А вдруг они опоздали. В некоторых городах поезд стоит от получаса и больше, и пассажиры выходят погулять. Долог путь от Владивостока в Москву. Проживается маленькая жизнь. Недельное общежитие. Кондуктор провела в купе со словами, что с соседями повезло. Но вот поезд идет уже минут сорок, а никого нет.
– Добрый вечер. Будем знакомы? – словно в ответ на ее вопрос, в купе зашла женщина лет пятидесяти, с двумя девочками.
– Юль… Юлия, – невольно улыбнулась молодая пассажирка.
Невозможно было смотреть на эту компанию без улыбки. Доброй и озорной, в которой нет ни грамма иронии. Наталья Николаевна, невысокая, крашеная блондинка. Для своего немалого веса очень живая, подвижная. И девчонки, ее маленькие копии, только наоборот – ну уж очень худенькие. Наталья Николаевна – посередине, девчат крепко держит за руки и тащит за собой. А те еле успевают переставлять свои тонюсенькие ножки в одинаковых оранжевых гольфах.
– А я – Наталья. Нет-нет, просто Наталья, – говорит попутчица, заметив протест, готовый сорваться с Юлиных губ. – Надоели мне эти все официальности. Я не на работе. А это мои крошечки, мои любимые внучечки – Любочка и Надечка.
– Надежда и Любовь?
– О! Молодец, заметила. Их маму, жену моего Костички, зовут Вера. Она, конечно, та еще зараза, но внучек мне родила прекрасных. При этом, знаешь, что самое смешное? – Женщина заговорщически подмигивает. – Сама-то Вера – брюнетка, а эти пигалицы все в меня. Светленькие. – Она любовно гладит внучек. – Это я сейчас крашусь, потому что седых много. А в молодости, знаешь, какая была? Прям, как ты. Эх, – мечтательно вздыхает и наконец-то усаживается на свою нижнюю полку.
Всё это время, пока говорит, она перекладывает вещи с одной полки на другую, снимает с девочек гольфы, что-то достает из сумки на стол, а что-то прячет в чемодан.
«С ней не соскучишься!» – подумалось Юле, и от этой неугомонной суеты ей стало тепло и уютно, как дома. У мамы.
Любочка, которой было не больше шести, уже уселась рядом с Юлей и бесцеремонно рассматривала лежавшую рядом книгу.
– Ба, я наверх, можно? – Надя, старше сестры года на два, собралась на верхнюю полку.
– Нет. – Наталья Николаевна всё старалась восстановить дыхание. – Сейчас умываться пойдем. Спать уже пора.
Женщина достала из-под нижнего сиденья черную сумку, оттуда извлекла пакет с зубными щетками, набросила на плечо полотенце.
– Девочки, за мной! – Она первой вышла из купе, а следом потянулись внучки.
Юля опять осталась одна. Сидела и улыбалась. С одной стороны, хотелось тишины и одиночества. Полтора года в больнице, и ты успеешь соскучиться по этой, такой простой возможности – сидеть, молчать, думать о чем-то своем. Но там постоянно кто-то был рядом. Мама, медсёстры, врачи, соседи по палате. За это время их сменилось немало. Кто-то выздоравливал и с виноватой улыбкой прощался с Юлей, кто-то не успевал сказать прощальных слов. Стоп. Не надо об этом. Вот и хорошо, что такие неспокойные соседи.
– Чай будешь? – заглянула в купе проводница.
– Ой, спасибо! Да, конечно.
Юля достала булочки, которые в дорогу испекла мама. Есть теперь один очень положительный момент – сладкое и мучное больше не было в списке запрещенных к употреблению продуктов. Вероятно, со временем, нужно будет опять следить за весом, но, судя по измерениям, проведенным перед отъездом у лечащего врача, это произойдет не скоро.
– Чай пьешь?
Вместе с Натальей в купе опять влетел ее запах – что-то такое сладко-ванильное. Юля уже влюбилась в свою соседку.
– Да. Присоединяйтесь? Я сейчас вам принесу.
– Вот спасибо! Чай – это обязательно. Сейчас только своих козявочек уложу.
Тем временем Надя уже сама обосновалась на полке, с Юлиной стороны. Любочке помогала бабушка.
– Давайте она сперва на стол встанет, – предложила Юля, отодвинув пакет с пирожками. Чай в красивых подстаканниках крепко держала в руках. Кипяток вылить на колени совсем не хотелось.
Когда все разместились по своим местам, Наталья Николаевна, быстрым движением скинула летний сарафан и набросила на себя просторный хлопчатобумажный халат в голубые и белые ромашки.
– Во, какую красоту купила, – указывая на оборочки вдоль подола и карманов, женщина присоединилась к Юле. – В вашем городе, недалеко от станции.
– Да, у нас неплохая текстильная фабрика. Она старая уже, но ткани у них очень хорошие. – Юля сделала паузу, чтобы дожевать пирожок, и продолжила: – А недавно новый цех оборудовали и стали шить. Постельное белье, сорочки, халаты. Качество замечательное, и цены невысокие.
– Да! Очень недорого! – тут же подхватила собеседница. – Юленька, ты вот бери. Мы сладостей всяких накупили на вокзале. Вышли прогуляться, думала, поужинаем. Какой там! Одно увидели, другое. Вместо того чтобы поужинать, гуляли около вокзала. А уже когда поехали, в итоге пришлось пойти в вагон-ресторан.
– А, так вот почему вас не было, когда я пришла, – догадалась Юля.
– Бабулечка, дай пирожок, – над соседкой свесилась рука с верхней полки.
– Это не наше, – начала, было, Наталья Николаевна.
– Да вы что! На, возьми, – Юля взяла по пирожку, привстала и угостила заодно и Надю.
Девочки лежали на своих полках. Старшая читала какую-то книжку с яркими картинками, а Любочка играла с маленькой куколкой. Тут же послышалось: «Ты тоже хочешь пирожок?» – «Да, очень!» – «Ну, дам тебе кусочек. Он вкусный. С вишней».
– Вот только что ведь ужинали. Хотя какой там ужин. Одно название. Все-таки рестораны в поезде никакие. А детей-то кормить надо. Чё думают?
– Жаль, что вы не пошли в ресторан, который рядом с вокзалом. Я там работала одно время. Вот там бы вас накормили! Недалеко, видели, «Весна»? – улыбнулась своим воспоминаниям Юля.
– Да, видела. Вывеска такая красивая. С цветком.
– Очень красивая! Это они недавно ее повесили.
– Ой, сейчас так много всяких делают украшений. То светящиеся вывески, то мигающие. Во Владивостоке какая красота! Растет мой город, такой стал весь современный, яркий! Совсем как столица, – мечтательно вздохнула женщина.
– А вы из Владивостока?
– Да. Была. Сын уехал сразу после института. Работу ему в Москве хорошую предложили, – в голосе сразу послышались горделивые нотки. – Костик у меня умный. Он там по компуктерам.
– Ба! – тут же возмутилась Надя. – Ком-пью-тер! Говори правильно.
– Ну, короче, по этой всякой технике специалист большой. А мне что одной-то делать? Я, конечно, очень люблю свой город и море… но родителям надо быть ближе к детям. Старикам одним страшно, а детям трудно. Потом и пенсия пришла. Да-да, мне уже через два года шестьдесят, – Наталья Николаевна знала, что выглядит моложе своих лет, и откровенно этим хвалилась. – А когда Вера родила, они меня к себе позвали. Поначалу очень тяжело было, – женщина понизила голос и оглянулась на внучек: – Хоть и трехкомнатная, а как могут две хозяйки ужиться? Теперь-то я одна живу. Хорошо. Купили мне. Маленькая квартирка, но моя. Недалеко от детей – одна станция метро, и мои лапушки рядом.
Юля, скинула босоножки, облокотилась спиной и, подтянув колени, обняла их, положив на них подбородок.
– Сейчас вот Надюша уже в школу ходит. Во второй пойдет. Этот год, ох, как набегались. Отведи – приведи. Кружки еще всякие. Разве Вера бы сама справилась? Они все в работе. Ну и хорошо. А я с девчонками уже третий год в мае уезжаю на родину. Там сестра и брат. У брата свой дом недалеко от города. И девочкам полезно для здоровья. В Москве разве воздух? А тут, только выходишь из поезда, и пахнет. Чем? Морской капустой!
– Давайте еще чаю принесу? – предложила Юля, заметив, что у собеседницы опустел стакан.
– Сходи, Юленька. Только и себе тоже возьми. А то одной скучно.
Юля вышла из купе. Пассажиры готовились ко сну – кто-то уже умылся, кто-то шел в туалет. Мужчина в тамбуре курил. На минуту мелькнула мысль «Вот бы сейчас к нему присоединиться!» И так захотелось закурить! Помять в пальцах сигарету, понюхать табак. А если сигареты хорошие, то пахнут очень приятно. Потом попросить огоньку и затянуться. Вдохнуть в себя терпкий дым… «Не-е-е, больше я курить не буду», – улыбнулась своим мыслям Юля и подошла к титану. Налила два стакана.
– А ты куда? – Наталья за последний час поведала Юле все подробности своего переезда в Москву. Слушать ее было интересно.
– В Москву.
– Я поняла. В отпуск?
– Надеюсь, что жить.
– О, это хорошо! Молодец. Правильно. Ты молодая, красивая. Чего тебе там, в Энске, делать? Сейчас все едут в Москву. Из деревни молодые уезжают в большие города, а из городов – поближе к центру. В Москве все блага жизни. Сама ж видела, знаешь… Как не видела? Ты там не была?
– Не-а, – улыбнулась Юля.
– А кто там? В Москве?
– Мамина сестра. Она меня как родную любит. Хотя я ее плохо помню, в основном по фотографиям. В последний раз тетя Надя приезжала к нам, когда дедушку хоронили. Это мне лет 13 было. Еще тогда она звала меня к себе.
– И правильно, что звала. Если есть куда, то почему бы не поехать? Надо было тебе сразу после школы и поступать в Москве.
– Думала, но не получилось, – с грустной улыбкой ответила девушка.
– Ну, значит, так и надо было. Значит, сейчас всё получится. Ладно, девочка моя. Заговорила я тебя. А уже двенадцать. Давай-ка спать. Ты вон какая бледненькая и худенькая. Но я попробую тебя откормить.
– За пять дней? – улыбнулась Юля, натягивая на себя одеяло.
– Нет, ты ко мне будешь в гости приходить в Москве. Мы ж почти землячки.
С этими словами женщина встала, проверила своих любимых блондиночек, которые мирно посапывали на вторых полках, потом взбила, как могла, подушку, больше напоминавшую множество клочков чего-то совершенно немягкого. И, пожелав спокойной ночи, отвернулась к стене.
А Юля продолжала сидеть, прижав колени к груди и закутавшись в тоненькое одеяло. В купе тускло светила маленькая лампочка, как ночничок в детской. За окном проносилась темнота. Иногда среди тьмы вспыхивали огоньки далеких домов или дорог. Так приятно сидеть и слушать стук колес! И думать, что же там такое проносится мимо и остается позади? А еще очень приятно мечтать о том, что там впереди.
Постепенно, словно поддавшись этому равномерному стуку колес – успокоительному гипнозу, Юля начала дремать. Подсунула подушку повыше к голове и так, сидя, уснула. Через какое-то время сильно затекла шея. Девушка открыла глаза. За окном светлело небо. За горизонтом еле-еле пробивался свет. Поезд притормозил на пару минут около какой-то станции. «Странно, зачем? Ведь кроме будки обходчика больше ничего нет», – подумала Юля. Вздохнула, сладко вытянулась на всю длину полки, благо, невысокий рост свободно позволял это. И уснула легко и безмятежно. Впервые за последние полтора года.
* * *
Снилось, что она с Юркой в их комнате. Еще совсем маленькие. О чем-то шепчутся, чтобы не услышали родители. Ох, сколько у них было секретов от мамы с папой!
Однажды, зимой, пускали самолетики. Каникулы у детей, а родители на работе, вот фантазия и разыгралась. Решили запустить самолетик на улицу. Как? Через форточку!
– Юлька, тащи табуретку! – брат командовал на правах хоть и маленького, но мужчины.
– Зачем?
– Как зачем? Чтобы к форточке удобнее дотянуться было, – очень грамотно обосновал свой ответ семилетний Юрка и полез на подставленную табуретку.
За окном позднее утро. Погода сумрачная, на небе темно – серые тучи обещают метель. Самолетик, подгоняемый пока еще несильным ветром, летит далеко.
– Юлька! А давай его зажжем?
– Как зажжем? – Юлька подставила еще одну табуретку и приплюснула свой курносый нос к холодному стеклу.
– Крылья ему зажжем! Он будет лететь и светить огнями! – глаза у брата словно бы тоже зажглись и светились радостным восторгом.
У Юльки аж дыхание перехватило от той картины, которую мигом нарисовало юное воображение.
– Давай!
Сложили еще один самолетик. Взяли спички. Юрка залез на подоконник, держа в руке новый летательный аппарат. Юлька аккуратно подожгла два бумажных крыла, чуть коснувшись огнем плотной альбомной бумаги. Как только второе крыло загорелось, Юрка быстрым движением запустил самолетик в зимний город. Лишь на долю секунды они увидели в реалии свою нарисованную фантазию – красивый самолет летит высоко над городом и его крылья пылают, неся огонь, как символ победы. Над чем? Ну, например, над зимним сумраком. Через секунду порыв ветра не только нарушил всю траекторию полета, но и жестоко погасил оранжевые огни.
– Ты всё неправильно сделал! – рассердилась старшая сестра. – Ты рано его запустил! Надо было дать огню как следует разгореться!
– Ага, смелая какая! Давай теперь ты.
Юрка очень стеснялся того, что, дожив до первого класса, до сих пор боится зажигать газовую конфорку. Поэтому легко согласился на то, чтобы передать пилотирование сестре.
– Юль, а у нас нет больше альбомной бумаги, – крикнул брат из комнаты. – Взять разрисованный лист? Тут какие-то твои принцессы, – хихикнул Юрка, радостный от того, что опять есть повод проявить собственное мужское достоинство: то ли дело нарисовать танк!
– Не, – Юлька прибежала из кухни спасать свое творчество.
Она выхватила из рук брата нарисованных красавиц и убрала подальше на полку.
– Из тетрадного сделаем. Но для прочности возьмем двойной.
Свободных чистых тетрадок не было. Всё, что мама покупала, тут же сдавали классному руководителю, а та выдавала подписанные тетрадки по мере надобности. На свой страх и риск Юлька взяла тетрадку по математике и вырвала из середины двойной лист. С точностью до миллиметра сложила новый самолет.
– Пошли! – скомандовал первый пилот, и экипаж отправился на кухню.
Теперь Юлька стояла на подоконнике, держа в одной руке бумажную конструкцию, а другой пытаясь чиркнуть спичкой по коробку. Юрка отважился только на то, чтобы подержать спичечный коробок.
– Как неудобно, – пыхтела девочка, – подойди поближе!
«Чирк». Вспыхнула спичка. Раз! Поднеслась спичка к одному крылу. Два! Огонь быстро схватился за тонкую бумагу. Три! Спичка ко второму крылу! Но это не толстая альбомная бумага. Пока Юлька поджигала второе крыло, первое уже полыхало, как настоящий костер.
– Юлька! Ты сейчас загоришься! – совсем не по-мужски завизжал брат и, бросив коробок, отскочил к двери.
Девочка и сама поняла, что всё пошло не по плану, хотела выбросить полыхавший самолет в форточку, но огонь уже коснулся ее пальцев, и… вскрикнув, Юлька отпустила самолет! Подбитый вражескими силами беспилотник упал… В проем между двумя рамами!
Это потом, когда Юлька уже поступила в техникум, родители поставили красивые пластиковые окна, а тогда у них были обыкновенные деревянные рамы. Аккуратные хозяева скоблили и красили их, на зиму конопатили старой ватой и тщательно заклеивали тряпичными полосочками. Юлька очень любила этот процесс заклеивания окон. Мама достает какую-нибудь старую тряпку, режет на лоскутки, сантиметра три-четыре. Юлькина обязанность состоит в том, чтобы мочить эти лоскутки, тщательно елозить об кусок хозяйственного мыла и подавать маме. А мама заклеивает щели. Чтобы зимой не дуло. Между рамами, посредине, прокладывается вата. Вату можно обмотать тряпочками, так, во всяком случае, делала соседка, Юлька видела. Но мама предпочитала дизайнерскую работу. Вата стелилась неровно – клубочками, словно это сугробы белоснежного снега намело с улицы. Потом на вату клали елочные игрушки. В этом году там между золотистыми сверкающими шариками стояла зеленая бумажная елочка, которую смастерила Юлька на уроке труда. И вот теперь, елочка с пятиконечной красной звездочкой на макушке вспыхнула вместе с белоснежными сугробами в одно мгновение!
На секунду Юлька просто ошалела. Но тут же в ее сознание проник визг брата, забывшего, что он мужчина.
– Не ори! Соседи услышат! – четко скомандовала сестра и бросилась к окну.
Быстрыми движениями отодвинула шпингалеты и распахнула внутренние рамы. Схватила кухонное полотенце и ловко притушила уже разгоревшуюся вату.
– Чего стоишь? – ворчливо бросила Юрке. – Бери ведро, будем порядок наводить.
Юрка собирал остатки сгоревшей ваты в мусорное ведро. Потом он мыл золотые шарики в раковине, а Юлька отмывала от копоти стёкла и рамы. Некоторые места даже пришлось подкрашивать белой гуашью, которая была в подарочном наборе для рисования. Как раз подарили на Новый год родители. Беленькие полосочки, предохраняющие от продувания, кое-где пришлось заново смачивать мылом и водой, чтобы они опять приклеились. Ох, как тяжело!
Стрелки часов неумолимо бежали по своему вечному кругу. И брат с сестрой в процессе восстановления кухонного окна регулярно следили за временем. Теперь его не оставалось ни на приготовление чего-нибудь на обед, ни даже на то, чтобы просто пообедать. Юлька отрезала по ломтю батона, налила в кружки молока. Присели отдышаться и перекусить. Окно, на первый взгляд, было как новое. Но предстоял второй этап работы.
Юрка мыл кружки из-под молока и выносил мусор, а Юлька на скорую руку клеила новую елочку. Хорошо, что в аптечке лежал новый моток ваты. Но и этого катастрофически не хватило на всю реставрацию. Пришлось вскрывать окна в комнатах и понемногу «отщипывать» оттуда. Когда на часах было уже почти пять, между рамами кухонного окна снова выросли белоснежные сугробы, на которых красовались золотые шарики вокруг зеленой елочки с красной звездочкой на макушке.
– А что это тетя Оля говорит, вы опять дрались? – спросила за ужином Людмила Сергеевна, пристально глядя на своих необыкновенно притихших детей.
– Ничё мы не дрались, – не поднимая глаз пробурчал Юрка.
– А почему тогда кричали? – настаивала мама. – Вы что ж думаете, вас не слышно? Вас прекрасно слышно, и она мне всё докладывает.
– Он мою краску пролил. Белую, – выкрутилась Юлька. Очень ловко придумала, как объяснить и вопли, и отсутствие новой краски.
А перед сном, лежа каждый на своей кровати, они опять шептались. Как же хорошо, что родители ничего не заметили! И что ловко придумали пожарить хлеб перед их приходом, а то вдруг запах гари не выветрился? Шу-шу-шу…
* * *
Юлия открыла глаза. Рядом на нижней полке сидели Надя с Любочкой и шёпотом спорили, в какой цвет лучше раскрасить платье Белоснежки.
– Ты разве не помнишь, как в мультике? – наставительным тоном вопрошала Надя.
– Помню, синее, но я хочу розовое, – сопротивлялась Любочка.
Открылась дверь и крадучись вошла Наталья Николаевна.
– Цыц! – погрозила девчонкам.
– Доброе утро! – заулыбалась Юля. – Вот я засоня. А сколько уже?
– Девять. Спать и спать еще можно, это всё они, – строгим голосом пожаловалась бабушка на своих внучек, но взгляд темно-серых глаз говорил о безоговорочном обожании.
– Ба, она проснулась, – подпрыгивала младшая. – Давай завтракать, а?
– Боги, – смеясь, пристыдила себя Юля, – я виновница детского голода!
Быстренько встала и начала убирать постель.
– Юленька, ты вон наверх, к Наде складывай. Она всё равно всю полку не занимает, а зато внизу свободнее будет, – посоветовала Наталья Николаевна.
Пока Юля ходила умываться, на столе появились вареные яички, бутылка домашнего молока, блинчики с оладушками и еще куча всяких сыров-колбасок.
– Ого! – Юля чувствовала себя необыкновенно свежей то ли от прохладного утреннего туалета, то ли от крепкого сладкого сна. – Это откуда?
– А вот как раз перед тем, как ты проснулась, я выглядывала на станцию. Проезжали какую-то деревеньку, а там такие бабушки фантазийные. Чего у них только нет! Видишь, как будем завтракать? Садись.
Отнекиваться от Натальи Николаевны было бесполезно, да и не хотелось особо делать это. С каждым километром, удаляющим Юлю от родного города, она физически ощущала, как к ней приходили новые силы, новые желания и новые надежды. Странно. Она очень любит свой город, свой дом, тогда почему при отдалении от него испытывает это ощущение легкости, и даже в некоторой степени эйфории?
Юля не просто плотно позавтракала, а наелась до икоты. После стакана молока еще и горячий чай, и потянуло в дрему. «Тук-тук-тук…»
– Юленька, можно тебя на минутку? – вдруг неожиданно серьезным тоном попросила ее соседка.
Юля удивленно покосилась на игравших девочек и вышла из купе.
– Что-то не так?
– Нет, что ты! Извини, если напугала, – Наталья Николаевна пыталась отшутиться, но Юля явно ощутила исходящую от нее тревогу. – Через полчаса мы будем м-м… проезжать, там стоянка больше получаса. А мне надо к начальнику станции сходить. Я тебя очень прошу, посмотри за девочками!
– Бог ты мой! – не скрывая облегчения, вздохнула девушка. – В чем вопрос? Конечно!
– Юленька, только вот прямо ни на минутку не выпускай их из виду. И выходить лучше не надо.
– Не выходить? – разочарованно спросила Юля. – Такая большая стоянка, мы бы погуляли.
– Нет-нет, – быстро прервала девушку Наталья и сжала ее руку своими пухлыми, но сильными пальцами. – Ни в коем случае. Кто его знает, что там случиться за это время.
* * *
За окном сменялись картины, как в красивом кино. Сперва на горизонте показалась зеркальная гладь, даже издали были видны солнечные блики. Потом река почти вплотную приблизилась к железнодорожному полотну. Поезд подъезжал к мосту. Зелено-голубая вода манила к себе в наступающей жаре июньского полудня. Закончился мост, и замелькали небольшие березовые рощи, дачные домики и теплички.
И вот въехали в город, заскрипели тормоза, и состав остановился. Массивное здание вокзала – старинная архитектура, колонны, балюстрады и арочные окна. Юля с девочками приникла к окну. Так хотелось выйти на прогулку, тем более после того, как поезд остановился, жаркий воздух перестал продуваться.
С перрона доносились шумливые голоса: бурные радости встречи, строгие наставления провожающих. Чтобы отвлечься, Юля предложила сестричкам поиграть в слова.
– Я говорю первая. Вагон. Надя, на какую букву заканчивается слово?
– На «эн», – сморщила носик старшая, – я поняла. Носок. Люб, теперь ты.
– Я?
– Да, Любочка. Надя сказала «носок», слово заканчивается на «к», значит, ты придумай слово на букву «ка».
– Картошка!
Минуты потихоньку бежали. Когда весь словарный запас девочек был исчерпан, Юля принялась учить их игре в крестики-нолики. Любочка всё хотела играть в прятки, но где ж тут спрячешься? Попробовали в жмурки, и то тут же проигрались.
– А вот и я! – Наталья в проеме дверей купе выглядела чуть ли не ангелом-спасителем.
– Бабуля! – повисли на ней девчонки.
– Осторожнее! Осторожнее! Смотрите, чего я принесла! – И бабушка-красавица поставила на стол, полный черновичков с крестиками-ноликами, красивую коробку, перевязанную красненькой ленточкой. А в Юлины руки попал огромный пакет со всевозможными сладостями.
– Юленька, спрячь пока. Не выкладывай! Сейчас покушаем, а потом будем праздновать.
С этими словами Наталья Николаевна извлекла еще одну коробочку, попроще, и все сразу удивились, как они не почувствовали с первого мгновения прекрасный аромат запеченной курочки! Курочка с золотистыми бочками лежала в окружении небольших кругленьких, таких же золотых картошечек…
– Надо еще проводницам отнести немножко, угостить, – рассуждала радушная хозяйка. – А вот и ваш любимый кепчук, – обратилась она к внучкам, доставая красивую пластиковую бутылочку с изображением сочных помидоров.
– Бабушка! – вспыхнула Надя. – Опять ты слова коверкаешь!
– Что я не так сказала?
– Надо говорить кет-чуп! – четко, по слогам произнесла девочка.
– Ну, я и говорю, кеп-чук! – так же четко, по слогам отчеканила Наталья Николаевна, и все дружно рассмеялись.
– Бабушка, ты не исправима! – Махнув на нее рукой, Наденька первой уселась за столик.
После такого необычного для пассажирского поезда застолья баба Наташа разрешила девочкам побегать по вагону. Маленькие непоседы только и ждали этой минуты и, словно парашютики белого одуванчика, полетели вперед, до тамбура и обратно. Прыг-скок, и снова полет.
– Это меня начальство задобрило, – кивая на щедрое угощение, пояснила Наталья.
– За что? – Юля с нетерпением ждала объяснений всего случившегося.
– За то, что случилось с нами, когда во Владивосток ехали, – Наталья Николаевна еще раз выглянула в коридор, окинув взглядом внучек, до упора открыла сдвижную дверь, чтобы она не захлопнулась на ходу, и начала свой рассказ:
– Так хорошо, впрочем, как и предыдущие два года, начался наш маленький отпуск. Сели в Москве. Втроем, целое купе наше. Мы с Костиком и Верой решили, что коли уж путешествуем на поезде, то надо максимально себя обустроить. Шутка ли, неделю в дороге?
– А почему не на самолете? – осторожно поинтересовалась Юля.
– Потому что мне кардиолог запретил. Может, он, конечно, и преувеличивает, паразит этакий, но мне так даже больше нравится. Я люблю поезда. И люблю ездить по нашей России-матушке. Ну вот, едем. А через три дня подходит проводница и слезно просит на одну ночь подселить попутчика. Я ей: «Вы что, с ума сошли? Ладно бы еще женщину, а тут мужик». Да какой, говорит, мужик? Парень молодой еще совсем, лет двадцать пять, не больше. Что-то ему срочно нужно в М., а билетов нет. Ну ладно, грех не помочь. Пришел, сел в уголочке. Такой скромный, ну точно ученый. В очках, с блокнотиком. И всё что-то там помечает, записывает. Спать укладываться, он извинился, вышел. Мол, вы переодевайтесь, я подожду. Я девчат уложила, сама переоделась. Юленька, нас точно Господь уберег!
