Loe raamatut: «Вираж судьбы»

Глава 1

Швейцария, Цюрих, 1879 год.

Сидеть перед кабинетом врача и ждать приёма – не самое приятное занятие на свете.

Оно становится особенно неприятным, если судьба к Вам, по Вашему мнению, немилостива, и все неприятности, которые могут произойти – происходят. По крайней мере, многие. И Вы ждёте неприятностей и от визита к врачу.

Добавьте ещё, что в поездку, последствия которой привели Вас в эту очередь, Вы отправились не потому, что Вам сильно этого хотелось – а потому, что не следует отставать от друзей… точнее, от тех, кого Вы так называете, и ещё из желания подтвердить свою мужественность. Лучше бы Вы этого не делали; лучше бы Вы остались в общежитии и писали реферат, отсутствие которого уже вызвало неприятные рассуждения Громовежца Раппа по поводу Ваших способностей и особенно прилежания. С другой стороны, надо заботиться о своей репутации.

Так или примерно так размышлял о своих бедах и несчастьях молодой человек Северино Моратин, студент Политехнического института, тоскливо ожидая приёма у доктора Хеезе. Его сосед Висенте (один из тех, кого он называл другом без малейшей искренности) злобно ворчал:

– Один вред от этих баб! То расходы, то болезни… А в прошлом году, мне рассказывали, одна такая перетравила полдюжины порядочных мужчин прежде, чем попалась.

Развить тему не удалось, ибо из кабинета вышел Хорхе Наварро – единственный из компании, к кому Северино действительно испытывал дружеские чувства.

На вопрошающий взгляд Хорхе тихо ответил:

– Да.

Северино молча взял друга за руку.

– Лучше не надо.

– Надо.

– Следующий!

В небольшой, чистой и полупустой комнате сидел мужчина лет 45, с красивым лицом и длинными руками.

– Вы тоже из этой компании? «Танцы при луне»?

– «Лунное сияние», – тихо поправил его юноша.

– Вы что, всем факультетом туда ездили?

– Нет, зачем. Небольшой компанией.

Хозяин кабинета воздел свои длинные руки:

– Небольшой! Не знаю, как этих шлюшек, а меня вы уже утомили. Мамзель Виктория!

Из боковой двери вышла худенькая девушка в белом врачебном балахоне и косынке.

– Я устал и пойду перекусить. Осмотрите, пожалуйста, этого парня – подозрение на сифилис. Если у Вас будут сомнения – дождитесь меня, но если справитесь с ним сами – буду Вам очень признателен! Очень!

– Поняла, герр доктор. Если мы закончим раньше Вашего прихода – мне звать следующего или просить остальных подождать?

– Звать следующего! И чем больше Вы их обработаете – тем лучше.

И доктор исчез.

Во время этого разговора Северино сидел ни жив, ни мёртв. Похоже, судьба не просто осыпала его пакостями, но и проявляла в этом деле фантазию.

Меж тем девица заняла место врача и подняла на пациента безразличный взгляд.

– Меня зовут Виктуар Сэрму. Как Вы слышали, получила поручение осмотреть Вас. – Она говорила по-немецки правильно, но с заметным французским акцентом.

– Ваше имя? Возраст? Где живёте?

С обречённостью жертвы, влекомой на заклание, юноша сообщил своё имя, возраст и адрес.

– Почему возникло подозрение?

Северино, запинаясь, рассказал про поездку в загородный кафешантан «Лунное сияние», где выступали экзотические восточные красавицы. Потом мы ээээ … развлекались. Потом стало известно, что одна из девиц больна… Э .. один из нашей компании ээ.. тоже болен.

Вспомнил про Хорхе и поправился: не один, а два.

– Давно?

– Что?

– Давно были экзотические развлечения?

– Две недели назад. Нет, чуть больше.

– Вполне возможно. Классическим считается трёхнедельный срок.

– В каком смысле «считается классическим»?

– Болезнь обычно обнаруживает себя в течение этого срока после заражения. Бывает, правда, что и позже.

Её холодная деловитость несколько ободрила пациента.

– Обнаруживали ли Вы у себя на теле язвы? Сыпь? Были какие-либо необычные явления?

– Нет.

Юноша настолько успокоился, что стал разглядывать вопросительницу. У неё была очень светлая кожа, правильные, но не приметные, какие-то ускользающие черты лица; волос под косынкой не видно, но брови и ресницы светлые, едва выделяющиеся на коже, а глаза не голубые, как можно было бы ожидать, а серые.

Зря он успокоился, потому что от слов девица перешла к делу: внимательно осмотрела руки, голову, особенно тщательно – рот, воспользовавшись при этом ложкой, и даже в нос постаралась заглянуть.

– Раздевайтесь и ложитесь на кушетку.

– Совсем?

Строгий и, пожалуй, неприязненный взгляд.

– Проявления Вашей болезни могут быть где угодно.

Пока он лежал на спине, m-lle Сэрму осматривала его старательно и безразлично, иногда брезгливо приподнимала, например, руку и разглядывала её внутреннюю сторону и бок, никак не реагируя на тело молодого мужчины.

– Перевернитесь!

Пришлось перевернуться. Осмотр продолжился. И если бы у Северино на затылке были глаза, то он мог бы впервые заметить некоторые эмоции на лице девушки, но эмоции эти были не эротического, а удивлённо-злорадного порядка: спина и ягодицы молодого человека были покрыты свеженькими полосами. Полюбовавшись, девица вернулась к обычной деловитости.

– Можете одеваться!

Моя руки, она добавила уже более приязненным тоном:

– Пока никаких примет болезни нет. Но 21 день, если я правильно Вас поняла, ещё не прошёл. Ещё известны случаи более длительного инкубационного срока. Поэтому советую Вам примерно через неделю пройти повторный осмотр. Если будут язвы или сыпь – не ждите. Болезнь весьма опасная, и чем раньше начато лечение – тем лучше.

– Сколько я должен за приём?

Положив деньги и слегка взбодрившись, юноша удалился. В коридоре он взбодрился ещё больше, радостно сказав Висенте:

– Освободил тебе помещение. Заходи!

И ушёл, представляя встречу Висенте с этой особой.

Глава 2

Обычно на каникулы Виктуар Сэрму уезжала домой, в Турин, иногда же отправлялась в какой-нибудь незнакомый город; два с половиной года назад они с Изабеллой совершили прекрасную поездку в Вену, а в прошлом году, в промежутке между вторым и третьим триместрами она одна выбралась в «протестанский Рим» – Женеву. Но сейчас ехать домой не имела смысла – родители на гастролях, сестра Леона гостит у тёток жениха; ехать в незнакомый город – расходы, а семья добывает деньги всеми способами, чтобы оплатить Леонину свадьбу. Стараясь помочь родным, Викки большую часть лета работала, а сейчас старалась сократить свои траты. Но после первого триместра всё же решила отдохнуть и поехала в гостиницу «Chaperon rouge» – «Красная шапочка».

Из деревеньки старая телега везла её в гостиницу, и добродушный возчик то и дело поворачивался, улыбаясь и болтая с пассажиркой на французском языке с примесью немецких слов. Кантон Цюрих населён в основном немцами, но в деревне этой жило несколько семей, происходивших от гугенотов, бежавших из Франции в эпоху религиозных войн, и ещё сохранявших свой старофранцузский язык, который смущал и очаровывал Виктуар: сама история словно оживала перед ней.

Когда проезжали через мост, возница перестал улыбаться.

– Неудачно построили мост, – сказал он, – я всё жду, когда он наконец рухнет.

Это оптимистичный прогноз девушка слышала уже дважды.

«Красная шапочка» была такая же, как в прошлый раз, только чуть постаревшая; и возчик радостно закричал:

– Мадам Селин, привёз Вам клиентку!

Зато мадам Селин совсем не изменилась.

– Рада Вас видеть, милая! А доктор с супругой? Жаль, жаль. Вы тот же номер хотите? Конечно, можно: у меня сейчас всего два постояльца, отец и сын.

Ведя Викки по коридору, мадам Селин показала ей на две комнаты:

– Отделала всё заново, и двери новые, только цифирки ещё не приделали.

Две новые двери действительно выделялись на общем фоне и не были снабжены номерами.

Сложив свои вещи, Виктуар выбежала наружу – именно выбежала, а не вышла. Гостиница находила на небольшом участке, обильно заросшем лесом; с двух сторон его обрамляли горы, с одной – довольно глубокий каньон, по дну которого бежала небольшая река, через которую и был переброшен вышеупомянутый мост, а с четвёртой – озеро. К озеру вёл крутой, но вполне проходимый спуск, и в тёплое время года Викки там купалась; но уже наступил ноябрь, и было 5^О по Цельсию – так утверждал висевший в гостинице градусник. Картина увядающей природы, величественная и печальная, наводила на философские мысли. Девушка прошла на своё любимое место: там можно было спуститься по дорожке и, сидя на поваленном дереве или стоя рядом с ним, любоваться на речную долину, на ту бухточку, где воды реки вбегали в воды озера, на крутые обрывы и на возвышенности, за которыми находилась невидимая сейчас деревня. Наверное, она больше не приедет сюда: на следующие каникулы приходится свадьба Леоны, и она будет в Турине, с семьёй. А потом пройдёт ещё триместр – и всё. Прощай, студенческая жизнь, здравствуйте, доктор Сэрму. По крайней мере, надеюсь на это, ха. Потом надо будет искать работу. Повторить успех Изабеллы ей не удастся; возможно, придётся ехать в какое-нибудь глухое место. А потом… будет она счастлива или нет, никто не знает, но студенткой она не будет уже никогда.

И вдруг до сердечной тоски стало жалко этой милой, сначала трудной, а потом привычной жизни: занятий, лабораторий, анатомички, споров, удач и находок. Бальзак утверждал, что кокетство женщины иногда доставляет мужчине больше радости, чем её любовь; Виктуар Сэрму, стоя на крутой дорожке, спускающейся к устью горной речки, вдруг подумала: а что, если годы студенчества принесли ей больше радости, чем принесёт вожделенный диплом? Раньше она не задумывалась над этим. «Ну что ж, – подумала девушка, – всё это время я была счастлива. Но уже начало темнеть». И не торопясь направилась в гостиницу – через осенний и действительно страшноватый лес. «Будем надеяться, что здесь нет волков» – шутила когда-то фрау Хеезе.

Глава 3

Гостиница «Chaperon rouge» представляла собой небольшое двухэтажное здание; на первом этаже находились гостиная, столовая, кухня, подсобка и комнаты хозяйки – там Викки никогда не бывала. На втором этаже – номера разных размеров и стоимости. Обстановка гостиной была весьма разнородной, но предметы мебели так долго стояли рядом, что словно сроднились между собой, образуя не очень складное, но единое целое. Здесь были большой диван, кокетливая и безвкусная козетка, кресло-качалка, насколько стульев и столиков; самыми новым и красивым предметом обстановки был шкафчик, на полках которого размещались книги (преимущественно забытые или намеренно оставленные прежними постояльцами) и всякие мелочи (преимущественно того же происхождения). Среди книг были сочинения г-на Тургенева, известнейшего русского писателя, невероятно старый «Готский альманах», стихи Овидия, описание флоры Белуджистана, выполненное неким г-ном Беккетом, «мифы Древней Греции» et cetera. Забытые вещи были под стать книгам: очаровательная пёстрая раковинка и чья-то вставная челюсть; покрытая пылью бутылочка с неведомым содержимом и колода карт; аптечная склянка с кривой наклейкой и надписью «снотворное»; в лаковой шкатулке без крышки хозяйка держала ключи от комнат, которые мало кто брал. Викки вспомнила, что однажды рассеянный постоялец забыл портмоне с деньгами, но потом вспомнил, и мадам Селин отсылала ему дорогую потерю по почте, страшно волнуясь при этом; а как-то в освобождённом номере нашли чучело ящерки – мадам Селин ужаснулась, и фрау Хеезе ловко воспользовалась этим, чтобы выпросить ящерку для себя – «если никто её в ближайшее время обратно не затребует».

Полюбовавшись знакомыми предметами, девушка поднялась к себе, вымыла руки, поправила волосы и полюбовалась на себя в зеркало; она одевалась просто и скромно, не носила корсета – в нём было крайне неудобно работать, а снисходительная природа наделила Викки худобой, но любила делать себе самые модные причёски и втайне была высокого мнения о своей внешности.

Когда она вошла в столовую, двое мужчин, уже сидевших за столом, встали и поклонились; девушка сделала церемонный реверанс. Старший из мужчин оказался высоким, грузным, совершенно седым, но с тёмными глазами, когда-то, наверное, красивыми; он приветствовал вновь пришедшую по-французски.

– Дон Марсиаль Моратин –и-Суньига, к Вашим услугам. Мой сын, дон Северино Моратин-и-Корвахаль.

Когда-то учителю в пансионе пришлось объяснять ученицам систему образования испанских фамилий, поэтому Виктуар не удивилась различию наименований отца и сына.

– Я Аньес-Виктуар Сэрму. Рада познакомиться с вами, сеньоры.

– Красивое имя, подобающее столь прелестной девушке!

– Вы очень любезны!

Старший из собеседников высказал ещё несколько комплиментов, явно по привычке и без всякого воодушевления; Виктуар ответила обычными любезностями. Младший из мужчин не принимал участия в беседе; в отличие от отца он был среднего роста, худой, но с красивыми отцовскими глазами. Погружённая в свои мысли и переживания, Виктуар не обратила ни на кого из них особого внимания, и была только рада, когда затих ручеёк пустословия. Хозяйка внесла мясо.

Глава 4

Утро следующего дня выпало сумрачным и хмурым; Виктуар вышла к завтраку последней, и пока она ела, хозяйка уже убирала за испанцами. Обе женщины чувствовали себя при этом вполне непринуждённо и перебрасывались фразами, которые показались бы странными человеку со стороны. Мадам Селин была, по мнению Викки, дамой загадочной: её возраст было невозможно определить на глазок – не то 30 лет, не то все 50 – свежа, в своём роде довольно красива, но отличалась скрытностью и ничего не рассказывала о себе. Она сама выполняла все хозяйственные работы, за исключением тех, которые требовали большой физической силы. Последние возлагались на широкие плечи придурковатого, но здоровенного парня, после знакомства с которым доктор сказал жене и Виктуар:

– Все говорят «в здоровом теле здоровый дух», но автор-то писал «надо молить богов, чтобы в здоровом теле был здоровый дух». Как видите, смысл иной.

– Сокращение иногда меняет смысл, – печально заметила Викки. Думала она при этом не столько об античных авторах, сколько об Эмсской депеше.

Несмотря на мрачную погоду, девушка снова прошла на любимое место. Уровень воды в реке заметно поднялся; она стала мутной и порой гнала вниз довольно крупные камни. Возможно, вверху шли дожди или сошли массы снега и льда, затем растаявшие; этот неожиданно бурный поток и мрачные тучи придавали пейзажу зловещий вид. Из глубины памяти пришло воспоминание: девочки в пансионе решили устроить нечто вроде поэтического конкурса и явить миру шедевры собственного сочинения; судить пригласили двух старшеклассниц: Изабеллу Маттеи и Лал-баи Шринивасан. Виктуар должна была выступать одной из последних, и с каждым следующим выступлением ей становилось всё хуже – она отчётливо понимала, что стихи её ужасающе бездарны, и большинство предшественниц гораздо лучше её. Только из чувства долга девочка прочитала свои вирши, и даже не огорчилась, когда решительная Изабелла сказала:

– Ты милая девочка, но стихи неважные.

– Может, она ещё разовьётся, – добавила добрая Лал-баи. Но Викки сделала выводы и более никогда не посягала на роль Сафо.

И вот сейчас ей вдруг вспомнились две строчки из собственного творенья:

Идут крутые жизни виражи

Над пропастью любви, болезни, смерти.

Надо же было придумать такую чушь!

Осторожно спустилась девушка к берегу озера, и тучи, словно поощряя смелость, раздвинулись и выпустили солнце. Виктуар зажмурилась, подняла лицо, подставляя его солнечным лучам и поднялась на цыпочки; в порыве телячьего юношеского восторга исполнила несколько танцевальных па и спела песенку Мари из оперы «Дочь полка»:

– Вперёд! Вперёд! Вот клич наш полковой!

Беззаботно, ничего не опасаясь, пошла вверх по склону и замерла, как вкопанная: чуть выше неё, поперёк тропинки, стоял младший из испанцев.

При мысли, что он мог видеть её танцевально-певческие упражнения, девушке стало неприятно.

– Вы за мной подглядывали? – резко спросила она.

– Нет, – было совершенно непонятно, правду он говорит или лукавит. – Я увидел Вас и решил поблагодарить.

– За что?!

– За то, что не узнали меня при встрече.

– Я должна была Вас узнать? – Викки стало неловко: сердиться должна не она, а на неё. – Простите! Это весьма нелюбезно с моей стороны.

– Как раз очень любезно. Пожалуйста, не вспоминайте меня и дальше.

Выдав эту странную фразу, юноша повернулся и бесшумно исчез.

Он был молод и ещё плохо знал жизнь. Подобная просьба должна была возыметь – и возымела – эффект, обратный желаемому.

Глава 5

После обеда снова пошёл дождь – мелкий, нудный и затяжной. Стоя у шкафчика в гостиной, Виктуар искала какую-нибудь незнакомую книгу, дабы развлечься чтением у себя в номере. В самый разгар поисков в гостиную спустился младший Моратин, явно за тем же самым; стоя на некотором отдалении, он стал разглядывать полки, по которым шарила Викки. Нет бы ей промолчать; но не то дождь её нервировал, не то манера молодого человека стоять за спиной – девушка повернулась и сказала вполголоса:

– Я Вас вспомнила. Вы приходили к доктору на приём.

– Очень жаль, что вспомнили.

Она пожала плечами.

– Я не болтаю лишнего, если Вас это волнует.

– Очень рад за Вас.

Он злился, но сдерживался.

– A propos, раз уже говорим об этом – а Вы ещё раз проверились?

– Нет.

– Зря.

– У меня не было и нет признаков, о которых Вы говорили.

– Если язва появится, например, на спине, или на задней части бёдер – Вы её просто не сможете увидеть.

Упоминание о спине подействовало на собеседника, как красная тряпка на быка – он, правда, не бросился на противницу, но напряжение очевидно возросло.

Поняв, что поступила несколько бестактно, Викки решила исправиться:

– Эти слова Вам покажутся скучными, но они справедливы: болезнь очень опасна, и не только для Вас, но и для близких Вам людей. Лучше лишний раз сходить к врачу, чем довести дело до стадии, когда помочь уже нельзя, и медленно разрушаться – или смотреть, как разрушается Ваша жена, ребёнок, друг. Если Вы не верите мне на слово – посмотрите сами соответствующие книги или посоветуйтесь с другими врачами.

Она говорила заученными фразами, которые повторяла уже раз, с заученными интонациями, ибо не раз уже приходилось успокаивать испуганных, пугать тех, кто не верил в опасность, убеждать тех, кто боялся скандала.

– Хорошо, мадам, Вы меня убедили, – сквозь зубы прошипел собеседник. – Я пройду повторный осмотр, но только не у Вас. Когда мужчину так разглядывает женщина – это… унизительно.

Виктуар начала краснеть. Но из чувства долга она осмотрелась вокруг – просторная комната была пуста; в столовой тоже пусто; в комнатах хозяйки если кто-то и есть (сама хозяйка, скорее всего, на кухне), то он всё равно ничего не услышит. Но она ещё чуть понизила голос:

– Мне всегда казалось, что порка куда унизительнее, чем любой врачебный осмотр.

Юноша отшатнулся, словно его ударили:

– Это Вас не касается! Мой отец – это мой отец, и я обязан ему подчиняться, а вот Вам – нет.

– Так это Ваш отец? – удивилась Викки, запоздало думая, что лучше бы это диалог и не начинался. – А я решила, что Вы любитель лошадки Беркли.

– Какой-какой лошадки?

Понимая, что её окончательно занесло не туда, куда надо, будущее светило медицины не нашло ничего умнее, чем описать устройство, изобретение которого молва приписывает лондонской куртизанке Терезе Беркли.

Собеседник её был так изумлён, что даже забыл про свои унижения:

– Каких только извращений не бывает на свете!

– Да, – согласилась Вики, понадеявшись спустить разговор на тормозах и хватая потрёпанный томик «Поля и Виргинии». Дядя Матьё говорил, что это полная чушь, ну да ладно.

– А Вы-то откуда это знаете? – В вопросе чувствовалось подозрение.

Виктуар ответила ехидной улыбкой:

– В этом городе регулярно осматривают девиц из определённых домов на предмет венерических болезней. Полностью исключить опасность не удаётся, но удаётся понизить. Доктор берёт меня в качестве ассистентки на такие осмотры, да и сами девушки иногда обращаются к врачам по разным поводам, не всегда венерическим. Обращаются же, разумеется, к тем, которых знают…. Ну, и врачи от них кое-что узнают.

– Как Вы деликатно выражаетесь: девушки! По мне – просто твари.

– А по мне – ни один мужчина не может осуждать женщину, даже самую распутную, ибо все вы – гораздо хуже нас.

Собеседники стояли друг против друга, покрасневшие, возмущённые, и вели не нужный им обоим спор.

– Вы, женщины, корыстолюбивы и охотитесь только за деньгами!

– А охотники за приданным чем-то отличаются от проституток? Или альфонсы, соблазняющие жен начальников и просто богатых дам?

– Ещё бы француженке не знать про такие вещи!

– Кому бы нас судить – только не представителю нации, чья похотливость и жестокость стали притчами во языцех!

– Похотливые и жестокие люди есть везде, – Северино был не лишен логики и понятия о справедливости. – А вот что скажите, мадам: правду ли утверждают, что одна из «девушек», коих Вы так защищаете, перетравила кучу порядочных мужчин?

– Все погибшие были её клиентами, то есть уже людьми не порядочными, – парировала его визави. –Знаю об этом. Ортанс – так её звали, она франкошвейцарка – была продана в бордель человеком, которого любила. Ей удалось вырваться – но её родители отвернулись от неё, сочтя опозоренной. Некоторое время она работала продавщицей – но хозяин магазина стал к ней приставать, а жена хозяина на неё же и возложила вину. Она уехала в Цюрих, где её никто не знал – но встретила одного из бывших клиентов, который дал волю не только рукам, но и языку. Пройдя все ступени отчаяния, девушка поступила в заведение и стала истреблять мужиков, которых ненавидела.

Поняв, что говорит слишком громко, остановилась, постаралась успокоиться и снова понизила голос:

– Что меня особенно возмущает, что её, жертву, считали «опозоренной», а бесчестный любовник, хозяин магазина и клиент – они вроде как «порядочные».

Временно исчерпав возмущение, Виктуар остановилась. Её собеседник пожал плечами:

– Общество предъявляет разные требования к мужчинам и к женщинами.

– Да, Вы совершенно правы – это Ваше общество несправедливо и лицемерно.

– Если Вы собираетесь противопоставлять себя обществу – мне Вас искренне жаль, мадам. Трудно Вам будет.

– Спасибо, что сказали. А то без Вас, сеньор, я бы об этом не догадалась.

Резко повернувшись, Виктуар пошла на второй этаж. Она не видела, что собеседник смотрел ей вслед каким-то странным взглядом, в котором мелькало нечто вроде симпатии.