Tsitaadid raamatust «День Нордейла»
кем бы он ни являлся – твой текущий враг, – пощади его. Зло творят не от великого ума, а от отсутствия добра в себе. От безумия, в которое вгоняет стыд собственной никчемности и ничтожности.
55°45′20.9916″N, 37°37′3.6228″E
На следующие два дня в Нордейле воцарилось мягкое и спокойное предосеннее тепло. Играли в догонялки с автобусами сухие и шуршащие – молодые и озорные еще – облетевшие листья. Они постареют и затихнут после – под дождем, в лужах. Поседеют золотыми прядями березы, разожгут ягодный пожар костры рябин; прилетят зимовать в город сизокрылые и мелкие, похожие на голубых воробьев голики. Тогда и осень станет другой – не приветливой и яркой, как краса-девица, а созерцательной старушкой, ждущей в подарок пушистый зимний плед. Я отлично видела, какая стояла погода, потому что мы готовились
(Mars Lasar – Fear and Tenderness)
она зачем-то пнула его еще раз – на этот раз
метрах в двадцати от военного лагеря –
(Mars Lasar – Fear and Tenderness)
свою ошибку. Плохой встречей, событием, стечением обстоятельств. Получает в жизнь что-то, что заставляет его задуматься, а правильно ли он мыслит, поступает? С Карной вышло иначе – она обладала огромной мощью и интеллектом. И ошибки были для нее непростительны – я ее предупреждал… «Как и для меня», – прозвучало от Дрейка неслышно. – Когда она попыталась воспрепятствовать восстановления Сатаахе, Кристалл отправил очередное сообщение – запись – в Информационные Поля, и где-то перекопилось. Последняя капля, перебор и… бах. Я молчала, ждала продолжения. Человек в соседнем кресле созерцал листву темного сада, но видел не это – что-то из собственной памяти. – Ее расформировали. Без права на исправление, на возрождение, на дальнейшую жизнь. В любом проявлении. Это страшно, Ди. Страшно, когда исчезает не только физическое тело, но также тонкие тела, а после душа. И все
– Кофе – напиток агрессивный, слишком прямолинейный. То ли дело чай – столько граней, такое смешение слоев. Вы сумеете оценить, я думаю.
(Mars Lasar – Fear and Tenderness)
