Loe raamatut: «Голубые океаны», lehekülg 17

– Я нормально, собираюсь спать, ты чего хотел?– спокойно ответил отец.

– Хочу сказать, что у меня всё в порядке! Вроде как получше мне стало после этих чудодейственных таблеток!

– Главное, чтобы после прекращения приёма этих таблеток тебе было так же хорошо.

– Я думаю, что я поправлюсь быстрее, чем ты думаешь!

Отец слегка улыбнулся и постучал по дивану, давая понять, что мне нужно сесть рядом. Ольга Викторовна забежала в комнату, увидела нас вместе и поспешно вышла из комнаты на кухню, где сидела до конца нашей беседы.

– Пап, что касается машины, то ты не думай, деньги я не пустил на наркотики и тому подобное! Ведь ты же знаешь меня, да и видишь! Разве это нельзя заметить?

– Хорошо, допустим, не на наркотики, но тогда куда? Помочь той девушке, про которую ты рассказывал? Это точно сынок? Это правда?

– Да.– тихо ответил я.

– Больше не будет таких необдуманных поступков? Ведь у тебя ещё есть мы, не забывай об этом. И скажи мне, ты всё-таки продолжаешь сходить с ума по своей красавице?

– Нет! Я всё обдумал и понял, что нужно жить дальше, пора уже забыть эту девушку и просто идти вперед..

– Как её зовут?

Вопроса такого характера я не ожидал, ему интересна она, тогда когда Ольге Викторовне она была совершенно безразлична.

– Кристина…– произнёс я, понимая, что за долгое время сказал правду.

– Красивое имя, и что тебя так привлекло в этой Кристине?

– Пап, моя первая любовь получилась несчастной, стоит ли вспоминать это?

– Стоит.– глубоко вздохнув ответил отец.

– Почему?

– Потому что такая любовь, которую испытываешь ты, так просто не уйдёт, уж поверь мне!

– Ты так говоришь потому, что к маме испытывал такие же чувства?

– Конечно, я не сходил с ума, как ты, но любил сильно и взаимно.– ответил он, всматриваясь в меня своими тёмно-серыми глазами.– Это чувство не исчезает бесследно, сынок. Оно живёт в нас, правда, с годами оно уходит в глубь души и ты начинаешь жить дальше и строить отношения. Но иногда то, что зародилось в тебе однажды, вылезает наружу и с этим невозможно справиться. Вот сейчас ты испытал на себе то самое чувство, которое испытал я, но в отличие от меня у тебя всё сложилось печально. Так, может, мне стоит поговорить с ней? Может она послушает совет зрелого мужчины и прислушается ко мне?

– Ты хочешь поговорить с ней обо мне? Это ж детский сад!– воскликнул я.

– Пойми, тебе с этим жить, раз у тебя была такая ломка, что будет дальше? Ты думаешь, легко влюбиться, потом так же легко можно разлюбить? Если любовь проходит, значит её и вовсе не было, так, какое-то чувство, которое выдавало себя за любовь, но если ты полюбил, то не так- то просто разлюбить, а иногда это вообще невозможно сделать! Если ты полюбил, не думай, что за два дня вся твоя любовь выветрится из тебя и ты продолжишь жить дальше, позабыв обо всём на свете! Тебе предстоит ещё так мучиться, что ты возненавидишь мир и её, в том числе!– отец опустил свои глаза на мои руки.– У тебя до сих пор трясутся руки, помню, как зашёл к тебе в палату и увидел не своего сына, а что-то покалеченное, больное и уставшее. Я тогда испытал такую боль, что описать даже не могу, но это было страшно! Я боялся потерять тебя, боялся, что ты или умрёшь, или не выйдешь из этой больницы, я злился на себя, что упустил тебя, что не участвовал в твоей жизни. Но как мне было в ней участвовать, когда ты не пускал меня в неё? Я люблю тебя очень сильно, сын мой, и боюсь тебя потерять, потому что ещё одной смерти в своей жизни я просто не переживу.

– Пап, ну что ты! Я с тобой и всегда буду с тобой! Мы справимся, ты мне поможешь!

– Обязательно помогу, только, прошу тебя, не делай поспешных поступков, поговори с ней ещё разочек, может, она тебя не до конца поняла, может, чего-то ты упустил или сделал что-то не так, что ей не понравилось, или она что-то приняла на свой счёт, какое-нибудь оскорбление? Попытайся снова вступить с ней в контакт, если ты почувствуешь, что снова слетаешь с катушек, я буду рядом и всегда смогу тебя вытащить за уши, но главное – держи меня в курсе всего, не скрывай от меня ничего, иначе я не смогу тебе помочь и мы оба погибнем.

– А, Ольга Викторовна говорит всё с точностью наоборот!

– Ты слушай меня, я твой отец, и это не обсуждается. Она по-своему права, но я лучше знаю.

Мне оставалось только сидеть и удивляться, я вылупил глаза на отца, он это заметил и рассмеялся вполголоса. Я не мог поверить в то, что сейчас мне говорил отец. И как же стало на душе спокойно после его слов, которых я раньше никогда не слышал. Я крепко обнял его и почувствовал огромную тревогу за меня, его сердце болело по мне, и от этих чувств я ещё больше прижал его к себе.

Ольга Викторовна просила меня забыть эту девушку, она не спрашивала про неё ничего, как будто её и во все нет, у неё была своя методика моего лечения от сумасшедшей любви. Отец же, наоборот, просил не сдаваться, идти дальше и пообещал мне поддержку в любой ситуации.

– Пап, значит ты до сих пор так сильно любишь маму?– нерешительно спросил я.

Отец внимательно посмотрел на дверь, потом подошёл к ней, удостоверился, что за ней никто не стоит, и ответил мне.

– Я же тебе сказал, что любовь не уходит никуда, она лишь уходит вглубь души, туда, где она спит и не тревожит тебя, но бывают такие моменты, когда она выползает наружу и оживляет в твоей памяти всё, что было когда-то таким прекрасным и светлым. Я сам не думал, что смогу любить твою мать так сильно после её смерти, и ведь прошло больше двадцати лет, а я всё ещё ищу её глазами, думаю, что она жива.– отец снова сел рядом и взглянул на меня своими мокрыми глазами.– Ты похож на неё, особенно ямочкой на подбородке, когда я смотрю на тебя, я вижу её, она живёт в тебе, я это чувствую.– отец положил свою руку мне на грудь.– Только ради тебя я живу, но я не хочу и не могу видеть тебя несчастным! Пообещай мне, что теперь мы станем настоящими друзьями!

– Обещаю, отец.

Глава 23. Моя нирвана.

Мы держались за руки, это было как в сказке. Под огромным деревом, у которого была густая копна ярко-зелёных листьев, я и Кристина сидели и отдыхали. Можно сказать, провожали почти ушедшее лето небольшим миленьким пикничком где-то в Ирландии. Природа в этой местности была просто великолепна, Кристина никогда мне не говорила точного названия места, название города, она считала, что эта информация для меня лишняя, вдруг когда-нибудь я вспомню про них и захочу побывать в тех местах, где мы были вместе, а так я не буду их знать, и тем самым не буду чувствовать ту боль, которая может возникнуть при оживлении тех или иных воспоминаний. Поэтому я наслаждался неизвестностью, с примесью страха и любопытства. Погода здесь стояла сухая, но уже ветреная, в Москве были дожди. Иногда ветер стряхивал бархатистые листочки с ветвей деревьев, и они медленным танцем ложились нам на плечи или летели прямо в руки. Пахло необычайно вкусно и дышалось уж слишком легко и сладко. Кристина сидела рядом, прислонившись спиной к стволу многовекового дерева, я же сидел рядом, но прикасался лишь плечом.

На душе было особенно спокойно, не было той тягучей тревоги и исчезла ноющая боль. Мы как будто попали в место, куда не проникает отрицательная энергия.

– Деревья общаются с вами, они вас слышат. Мудрые учителя…

– Я чувствую это.

Я ощущал, как в меня вливалась энергия, как дерево стало для нас обоих с Кристиной главной артерией сердца. Она сидела практически неподвижно, длинные волосы развивались на ветру, она снова пахла необыкновенно, и из её глаз сочился добрый и приятный свет. Я взял её руку в свою, а она даже этого не почувствовала, Кристина вошла в контакт с деревом, и оно отвечало ей. Слышался шелест листьев и скрежет ветвей, которые пропускали через себя еле заметные лучи слабого солнца. Мы находились под куполом, под защитой от всего плохого, и наши души отдыхали, в этот момент они слились в единое, и не было ничего прекрасней, чем то что мы сейчас испытывали. В эту минуту больше всего на свете я хотел поцеловать Кристину, прикоснуться своими губами к её губам, но это было невозможно, понимая это, я только и мог закрыть глаза и просто наслаждаться тем, что её рука сейчас в моей, и мы вместе здесь и сейчас.

Впервые за всё время, что мы вместе, мне не хотелось разговаривать с ней, всё, что требовала моя душа, это просто наблюдать за Кристиной. За тем, как она сидит и как думает, наблюдать, как подрагивают её тёмные длинные ресницы, и больше всего наблюдать за её приоткрытыми губами, которые что-то шептали себе под нос.

Привет, я твой ангел,

Прости, ты долго ждал.

Сейчас мы вместе,

Но будем далеко.

Я знаю твои тайны

И буду знать их всегда.

С тобой моё сердце,

В тебе моя душа.

Умрёт всё живое,

А я буду жить

И в небе яркой звездою

Буду кружить.

Я здесь, рядом, не бойся,

Моя любовь с тобой.

Согреет тёплой ладонью,

Укроет белым крылом.

Мне показалось, что я где-то раньше слышал эти слова, но совершенно не мог вспомнить, а может и вовсе мне просто так показалось, но это меня завораживало, её нежный шепот разносился по всей округе, листья на дереве подыгрывали ей в такт, она говорила тихо и еле слышно, но вся её речь была отчётливой и громкой, вся природа её слышала и чувствовала. И в этом странном потоке участвовал и я. Что это были за слова и кому они были посвящены, я в принципе догадывался, но боялся потревожить её.

– Вы, люди, забываете общаться с природой, и эта ваша главная ошибка!

– Сейчас век технологий, люди уже оторвались от природы…

– Именно об этом я больше всего жалею. Всё, что вас окружает, это божественно! Именно природа осталась такой, какой была изначально. Природа в себе несёт то, что вы, люди, с веками растеряли. Знаете, что вы делаете? Вы уничтожаете природу, а значит убиваете сами себя, скоро круг замкнётся и человечество погибнет.

– Откуда такие нехорошие мысли?

– Сейчас идёт самоуничтожение, вы исчерпали себя и скоро исчерпаете всю природу и что в итоге останется?– тихим голосом говорила Кристина.– Нужно сохранить то, что у вас осталось.

– Меня отец постоянно учил: просто так не рви листья, просто так ничего не выдёргивай, наверно поэтому я никогда и не трогал всю эту зелень.

– Да, ты не трогал, но ты был безразличен к ней, это всё равно, что трогал. Твой отец мудрый человек, по крайней мере, он тебе говорил, что этого делать нельзя. И таких, как он, достаточно мало.

– И вот сейчас он мне выдал свои мысли, и я в недоумении!

– Я знаю.– спокойно ответила она.

– И что скажешь?

– Он любит тебя, и это счастье! Только любящий человек скажет такое и никогда не будет упрекать, только любящий человек посоветует, но никогда не навяжет своего мнения. Цени то, что ты имеешь.

– Спасибо.– ответил я, снова взяв за руку Кристину.

– Я вспомнила, как одной женщине открыла глаза на то, что её дочь – это центр её мира, и как бы было здорово если бы каждая женщина это понимала, тогда не было бы проблем с воспитанием детей, и ваше будущее было бы в надёжных руках. Посмотри вокруг! Разве то, как женщины воспитывают своих детей, правильно? А отцы? Вы самоисчерпали себя, погрузившись полностью в информационные каналы, вы забыли о своей душе, а этого делать нельзя.

– Почему ты и меня приплюсовываешь к людям, которые так живут?

– Не обижайся, просто не хочу, чтобы ты расслабился и посчитал себя идеальным человеком. Несмотря на то что ты во многом отличаешься от других, ты был раньше очень похож на людей, живущих неправильно. И я хочу, чтобы прошлое выветрилось из тебя и ты не мог больше к нему вернуться.

– Я и не собираюсь возвращаться, сидя с тобой здесь и сейчас, я ощущаю всем своим телом, насколько я жил неправильно, и теперь я полон решимости всё изменить и изменить людей вокруг себя!

Она сжала мою руку, и мы друг другу улыбнулись. Я больше не хотел ни о чём говорить, только слушать мир и впитывать его в себя.

Горизонт превращался в малиновое варенье с разводами из молока и сливок. Всё вокруг приобрело розоватый цвет, ветер стал прохладным, и я прижался к дереву. Думать я не мог, ничего в голову не лезло, даже потусторонние звуки не влетали в мою голову и не оставались там на долгое время. Я как будто попал туда, где не бывает бед и злости, где ты совершенно спокоен за себя и за свой внутренний мир. Внутри ничего не кипит и не болит, наоборот, всё пугающе молчало. Тишина жила в моём теле, я чувствовал лёгкость, но постепенно стали появляться картинки в голове. Я не пытался их отпугнуть, наоборот, пытался понять, что преследует меня, что и здесь меня нашло. Когда я увидел лицо тьмы, лицо этой Аиды, еле заметно встрепенулся, открыл глаза и сильно сжал губы. Поначалу я немного расстроился, что и здесь, в этом прекрасном, тихом месте меня нашла эта тёмная материя, но потом я просто постепенно стал вживаться в мир вокруг себя, и её образ стал растворяться в воздухе. Было много вопросов, которые я так хотел задать Кристине, и время и место было как раз подходящим, но мне почему-то не хотелось нарушать эту редкую идиллию, когда мы вместе, когда мы рядом, как самые обычные люди. Какой толк от этих ответов, которые я жду? Ну, узнаю я что-нибудь новое и шокирующее – и что дальше? То, что я уже знал, для меня было слишком, поэтому я не пытался узнать что-то ещё, я чувствовал, что своими вопросами я забегал далеко вперёд, не переваривая ту информацию, которую получал до этого момента. Я знал, что тьма будет преследовать меня, что будет вторгаться в мою реальную и нереальную жизнь, и я знал, что скоро, совсем скоро настанет конец всему. Почему время летит так быстро? Почему нам нельзя жить бесконечно долго, чтобы каждая минута равнялась десяти часам? Время – вода, утекает сквозь пальцы, и ты ничего не можешь с этим поделать.

Есть ли ещё жизни, после смерти? Что там за гранью? Какое будущее ждёт человечество? Правда ли, что существовала Атлантида? Кто построил великие пирамиды? Откуда мы пришли? Как много вопросов, и я могу их узнать, потому что рядом со мной сидит существо, которое знает ответы, и не только на эти вопросы, но ещё и на сто тысяч вопросов. В её глазах живут все тайны сотворения мира, на её губах лежат печати языков всех времён и народов, она совершенство, она ключ для человечества, и я рядом с этим ключом, люблю и сам любим…

Возможно, на многие вопросы я не получу ответы, но её глаза говорят гораздо больше, чем её губы, достаточно только захотеть, и ты можешь получить от неё всё, что хочешь, но нужно ли мне это? Зачем мне знать всё это? Даже если я буду владеть всеми тайнами мира, что получу в замен? Всего лишь пустоту, потому что как только ты будешь знать всё, цикл твоей жизни замкнётся. Что ещё можно постигнуть, когда ты итак всё постиг?

Наверно, хорошо, что люди живут под занавесом, и я вхожу в их число тоже, скорее всего, всё правильно, тем слаще эта жизнь и тем интересней проживать её. К примеру, есть на свете человек, от которого ничего нельзя скрыть, он знает всё, вплоть до даты рождения и даты смерти. Он живёт, и мир для него открытая книга, в которой больше миллиона страниц, ему ничего не страшно он на всё знает ответ, секреты для него – сущие пустяки, тайны он раскусывает как орешки, и живёт он так много-много лет. Потом он начинает искать что-то, чтобы в нём проснулся интерес, чтобы ему стало интересно, и он чего-то мог не знать. Это «что-то» он искал всюду, но так и не мог найти, всё, что становилось перед ним туманом, рассеивался в ту же минуту, он знал всё, и не было ничего, чего бы он не знал. Ему становилось тяжело жить, интерес к жизни и ко всему вокруг пропадал, он знал итог любого события, и знал по дням и часам, что происходило в далёком прошлом и что будет происходить, это всё его душило, он становился молчаливым, комплексовал и совершенно ушёл в себя. Иногда он подумывал о самоубийстве, ведь жить так, как он жил, уже не было сил, его энергия и жизнь висели на волоске, единственное, о чём он мечтал, это найти хотя бы одну тайну или малюсенький секрет, который он не сможет разгадать, который для него будет неизвестностью, которая манила бы его со страшной силой. Он шёл по свету и искал эту неизвестность. Шли месяцы, годы, десятилетия, и он никак не мог найти хоть что-нибудь, что напоминало бы ему о своей мечте, внутренней силы почти не осталось, от горя и печали он упал на землю и умер. Как бы развивалась дальше эта история, я не знаю, вот она, неизвестность, я не знаю – и это чудесно, что я чего-то не знаю! Значит я жив!

Поэтому сейчас, понимая, что я могу спросить у ангела что угодно, я молчал. Наверно это было некое испытание, она проверяла меня, и я, по всей вероятности, прошёл его, сдал экзамен на отлично. Молчание ещё больше скрепило нас, мы стали в сто раз ближе друг к другу, я ощущал её боль и трепетание её души и разделял с ней её недуг, несмотря на то, что сам был безгранично слаб. Измотал я себя, конечно, здорово, но что можно было поделать? И что сейчас можно исправить? Я не жаловался Кристине, что мне титанически тяжело, да, собственно, зачем жаловаться, когда она сама всё знала. Так, постой, а как живёт тогда Кристина, зная всё на свете? Да, есть одно отличие – она не человек, но насколько ей тяжело? Или всё намного проще и легче? Помню, мы как-то заводили с ней разговор на подобную тему, правда, я ничего уже не помню, возможно, тогда я ещё не мыслил так глубоко, как сейчас.

Если быть откровенным, я стал всё осознавать буквально на днях. Что происходило со мной раньше, влетало мне в голову, но не всегда в сердце, сейчас я как будто стал мудрей, перешёл в старшие классы, начал всё понимать и душой, и сердцем и, конечно же, головой. Теперь, анализируя всё то, что происходило со мной раньше, я понял суть и корень только сейчас. Наверно, это должно было случиться именно сейчас, в начале пути я находился в шоке, потом старался всё улавливать налету, и тем самым ничего не понимал, потом вроде как начинал понимать, но быстро забывал или в итоге мало что понимал. Сейчас же я как будто вышел на новый уровень, я сам себя не узнаю, всё так отчётливо и так аккуратно, по порядку расформировано в моей голове, что этот порядок начинал немного пугать меня. Даже выражение моих глаз стало каким-то другим, более взрослым и более тяжёлым, Кристина гордилась мной, и поэтому сейчас, сидя под этим огромным деревом, она еле заметно улыбалась. Она вообще всегда улыбается еле заметно, краешки её губ незаметно двигаются, и кажется, что на её лице образовалась хоть скудная, но улыбка. А может, это вовсе не улыбка, а что-то совершенно другое? Хотя нет, всё правильно, просто еле заметная улыбка на её розовых, бледных губах…

Я много могу думать о ней, несколько суток подряд могу держать в голове только её образ и больше ни о чём не думать. Вся она живёт внутри меня, нет родней для меня человека, чем она, всё, что есть у меня, без каких-либо разговоров я мог ей отдать, и даже жизнь. Что останется у меня от неё после того, как всё закончится? Всю жизнь меня будет преследовать её образ и запах, от которого я просто сходил с ума. Воспоминания навсегда останутся со мной, несмотря на то, что теоретически я должен буду всё забыть! Да как тут забудешь, если ты любишь? Разве можно не помнить и не думать о своей любви? Жить и хранить её, как самое огромное сокровище, как самый дорогой камень на всём белом свете. Мы любили друг друга, и это было счастьем для нас обоих, несмотря на то, что эта любовь приносила одну лишь боль. Но лучше жить с этой болью, она стала уже как родная, чем жить без неё и без любви. Пускай мы постоянно будем висеть на волоске, но мы всё преодолели бы вместе, и в конце концов все тревоги и невзгоды ушли, испарились, пропали…

Иногда я думаю, и мысли мои меня пугают. Недавно я надумал такое, что сейчас было страшно об этом вспоминать. Мысли были совершенно бредовые, но они были. Думалось мне о том, что после всего, что должно случится, я должен пойти на шантаж и поставить ультиматум небесам. Или мне вернут моего ангела, если она погибнет, или я покончу с собой, тогда мир точно погрузится во тьму. От этих мыслей Кристина встрепенулась, выдернула свою руку из моей и испуганно посмотрела в мои глаза. Я понял, что не стоило об этом вспоминать, но было уже поздно сожалеть.

– Как ты можешь думать о таком?– встревоженным голосом сказала она.

– Прости меня.– ласково ответил я, пытаясь снова взять её руку в свою.

– Это неправильно! Больше не думай об этом! Не хочу больше слышать это!

Её встревоженные глаза ещё долго смотрели на меня, вместо еле заметной улыбки, появилась гримаса печали и тревоги. Я стал ругать себя, что потревожил её покой, мне приносило огромную боль видеть её страдания, особенно когда они касались меня.

Постепенно приходила ночь, небо становилось тёмно-синим, появлялись звёзды, всё вокруг стало каким-то волшебным и необыкновенным. Именно в эти минуты мы были близки как никогда, больше не нужно было скрывать своих чувств, больше не нужно было маскироваться и натягивать сладкую улыбку, всё, что происходило с нами, было настоящим и реальным. Глаза ангела блестели в тёмном пространстве, под кроной дерева было трудновато разглядеть мимику её лица, она еле дышала, казалось, она вовсе срослась с природой.

– Знаешь, я только сейчас чувствую себя по-настоящему счастливой, прожив столько веков на свете, я никогда не могла сказать этого, но сейчас я могу смело заявить: я счастлива! И неважно, что будет впереди, неважно, какие ещё испытания лягут на наши плечи, я ничего не боюсь, мне не больно, я как будто маленькая пушинка, маленькая частичка этого мира, которую никто не замечает и она не видна. Сейчас, находясь здесь, с тобой, я впервые за долгие столетия отбросила все свои мысли, действия, размышления, всё встало на второй план, есть только мы и бесконечность…

Её лицо озарила весёлая улыбка, никогда раньше я не видел её такой счастливой, она могла маскировать свою боль, могла этим спектаклем подбадривать меня, могла просто делать вид, но я чувствовал, что всё, что она говорила, было правдой.

– Я рад твоему счастью! Ведь если тебе хорошо, то и мне тоже, любимая! – мне было безумно приятно называть её любимой, в сотый раз признаваться ей в любви, дарить ей всё своё сердце без остатка. Я ничего не боялся с ней, мы могли вместе совершить невероятные поступки, могли любить друг друга вечно, и никто не мог бы разлучить наши сросшиеся души…

Так всегда, как только я начинал думать о чём-то наподобие этого, после приходили грустные, обламывающие мысли. Эта грусть и тоска вонзалась прямо в сердце и пускала кровь, я чувствовал этот холод, но ничего не мог поделать, во мне кричала и плакала душа. Я переживал безумно сильные эмоции, мне было настолько тяжело, что я не мог ничем передать своё состояние. Я как будто уже был мёртв, представить её смерть я не мог, тот страшный сон, где она умерла, преследовал меня постоянно. Как только я начинал наслаждаться минутой, проведённой рядом с ней, как только я расслаблялся и вбирал в себя всю сладость её присутствия, что-то вмешивалось, не давало покоя, как будто как какой-то следопыт моя боль преследовала меня, находила в любом месте, куда бы я ни спрятался, она находила меня, разрывала мою душу и снова пускала кровь…

Но моя боль по сравнению с болью ангела – не боль, а так, царапина на коленке. Её страдания были в тысячи раз сильней моих, что творилось с ней, когда её грудь разрывало в прямом смысле этого слова? Этот огромный фиолетовый синяк с кровоподтёком приводил меня в оцепенение, я как будто проглатывал язык, не мог ничего сказать, только думал о её боли и всё. Какие муки она приняла на себя из-за меня! Разве я достоин этого? Почему из-за меня должно страдать самое дорогое, что есть у меня, что дороже мне всего на свете и будет таким до последнего моего вздоха! Я пытался перенять её боль, пытался как-то ослабить эту силу, как мог, так и помогал, но моих стараний было мало, катастрофически мало.

– Ты не волнуйся за меня, неважно, что будет дальше и какой у меня будет конец, важно то, что сейчас, в эту минуту, не живя прошлым и будущим, мы вместе! – прошептала Кристина.

– Пообещай мне!– выпалил я.– Пообещай мне, что я всегда буду помнить тебя! Не нужно забирать мою память, не оставляй меня совсем одного!– я сжал её руку и поднес к губам.

Своим дыханием я омывал её пальцы, я чувствовал её нежную кожу и мягкость руки, меня пленил её аромат, я закрыл глаза, и слёзы самопроизвольно выступили на глаза.

– Я ничего не могу тебе обещать, но если твои чувства настолько сильны, то никакие правила не смогут забрать меня у тебя.

– Я люблю тебя.

Глава 24. Я вижу всё насквозь.

Началась учёба. Я не мог с головой уйти в неё, да и не хотелось. Понимая, что впереди диссертация, какие-то здравые мысли проявлялись в голове, но потом ветром, вихрем всё куда-то улетало. Может быть я стал безразличен к своей карьере и профессии? Голову занимали только вопросы, связанные с людьми, с будущим и с другими глобальными проблемами, места для себя и своего конкретного будущего я не видел. Ольга Викторовна постоянно переживала за меня, с отцом отношения совершенно наладились, и он был этому очень рад. Препараты, которые я пил, не помогали мне, но мне приходилось врать, маскировался как мог. Время летело совершенно незаметно, Кристина снова перестала появляться, если приходила, то только на пару минут, и то ночью, когда я сплю. Просыпаясь по утрам, я всегда ощущаю её запах, который держится всю ночь и всё утро, иногда пахнет просто холодом и комнатой с вещами, тогда я уже знаю, что ночью я был один.

Портрет Кристины я хранил в большой книге, которая называлась «Архитектура 19 века», наволочку, на которой она спала, я тоже спрятал в надёжное место, вся эта конспирация была нужна, чтобы Ольга Викторовна ничего не пронюхала. Иной раз её забота напрягала меня, в конце концов, я не мальчик, да и отец так считал, но разве можно переубедить человека, который так напуган состоянием твоего здоровья? Как-то прохладным, дождливым вечером мы решили прогуляться.

Деревья стояли в ожидании холодов, листья уже пожелтели и покраснели, осенняя палитра была для меня несомненно прекрасней, чем летняя, но бесконечные дожди и холодный ветер всё портили. Ольга Викторовна одела свой любимый синий плащ, жёлтый тёплый шарф, и взяв с собой зонт, мы вышли на улицу. Не знаю даже, почему захотелось прогуляться с ней, я знал, что начнётся какой-нибудь серьёзный разговор, но всё равно нужно же иногда уделять внимание домашним, иначе опять заподозрят во мне что-нибудь неладное. Когда мы шли рядом, то я неоднократно обращал внимание на лицо мачехи, точнее, уже действительно больше чем мачехи, она с каждым днём становилась всё родней и родней, и от этого чувства в моём теле появлялась новая сила, заряд огромной энергии. Вспоминая, как она боролась с болезнью и как переживала мой недуг, непроизвольно начинали дёргаться губы и холодели от дрожи руки. Её морщинки около глаз и всё такой же молодой, игривый взгляд не давали мне погрузиться в океан своих бездонных мыслей, своим светом она отводила от меня грусть и тоску, так было и сейчас.

– Как быстро бежит время, только недавно было лето, и вот осень, и опять дожди!– начала говорить Ольга Викторовна, перешагивая через большую, глубокую лужу.

– Будем надеяться, что следующее лето будет без единой капельки воды!

– Ну, без дождя тоже плохо, давай зайдём в магазин, хочу купить что-нибудь поесть на завтра.

Насколько тщательно она умела маскировать свои эмоции и чувства, но я ощущал, что её что-то сильно тревожило, это в прямом смысле не давало по ночам ей спать, я ждал серьёзного разговора, но ничего не происходило. Она только и делала, что смотрела на меня многозначительным взглядом и иногда, когда я на неё не смотрел, она пожирала меня своим взглядом. Осенний дождливый вечер, странное поведение Ольги Викторовны, ещё магазин с огромным количеством людей, которые после работы решили забежать купить что-нибудь из еды. Всем нужна еда, все копошатся, что-то ищут, находят какие-то колбасы, сыры, мясо, без вина и пива вообще нельзя выйти из магазина. Все жили в своих мирках.

Так же, как и в церкви, я почувствовал огромную энергетику людей, и она была очень схожа, большинство людей думали только о еде, о том, что можно купить подешевле и как вообще не хочется готовить! От замороженного мяса веяло страданием и агрессией, рыба пахла пустотой. Я, конечно, выглядел глупо, потому что рассматривал всех очень внимательно и впитывал практически все чувства, которые царили в этом помещении. Но меня поражало, что все были, как роботы, люди уже не преподносят даже поход в магазин как нечто приятное и полезное, разве сложно или лениво приготовить вкусный обед для своего мужа, который тоже, как и жена, спешит домой? Разве составляет особый труд выбрать между полезной пищей и не очень? Разве не смешат все эти цены, почему именно огорчают и приводят в грусть? Почему нужно и в поход по магазинам тащить с собой лишний багаж своих бед и переживаний. Лампочки накалились до предела, суета начинала меня тревожить, стало не хватать воздуха. Чтобы не напугать Ольгу Викторовну, я нашёл её в зале, сказал, что мне нужно выйти на улицу сделать важный звонок, она улыбнулась и ничего не ответила.

Поток свежего воздуха ошпарил меня, я стал большими глотками ловить кислород, кто-то подумал, что у меня астма, кто-то просто пробегал мимо, и даже был один человек, который позлорадствовал. И тут я увидел знакомое женское молоденькой лицо, эта была та самая девушка, которую я почувствовал, когда гулял по Арбату. Она испуганно взглянула на меня, я не отрывал от неё глаз, когда она зашла в магазин, то медленно обернулась, увидев, что я смотрю на неё, она резко отвернулась и исчезла в толпе. «И чего она меня так боится?»,– спросил я сам себя.

Вернувшись обратно, я быстро нашёл Ольгу Викторовну, на кассе мы стояли минут тридцать, но это были незабываемые минуты! Вот она, клоака жизни! Люди ждут своей очереди, нервничают, про себя сквернословят, матерятся, что аж уши режет, хотят ударить впереди стоящего или сразу растолкать всех своей тележкой и лечь плашмя перед кассиршей. А кассир в свою очередь всех тихо ненавидит, наблюдая за тем, что берут красивые и хорошо одетые молодые женщины, смотрит и поражается: откуда у этой белокурой вешалки деньги на икру? Ты глянь-ка, сколько набрала средств для кожи, да тебе уже ничего не поможет, уродина! Я удивлялся и краснел за эту девушку, которая сидела на месте кассира. Она была полненькой брюнеткой с приплюснутым носом и заячьей губой. Конечно, природа не наградила её внешностью и хорошей перспективной работой, но это не означало, что все люди вокруг виноваты в её неудачах, она стала меня смешить…