Лётчик

Николай оказался уже начинающим лысеть блондином с красноватым лицом. Ростом всего лишь как Лена, а это 172. Но заметно толще. Мы в простецкой столовке, где можно пообедать за рубль. Но и качество блюд соответствующее, что и на запахах сказывается.

– Михаил, ты по виду человек серьёзный, лётчик, лейтенант. О чём ты хочешь поговорить – догадаться нетрудно. Хочешь жениться на Ленке, прописаться и перевестись в Москву. Я в принципе не против. С пропиской могу и помочь, они вечно с этим тянут. Но скажи мне – у тебя разрешение от командования есть?

– Какое разрешение?

– Жениться.

– Для этого нужно разрешение? А е….. тоже без разрешения нельзя?

– Раньше было можно. Сейчас строже становится. Вот с июня жениться вашему брату можно только имея разрешение не ниже, чем от командира полка. И есть слухи, что на казарменное положение вас переведут. А ещё – не будут больше присваивать лётчикам младших лейтенантов. Сержантами будут выпускать.

– Абсурд. Ерунда. Разве можно так с лётчиками? Ведь подготовить хорошего лётчика – это дорого. Одного бензина сколько, моторесурса…

– Взят курс на количество. А когда вас тысячи, то и нельзя всем создать тепличные условия.

– А ты, Коля, откуда всё это знаешь?

– А ты, Миша, зря этим интересуешься.

– Ладно, хрен с ним. Я, вообще-то, в Москву пока не собирался переводиться, хочу полетать, стрелять научиться. Значит, мне и жениться не к спеху. У меня другой вопрос, только ты, пожалуйста, серьёзно отнесись. Как думаешь, война будет? Я имею ввиду, следующим летом.

– С немцами?

– Да.

– У нас с ними пакт. Точка. И не советую болтать лишнее.

– Сон мне был, Коля. Будто 22 июня 1941 года напали на нас немцы. На рассвете. Воскресенье как раз было. И понял я, что сон этот вещий. И там ещё много чего было, во сне. Война была тяжёлая. Так что я теперь много чего знаю о будущем. А если всё это будет знать товарищ Сталин, то и воевать будет легче. Может, и людей меньше погибнет.

– Не советую, Миша.

– Почему?

– Ты, Миша, мне почти родственник. Ленку я всё детство нянчил, потом защищал. Да и понравился ты мне, понял я, почему Ленка так к тебе льнёт. Так что объясню, чтобы ты не пропал ни за грош. Но ты уж мотай на ус. Англия сейчас с Германией воюет, верно? И если немцы вторгнутся на остров, то тут им и конец, так? Вот Англия и хочет немцев на нас натравить, а самой со стороны глядеть, как мы дерёмся. Очень им это важно, жизненно необходимо. Вот и стравливают нас, как могут. А они умеют. Так что все слухи о нападении немцев – английская провокация. Они десятками путей эти слухи распространяют.

– А если немцы и вправду нападут?

– Тебе какая разница? Ты уже далеко будешь, лес валить или золото мыть.

– Понятно… Тогда только и остаётся – готовиться к войне, а потом воевать. Для военного лётчика обычное дело…

– Да ты не грусти. Если ты прав, и война в июне, у тебя есть ещё время перевестись в Москву. Или ты хочешь на дальний восток?

– Я воевать хочу. Интересно мне с немцами подраться. А убьют – так за Родину, за Сталина, хорошая смерть.

– Да… Лётчики… Я думал, ты практичнее. Впрочем, Ленке такие-то и нравятся.

– Только вот совесть… Вроде я как предатель. Знаю о войне, и ничего не предпринимаю. А ведь мог бы…

– Таких тысячи, кто думает, что спасёт весь СССР, если ему дадут поучить товарища Сталина. Всех не выслушаешь. Ну, можешь письмо написать. А лучше бы послушал меня. Вот ты мне сказал, совесть облегчил, а дальше не твоё дело. Ты думаешь, о войне никто не думает? Да это сейчас главная тема, вся страна готовится. Но не хочет товарищ Сталин войны. Каждый шанс использует, чтобы не воевать. Так что ты, Миша, летай. На Ленке, вон, женись. А в политику не лезь.

Вот и закончился обед, Николаю пора на службу. Это у меня отпуск. Вроде, руку он мне с уважением пожал на прощание. А потом ещё обернулся, и добавил: – Миша, ты умный мужик. Очень надеюсь, что ты глупостей не наделаешь.

Да… И что теперь? Вела, вела судьба, и вдруг бум! Кажется, это именно тот случай, когда без бутылки не разберёшься. Но не продают здесь. Есть пиво, но местное пиво… не то его разбавляют, не то оно изначально водянистое. С креветками бы ещё ничего, но я их здесь не видел. Наверно, есть раки, но мне и они не попадались. Хоть бы вобла была… А так – ну его. Ладно, пойду пока пройдусь, поразмыслю.

А в общем, о чём тут думать? Лезть в кабинеты, добиваться, пробиваться – это не моё. Я и не собирался. Если судьба ведёт, или те, кто меня сюда забросил, вот пусть и подаёт знак, возможность какую-то. А пока что я противоположный знак получил, и довольно ясный. Так что отдыхаю, жду знака. А не дождусь – так в полк, на подготовку восемь месяцев с лишним, и война. Может, вторым Покрышкиным стану.

Мы с Леной дополняем друг друга – она умеет доставать билеты в театры и на концерты, я деньги даю. Ну и ходим вдвоём – одному было бы не интересно. Мне итак не слишком интересно, но впереди казарма и война, так что впрок надо находиться. Тут ещё такая опция есть – танцы в парках. Живой оркестр, вальсы, и контингент в основном за 20, не дети. Лене танцы нравятся. Я сначала не понимал, зачем танцы, если мы уже познакомились, расставаться пока не собираемся. Но – просто гулять по парку надоедает, а тут развлечение. Не всё же в театры ходить, а кино здешнее я не люблю, к удивлению Лены. Ей хорошо, она не видит, насколько здешние фильмы примитивны. Голливуд ругают, но про терминатора или Рэмбо – это шедевры на фоне того, от чего народ здесь балдеет.

Днём мне делать нечего, и одно время я повадился в Сокольники ездить. Какой транспорт в Москве-40 самый лучший? Метро! Станций пока мало, но и город гораздо меньше, а остальные виды транспорта мне не нравятся. В автобусе я один раз проехал, и больше не хочу. Трамваи здесь часто переполнены и едут не быстро. Вместо такси – извозчики. Эти получше, но тоже медленные, а на маленькие расстояния я пешком люблю ходить. А на метро я от Смоленской до Сокольников доезжаю.

Лена говорила, что Сокольники – криминальный район, но я ничего не опасался, пока… Я зашёл далековато от основных аллей, в сторону железной дороги, и задумчиво шёл по тропинке. Погода отличная, бабье лето. Эти двое явно шли ко мне, а не просто навстречу. У здешних, кажется, есть «воровская походка», вот её они и изображали. А метров за 30 продемонстрировали доставание ножей, одновременно малозаметное и демонстративное. За 30 метров. За 2 метра было бы опаснее. Или уже за спиной. Понятно – отвлекают внимание. Разворачиваюсь сразу всем корпусом – точно, сзади ещё один, идёт ко мне. До него метров 20, руки пустые. Может, хотели не убивать, а ограбить только.

Боец я не очень сильный, но вот учил меня сам Андрей Дорменко. Как драться против троих я знаю – по одному их надо бить. На все размышления ушло не больше полусекунды, а истребитель и должен быстро соображать. И я побежал на того, который сзади был. Не просто побежал, а с максимальным ускорением. За 20 метров я уже набрал приличную скорость и сходу влепил ему в живот майя гири кикоми. Он подставил руки, но удар не удержал. Ещё бы, я на скорости весь вес вложил, а мои 78кг по этим временам немало. Только уворачиваться, но он, кажется, не знал, чего ждать. Он согнулся, и получил маваши дзуки в висок. Блин… Удар получился. Я давно не тренировался и сосредоточился на том, чтобы всё правильно сделать. Я знал, что височная кость самая тонкая, но сейчас почувствовал это костяшками кулака. Так бывает, когда яйцо об лоб разбиваешь. Если слабо ударить – яйцо выдержит, а лоб можно ушибить. А если сильнее – яйцо разобьётся, и не больно. Вот такое было ощущение. Убил или сотрясение? А, пофиг. Главное, он упал так, что ясно – быстро не встанет.

Оборачиваюсь к остальным двум. Они, похоже, стояли, а теперь двинулись ко мне. Не торопясь достаю пистолет. Я кобуру не застёгиваю, потому что она грубая, и пистолет итак не выпадет, а доставать быстрее. Ага, остановились. Сам к ним иду неторопливо. Кажется, поднимают руки. Нет, просто расставили их в стороны и слегка присели. Сейчас «ку» скажут. Их мысли я читаю на их примитивных рожах – фраер сейчас поведёт к ментам, и надо выбрать момент и смыться, или даже напасть. Кажется, не ждут, что буду стрелять. А я бы и не стал, если бы не война. А так – мне надо тренироваться. Во-первых, убивать. Читал, что бывают проблемы, когда убиваешь первый раз. Во-вторых – надо же учиться из пистолета стрелять. Блин… Забыл совсем про предохранитель. Снимаю. Они явно заметили, переглянулись. Остаётся 7-8 метров, пора. До этого ствол был между ними направлен, а теперь я чуть правее целюсь в живот и стреляю. У американцев есть такая поговорка – в живот и в голову стреляй и никогда не проверяй, вот я в живот и стреляю. Пистолет сильно грохочет и дёргается. Второй грабитель вдруг резко метнулся в кусты. Стреляю ему в спину. Промахнуться с 15 метров трудно, я уверен, что попаду. Но он продолжает убегать в лес. Всё-таки промазал? Я не собирался стрелять второй раз, а теперь, наверно, поздно. Тем более промажу. Ладно, пусть бежит.

Так, что с этим? Блин… Пуля попала не в живот, а в середину груди. Ну я и стрелок… Он дёргается и изо рта идёт кровь. Не в сердце, но вряд ли долго проживёт. Обычно менты в самый неподходящий момент появляются, а тут стреляли. Но никого пока не видно. Не поискать ли ментов? Нет уж, пусть они меня ищут, это им надо. Иду пока обратно, к метро.

Вот и люди ходят, но никто никуда не бежит, я внимания не привлекаю. Так и захожу в метро. Прислушиваюсь к своему состоянию после убийства. Меня потряхивает – это адреналин. Но вот жалости к этим одному или двум совсем не чувствую. И то, что я, возможно, спас их будущих жертв, тоже не очень греет, не моя задача. И не тошнило меня совсем, когда я на кровь смотрел. Как компьютерная игра, только больше эмоций. Страх, ярость, уверенность в победе. Ну, хорошая была тренировка.

Что меня найдут – я сильно сомневаюсь. Уркам, вроде, западло с ментами сотрудничать, помощи у них искать. А я здесь типа гастролёра, меня мало кто знает. Скоро и вовсе уеду. Но надо почистить пистолет и добавить два патрона. Отправляюсь домой, в комнату Лены.

Я никогда не разбирал и не чистил пистолет, ну и не очень я склонен с железками возиться. Так что пока разобрался, три с половиной часа провозился. У меня две запасные обоймы были, теперь двух патронов не хватает. Ну и пусть. А в Сокольники я решил больше не ходить.

В конце сентября погода испортилась, пошли дожди. Я записался в библиотеку, читал там газеты, журналы о технике и оружии. А что делать целый день? Зато в театры мы теперь каждый вечер ходили. Вот так и прошёл мой отпуск, никаких знаков от судьбы я не получил… Зашёл ещё в общагу, там уже поменялись обитатели моей комнаты. Посоветовали мне не поездом обратно ехать, а отправиться на Тушинский аэродром и найти попутный самолёт. Ладно, попробую.

Попрощался с Леной, с её мамой, и на аэродром на извозчике. Денег у меня осталось рублей 40 всего. Впрочем, колечко золотое с камушком подарил Лене.

На аэродроме меня приняли как родного. Да, солидарность лётчиков в это время – что надо. Бесплатно кормили, выделили койку, а на следующий день место в ДБ-3 летевшем в Киев.

В Киеве прожил два дня тоже на всём готовом, наконец, меня взяли на самолёт до Одессы. Из Одессы в Бельцы по железной дороге добрался. Там снял комнату на ночь, попарился в бане и форму мне постирали и погладили. Как до аэродрома добраться? Здесь тоже есть извозчики, но на такие расстояния они редко ездят. Пошёл договариваться с неким Думитру. Тот сначала, вроде, не понимал. Предложил ему 10 руб. Он сразу понял и тут же предложил 20. И не сбавлял цену, пока я не собрался идти к Василю, его конкуренту. Тут он согласился на 15.

На следующее утро выехали. Здешняя бричка считается довольно комфортной, но сиденье жёсткое, и задница быстро устала. А Думитру хоть бы что. Я захотел пройтись, так он доплату потребовал! Типа, придётся меня ждать, время поездки удлиннится. Тогда я сказал, что буду бежать. И бежал перед бричкой. Я даже быстрее мог бежать. Земля здесь подходящая, в меру мягкая, бежать удобно даже в сапогах. Так я и ехал – то в бричке сидя, то бегом. Наконец, через 6 часов пути приехали. Я Расплатился с Думитру и отправился в штаб.

На этот раз на месте был сам командир, майор Петров. Да, всего лишь майор. Наш полк явно не на первых ролях. Вроде, были такие стихи: «Был у майора Деева товарищ, майор Петров». Жаль, что я их плохо помню. Однако товарищ командир меня принять не соизволил. Заставил ждать в коридоре. А тут и Назаров пришёл:

– О, товарищ Панкратов. Вернулся, значит. Заходи. Ну, как там Москва?

– Да стоит Москва. Даже неплохо там – театры работают, парки, метро есть.

– А у меня для тебя хорошие новости. Заказали тебе пулемёты, и нам уже их обещали. Так что через неделю-другую будешь с оружием.

– Товарищ капитан, по-прежнему считаю, что ШКАСы для чайки оружие вспомогательное. Основное оружие – это эРэСы. О них что слышно?

– Слышно… Подвёл ты меня, лейтенант. Эти снаряды-то, оказывается, шибко секретные. Ко мне сразу особист дивизии: откуда знаю? Ну, рассказал, что есть такой москвич, Панкратов, а в Москве многое известно. В общем, не с руки мне в это дело соваться. Эх, испортил хорошее настроение. Одно слово – москвич… А я-то хотел о девушках с тобой поговорить, о театрах, в чём там ходят жене интересно…

– Кстати о девушках: я там познакомился, хотел жениться, но мне сказали, надо на это разрешение.

Капитан как кот доволен, щурится. Видимо, его настроение исправилось.

– Да, был недавно такой приказ. Ну, это к командиру или в дивизию. Значит, таки познакомился? А тут – нет разрешения, и пришлось вернуться?

– Я бы итак вернулся. Война скоро, надо срочно готовиться, а потом воевать. ЭРэСы нужны обязательно.

– Опять за своё… Вот не любят вас, москвичей, и я начинаю понимать, почему. Этак, если ты не угомонишься, то как с тобой и разговаривать. И о войне комиссар не советует трепаться, а об этих твоих снарядах – особист. И командир не хочет связываться. Так что ты бы попритих малость. Эх… Давай лучше о хорошем: техника тебе выделили. Специалист хороший, но с характером. А фамилия почти как у тебя – Панарин. Два пана будете. А звать его – Иван Прокопьевич. Иди, знакомься, а завтра полёты.

Кажется, настроение начштаба опять исправилось – шутка про панов ему явно нравится.

– Может, прямо сегодня и полететь для начала?

– Не спеши, налетаешься. Зайди лучше в столовую, не обедал, поди?

В столовой, как ни странно, меня помнят. Хотя я здесь два раза поел шесть недель назад. Покормили без возражений. Деревня, блин, дыра. Впечатлений мало, я для них что-то новое. Быстро ем и иду к своей чайке. Там мужик в грязноватом комбинезоне стоит.

– Товарищ Панарин?

– Так точно, товарищ лейтенант.

Протягиваю руку. – Давай уж на ты стразу. Нам вместе много работать, потом воевать. Я тебя буду Иваном Прокофьичем звать, а ты меня – как хочешь. Хоть Миша, хоть Михаил, хоть Михаил Семёнович.

Техник смотрит на меня несколько секунд, как бы оценивает. А потом делает знак рукой – отойдём, мол. Мы отходим метров на десять. Как бы теперь у нас разговор конфиденциальный. Хотя и у самолёта никого не было поблизости, и здесь чистое поле, так что чисто символический жест.

– Товарищ лётчик, а что у вас за самолёт?

– Экспериментальная чайка. Испытывали новое покрытие, в серию не пошло, дорого. А мотор – сам, наверно, посмотрел уже.

– Посмотрел. Аккумулятор, свечи, провода – всё не наше.

– С английского самолёта битого. Что-то и ещё могли по мелочи изменить, там мотористы мастера.

– Там много чего по мелочи, – техник смотрит на меня хмуро, даже исподлобья. Не верит. Впервые здесь моя версия не прокатывает. Ну не должен он точно знать, на что способны в Москве, да ещё и в головном КБ. А может, дело не в технике? Может, он чувствует, что я привираю? Такой вот чувствительный… Хотел было я уйти, но оборачиваюсь:

– Слушай, Иван Прокофьевич. Не знаю, в чём ты меня подозреваешь, и как тебе доказать, что я не шпион. Но делать я буду то, что сейчас скажу. До войны восемь месяцев остаётся, а мне ещё надо самолёт получше освоить, а главное – стрелять научиться. А потом буду воевать, и, вероятно, погибну за Родину за Сталина. Но до этого я хочу сбить фашистских гадов сколько смогу. А идти в бой без надёжного техника… Ты подумай, не хочешь со мной работать – попрошу другого.

– Извини, Михаил. У меня ведь отца их благородия повесили. А ты… как будто из них.

– Никто у меня за белых не воевал, ни отец, ни деды, ни о ком не слышал. Да, есть у меня образование. Ну и что? Я лётчик, буду летать и воевать. Машина, сам видел, хорошо отремонтирована. Мне надо чтобы и в июне она была не убитой, мотор мощность выдавал. А полетать придётся, мне ещё стрелять учиться и воздушный бой вести.

– Я получше многих за мотором буду ухаживать. Сделаю, что смогу. Но с запчастями и инструментами у нас бедновато.

– Иван Прокофьевич, а оружейник у нас будет?

– Нет. В полку оружейников на всех не хватает, поэтому они не закреплены индивидуально, как техники, а все вместе обслуживают все самолёты.

– То есть, спросить не с кого… Может, сами установим новые пулемёты, когда прибудут?

– Во всяком случае, я буду внимательно смотреть, чтобы не напортили.

– А об эРэСах ты слышал?

– Да, поговаривают техники и оружейники. Поступили они на склад в дивизию.

– И что говорят?

– Никто их не хочет. Они секретные, отчитываться замучишься. Ещё и запал электрический. А многие оружейники плохо понимают, что такое электричество, боятся его.

– А ты?

– А я понимаю. Могу установить, и недолго провожусь. А у тебя ещё и электрика… Выпрямитель, например – маленький такой, почти не весит. А я проверил тестером – он хорошо работает. Ну и аккумулятор, генератор – с электричеством проблем у тебя не будет.

– Завтра вылет, Иван Прокофьевич, возможно, не один, готовься.

– Какие будут указания?

– Пока не меняй настроек, триммеры, например. Слетаю как привык, а потом подумаем, что изменить. И ещё: у нас койки в казарме все продавленные. Нельзя ли найти доски, настелить их поверх сетки?

– Мы, техники и оружейники, на нарах спим. А вам, лётчикам, привилегия – кровати с сетками.

– В задницу такую привилегию, вся спина искривится.

– Есть у нас готовые щиты для нар. Я могу принести, поставить.

– Донести помочь?

– Не надо, люди есть, справимся.

Как ни странно, я нормально выспался. После всех поездок кровать и тумбочка, которые я могу назвать своими… Я здесь одну ночь был шесть недель назад, но как домой вернулся. Умывальник на улице – здесь, в Молдавии, не так холодно даже в октябре. Даже полезно облиться прохладной водой. И завтрак неплох…

После завтрака я впервые увидел командира полка, майора Петрова. Он подошёл ко мне как ни в чём ни бывало, и после обмена приветствиями сразу перешёл к делу:

– Ну что, Панкратов, пришло время летать. Для начала коробочку и посадка?

– Товарищ майор, я ведь не новичок. Вот чайку сюда перегнал, мне надо пилотаж вспоминать, а потом и совершенствовать.

– Ладно, но по началу слишком не рискуй.

– Конечно. Я ведь шесть недель не летал (и вообще на чайке летал два раза).

А ведь я привыкаю к чайке. Пожалуй, полёт на сессне мне бы сейчас пресным показался. Она где-то между чайкой и у-2, мощность меньше, устойчивость и безопасность (и удобство) гораздо больше. А здесь – как в песне про погоню : «Да здравствует ветер, который в лицо». Давненько не летал, кайф ловлю в воздухе. Но сначала я и вправду пару простых поворотов выполнил, надо вспомнить. Потом виражи покруче, правый и левый. Дальше – бочки, правая и левая. А ведь надо тренировать кадушку, а я не умею… А может, чайка и кобру Пугачёва сможет? Хотя – для войны не лучший приём. Ладно, теперь мёртвую петлю. Чайка, хоть и гораздо мощнее яка, но разгоняется не очень, не та аэродинамика. И вверх идёт не так охотно. Я петлю начал делать с запасом по скорости, но весь этот запас ушёл, получилось на грани. Да, этот элемент для чайки не прост. Не сделать ли ещё иммельман? Не, достаточно для начала, потом сделаю. У нас в аэроклубе это был как бы порог: делаешь иммельман – хороший пилотажник. Третья всего лишь посадка на чайке, но я уже понял, как её выполнять, и всё получается без проблем.

Майор за мной смотрел, оказывается. И сразу зовёт в штаб.

– Ну что, лейтенант, вижу, ты что-то умеешь. У нас в полку две эскадрильи пока, но командиры звеньев там уже есть. А тебе в твоём звании пора звеном командовать. Есть у нас два лётчика, как смотришь получить их под начало? Твоё звено будет отдельным, зародыш третьей эскадрильи. Подчиняться пока будешь мне и капитану Назарову. Согласен?

– Есть, товарищ майор. Но считаю, что надо переходить на полёты парами. А звено тогда будет две пары.

– Да, верно Назаров говорил… Ты, лейтенант, пока летай, лётчиков вот молодых воспитывай. А изменять устав… это не твой уровень, не находишь?

– Так точно, товарищ майор. Учиться летать парами мы можем только неофициально, зато в предстоящей войне это очень выручит.

– А отдуваться, значит, мне. Я такого приказа не отдам. Мог бы не замечать, как ты летаешь, но нет сейчас для тебя четвёртого самолёта.

И я пошёл знакомиться с лётчиками, теперь моими. Один оказался голубоглазым блондином, какого-то задумчивого вида. Сергей Сафонов. Я спросил, нет ли у него родственников в Туле. Но нет, он из-под Горького. Не родственник того Сафонова. Другой подвижный брюнет, татарин Мейсун Сафин. Такое вот совпадение, оба на саф, и обоим по 20 лет. А я здесь родился за два года до революции, и там в 1989, тоже совпадение. Немного поговорил с ними о полётах парами, а после обеда ещё раз вылетел в зону. На этот раз я целых два иммельмана сделал, с левой и правой полубочками. Ещё горку, что на чайке не так уж просто, пикирование. Штопор и кадушку на будущее оставил.

За ужином заметил, что меня здесь зауважали. Оказывается, мёртвую петлю и иммельман в полку единицы делают. Видя, что народ внимательно слушает, я им коротко объяснил преимущества полётов парами и как две пары выстраиваются как пальцы. Нарисовал на планшете схему левого и правого поворота звена. Думаю, все всё поняли, это несложно. По ходу рассказа Назаров появился. Сделал недовольное лицо, но промолчал. Я тогда добавил, что мы должны соблюдать устав и парами летать лишь неофициально.

На следующий день начал с ведомыми летать. И не сразу с двумя, а по одному. Их задача – держаться за хвост. Сначала плавно летал, потом порезче. Сергей прирождённый ведомый, для его посредственного уровня пилотажа он держится просто отлично. Часто угадывает мои намерения и выполняет фигуры одновременно. Мейсун… Летает примерно так же, но порывистый. Часто торопится и теряет хвост даже в простой ситуации.

Вечером обсуждали, как будем летать. В основном, конечно, я говорил. Я командир, и лейтенант, и старше на пять лет, и летаю гораздо лучше. Классическое звено нам не пойдёт, четвёрки у нас нет. Сделаем так: я, по любому, ведущий. Сергей мой ведомый, защищает хвост. А вот Мейсун Будет летать сзади и чуть выше – его задача защищать нас обоих от атак сзади. При этом у него есть определённая свобода, в основном летит левее, но может и правее оказаться.

В полку есть определённый план боевой подготовки. Сейчас, например, групповая слётанность главная тема. А через две недели стрельбы начнутся. У нас такой график установился: два вылета в день, первый – индивидуальный пилотаж, второй – групповой. Я в основном резкие боевые развороты тренирую в обе стороны, кадушку, освоил задирание и опускание носа как бы для стрельбы. Как ослабленная кобра Пугачёва. Сафы, в общем, то же самое тренируют. Я их убедил, что мёртвая петля в бою редко нужна, а вот виражи, особенно правый, это основной наш приём. Мы уже и тройкой неплохо виражим, секунд за 12. Один я – за 8-9. А у мессера время виража 22-24 секунды.

Вдруг майор Петров ко мне подходит, и вызывает на бой. Есть тут такое упражнение, якобы воздушный бой. Самолёты летят навстречу, потом уходят вверх свечой, а когда сваливаются, надо зайти сопернику в хвост. И так три раза. Петров считается лучшим по этим боям, кроме того, он воевал в финскую, никого, правда, не сбил. Ну ладно, он привык, что его чайка лучшая в полку – посмотрим, лучше ли она моей.

Ладно, летим лоб в лоб. И тут я понял, что чувствовали немцы. Будут, то есть, чувствовать. Летит навстречу сумасшедший Иван, что от него ожидать – неясно. Вот-вот столкнёмся. Слишком рано уходить вверх – трусость, и бой проиграю. В общем, от страха я чуть не… Чуть не забыл обо всём. Рву штурвал на себя – ухожу вверх слишком резко, с потерей скорости. Ничего не вижу, и только жду – будет ли смертельный удар. Так, сейчас в штопор свалюсь – надо выравнивать. А Петров уже висит на хвосте, я проиграл…

Расслабляться нельзя – ещё два «боя». Другие-то справляются как-то. Да ведь по сути – это показуха. Бывает такое в карате – имитация красивого боя для публики. Так и здесь – мы с Петровым, по сути, партнёры, как в цирке. И он не подведёт, он опытный, и ни разу не столкнулся. Хорошо, поверю ему и я. Мы одновременно плавно задираем носы и уходим вверх. Так, попробую повыше забраться. Всё, это максимум. Самолёт теряет скорость, и я с трудом его удерживаю на грани штопора. А вот Петров уже виражит мне в хвост. Когда успел? Немного разгоняюсь (а он тем временем уже на хвосте, раньше скорость набрал) и выполняю кадушку. Он проскакивает, теперь я за ним лечу. Но всё равно – бой уже проигран, он первым в хвост зашёл.

Третий раунд. Я уже понял, что надо чуть раньше выходить из свечи, пока ещё есть остатки скорости и самолёт управляется. Мы уже уверенно делаем свечи, я краем глаза вижу самолёт Петрова. Он чуть ниже летит. Одновременно выравниваем, но я повыше оказываюсь и скорость чуть больше. Немедленно начинаем друг другу в хвост заходить, как гонка преследования в велоспорте. Но у меня и скорость больше, и высота. И, кажется, чуть мощнее мотор. Я слегка теряю высоту и оказываюсь у него в хвосте. Он покачал крыльями – признаёт поражение. Похоже, моя единственная победа – заслуга механиков аэроклуба, самолёт меня вытащил.

На земле он сразу зовёт меня в штаб:

– Ну что, Панкратов, молодец. До этого вёл бои?

– Нет, товарищ майор, я считаю, что на войне бои будут по-другому проходить.

– И как же?

Рассказываю ему о тактике немцев, немного о том, как нам надо действовать.

– Ладно, лейтенант, поздравляю, у меня редко кто выигрывает.

– Я же проиграл. Первые два боя.

– Быстро учишься. Первый – совсем плохо, а третий уже как серьёзный боец. Думаю, дело тут в том, что база у тебя есть, пилотировать умеешь. В общем, у меня к тебе разговор. Я тут твои документы изучал… Да не бойся ты. Выходит, у тебя выслуга подходит уже – можешь старлеем стать, уже весной. Но ты для этого должен быть на старлейской должности. У нас пока третьей эскадрильи нет, кроме твоего звена. Так я предлагаю тебе должность комэска-3. Будут у тебя те же два лётчика в подчинении. Пока. А потом посмотрим. Может, пришлют лётчиков и самолёты. А может, комэска на твоё место пришлют, тогда тебе снова на звено. В общем, как повезёт, но шансы есть. Не думаю, что нас пополнят до лета, до выпуска лётных школ.

– Есть, товарищ майор. Но для меня должности и звания – это не главное. Вот как бы получить эРэСы и начать с ними работать.

– Вот понятно мне теперь почему хорошего лётчика к нам загнали. Да ты же для любого начальства – наказание. С тобой же покоя нет. Ты из пулемётов хорошо стреляешь?

– Плохо, товарищ майор. Так получилось, что вовсе не стрелял.

– Ну да, не в боевом полку служил. Вот и учись. А придёт приказ – станем тогда и эРэСы эти осваивать. Привыкай – ты теперь в армии, а не в Москве.

Мне остаётся только откозырять и выйти. А зайду-ка заодно и к Назарову.

– Товарищ капитан, разрешите?

– Садись, лейтенант, докладывай.

– Скоро стрельбы начинаются. А в 55-м полку у старшего лейтенанта Покрышкина есть соображения по упреждениям, и вообще по стрельбе. Если бы и нам эти материалы получить, станем тогда хорошо стрелять всем полком. Разрешите, я слетаю к ним, на аэродроме у них бывал, с майором Матвеевым знаком. Получу, что смогу у Покрышкина.

– Ну, лететь-то тебе туда вряд ли надо. А вот информацию твою учту. Поговорю с Матвеевым, у нас с ним хорошие отношения. Может, и лететь никуда не придётся, встретимся в Бельцах с кем-то из ихних…

– А насчёт эРэСов не поговорите?

– Ты прям помешался на этих эРэСах. Что, без них никак?

– Да как вам сказать, товарищ капитан… Вот представьте себе танк. А снарядов для пушки нет. И говорят танкистам: пулемёты у вас есть? Ну и хватит с вас. А снаряды на складе пусть лежат, лень с ними возиться.

– Что, так высоко ценишь эти эРэСы?

– Думаю, без них наш полк стоит примерно четвёрки мессеров. А с ними – целого десятка.

– Невысоко ты нас оцениваешь.

– Наоборот – мы герои. Летаем плохо, самолёты медленные, вооружаться лень. Но все готовы умереть за Родину, да и умрём очень быстро.

– Комиссара на тебя нет. Вот пришлют в полк комиссара, он тебе задаст…

– Он бы лучше оружейникам задал, чтобы эРэСы ставили.

– Всё, иди, Панкратов. Мёртвого ты из себя выведешь. Пулемёты твои завтра привезти должны, об этом лучше думай.

Перед практическими стрельбами были теоретические занятия. Я всё внимательно прослушал, кое-что записал и обсудил с Сафами. Когда мне поменяли пулемёты 80-летней давности на новые, у нас с Сафами добавилось новое упражнение: пикирование на цель. И индивидуально пикировали и звеном. Зато когда стали стрелять по наземной мишени, наше звено было лучшим. Я попал 12 раз из 30 патронов, Мейсун 5 а Сергей 3. Из всех ведомых кроме Сафов только один попал в мишень. А всего мы только два раза стреляли, и всего по 30 патронов.

Вообще это странно – так экономить патроны. Ну дайте нам пострелять, окупятся же эти тренировки на войне. Я за ужином целую речь толкнул, что во время войны нам придётся штурмовать наземные войска. Во-первых, больше некому будет, СБ это мишени. Во-вторых, у нас скорость маленькая, мы успеваем прицелиться и выйти из пике. В-третьих, это, конечно, эРэСы.

Я понимаю, что наезжать на Петрова и Назарова бесполезно. Им эти нормы из дивизии спущены. Кто-то наверху решил экономить патроны, наверняка возражений десятки, но всё без толку. И что может сделать майор, который не то, что от Москвы, от Бельцев далековато служит.

Тут поступила малява от Покрышкина, действительно, как и обещал Назаров, по заданию Матвеева он написал, и через Бельцы передали. Из его воспоминаний я ожидал, что это чуть ли не научный труд, позволивший ему попадать по конусу стабильно больше 50%, и усвоенный всем полком. А он одну страничку исчеркал малопонятными каракулями. Но я разобрался, каждую его каракулю понял. Он, оказывается, ограничился расчётом упреждения при различных ракурсах и дистанциях. Ну, это я и сам мог бы посчитать – задачка для семиклассника. Он бы лучше рассказал, как дистанцию определять и скорость цели.