Loe raamatut: «Моя война. Чужой»

Font:

Серия «Военная фантастика»

Выпуск 192

Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону

* * *

Сколько времени прошло, не знаю. Вверху шумели кроны деревьев, более ничего не нарушало тишину. Лежу, смотрю в небо и медленно умираю. Боль была сильной и страшной. Страшно было от мысли, что ранение тяжелое. Крутило все тело, что такое, я не понимал. Через несколько минут тело начало приобретать чувствительность, и я понял, что весь мокрый. Весь – это полностью. Чуть поводив глазами, понял, что лежу в луже, а вокруг болото. В стороне, метрах в десяти, лежало что-то похожее на человека.

– Эй, – тихо позвал я и вновь закашлял. Никто не откликнулся. Надо попробовать доползти.

В час по чайной ложке я все же преодолел такое огромное расстояние, что разделяло меня с этим неизвестным. Убит. В первую же секунду стало ясно. Недавно, тело еще теплое. Лежит так, словно пуля настигла его во время бега. Оружие, а рядом валялась винтовка, было целым на вид. Подтянул к себе, но затвор сдвинуть не смог. Пальцы не слушались.

– Да что же такое-то, куда силы делись? – чуть не взмолился я шепотом. Кашель вернулся, крутило очень сильно. Боль в груди, точнее, где-то внутри тела резала как ножом. Где-то впереди раздался легкий шум.

Так, а если вспомнить… На нас напали в момент прохода по болоту, помню. Упал с носилок, видимо бросили. Бойцы наверняка устремились назад и вступили в бой с фашистами, а меня оставили… Стоп, там же еще Олежка был, его тоже на носилках несли.

Оглядев все вокруг, нашел и свои, и Олежкины носилки. Но вот самого его не было. Черт, надеюсь, он в болото не упал, жаль парня. Не заслуживает он такой смерти.

Тропа была очень узкой, человек, упавший с носилок, запросто мог скатиться в воду, и все, поминай как звали. С винтовкой в руках был недолго, бросил. На кой черт она мне, все равно не смогу выстрелить. Вернулся к своим носилкам и, чуть передохнув, дополз до вторых. Олега нигде не было. Но далее шли следы волочения, все интереснее.

Напрягаясь изо всех сил, пытался продвинуться ползком еще хоть несколько метров. Не вышло. Вновь потеря сознания и довольно быстрое пробуждение. Сил не было совсем. Почему так? Никогда не был в подобной ситуации, чтобы вот так, совсем не было сил. Просто улегся на бок и смотрел в одну точку. Где-то, совсем недалеко, судя по звукам, кто-то шевелился. Может, Олежка?

– Мельник? – вновь тихо позвал я, боясь повысить голос. В ответ пришли чуть более громкие звуки шевеления. Точно человек, но кто? Олег или еще кто жив остался?

Голоса ненавистных фашистов раздались громко и где-то рядом. Черт, неужели выдал и себя, и того, кто прячется где-то неподалеку? Захрустели палки под ногами, звонко, громко. Тот, кто двигался где-то совсем рядом, явно был уверен в своей безопасности. Где бы укрыться…

– Ханс! – протяжно и мягко произнес кто-то буквально в нескольких метрах от меня.

– Что, Руди? – этот где-то чуть дальше.

– Смотри-ка, тут живой красный! Уж не его ли тащили бандиты, пытаясь уйти от нашего взвода утром? – Этот Руди стоял совсем близко, но не трогал меня пока.

– Осторожно, он может быть опасен! – отвечал второй.

– Да он, похоже, не жилец уже. Добить?

– Приказ был доставить русского офицера, который командовал группой диверсантов.

– Думаешь, это он?

– Ну а кого еще бы потащили через болото на носилках, прикрывая и неся такие потери? Партизаны тут почти взвод потеряли, – говоря последние слова, тот, которого назвали Хансом, подошел вплотную.

– Что, предлагаешь тащить? – грустно спросил Руди. Пожив немного среди немцев в Ровно, я легко различал нотки эмоций в голосе.

– Не знаю, он как решето. Не доживет…

– Пусть подыхает, скажем, что не нашли.

– А если кто другой из наших здесь пройдет? Нам влетит. Давай уж лучше утопим, так будет наверняка.

И тут же сильные руки двух солдат вермахта подняли меня с земли, и я полетел в воду. Черт, как холодно… Плюх раздался совсем тихий, и я пошел ко дну. Но что-то было не так… Довольно быстро я осознал, что меня не затягивает. А это значило только одно: это была чистая вода. Посреди болот встречается и такое. Лужицы, ничем не отличимые на вид от трясины, но не засасывающие.

Стараясь не дергаться, я задержал дыхание насколько мог. Хорошо еще, успел вдохнуть, перед тем как упасть в воду. Тело гудело от боли, голова начала звенеть от недостатка воздуха, но я упорно не выныривал. Сколько просидел так, не знаю, может, минуту, а может, и все две, для меня это показалось вечностью. А затем… Затем я почуял, как меня вновь схватили, только в этот раз за ворот комбеза.

– Командир, ты живой? – живой и смертельно бледный Валерка смотрел на меня, удерживая за воротник.

– Д-да, – выдохнул я и набрал полную грудь воздуха. Так хотелось дышать, что я забыл обо всем на свете. Кашель сорвался с моих губ, но его заменило бульканье воды. Я вновь был под водой, на этот раз меня там еще и удерживали. Я совсем уже отчаялся, кашель выкручивал меня наизнанку, заставив захлебнуться. Грязная болотная вода хлынула внутрь, и я задергался. Кажется, меня рвало прямо под водой, отчего стало невыносимо больно, и я стал терять сознание.

– Мороз, ну, давай, очухивайся! – услышал я и тут же почувствовал удар в грудь. Несильный, только для того, чтобы я выплюнул воду, этот удар привел меня в чувство. Только я вновь закашлялся. На этот раз мне просто прикрыли рот ладонью, и попытался сдержаться.

– М-м-м…

– Терпи, командир, терпи! – голос Веревкина был умоляющим. – Терпи, иначе конец! – И я сделал над собой невероятное усилие. Наконец, першение в горле и боль в груди начали отступать, и я уже спокойно открыл и вновь закрыл глаза. Валера убрал ладонь от моих губ, дав спокойно вдохнуть, но неглубоко.

– Ушли? – только и спросил я.

– Кажется, – кивнул Веревкин. – Ты как?

– Удивлен, что еще жив, – прохрипел я шепотом. – Ты один?

– Здесь да. Олега утащили ребята из отряда, хотели вернуться за тобой, но фрицы раньше пришли. Тропка узкая, не разойтись, а его первым тащили, вот и понесли дальше. Я за тобой вернулся, скоро еще боец будет.

– Что вообще творится вокруг? Немцы тут бродят, ты приполз…

– Да ударили они по тропе из минометов. Много утонуло, кого-то просто убило. Меня только оглушило чуток.

– Ты же раненый был?

– Да фигня, почти не болит. Олег тяжелый. Не знаю, выберется или нет. Да и тебе скорее к доктору надо. Крови потерял ведро, наверное…

– В человеке столько нет, – успокоил я друга. – Слышь, чего делать-то будем? Как выходить, да и куда? Я ж вообще не понимаю, куда нас утащили партизаны.

– Где-то на севере от Воронежа. Сколько до наших, не знаю. Командиры партизан полегли, а только они знали дорогу. Этот, что со мной, простой рядовой. В окружении был, попал к партизанам, да так и остался. Четверо нас всего и осталось.

– То есть еще один из наших пропал, так? Партизаны говорили, что четверых нашли…

– Да, трое нас осталось. Но если подумать, то я вообще один, и два полуживых еще, – усмехнулся Веревкин.

– Да уж, – грустно качнул головой я, – чего делать-то будем?

– Как-то вылезать надо. Точнее, залезать. Выбор-то небольшой, на болота, туда, где поглубже и побольше комаров.

– А я их чего-то и не ощущаю, – задумался я, – мертвых, наверное, не кусают.

– Сплюнь, на фиг! – выругался тихонько Веревкин.

– Да я скоро кишки выплюну, Валер. Сил нет, от слова совсем.

– Я ж говорю, крови много потерял. Спина-то как дуршлаг. Но вроде же тебе все вытащили?

– Да ни фига, – я опять кашлянул. – Валер, кажись, где-то один глубоко застрял. Может, какой глубоко ушел, а вы не заметили, когда вытаскивали. Крови было много, могли и пропустить…

– Да если бы и заметили, мы ж не хирурги. Наших навыков хватает только для быстрой обработки мелких ран. А у тебя, если и правда куда-то далеко влетело, нам не вытащить.

Подтягивая меня, как и прежде, за ворот, Веревкин двинулся в глубь болот. Деревья вскоре стали более толстыми, а чавкать подо мной стало меньше. Никак в сторону ушли? Только вот куда, ведь вроде говорили, что тут кругом болото? Периодически покашливая, стараясь прижимать ворот комбеза ко рту вовремя, я стонал, но держался. Сил помочь Валерке так и не появилось. Ноги чую, но какие-то они ватные. Как штаны. Спина зудит и ноет. Внутри, может уже мерещится, как будто что-то ворочается.

Сколько меня так тащил Валерка, не знаю, вроде не терял сознания, а как стемнело, даже и не заметил. Вокруг стало так жутко, что становилось даже страшно.

– Слышь, Веревкин! – шепнул я.

– Да уж тут не шепчись, – усмехнулся напарник, – далеко уползли.

– А ведь фрицы не зря на меня вышли, – вдруг подумал я.

– Почему?

– Говорили между собой, что приказ доставить командира диверсантов. Это раз. А вот как они меня нашли, это уже два!

– Не понял, ну нашли и нашли, что в этом такого? Искали же.

– А ты послушай вокруг, – заметил я, – если бы я искал кого-то в этом лесу, сто процентов бы нашел.

– Тихо, – прислушался Валера.

– Вот именно. Тихо! Ни тебе чириканья птичек, ни зверюшки какой. Тишина! Значит, люди рядом, живность боится и молчит.

– О, блин. А ведь и правда. Я ещё подумал, надо бы на жратву кого поймать, так нет никого. Тогда, помнишь, зайцы хоть были, а тут…

– Или это из-за нас, или… – я попытался всмотреться в темень вокруг, – за нами идут.

– Только если они по воздуху летят. Бесшумно невозможно. Тихо ходить по лесу и мы умеем, но бесшумно никак!

– А мы разве сейчас шумим? – удивился я.

– Так я же стараюсь потише…

– Ты не понял меня. Мох под нами, вот и тихо. Так и у преследователей такой же мох. Вот их и не слышно. Одна надежда, что без фонарей они идти испугаются.

– Да уж, я-то уже здесь был, вот и иду пока. А как они могут? Не, думаю, все проще. Живности на болоте нет, потому как место гиблое, да еще и людьми пахнет.

– Может, – я вздохнул и вновь кашлянул, – ты и прав.

Было страшно и странно как-то. Тишина, я едва ли не впервые, как попал сюда, слышу такую тишину. Бывал уже не раз и в лесах, и в полях. Эх, да где я уже только ни был за это время. Легче сказать, сколько я в городе дней провел, чем в лесах. Но нигде не было такой тишины. Самое подходящее слово – мертвая.

Олега и еще одного бойца мы нашли вскоре. Оба спали. С Мельником было непонятно, то ли спит, то ли в отключке. По словам Веревкина, у Олега было тяжелое ранение в голову, вон, лежит, а головы почти не видно. Замотан весь как мумия.

Несмотря на май месяц, было холодно. Да мы еще и мокрые все, как выдры. Плюнув уже на всю конспирацию, тем более, если не от ран, так от холода я точно сдохну вскоре, я попросил развести костер. Дров тут было не найти, болото, да и темнота как-то не сильно этому способствовали. Но Валера быстренько пошуршал вокруг нашего лежбища и чего-то насобирал. Пару раз треснул особенно сильно, видимо сухостой ломал.

– А спички-то тю-тю… – развел руками Веревкин. Мне хоть и было его плохо видно, но я разглядел. Глаза понемногу привыкали к полной темноте, очертания человека видно.

– У меня зажигалка в кармане, только, наверное, тоже сырая. Хотя она немецкая, вроде как плотно закрывается. Посмотри, – я хлопнул себя по карману на груди. Точнее, карман был внутренним, но располагался он именно на груди.

Валера быстро достал зажигалку и, зачем-то встряхнув ее, высек искру. Видно было, что огонь у нас, скорее всего, будет. Еще пару минут повозившись с ветками и мхом, напарник все же разжег небольшой костерок. Свет больно резанул по глазам, и ночное зрение сразу пропало. Ну и шут с ним, только бы тепло стало. Мох, который Веревкин приготовил для розжига, оказался более сырым, чем мы думали, только дым от него, поэтому костровой начал зажигать тонкие веточки, которых, к нашей радости, было много. Спустя пять-семь минут у нас наконец что-то получилось. Валера начал добавлять веточки потолще, а они занимались от небольшого огня все веселее.

– Ой, зря, – выдохнул мой друг, когда огонь уже устойчиво горел, а меня подтащили поближе к нему.

– По хрену, – неопределенно качнул головой я. – Я уже готов был в болоте утонуть, а ты костром меня напугать решил?

– Не костром, а теми, кто на него притащиться могут.

– Спасибо, кстати, что вытащил. В голове уже звенело, захлебнулся бы.

– Я видел, как тебя бросили. Ждал только, пока хоть чуток отойдут. Хорошо, что не всплыл сразу, они чуток постояли и ушли. А я ползком к тебе. Боялся еще в воду лезть, не знал же, что там не засасывает. Как нащупал тебя, так и вытянул.

– Я и говорю, спасибо, – протянул я руку другу, но тотчас ее опустил. Сил так и не было.

Проснулся боец, что остался одним из выживших партизан. Сначала испугался, чуть не закричал. Это на него и костер подействовал, да и мой видок. Ему что-то приснилось, проснулся, говорит, а тут огонь, думал, его сейчас жечь будут. Посмеялись, правда я недолго. В придачу к общей слабости и боли во всем теле пришла головная боль. Башка просто гудела, как пустой чугунок, готовая лопнуть. Как же мне плохо-то! И ведь никто не пожалеет… Ладно, сам себя любимого буду жалеть, что еще остается.

От новой вспышки боли, или от общей усталости, но я вновь провалился в небытие. Очнулся, укрытый какой-то хламидой вместе в Валеркой, разглядел, потому как уже светало. Рядовой боец, что сидел перед костром сейчас, бодрствовал. Оказалось, сев к костру, он отправил Веревкина спать и укрыл своей шинелью.

– Не холодно? – спросил я тихонько, боясь напугать бойца.

– Ой, товарищ старший лейтенант, вы очнулись? – вздрогнул все же боец и вскочил.

– Лейтенанты на фронте, а мы в жопе. Андрей я. Как тебя?

– Леша, – неловко опустился на пятую точку боец и тут же поправился: – Рядовой Матросов. Алексей.

– Ты вот что, Лешка, перестань тянуться. Устав дело хорошее, да только где армия, а где мы. Все понял?

– Да, – вновь кивнул парнишка. Молодой он совсем. Едва ли больше восемнадцати.

– Какого ты года? – задал я следующий вопрос.

– Двадцать третьего… – увидев мои глаза, споткнулся и поправился: – Двадцать четвертого.

Опустив голову, неловко было за такую маленькую ложь, Алексей замолчал.

– За романтикой пошел? Думал, фрицев гонять на фронте будешь, да? А тут вон она, война-то какая. Алеша. Тут грязно, страшно и больно…

– Я не струсил, товарищ лейтенант. Просто заблудился. Все уходили по лесу, кто куда. Сам не понял, как остался один. Меня что теперь, под трибунал? – боится парнишка, аж трясет его.

– Дурной, что ли? – удивился я. – За что? Ты вон, даже с оружием идешь. У меня и такого нет.

– Это не мое. Потерял где-то в лесу. Эту винтовку уже здесь, на болотах подобрал. Патронов, правда, нет совсем.

– Ничего. Авось найдем. Не боись, Лешка, ещё повоюем.

И тут очнулся Олег! Господи, как он закричал. Если бы я был не в таком тяжелом состоянии, наверное, подпрыгнул бы. Вон Лешка как взлетел. Я думал, на дерево заберется от страха.

– Да прикрой ему рот уже, чего испугался-то! – шикнул я на рядового. Тот несколько поколебался, но подошел и быстро прижал ладонь ко рту Мельника, стал упрашивать того быть потише.

Олег внял, но стал выть. Больно ему, а что делать? Я и сам как овощ, Валерка тоже вон раненый, а храбрится. Один Матросов у нас целый.

– Олежка, ты как, живой? – спросил я. Лежали-то рядом, так что даже голос не повышал.

– Ой, млять! Как же больно-то! – вылетело у него. – Убейте меня уже, что вам стоит? Сколько мне мучиться еще?

– Мельник, мать твою, ты чего захлюпал тут, как баба на сносях? – пришлось рявкнуть и придавить авторитетом. Хотя хреновый у меня сейчас авторитет, сам чуть жив.

– Командир, не могу больше. Как стерпеть такое? Почему я не вижу ничего?

– Олежка, я не знаю, что у тебя с головой, сам не ходячий, лежу бревном. Но у тебя повязка на глазах, вот ты и не видишь, – спокойно пояснил я второму своему другу. Мы с ним многое прошли, так что, конечно, он мне друг.

– Зачем глаза-то замотали? – вдруг как-то разом успокоился он. – Мне же куда-то по затылку прилетело?! Мина хлопнула сзади, я даже не сразу сообразил, что мне больно.

– Лешка, ты тоже не знаешь, чего у него с головой?

– Нет, товарищ лейтенант, не знаю. Я его не бинтовал, таким и нашел.

– Развяжи, хоть глаза освободи! – немедленно потребовал Олег.

– Так у тебя руки-то целые… – недоуменно произнес рядовой.

– А, вашу маман! – Олег злобно фыркнул и начал едва ли не рвать тряпку, что закрывала глаза.

Он, видимо, так испугался темноты, не понял даже, что с руками-то все в порядке. Дойдя до последних слоев тряпицы, которая играла роль бинта, Олег взвыл, видимо, тряпка присохла, а он рванул.

– Алексей, глянь, чего у него там, а то сейчас и голову-то себе открутит! – шепнул я. Рядовой сел рядом с Олегом и попросил того убрать руки. Аккуратно, я все это время наблюдал, Валерка меня удачно расположил, Лешка отделил тряпку от раны. Олег ее уже надорвал, так что получилось легко. По лицу рядового стало понятно, что ничего хорошего там нет. Точно, побежал блевать…

– Б…! – выругался Олег. – Да что там такое-то?

– Сейчас посмотрю, – встал Валерка. Ему по фиг на вид раны, мы с ним еще когда всякого нагляделись. Точно, подошел, спокойно наклонился и даже хотел, наверное, поковырять. А, нет, взял тряпку и промакивает.

– Ну, млять, не томи уже! – Олег что-то разошелся. Надо урезонить, а то точно фрицы придут.

– Мельник, твою мать, заткнись уже, а! – рявкнул было я, и кашель скрутил меня в дугу.

– Ну, – задумчиво произнес Валера, – рана, конечно, большая, но, думаю, не опасная. А повидал уже всякого, так, командир? – Я в это время сплюнул тягучей слюной и кивнул, а Веревкин продолжил: – Тут площадь раны большая, но сама она не глубокая. Если бы глубже чуток, он бы уже не кричал.

– Так чего я, жить-то буду? – спросил вдруг успокоившийся Олег.

– Да будешь, куда ты на фиг денешься. Ты вот что, по нужде не хочешь?

– Чего? – удивился Мельник. Казалось, вопрос был не в тему. Но я сразу понял. Мы еще тогда с Валеркой через такое прошли, когда впервые по лесам блуждали.

– На тряпку помочись и приложи, а я перебинтую. Правда, нечем…

– Возьми у меня кусок рубахи, – сказал вдруг вернувшийся после облегчения рядовой Матросов. С этими словами он задрал гимнастерку и оторвал подол своего нательного.

Валерка распустил этот кусок на лоскуты, делая подобие бинта, и скрутил их в рулончик. Так удобнее потом бинтовать. С помощью двух бойцов Олег встал, но было видно, что и сам бы справился. Его, конечно, мотало еще как, но держался. Если судить по словам Валерки, то там больше контузия виновата. Ранение оказалось скальпированием, содрало здорово кожу с головы, ну, может, чуток глубже. Рана была обширной, поэтому и крови много.

Олег закончил с пропитыванием тряпки самым лучшим антисептиком и сам же приложил последнюю к ране. Валерке даже поправлять не пришлось. Брезгливости не было у нас, здесь не до нее. Веревкин был опытный в ранах, да и в школе его немного натаскали, видя то, что парня не пугают раны. Аккуратно забинтовав голову Олегу, он перешел ко мне.

– Надо смотреть, командир, как хочешь, иначе… – Что иначе, я понимал. Сепсис, гангрена и прочие радости воспалившейся раны.

– А толку-то? Все равно инструмента нет, чем доставать, даже если и нащупаешь? – передернулся я.

– Там видно будет, – многозначительно произнес мой товарищ. – К немцам надо…

– Чего? – возмутился Олег.

– Помнишь, старшой, как нам здорово их аптечки помогали?

Я кивнул.

– Да где их тут брать? Немцев много, вам одним с Лешкой не справиться. Но вот валить отсюда нужно, это точно. Лес тут редкий, это не в Белоруссии. Обложить нас, как два пальца…

– Немчура не сунется в болото, хоть оно и небольшое на самом деле, – заикнулся Валера.

– Валер, да им это и не нужно, – я поднял глаза к небу, – с голоду помирать начнем, сами выйдем.

– Я найду чего-нибудь… – уверенно заявил Веревкин.

– Да я не сомневаюсь. Только поймают тебя, и баста.

Это было правдой. У партизан всегда львиная доля времени уходит на поиски еды. Питаться ведь нужно каждый день, а где ты в лесу еду возьмешь, скажем, зимой? Вот-вот. Сейчас хоть и не зима, май стоит во всей красе, но от этого не легче. Идея у меня была, конечно, но она настолько авантюрная, что боюсь ее даже озвучивать. Вдруг ребята не поймут, что тогда?

– Командир, в санбат надо, если выжить хочешь! – тихо сказал Олег. Я его понимаю, он и сам хочет скорее к врачам, жить-то хочется.

– Выход только один… – начал я издалека.

– И какой? Немцам сдаться? Будут они нас лечить, ага, петлей, ну, или пулей! – фыркнул Мельник.

– Почему сразу сдаться? – делано удивился я. – Может, вспомним прошлое?

– Как это? – встрял в разговор Валерка.

– О вас с Матросом речи нет. Вы не подойдете…

– Что, опять? – едва не закричал Олег. Прошлые наши похождения в Ровно дались ему очень трудно. Нужно быть очень устойчивым психологически, чтобы находиться во вражеском окружении.

– А почему нет? Пару фрицев нам ребята организуют, прикинемся бессознательными, и здравствуй, госпиталь!

– Так документов же нет, о чем ты вообще думаешь? – Олег не унимался.

– Это единственная возможность, и ты это знаешь, – строго ответил я, – нам не добраться до своих. Мы черт знает где, сколько ехали, убегали, потом партизаны… Да они нас могли вообще под Курск затащить, или еще куда!

– Вообще-то, отряд в Курской области действовал, – подал голос рядовой Матросов.

– Во! А я о чем? Ты представляешь, где наши? Мы сдохнем скоро. Я не хочу гнить заживо, как хочешь! Лучше уж пулю в лоб.

– И как мы к ним попадем? – вдруг изменил тон Олег.

– Это на ребятах будет. Нам нужны два фрица, пофиг какие, сейчас не до того, чтобы легенды сочинять и подбирать подходящую кандидатуру. Кто будет, под тех и играть будем. Тут дело только в наших силах. Если фрицы будут откуда-то поблизости, надо уйти чуть дальше, чтобы попасть в другое подразделение. Тогда шансы есть, и неплохие.

– Командир, ты о чем вообще?

– К немцам пойдем, Валер. Как думаешь, сможете вы с Лешкой нам двух фрицев притащить? Можно дохлыми. Даже не так, полную форму, документы, жетоны. Все!

– Если просто одежку, без самих трупов, то, думаю, можно. Только не знаю, как наш новенький?

– Я помогу, эти места немного знаю. Я постараюсь. Только как вы сами-то?

– Тебе позже Валерка все объяснит. Дело такое, по-другому никак. Умирать еще рано, война идет, мы еще не все в этой жизни сделали. Так, ребят?

После таких речей меня поддержали все. Валерка с новичком ушли через полчаса, получив полные инструкции. Мы же занялись немецким и легендой. Идеально будет, если ребята найдут немцев из оцепления. Можно будет сослаться на то, что мы попались партизанам и те нас хорошенько потрепали. Но, как и говорил, нужно попасть в чужое подразделение. А как иначе, свои-то сразу раскусят, просто по внешности.

Боль то возвращалась, то немного отходила. Олег тоже мучился, видно было, что ему больно, но терпит пока. Господи, сколько раз я в этом времени уже шкуру драл, а? На мне живого места нет. Не прет мне на ранения. Нет бы полегче как, а каждый раз как в последний. Едва успевал из-за края вылезти.

Мы всерьез проголодались, но это даже хорошо. Для легенды хорошо. Когда будут в госпитале осматривать, по ранам поймут, что им несколько дней, где ж мы были? Вот и надо соответствовать внешне. Легенда будет простой. Гонялись за партизанами, получили ранения, вылезали долго, пока не наткнулись на «своих». Получится или нет, я уже не думал, это реально единственный шанс выбраться. По-другому никак. Парни-то без нас выберутся, Валерка сможет, я верю. Но вот нам, лежачим, без срочных операций никак.

Ребята вернулись почти через десять часов. Уже вечер был. То, что они приволокли, меня удивило на все сто. Это были два живых фрица. Сильно побитые, но целые! Да какие фрицы! Загляденье просто. Один унтер-офицер, и с ним рядовой. Комплекции, рожи…

– Валер, ты меня просто удивил! – восхитился я. – Ты специально таких искал? – Фрицы здорово были похожи на нас самих с Олегом. Ну, относительно, конечно. Нельзя найти своего двойника так просто. Похожих людей, конечно, много, это ученые так говорят, но найти их в одном с собой месте – это вряд ли. Тем не менее фрицы были и правда очень даже похожи. У рядового даже рост мой и цвет волос. Жаль, носы не такие, нос здорово привлекает внимание. Но что поделать, если у «истинных арийцев» такие хрюпальники.

– Ну а смысл брать кого попало? – удивился Веревкин, шумно проглатывая воду, которую пил из фляжки. – Рядовой, думаю, тебе больше подходит…

– Да и унтер на Олега похож, – кивнул я. – Раздевай, и так уже времени прошло черт знает сколько.

Готовили фрицев недолго. Те слушались, на удивление безропотно выполняли наши приказы. А они были на первый взгляд странными. Раз уж живых притащили, нужно выспросить побольше, прежде чем в болото их загнать.

Кто и где родился, как звать родителей и близких людей. Кто друзья, а кто достоин только удара в зубы. Много было вопросов, да и ответы нас удовлетворяли. Фрицы боялись, серьезно так боялись. Оказалось, они только две недели как из запасного полка, в Польше отдыхали. В местных реалиях еще ни в зуб ногой. Друзей на фронте пока не завели, так, приятельствовали, но не более. Подразделение оказалось охранным, но не жандармы, а простой вермахт. Этих двух отправили в оцепление одной деревни, там вроде как партизаны «завелись». Их было неполное отделение, когда пришел приказ оставить позиции и вернуться в расположение. Немцы, привыкшие выполнять приказы, вопросов не задавали. Вчера вечером и вышли. По пути на них налетел шальной отряд партизан, и почти все полегли. Этим удалось скрыться, так как шли с краю, вот и нырнули к озеру, там по воде свалили. На выходе к своим их тут же развернули и в составе взвода пригнали туда, откуда их выкрали мои архаровцы. Километров десять отсюда. Взвод немчуры оказался опытным, и солдаты не собирались просто так умирать в здешних болотах. Они ушли подальше от места, где в последний раз видели партизан, и затихарились, разбившись на пары.

Эти двое были просто клад. Мы можем пойти практически в любую сторону и примкнуть к любому подразделению. Оказалось, у немцев такой же бардак. Если какому командиру срочно понадобятся люди, а под рукой будут чужие, он, несомненно, их прихватит. Одна с нашими разница, обязательно сообщит в родное подразделение, что взял себе чужих солдат. Но это нормально. Никто нас проверять не станет, думаю. По идее, да и пленные это подтвердили, нас должны сразу отправить в тыл, госпиталь по нам плачет. Проблема была в одном – раны. Если верить фрицам, они только недавно призвались, а мы? Особенно я, все тело в шрамах. Но выбора нет.

Врать фрицам нужды не было, вон их как колотит, боятся, понимают, не маленькие, что их ждет. Умоляют оставить в живых, семьи у них и прочее. Кстати, меня уже давно не раздражает нытье врага. Помню, в сорок первом, когда слышал такие речи, сразу заводился, а теперь… Да пофиг на них. И на речи, и на немцев.

– Командир, этих чего, валить? – спросил Валерка.

– А ты с ними выйдешь? – просто спросил я.

– Ну, можно попробовать, – задумчиво ответил друг, – грохнуть их никогда не поздно, если что.

– Хотите, тащите, – просто сказал я, – только толку-то от них. Чего они смогут рассказать?

– Старшой! – привлек мое внимание Олег.

– Чего?

– Валите их. У наших они сами и расскажут, как двое чуть живых русских надели их форму. Опять вопросов будет столько, что заманаемся отбрехиваться.

– Олежка прав, – кивнул я. – У меня и для вас целая лекция. С тобой-то все понятно, а еще ведь Матросов есть…

– Меня не надо валить! – робко произнес Лешка. – Я ничего не скажу.

– Тут наоборот нужно. Необходимо сказать именно то, что нам не сможет повредить, точнее даже, должно помочь. Убалтывать вас будут ой как серьезно. У Валерки спросишь, он уже опытный.

– Вот почему я и остался у партизан, не хотел на допросы попасть… – севшим голосом ответил рядовой.

– Ну а как без допроса? – пожал я плечами, что причинило мне новую боль. Прокашлявшись, продолжил: – Ты из вражеского тыла идешь, обязаны допросить. Но вы помните, что я рассказывал. Если пойдет все не так, как я говорил, можешь мне не верить. Хорошо?

– Да все я понял. Сам понимаю, что будут пряник сулить, чтобы сдал остальных.

– Конечно. Главное, не заикайтесь даже, что мы к фрицам собрались. Твердите, как «Отче наш»: командир, будучи тяжело ранен, отправил на выход из окружения. Никакого смысла вам умирать вместе с нами нет. Если следак нормальный попадется, то сам поймет, ну а дурак помучает немного. Главное, Валер, весь расчет на тебя!

– Да, я все понимаю. Левитин заступится, своих он не сдаст.

– Максим Юрьевич как отец родной, главное, доберись до него. Вот тому уже можете говорить всю правду.

Я долго и обстоятельно инструктировал бойцов, что и как говорить. Как вести себя на допросах, а будет их немало. Ведь отсюда нет прямого пути в нашу школу. Сколько будет особых отделов по пути к дому, даже предположить не возьмусь.

Хотел, чтобы новичок, рядовой Матросов, сам убил фрица. Но тот сник, понимаю, убить безоружного, да еще и полностью раздетого человека, очень тяжело. Все сделал Веревкин. Валерке с недавних пор это не трудно. Пока отправлял на тот свет одного фашиста, второй начал причитать и, увидев возвращающегося с болота нашего бойца, заверещал. Валера быстро прыгнул к нему и вогнал штык в живот со всей своей пролетарской ненавистью. Матросов стоял рядом и не смог сдержаться.

– Ну, отошел? – спросил я, когда Лешка прокашлялся и вытер рот. Рвало его минуты три без остановки, чем хоть, жрать-то давно нечего.

– Да, извините, товарищ командир. Больше не повторится…

– Да брось, – качнул я головой, – у всех такое было. Это реакция нормального человека, если хочешь. Ты думаешь, мы нормальные? Забудь об этом, парень, война ломает людей, обратной дороги нет.

На сборы парней ушла вся ночь, а под утро, когда они уже собирались уходить, мы увидели свет фонариков. Черт, немцы упредили нас и все же залезли в болото.

– Так, меняем план! – выдохнул я. – Валер, уходите по кочкам, как и показывал Лешка. Так уж получается, что не вы будете отвлекать, а мы. – Я хотел, чтобы парни, пошумев в стороне, увели фрицев отсюда. Мы хотели попасть к другому подразделению немцев, чтобы в нас не признали врагов. Но теперь уже не знаю, как получится. Главное, чтобы парни ушли, все же я почти дохлый, Олег немногим лучше, а они целые, от них еще будет польза.

Ребята рванули в глубь болота, благо уже было достаточно светло. Свет фонариков тоже становился невидимым, а может, уже и повыключали их фрицы. Хлюпанье под ногами наших бойцов быстро исчезло, мы с Олегом осмотрели друг друга в который раз и разом застонали.