Loe raamatut: «Русский манифест»

Культура дня и культура ночи

Отчего во времена кухонной свободы, тотального дефицита в канувшем в Лету советском государстве счастливых людей было больше?

Отчего нынче, живя в обществе изобилия, удовлетворения любых потребностей и прихотей, мы продолжаем вспоминать те годы добрым словом, на отдалении признавая прессинг коммунистического диктата, неэффективность социалистической экономики, недостаток или даже отсутствие товаров, всё же считаем их более интересными, комфортными, нравственными и, самое главное, более духовно насыщенными?

Бытующее мнение, что причина тому – послевкусие отдаляющейся молодости, в какой-то степени верно. Но это не главное. Как и аргумент, что с возрастом человек становится консервативен и невосприимчив к естественным изменениям, к новым временам.

Действительно, освоение новой информации для старшего поколения с низким образовательным цензом затруднительно и может являться фактором отторжения перемен, но для активной части общества зрелый возраст является наиболее плодотворной фазой жизни: на смену нераспознанным ощущениям и диктату чувств приходит осмысленный опыт постижения многомерности человеческого бытия.

Основная причина ностальгии по советским временам у тех, кто помнит те годы, лежит в сфере нематериальной, в различии духовно-нравственной атмосферы, в сопоставлении уровня культуры, образованности общества двух различных социальных устройств. Обусловлена она именно контрастом, порождённым резким переходом из одного уклада жизни в другой, с кардинальной заменой шкалы ценностей. В такие, действительно революционные, периоды особенно остро человек ощущает соответствие или несоответствие происходящего магистральному развитию человечества. Именно интуитивно ощущаемые резонанс или диссонанс человека и общества подают сигнал, настраивая нас на приятие или отрицание, заставляя пересматривать собственный опыт, и вызывают чувство удовлетворённости или же неудовлетворённости тем, что тебя окружает, и, в конечном итоге, определяют понятие счастливого либо несчастного бытия.

Вот отчего в эти переходы больше становится людей, выпадающих из социума. Вот почему, несмотря на материальное изобилие, ощутимо меняется здоровье общества в целом, превалируют суицидальные настроения. Большинство людей априори не устраивает бессмысленное существование, не таков Божий Промысел. А погоня за тленными богатствами и сиюминутными удовольствиями с точки зрения бессмертной души смысла не имеет.

Целью существования человека (человечества) является созидание именно духовной энергии. Той самой субстанции, из которой, в конечном итоге, и формируется вечная космическая энергия, в свою очередь пронизывающая и созидающая ноосферу нашей планеты. Уровень этой энергии мы замеряем духовностью, которая, в свою очередь, является производной общечеловеческой культуры, ибо с латинского «культура» переводится как возделывание, воспитание, образование. И эти три слова отражают составляющие единого процесса. А стержнем духовности является религия. Она издревле задаёт направление человеческим деяниям в этом мире. И все религии при кажущейся разнице имеют единый вектор этого направления. Это бессмертие Любви… Любовь – это та ткань, из которой и ткётся Духовность.

Светский вариант объяснения смысла и загадки Бытия – в философских приближениях к Истине.

От того, в какой культурной среде вырастает и живёт человек, как возделывается, воспитывается и образовывается, зависит, какую сторону космической энергии, ночную или дневную, светлую или тёмную, он будет созидать.

Эта среда в течение срока жизни одного человека, как правило, меняется в возрастном диапазоне, так как сущность человека меняется с изменением накапливаемого опыта. И каждому поколению обязательно – как испытания духа – выпадают глобальные перемены. Таким испытанием для поколения наших дедов была революция, для поколения отцов – война, для нашего поколения – перестройка, смена формации.

Видимая сторона культуры является итогом понимания и следования религиозным заповедям. Как некоей данной нам константы.

Духовная незримая составляющая понятия культуры складывается одновременно из мыслеобразов людей различных возрастов, то есть разного жизненного опыта. Дети, так же, как и взрослые, созидают её.

На жизнь моего поколения выпало три различных среды, три культуры.

Первая пришлась на два послевоенных десятилетия, когда в силу возраста превалировало незамутнённое социумом познание мира. Это – прерогатива детства и юности. Это время для любого поколения является познавательным. Происходит постижение как материальной, так и нематериальной составляющих мироздания.

Моему поколению довелось довольствоваться довольно ограниченным объёмом доступной информации, относящейся к миру материальному. К тому же она была тщательно отфильтрована идеологическими институтами советского государства, взрослыми. Она была предельно рафинирована в угоду идеологии. Но в то же время среда эта априори (пора восторга открытий!) была комфортна, субъективно казалась бесконечной и контуры её границ угадывались разве что из наблюдений за коллизиями жизни родителей и взрослых…

Что же касается мира нематериального, мира фантазий и грёз, который, собственно и составляет сущность человека, то здесь ограничений извне практически не было. Доступ к литературе, а именно она лежала в основе образования моего поколения, развивал воображение, умение видеть невидимое, очаровывал свободой в противовес жёсткому распорядку жизни общества.

В этот период мои сверстники вырабатывали энергию, в основе которой лежали: дружба мушкетёров; самоотверженность и патриотизм молодогвардейцев; героизм самопожертвования во имя идеи революционеров и героев войны; романтика первопроходцев неизведанных просторов; жизнелюбие героев советского кино… Несмотря на столкновения, выяснения отношений (интуитивного узнавания, кто на какой стороне), в массе своей мы генерировали энергию любви к окружающему миру и к подобным себе.

Второе двадцатилетие нам, взрослеющим, уже входящим в общественную жизнь, против воли или охотно втягивающимся во взрослые игры, приоткрыло другие горизонты, иные отношения и тайны, вызывая желание горизонты эти достичь, а тайны непременно разгадать. Я определяю этот период как время осознания полярности мира и жизни, постижения закона единства и борьбы противоположностей, взаимоединства «ин» и «янь».

В этот период мы остро ощутили ограниченность открываемой нам информации и пытались восполнить этот недостаток, отчего любили группу «Битлз» и джаз, Высоцкого и бардов, поэзию и толстые журналы. Любили чтение между строк разрешаемого и скрупулёзное изучение попадавшего в руки запретного, софистику споров и демагогию деклараций.

Это был период неудовлетворённого любопытства, жажды познания истины (оттого и страна была самой читающей в мире). Благодаря этой жажде и запретам мы пропитывались культурой доступного бывшего, ушедшего в историю, пережитого другими, культурой предтеч, культурой всего человечества…

Мы читали много и жадно, тем самым развивая интуицию, стимулируя процесс познания. Я думаю, мы, как и другие поколения на этом возрастном этапе, постигали ёмкость времени и вкус свободы. Но наше отличие от сверстников на противостоящем Западе было в том, что мы делали это под идеологическим прессом. Отчего больше и лучше запоминали доступное. И выдавали в Космос мощный импульс стремления во что бы то ни стало познать истину, а также импульс свободолюбия, который в нас, принудительных атеистах, был сродни любви к Создателю, ибо человек, по сути, несвободен только от Бога.

Но культурная среда этих десятилетий в сравнении с первым периодом – периодом радостного открытия жизни, омрачаемая разве что физическим насилием взрослых и более сильных сверстников да неразделёнными чувствами – из-за недостатка достоверной информации именно о многообразии материального мира, который всё более довлел реалиями и вытеснял мир иллюзий, уже казалась душноватой. Хотя всё ещё оставалась комфортной благодаря существованию оазисов близких по духу и устремлениям людей и, самое главное, преобладающей атмосфере служения пусть и не ясному (коммунистическая идея уже не окрыляла), но чему-то светлому, возвышающему…

И ценились нашим поколением: надёжность друга, верность и нежность женской любви, мужская воля и сила, способность не бояться преодолевать трудности. Это определяло гармонию отношений между полами и в целом в обществе.

Перестройка и последовавший за ней период капитализации, напоминающий воровской шабаш, пиратское, шокирующее вторжение иной, неведомой прежде культуры, базирующейся на удовлетворении сугубо материальных потребностей и на попрании ценностей духовных, разрушили эту гармонию. Чужая культура, превозносящая физиологические потребности, перешедшая из разряда запретных в доступные, после почти пуританской жизни оказалась сверхобольстительной. Социальный крен в сторону удовлетворения сиюминутных желаний вызывали у большинства любопытство неофита и детское нетерпение узнать наконец-то неведомое прежде, вкусить запретный плод. Мы учились лгать (потому что конкуренция предполагала объегоривание другого), бахвалиться богатством (это стало подтверждением жизненного успеха), коллективно смотреть порнофильмы (долой всяческие, даже такие, тайны!), верить рекламе, пропитываясь раболепием перед вещами, бездумно предаваться наслаждениям…

Не ведая того, мы вдруг не только впустили к себе, но и сами стали в какой-то мере проводниками и проповедниками иной, чем была в большой, многоязыкой и многоукладной стране, культуры, явно менее духовной, не обогащающей, а напротив, принижающей, выхолащивающей человека.

Культуры воинствующего невежества.

Культуры постоянной лжи (реклама – образчик и пример для подражания).

Культуры нескрываемого и даже поощряемого, возводимого в ранг добродетели, эгоизма.

Культуры тщеславных тусовок и бездарных телешоу.

Одним словом, культуры ночи, тьмы…

Мы постепенно привыкали ко всё большим дозам этого оглупляющего оболванивания, деградируя и не отдавая себе в этом отчёта…

Увидел, поразился и запомнил надолго телесюжет о праздновании юбилея одного из сибирских городов. Жизнерадостная девушка лет восемнадцати, отвечая на вопрос журналиста, чем понравился ей праздник, не задумываясь, бойко выпалила то, что давно уже сидело в её юной головке: «Было много интересного, многих можно было увидеть, и даже героев нашего времени: грабителей банков и специальных агентов…»

Символичное признание. Пару лет назад подобное откровение я отнёс бы к недоразумению. К скудоумию и девушки, и журналиста. На худой конец объяснил бы его появление на телеэкране непрофессионализмом тех, кто этот сюжет делал и выпускал. Но…

…В центре города недавно открыли пивной ресторан… Он называется – «Шекспир»…

Прежде я посчитал бы это не очень удачным оригинальничанием. Теперь же убеждён: имеет место умысел.

Это осознанное действие. Направленное на разрушение традиционных культурных ценностей.

Это продуманное смещение понятий, перемена векторов.

Грабители банков, спецагенты – герои нашего времени.

Шекспир – всего лишь пивной бренд…

Это ли не символы уровня культуры наших дней и нашего сегодняшнего общества…

В книжных магазинах полки заставлены поделками литрабов, бездарно, безвкусно, а зачастую и безграмотно тиражирующих одни и те же сюжеты, украденные у предшественников.

Телеканалы соревнуются, кто выпустит сериал потупее и покровавее.

Театр превращается в место, где собираются революционно настроенные неофиты, выдающие себя за ценителей этого жанра, который, в угоду им, деградирует на глазах.

Мастерство живописца низводится к выставлению унитаза в углу пустой комнаты. Или к стоянию раскрашенного голого художника перед публикой…

Того, кто ещё не сошёл с ума, не поверил в талантливость подобных «произведений», ежедневно обрабатывают проповедники масс-медийных структур.

Разлагающая ядовитость подобных подмен уже настолько пропитала наше общество, что у большинства перестаёт вызывать отторжение. Раздражение сменяется апатией привыкания. И наконец – потребностью застыть на уровне примитива. Молодое поколение, получившее условно-формальное образование, в основной своей массе культурно дезориентировано, но зато успешно подготовлено к жвачному образу жизни, существованию в культурной резервации общества потребления, не ведая об истинно высоких образцах материализации духа…

По закону единства и борьбы противоположностей этот процесс разрастания до уровня бескультурья (культуры ночи) неизбежно должен смениться и сменится возвращением к истинным ценностям (культуре дня). Думаю, мы уже преодолели низшую точку, нахожу все больше и больше фактов, подтверждающих это. Вот недавно в одном из госучреждений увидел охранника, читающего потрёпанную книгу. Это оказался роман Алексея Толстого. А столь необычный читатель признался, что открыл от скуки, да потому, что под руку попала, а теперь вот оторваться не может. «Интересно пишет, – не без удивления сказал он и признался: – А книги современных авторов листаешь побыстрее, чтобы узнать, чем кончится…»

Как вернуть наше общество в культуру дня?

Вопрос этот не праздный для тех, кому предназначено своей деятельностью созидать культуру, воссоздавая систему возделывания, воспитания, образования. И кто полагает единственно верным понимание этого термина как культуры дня.

Что или кто более всего сегодня сопротивляется возвращению вектора на своё место?

Бесспорно, фундаментом культуры ночи является служение золотому тельцу. Библейские тридцать сребреников – это вечная плата иудам всех времён и народов. Плата и неотвратимое наказание. Это лишь кажется тем, кто польстился на сребреники, что оно далеко.

Сегодня главный проповедник антикультуры, культуры ночи – телевидение. За исключением канала «Культура» менять вектор необходимо всем без исключения. Понимание этого овладевает всё большей частью общества. Но процесс этот не быстрый. Нужны другие авторы, режиссёры, журналисты, ведущие… Нужно полное обновление и хозяев, и работников. Естественно, те, кто сегодня кормится с этого стола, по доброй воле не уйдут, выдавливание может ускорить лишь смена владельцев телеканалов. Легче всего разворот сделать региональным телестудиям, где не было того нравственного (да и профессионального) падения, как на центральных каналах. Но, с другой стороны, здесь меньше потенциал, дефицит по-настоящему квалифицированных кадров. Новости на региональных каналах, так же как и на центральных, делаются под копирку. Попытки выйти на злободневные вопросы бытия проваливаются по причине непрофессионализма, недостаточной образованности, кругозора журналистов, привыкших и обученных подвизаться во всяческих пулах, не владеющих репортёрскими навыками, не имеющих творческого багажа. Оригинальных тем, интересных собеседников они не видят…

Провинциальные художники, пожалуй, сегодня наиболее приспособившаяся к переменам прослойка творцов. Совмещая работу на заказ с творчеством для себя, они постепенно возвращаются к настоящему искусству цветотворения сопереживания всей многогранности бытия.

Хуже обстоят дела у писателей. Формирование бездумного потребителя не предполагает создание шедевров и выпестовывание классиков. Концентрация издательств и торговых сетей в столице позволяет успешно решать поставленную идеологией потребления задачу. Не желающие способствовать массовому оболваниванию общества провинциальные авторы, продолжающие творить в русле общечеловеческого литературного процесса, отсекаются на дальних подступах к читателю. В регионах нет торговых сетей, заинтересованных в реализации плодов их труда.

Пару лет назад получили финансовую независимость, а точнее, были отправлены на вольные хлеба библиотеки, которые прежде худо-бедно, но что-то у местных авторов приобретали. Уровень знаний современной литературы у нынешних библиотекарей далёк от должного (что вполне естественно, многие из них росли и все без исключения живут в этой среде культуры тьмы) и не распространяется далее набивших оскомину, разрекламированных поделок и подделок.

На мой взгляд, в этой ситуации библиотеки должны стать собирателями и хранителями образцов традиционной литературы, лучших произведений местных авторов, а не складировать изыски ловких графоманов и ремесленников, зашибающих на этом поприще «бабки», стригущих «купоны», набивающих «бабло» и тому подобное, и прочих, отнюдь не способствующих познаниям реалий жизни, сочинений. Литература – это, всё-таки, концентрация опыта человечества, предмет постижения жизни, а не ухода от неё. Сегодняшние технические возможности и Интернет вполне позволяют библиотечному центру, приобретя у автора право на тиражирование, распространять оригинальные произведения по региону, стране, да и по всему миру. Пора от избы-читальни переходить к монастырской библиотеке. Нынче нет необходимости ликвидировать безграмотность. Сейчас время собирать и сохранять пока не востребованное обществом… Главная задача книгохранилища, каковым сегодня, как и было издревле, становится библиотека, – это не удовлетворение сиюминутного читательского спроса, а сохранение действительно важных документов истории. К пониманию этого наши хранители человеческих знаний и опыта придут не сразу. Но придут…

Начинать же возвращаться к магистрали общечеловеческой культуры дня следует с перемен в государственных управленческих структурах. И что необходимо перекроить в наших учреждениях культуры в первую очередь, так это зависимость культуры общества (возделывания, воспитания, образования) от культуры чиновника. Поставить этот предмет с головы на ноги. Культура в первую очередь зависит от того, кто возделывает, воспитывает, образовывает. От творца, а не от управленца. Но мы пока не встали на ноги. У нас пока всё наоборот. Этот парадокс стал неотъемлемой частью нашей жизни. Он давно уже мифологизировался в воспоминаниях, рассказах, полуанекдотичных и грустно-смешных историях, отражающих, кажется, вечное противостояние творца и чиновника. Так было прежде, при коммунистах, так есть и сейчас. Так же, как при Советской власти, сегодня именно чиновник определяет, на что и кому выделять деньги. Так же, как и в советские годы, хорошему делу и талантливому человеку немало требуется сил, здоровья и веры, чтобы реализовать то, что потом признаётся шедевром. И, как правило, оценивать и ценить у нас привычнее после смерти.

Не могу забыть недавний разговор с занимающим значимое место и влияющим на культуру чиновником. Пример этот не единичен и чиновник тоже многолик, персоналии значения не имеют. Главное, что этот Чиновник и сегодня продолжает «рулить». Так вот, на предложение посодействовать изданию книг местных писателей он искренне удивился и тому, что ещё кто-то пишет, и тому, что кому-то книги, оказывается, нужны. И посоветовал выставлять написанное в Интернет. Дескать, так дешевле для бюджета… Аргумент о том, что настоящая литература весьма далека от сетевых излияний, он не воспринял…

…Когда художник судит о работе коллеги – это понятно. И это приемлемо, ибо это оценка человека знающего и делающего то же дело… Но вот отчего чиновник, не умеющий ни рисовать, ни сочинять музыку, ни писать стихи, судит обо всём?

Отчего ему сегодня дано право решать, давать деньги или не давать на то или иное действо? Отчего он считает, что миллионы, вложенные в скучнейшие и помпезные площадные или стадионные мероприятия, эффективнее возделывают, воспитывают и образовывают, повышают уровень культуры, чем изданная книга или вернисаж? Отчего как расходовать крохи, отпущенные на культуру, решают не мастера культуры?..

Я вижу сегодня единственным действенным инструментом возрождения культуры (при её вечном недофинансировании) всемерное содействие общества и тех же чиновников созданию фондов. Больших и маленьких. Под конкретные дела. Именно создание фондов по возвращению общества к ценностям истинной культуры может сегодня ускорить возвращение на магистраль общечеловеческой культуры. Вот этим бы заняться чиновникам… А распределять бюджетные средства следует не в кабинетах за закрытыми дверями, а в открытых обсуждениях с творческими организациями, прислушиваясь к тому, что говорят истинные профессионалы по возделыванию, воспитанию и образованию наших детей и внуков…

История человечества подтверждает: в памяти людей остаётся культура дня, света, она – единственный источник с живой водой.

Я – сторонник этой культуры, служащей жизни и Богу, выдающей в Космос энергию Любви.

2008