Maht 6 lehekülgi
1998 aasta
Имена олигархов на карте Родины
Сдается мне, что в этом рассказе В.Пелевина ирония, присущая многим его произведениям, трансформировалась в социально-политическую сатиру. Причем в рассказе 25-летней давности так много злободневной сегодняшней действительности, что невольно начинает казаться, что эволюция некоторым жизненным аспектам вовсе не свойственна.
Начало текста подписано фамилией автора, а конец - именем покойного журналиста Владлена Татарского. Не думаю, что это ошибка. Больше похоже на совместное творчество, поскольку в тексте несколько раз встречается местоимение "мы": мы думаем, нам кажется...
Похоже, что наши олигархи давно дали туже клятву, что и олигархи гонимые из Афин. С момента написания рассказа прошел 21 год, а такое чувство, что Пелевин эту книгу написал сегодня. Ведь за это время в стране мало, что изменилось, разве, что олигархов стало больше
Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы самый слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того, чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае. Понимаешь, в чем разница?
- Запомни, когда человек перестает слышать стук колес и согласен ехать дальше, он становится пассажиром.
- Нас никто не спрашивает, согласны мы или нет. Мы даже не помним, как мы сюда попали. Мы просто едем, и все. Ничего не остается.
- Остается самое сложное в жизни. Ехать в поезде и не быть его пассажиром.
Современные философы – это подобие международной банды цыган-конокрадов, которые при любой возможности с гиканьем угоняют в темноту последние остатки простоты и здравого смысла.
Я просто вижу жизнь такой, как она есть, трезво и точно, и никогда не смогу принять этот грохочущий на стыках рельсов желтый катафалк за что-то другое. Мне нравится Индия, и поэтому сейчас я еду по Индии. А они просто сумасшедшие, пассажиры сумасшедшего поезда, и во всем, что они говорят, я слышу только стук колес. И оттого, что их много, а я почти один, не меняется ничего…»
На диване Хана сидела пожилая полная женщина со следами былого безобразия на отечном лице – возраст уже благополучно эвакуировал ее из зоны действия эстетических характеристик.
Arvustused, 2 arvustust2