Loe raamatut: «Шатун»

I

… Мотопила взвыла на высоких оборотах, окружила Сергея облаком сизого дыма и жадно вгрызлась в древесину пильной цепью. Из пильного реза на снег и на сапоги жёлтой струёй брызнули опилки, собираясь под ногами в кучку.

Кедр слегка качнулся, стряхнув с ветвей снег. Сергей успел быстро отойти в сторону и вот уже кедр, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее стал падать, обламывая ветки на рядом растущих деревьях и окружая их снежной метелью. С тяжёлым стуком кедр упал, сломав при падении небольшое дерево и подмяв под себя кустарник.

…Поставив мотопилу на пень, Сергей снял шапку и тыльной стороной ладони вытер вспотевший лоб. Он достал из кармана смятую пачку сигарет, заглянул внутрь и недовольно вытряхнул на ладонь одну сигарету. Не закуривая, Сергей огляделся.

Прямо перед ним, вниз по склону сопки, стоял изреженный рубками и рассечённый трелёвочными волоками кедровник с редкими, одиночно стоящими деревьями лиственных пород. Там, далеко внизу по руслу ключа, в просвете между деревьями угадывался магистральный волок на лесосклад. А за спиной Сергея этот кедровник сплошной стеной уходил куда-то вверх по склону сопки к основному водораздепльному хребту и, казалось, упирался кронами в облака.

Справа этот кедровник, протянувшись на пару километров по склону сопки, переходил на противоположный склон, и где-то там, у основного водораздельного хребта, эти склоны сходились в узкий распадок – исток ключа Няубесани.

И только слева этот кедровник уступал место ельнику, который обрезался крутым берегом Катэна.

…Чиркнув спичкой и прикрывая ладонями дрожащий огонёк, Сергей закурил. Делая медленные затяжки и наслаждаясь дымом сигареты, он удовлетворением посмотрел на ряд спиленных деревьев, пытаясь так, «на глазок», определить объём каждого. Пересчитав их и умножив на объём каждого, он посмотрел на часы и довольно хмыкнул: время ещё только приближалось к полудню, а сменное задание он уже перевыполнил.

Сергей облегчённо вздохнул: теперь можно было немного расслабиться, потом свалить несколько крупных деревьев, чтобы сделать запас на пару ходок трактора на завтра.

А после этого, за часок-другой до конца рабочего дня, можно не спеша пройти по сопкам, поискать следы, оставленные соболями, а где и можно, тайком от всех поставить на них капканы.

Где-то, слева от Сергея, приглушённо надрывались тракторы, вытаскивая спиленные деревья по волоку на склад.

Бросив окурок в снег, Сергей поправил на голове шапку и пошёл поперёк склона сопки, оценивающе осматривая деревья. Он шёл, вдыхая полной грудью морозный воздух, густо заправленый ароматом кедровой хвои.

Выпавший минувшей ночью снег густо осел на ветках деревьев и на кустарниках, превратив их в нерукотворные застывшие кружева и прижав ветки почти до самой земли.

Снег ещё не успел слежаться и теперь чуть слышно шелестел под ногами Сергея. Осыпаясь с ветвей, он сверкал разноцветными искорками в лучах утреннего солнца, плавно и тихо и опускался на такой же пушистый снег, толстым слоем закрывший землю.

В зарослях лещины из-под снега вспорхнула стайка рябчиков и тут же скрылась среди заснеженных елей.

Сергей проследил их полёт, посмотрел на оставленные ими в снегу лунки. Кроме рябчиков ничто пока не нарушало целостности снежного покрывала, надёжно прикрывшего землю.

Сергей вышел на лесную прогалину, остановился и огляделся. Справа от него, за плотной куртиной молодых ёлочек, густо припорошенных снегом, угадывалось упавшее дерево и ветви его, как когтистые лапы паука-мутанта, торчали сквозь еловые кроны.

А немного дальше, правее ёлочек и выше по склону, был виден огромый подсыхающий кедр с раскидистой кроной.

Вывернутый с корневищем сильным ветром, кедр навалился на кроны растущих рядом елей и подмял их под себя. Обломав на елях ветви, кедр завис на них, не достигнув земли. Корневище кедра скрывали торчавшие из глубокого снега молодые ёлочки.

Сергей медленно направился к кедру, на ходу присматриваясь к нему. Он пытался определить, как его лучше спилить и вывезти домой на дрова.

Сергей подошёл к кедру со стороны корневища и, остановившись, замер. На корневище, под толстым слоем снега, темнело углубление, а на корневых отростках кедра висела бахрома инея. И на этой бахроме маленькими бриллианатами сверкали лучи утреннего солнца.

И ещё запах. Слабый запах, похожий на запах сарая с домашними животными, он исходил из углубления под корневищем и хорошо чувствовался в тихом морозном воздухе.

Сергей почувствовал, как у него вдруг учащённо забилось сердце, а в голове зашумело от прилива крови и перехватило дыхание. Берлога!

Острожно, не сводя глаз с обнаруженной берлоги, Сергей стал медленно пятиться назад, боясь потревожить спящего в ней медведя. И только наткнувшись спиной на дерево, он остановился, стряхнул попавший за воротник снег, круто развернулся и быстрыми шагами, насколько это позволял ему глубокий снег, поспешил назад.

Он торопился, изредка останавливаясь лишь за тем, чтобы захватить полную горсть снега и сунуть его в пересыхающий рот…

…Сергей остановился у пня, на котором оставил мотопилу. Сняв мотопилу с пня, он огляделся на свои следы: петляя между деревьев и кустарников, они неровной цепочкой уходили поперёк склона и терялись где-то за деревьями.

Достав из кармана пачку сигарет, Сергей нервно выбрал одну, зажал её в губах и, прикрывая горящую спичку в ладонях, с наслаждением закурил. Даже теперь, вдохнув полной грудью едкий дым, Сергей не смог успокоиться и унять нервную дрожь: в берлоге, которую он только что случайно нашёл – лежит медведь. В этом он был уверен: осевший на корневых отростках обильный иней и запах, который ни с чем спутать нельзя, как нельзя точно указывали на это.

Сделав несколько глубоких затяжек, Сергей немного успокоился. Он размышлял, как теперь поступить, чтобы найденную берлогу никто не смог обнаружить? И надо ли сообщить о своей находке Мишке Немову?

Бросив окурок в снег, Сергей снял шапку и, зачерпнув полную горость снега, медленно протёр разгорячённое лицо. Он чувствовал, как снег тает на лице, и холодные струйки медленно стекают с подбородка, пападают ему на шею, затекают за воротник рубашки…

Сергей ещё раз посмотрел на свои следы, надел шапку. Почувствовав прохладу шапки, уже успевшую настыть на морозе, он медленно поднялся с пня и взял в руки мотопилу. Решение было принято и, по мнению Сергея, оно было наиболее правильным. О берлоге надо сообщить Мишке: вдвоём можно что-то придумать, как поступить с этой берлогой. А по-ка, чтобы не спугнуть медведя, надо отвлечь трактора от этого кедрача и выпиливать ёлки слева и ниже по склону.

Сергей поднял мотопилу на плечо, взял в руку бачок с остатками бензина и решительно направился в ельник…

…Рабочий день закончился. На стоянку бригады подходили последние тракторы. Трактористы поставили тракторы в ряд, чтобы утром их было удобно заправлять топливом. Заглушив двигатели, они сливали из них воду и, выливаясь на снег, горячая вода на морозном воздухе тут же окутывала тракторы густыми клубами пара. Вальщики ставили на гусеницы тракторов пустые бензиновые бачки для мотопил.

На притихшей, до этого, стоянке бригады теперь слышны были громкие голоса рабочих, солёные шутки, смех. Кто-то громко спорил, что-то доказывая своему товарищу и энергично жестикулируя руками. Наконец, израсходовав запас убедительных аргументов и, махнув рукой, вернулся к прежнему занятию. Более энергичные, не тратя слов впустую, короткими фразами из «родной речи» подводили итоги рабочего дня, оценивали работу бригады в целом и каждого рабочего в отдельности, и при этом ещё ухитрялись сообщить о своих планах на предстоящий рабочий день.

Помощники вальщиков, вооружившись ломиками, вырубали между лонжеронами рамы смёрзшийся снег, освобождая от него тяги управления трактором; чокеровщики подносили порванные за напряжённый рабочий день чокеры,¹ пересчитывали их, сбрасывая в кучу у передвижного сварочного агрегата, о чём-то спорили и отпускали колкие шутки.

Здесь же, встречая каждый идущий на стоянку трактор громким радостным лаем, крутился чёрный, как головёшка в костре, кудлатый пёсик Будулай. Ещё по осени кто-то из рабочих привёз его с собой в бригаду, чтобы тот не гонял дома курей.

Будулаю, как ни странно, в бригаде понравилось, и он сразу же нашёл себе много полезных дел: проводив тракторы на лесосеку, он гонял по лесу бурундуков и, загнав их на деревья, взвизгивал и лаял, в отчаянии скребя ствол дерева лапами. Уставший, он прибегал на стоянку бригады, где его всегда ждали или аппетитная косточка, или банки с остатками тушёнки. Насытившись, он крепко спал, не обращая внимания на шум работающих тракторов и завывание мотопил, а вечером снова был слышен в тайге его звонкий голос.

Теперь, в его собачьи обязанности входило проводить домой рабочих бригады, и он был по-собачьи не в меру счастлив, когда каждый рабочий перед отъездом ласково потреплет его за ушко или по-дружески пожмёт ему лапку.

Единственным человеком, которого Будулай ненавидел и избегал, был бригадир Михаил Немов. Чем Михаил не по-нравился Будулаю – трудно угадать, об этом Будулай никому сказать не мог. Но, эту неприязнь к бригадиру Будулай проявил в первый же день своего появления на стоянке и при этом настолько открыто, что не заметить этого было просто невозможно.

Михаил терпеть не мог Будулая и при случае всегда старался ради забавы причинить ему зло: выдавить из домашнего пирожка повидло или варенье и, начинив его горчицей или молотым перцем, бросить его Будулаю.

Поэтому, трактор бригадира был единственным, которого Будулай не встречал, а поджав хвостик и опустив голову, прятался в сторожке сторожа-водогрея Василия Демьяныча Новикова.

Демьяныч часто заступался за Будулая и однажды за такую шутку с Будулаем «врезал» Мишке от души в присутствии всей бригады.

Ответить тем же Мишка не посмел: Демьяныч был почти вдвое старше его, и три года назад, до ухода на пенсию, работал мастером лесозаготовок на лесопункте. Мишка простить Демьянычу это не смог, но Будулая больше не трогал.

С этого дня Демьяныч стал для Будулая самым преданным другом и Будулай всегда старался отплатить Демьянычу тем же. Вечером, проводив лаем бригаду, Будулай оставался с Демьянычем, коротая вместе с ним в сторожке такие долгие зимние ночи.

Вторым человеком в бригаде, которого Будулай любил всем свои добрым и преданным собачьим сердечком, была по-вар бригады – Мария Лукьяновна Курилова, или тетя Маша, как все её звали в бригаде. Эта средних лет женщина, с локонами тёмно-русых волос, густо припорошенных сединой и, какими-то не по годам, по-юношески светлыми и чистыми добрыми глазами.

Тётя Маша старалась всегда сытно и вкусно накормить всех членов бригады, считая при этом Будулая равноправным её членом. Каждый раз, перед отъездом домой после работы, она всегда оставляла Демьянычу полную миску мяса или косточек для Будулая.

Вот и сейчас, едва тётя Маша появилась в дверях столовой с пустой сумкой и ведром в одной руке, и большой миской – в другой, как Будулай бросился к ней, радостно лая и неистово виляя хвостиком. Ласково потрепав Будулая по загривку, она поставила миску, с удовольствием наблюдая, с каким аппетитом Будулай освобождает её от содержимого. Поправив на голове платок, она подняла ведро и сумку и направилась к автобусу.

Чокеровщики, обрезав электросваркой кольца и чокерные крючья от обрывков тросов, проволокой связывали их и, открыв заднюю дверь автобуса, бросали под заднее сиденье.

Освободившиеся рабочие курили, ожидая экипаж бригадира Михаила Немова. Они уже успели выкурить по второй сигарете, когда из-за поворота, гремя и лязгая гусеницами, показался трактор. По тому, как резко остановился трактор, как энергично жестикулируя руками, Михаил что-то сказал двум рабочим, приехавшим с ним, было видно, что бригадир «на взводе».

Немов вышел из кабины и, с нескрываемым раздражением и злом, матом потребовал к себе вальщика Бредихина.

Сергей Бредихин молча бросил недокуренную сигарету и подошёл к Михаилу.

Едва сдерживая раздражение, Михаил взял Сергея за полу куртки: – Серёга! Я не понял, почему ты в ельник полез? Тебе что, кедрача не нашлось? Я же видел твои следы! Главное – дошёл до крупного леса, потом вернулся, зашёл в распадок и накрестил мне ёлки! К чему эта самодеятельность? Объясни…

Рабочие молча наблюдали за ними.

Немного успокоившись, Михаил достал сигареты и закурил.

Сергей, уловив момент, кивком головы отозвал его в сторону. – Ты, Мишка, зря на меня кричишь, разберись сначала. Я действительно после обеда решил по кедрачу с пилой пройтись – уж больно лес хороший. Думал, пока ты на том волоке лес соберёшь, я тебе с десяток кедрушек, кубов по шесть-семь, спилю. Тебе их и на сегодня хватит, и на завтра запас ходки на две будет. Я отошёл от волока метров, может, триста, всё приглядывался, что да как… Дошёл до завала, глядь: а там – берлога! Смекаешь? – Сверху-то, на завале, толстый слой снега, а снизу, на ветках – иней, как бахрома на занавесках. И запашок, как из сарая. Слабый, правда, но есть… Я что подумал: ни сегодня-завтра мы в любом случае дойдём до берлоги. Поэтому, чтобы как-то оттянуть время и не спугнуть медведя, я и полез в ельник. Думаю, сначала тебе скажу… Вот так-то! А ты… меня матом, да ещё прилюдно…

Узнав о берлоге, Михаил весь напрягся и воровато оглянувшись – не подслушивает ли кто – приблизился вплотную к Сергею: – Ты уже кому-нибудь сказал об этом?

– Да я что, глупее паровоза? – с раздражением ответил Сергей. – Только вот тебе и сказал. А, чё? – и выжидающе ждал, что ответит Михаил.

– А ни чё, Серёга, ни чё! – Михаил прищурился, что-то обдумывая и, положив Сергею руку на плечо, назидательно, взвешивая каждое слово, произнёс: – Что ты нашёл берлогу – молодец! Здесь, Серёга, ежели всё по уму сделать, можно и мясо к празднику, и хорошие деньжата срезать: медвежий жир и жёлчь, нынче, в хорошей цене, можно в Хабаровске толкнуть. Я верный адрес знаю, человек один сказал…

Мишка понизил голос до шёпота – Нинка моя говорила, когда там, в Хабаровске, на сохранении лежала, что один врач интересовался… Да и шкура тоже не дёшево стоит… Так что, Серёга – думать надо, как взять этого медведя, но так, чтобы об этом никто не знал…

Михаил задумался, нервно кусая губы.

– Сделаем так, Сергей… – Михаил говорил не спеша, обдумывая каждое слово – через четыре дня у нас выходной. Я по-прошу у Смолина бульдозер Степана Голотина на нарезку новых волоков… В выходной, когда вся бригада будет дома, нас сюда привезёт на «ЗИЛе» Петро Меняйлов…Мы берём бульдозером берлогу, мясо и шкуру грузим в машину. – Миш-ка довольно улыбнулся. – И, пока мы разделываем медведя, Степан нарезает нам новые волока. Обязательно ружья возьмём… Тех «белогрудок»² мы легко взяли, а это бурый медведь… в берлоге… Здесь надо…

Михаил вспомнил, как года четыре назад, уже пытались раздавить медведя в берлоге трактором. Медведь ушёл, но его, к счастью, выследили и на второй день убили.

Михаил облизал пересохшие от волнения губы.

– А завтра я Илью Бондаря тоже на ёлку поставлю – Михаил прищурившись, улыбнулся – здесь, Сергей, мы стразу двух зайцев убьём: и берлогу сохраним, и ель вырубим, чтобы нарушений не было… Четыре дня поработаем на ёлке – с нас не убудет… А перво-наперво надо сделать так, чтобы ни один трактор туда, в этот кедрач, и близко не подходил. Тут, Сергей, ты молодец – всё верно продумал… И будет очень хорошо, если про берлогу до нашего выходного никто не узнает… Ты, Серёга, смотри, никому не проговорись…

Спохватившись, Михаил обернулся к автобусу и кивнул головой: – Пойдём, нас ждут…

Войдя в автобус, Михаил сел на переднее сиденье, Сергей молча прошёл через весь салон и сел на заднее.

В автобусе повисла неловкая тишина.

Михаил слегка хлопнул Геннадия по плечу и автобус, лениво покачиваясь и хромая на ухабах, нехотя тронулся.

Кто-то из рабочих, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, достал затёртую мазутными руками колоду карт: – Ну, что мужики, у кого уши замёрзли? Сейчас можно разогреть! Ну – кто в «покера»?

… Играли до самого посёлка и уже забыли о конфликте между бригадиром и вальщиком: мало ли стычек и неприятностей бывает за день и если каждую принимать близко к сердцу – долго не проживёшь.

Сергей и Михаил, сидя в разных местах автобуса, молчали, и каждый думал о своём…

…Было только начала седьмого утра, но уже, несмотря на такое раннее время, на территории гаража было многолюдно.

Около кузницы стояли машины с работающими двигателями, окружённые облаками выхлопных газов. Из печных труб обогреветльных будок в кузовах машин в чёрное небо поднимались тонкие струйки дыма.

В ярком свете ламп наружного освещения гаража суетились рабочие лесозаготовительных бригад, загружая в машины рабочие тросы, чокеры, запчасти для тракторов. Чокеровщики выносили из кузницы новые чокеры, связанные проволокой по несколько штук и бросали их в открытые двери будок машин.

Несколько автолесовозов, рокоча двигателями, стояли у ворот гаража; около автолесовозов отдельной группой стояли их водители. Одни из них, отработав свою смену, передавали машины своим сменщикам и что-то, известное только им, горячо обсуждали.

Рядом с автолесовозами стоял автобус бригады Михаила Немова.

– Слушай, Гена! – волоча по снегу связку чокеров, к автобусу подшёл Женя Бородулин. – Ты смог бы ближе подъехать к кузнице, что бы нам, как каторжанам, не тоскать на себе эти «галстуки»? – и он с раздражением бросил чокеры у задней дверки автобуса. – Мне сегодня весь день, как проклятому, их по снегу таскать!

– Женя, мне приказано стоять здесь… – Геннадий подошёл к дверке и широко распахнул её. – Я вас всех понимаю, но…, наш «бугор» не резрешает… Вы же знаете Мишку: его слово – закон, а возражений он просто не терпит…

– Вот пусть бы он таскал эти чёртовы чокеры! – к ним по-дошёл Фёдор Бабич и бросил ещё одну связку чокеров.

– А почему это вы мне говорите? – обернулся к нему Геннадий. – Вы ему об этом сами скажите… – и, подняв чокеры бросил их под заднее сиденье.

Обернувшись к Жене, спросил: – Это все, или ещё есть?

– Кажется все… – Бородулин заглянул под сиденье и при тусклом освещении салона автобуса пытался пересчитать чокеры. – Все! Ну, а кому не хватит – сбегают в посёлок…

Хлопнув дверкой, Геннадий закрыл её на ключ и, обратившись с улыбкой к подошедшим к нему рабочим бригады, кивнул головой: – Уважаемые джентельмены, карета подана! – и первым вошёл в салон автобуса.

Рабочие молча рассаживались по местам, старась удобнее устроиться на сиденьях.

Закрыв входную дверь, он обернулся, внимательно осмотрел салон и, ни к кому не обращаясь, спросил: – Ну, что, все? Или… кого-то забыли?

– Немова нет! – поёживаясь от холода, нехотя ответил Тимофей Кожухарь.

– А где это наш «бугор» запропостился? – усмехнулся Андрей Скобелин. – Я же его здесь видел…

– Он какие-то вопросы с техноруком решает – зевая, нехотя ответил Геннадий.

– А вот и он… – Семён Рыжов, сидевший на первом сиденье, показал в лобовое стекло.

В лучах фар автобуса были видны технорук лесопункта Смолин и Михаил Немов. Они вышли из двери гаража и, по-сторонившись, пропускали выходивших из гаража рабочих.

Было видно, как Немов что-то говорил Смолину, и тот, видимо соглашаясь, кивал головой. Поговорив с Немовым, Смолин пожал ему руку и вернулся в гараж, а Немов направился к автобусу.

Табачников открыл ему дверь и Немов, войдя в автобус и громко хлопнув дверью, посмотрел на сидевших рабочих. Убедившись, что в автобусе вся бригада, он коротко бросил Геннадию: – Давай, за повором… – и молча сел на своё место за спиной водителя.

Выпустив сизое облачко дыма, автобус плавно выкатился с территории гаража.

Рабочие сразу оживились, обсуждая предстоящий рабочий день.

…Едва выехали из посёлка, Михаил обернулся к рабочим и тоном, не терпящим возражений, сказал: – Короче, так…, му-жики! – и мельком взглянув на Сергея. – Я вчера, после работы, был в конторе на планёрке, и нам приказано сейчас выбивать ёлку.

Разговоры сразу прекратились. Сообщение Немова для бригады было настолько неожиданным, что смысл сказанного не сразу дошёл до сознания рабочих, и они растерянно переглядывались.

– Михаил! – Дмитрий Рогожин резко повернулся к Немову. – Народ что-то не понял: то, что ты сейчас сказал – это неудачная первоапрельская шутка, или…?

Немов резко обернулся к Рогожину: – или, Дима, или…

– Накануне лесничий сказал техноруку, – Михаил внимательно посмотрел на каждого – если какая бригада оставит недоруб ели, то эту бригаду накажут рублём…

Он сделал паузу, видимо ожидая реакцию рабочих на своё сообщение.

Переглядываясь, рабочие растерянно молчали.

– А это, другими словами, чтобы вам понятнее было, – продолжал Михаил – бригаду лишат премиальных. В прошлом году за разрозненный недоруб ели леспромхоз заплатил очень большой штраф. Кедрач вырубили, тот, что крупнее, план перевыполнили и премии получили, а ёлку всю оставили в недорубе. А штраф за это нарушение заплатил леспромхоз… Получается, что мы и передовики, и нарушители.

Рабочие молчали, внимательно слушая Михаила.

– Сейчас за все эти нарушения будут платить бригады… Вы помните, как прошлый год лесники начисляли штрафы леспромхозу… – напомнил Михаил. – И ещё – не сегодня-завтра на ёлку перейдут все бригады, а пока начали с нас. Вот так!

Слова бригадира привели в бригаду в негодование и все, перебивая друг друга, говорили одно и тоже, что на ёлке до конца месяца бригада план сделать не успеет, а это значит, что не будет выполнен и годовой план. Чем это грозит бригаде – все прекрасно понимали, так как будет сорван план заготовки древесины всего лесопункта и леспромхоза.

– Здесь, мужики, есть еще один ньюанс – отозвался до этого молчавший Санька Блинов. – То, что мы сорвём план лесопункта – ежу понятно. А вот насчет леспромхоза… Сомневаюсь! Ну, сами подумайте: все леспромхозы края борются за звание победителя в соцсоревновании и за приз «Золотая тайга». Из всех леспромхозов края только наш готовит более миллиона кубов древесины. Соображаете? А из всех лесопунктов леспромхоза – только наш тянет план, потому как наша лесосырьевая база ещё не пройдена повторными рубками. Все лесопункты некоторые деляны уже по второму, а то и по третьему разу проходят рубками – а мы с «нуля».

– Ну, короче – философ! – грубо оборвал его Немов. – Говори по делу, а то все вокруг, да около.

– Я говорю… – обернулся к нему Блинов. – Даже если мы не сделаем план, райком не допустит срыв плана леспромхозом, поэтому недостающую кубатуру просто припишут, но её «разбросают» по всем лесопунктам. Поэтому все лесопункты по-лучат премии, а мы – дырку от бублика! Заготовленный лес сплавляют по Катэну, а там после попробуй разобраться, кто и сколько древесины заготовил…Вы посмотрите, сколько проток по Катэну и Хору забито заготовленным лесом, который так и не дошёл до лесокомбината!

– Вы как хотите, я терять свои премиальные не намерен! – не сдавался Немов. Платить из своего кармана за перевыполнение плана – то же! И пока Лазутин на больничном – я сейчас и мастер, и бригадир! И вы будете делать то, что я вам приказал!

– Слышишь, Михаил, – обратился к нему Блинов – сейчас можно рвануть на кедре, вырвать план. Причём, будем вырубать только крупные деревья. А вот когда план сделаем, можно по одному трактору каждую неделю ставить на ёлку: и план будет, и недоруба ели не допустим. Ты, как наш «бугор», как на это смотришь? – под общее одобрение всей бригады закончил Блинов. – Ты, Миша, нашим чиновникам в конторе эту идею подскажи, пусть подумают.

– Точно, Михаил! Ты, там подскажи им! Блинов дело говорит! – поддержал Блинова Андрей Скобелин под одобрительные возгласы всей бригады.

Но Михаил был непреклонен. Поймите, – говорил он, – я обязан довести до вас и выполнить указание. Всё, точка! Это как в армии – приказы не обсуждают, их выполняют. У них зарплата больше – вот они и пусть думают! А я что, я – чело-век маленький, подневольный. Мне приказали – и я должен сделать.

Он внимательно посмотрел на Сергея и отвернулся.

Михаил поёрзал на сиденье, устраиваясь удобнее, глубже натянул шапку на голову и поднял воротник куртки, спрятав в него голову. Всем своим видом он старался показать, что сде-лал для бригады всё, что мог, и все разговоры на эту тему те-перь бесполезны.

– А когда Лазутин выйдет на работу? – спросил Бородулин.

– А ты, что Женя, уже соскучился за мастером? – в голосе Немова прозвучала плохо скрытая усмешка.

– Нет, не соскучился…С ним легче решать спорные вопро-сы… – и Евгений замолчал, отвернувшись к окну…

Рабочие спорили, с жаром доказывая друг другу, что бригаду просто подставили, и приказ вырубать ёлку, надо было отдать раньше.

Михаил в этих спорах участие не принимал, как будто его это совершенно не интересовало и здесь он, среди этой шум-ной, кипящими страстями бригады, совершенно посторонний человек. Весь оставшийся путь до самой бригады он сидел молча, думая о чем-то своём.

За спорами время и расстояние пролетели быстро и, плав-но затормозив, автобус остановился на стоянке бригады…

Из автобуса рабочие выходили в подавленном состоянии, не было привычных шуток и подначек. Изредка перебрасы-ваясь короткими фразами, они молча выполняли свои обязан-ности: заливали горячую воду в радиаторы, прогревали дви-гатели тракторов. Каждый хорошо понимал: для выполнения плана теперь придётся работать до седьмого пота…

Будулай, встретив бригаду радостным лаем, крутился у рабочих под ногами, но им было не до него. И Будулай, пре-данно заглядывая каждому в глаза, словно чувствовал какую-то свою вину. Опустив голову и поджав хвостик, он скрылся в сторожке Демьяныча.

Наскоро перекусив и запив домашние бутерброды круж-кой крепкого горячего чая, трактористы и чокеровщики за-няли свои места в кабинах и тракторы, окутавшись клубами синего дыма и лязгая гусеницами, двинулись на лесосеки.

Проводив последний трактор, Будулай поджал хвостик и с виноватым видом скрылся в сторожке Демьяныча…