Loe raamatut: «В ночь под Рождество»

В зимовье на Горелом…

… С утра на подворье лесничества было оживлённо. Лесники и рабочие лесничества едва только оклемались после Новогоднего праздника и теперь настраивались на работу. На тлеющем костре в большой металлической бочке парили остатки воды, которую рабочие заливали в радиаторы тракторов. Подготавливая трактора к работе, трактористы прогревали двигатели на холостом ходу.

Оживлённо обсуждая производственные вопросы, они, между делом, громко смеясь и жестикулируя руками, вспоминали отдельные эпизоды новогоднего застолья.

На крыльцо конторы лесничества выбежала техник-лесовод Настя Калинина. Придерживая воротник на-кинутой на плечи куртки и, ёжась от мороза, она пыталась перекричать грохот тракторного дизеля: – Миха-а-и-ил Никола-а-евич! Миха-а-и-ил Никола-а-е-е-е-ви-и-и-ич!

Лесничий Михаил Николаевич Мельников, планируя с трактористами предстоящую работу, знакомил их с ходом её выполнения. Кто-то из рабочих тронул его за локоть и кивком головы показал на контору.

Мельников оглянулся. Настя показала ему рукой на контору и, сжав кулачок, приложила его к уху, изображая телефонную трубку. Мельников кивнул, что-то сказал трактористам и поднялся на крыльцо конторы. Не дожидаясь вопроса, Настя сказала, что его срочно вызывают к телефону. На вопросительный взгляд лес-ничего она ответила, что звонят из Хабаровска.

Мельников недоумённо взглянул на неё и пожал плечами: все отчёты по работе лесничества за год он отослал в лесхоз вовремя, от руководства лесхоза ни-каких претензий к нему не было и быть не могло, а новый год только начался и поэтому никаких указаний «сверху» он не ожидал. Неожиданный телефонный звонок из Хабаровска его озадачил.

Расстегнув куртку, Мельников сел за стол и взял лежавшую на столе телефонную трубку. Сквозь шорох помех на другом конце провода он услышал встревоженный женский голос: – Здравствуйте! Извините за беспокойство, но я вынуждена обратиться к вам с просьбой. К вам в конце ноября приехали три охотника. Они прислали телеграмму, что доехали благополучно и у них всё хорошо. Но больше никаких вестей от них не было. Вы не могли им сказать… или… каким-то образом передать, чтобы они срочно возвращались. Отпуск у них уже закончился и на работе у них могут быть неприятности… Пожалуйста, я вас очень прошу – скажите им! Мы очень волнуемся.

Михаил Николаевич заверил, что обязательно вы-полнит просьбу незнакомки, спросил номер её теле-фона и положил телефонную трубку на аппарат. Сняв шапку, он пригладил ладонью седую прядь редеющих волос и задумался, вспоминая приезжих охотников.

В этом таёжном посёлке, затерянном дебрях хорской тайги, все жители хорошо знали друг друга, и по-явление в посёлке новых людей не могло быть не за-меченным.

И он вспомнил, как в конце ноября, в контору лесничества вошли три человека, одетые в куртки из шинельного сукна и такие же брюки, на ногах добротные и совсем новые ичиги, ещё не прошедшие крещения таёжными дебрями.

Один из них был того же, примерно возраста, как и он, двое были моложе: одному лет за сорок, второй – совсем ещё юноша, как девушка стройный и застенчивый. Поражали его светлые и, по-детски, чистые красивые глаза с длинными густыми ресницами.

Мельком взглянув на Настю, он смутился, а, уловив на себе её пристальный взгляд, застеснялся и залился румянцем. Это не могло ускользнуть от Насти, она улыбнулась, чем ещё больше смутила парня.

Из разговора с приезжими Михаил Николаевич уз-нал, что они решили провести отпуск на охоте и просили разрешения пожить в каком-нибудь охотничьем бараке. Тот, что постарше, показал Михаилу Николаевичу охотничий билет, путёвку, лицензии на от-стрел кабана и косули. Он заверил, что у товарищей тоже есть необходимые документы.

При этих словах его спутники попытались достать документы из карманов, но Мельников остановил их: он сделал вывод, что перед ним уважающие себя люди, культурные охотники, а не залётные браконьеры и то, что им вполне можно доверять.

… Взглянув на сидящую за столом напротив Настю, он попросил её пригласить в контору всех лесников.

Через несколько минут в конторе лесничества ста-ли собираться лесники. Ещё не зная причину сбора, они догадывались, что это каким-то образом связано с неожиданным телефонным звонком из Хабаровска.

Вошли ещё несколько человек и, оглядываясь, искали свободные места на стоящих вдоль стен скамейках. Сидевшие на скамейках немного потеснились, уступая им места. Вошедшие кивком головы спрашивали о причине сбора, но в ответ им только пожимали плечами или шёпотом высказывали возможные причины.

Повернувшись к лесникам, Мельников передал со-держание разговора с женщиной и спросил, кто из них знает о предположительном место нахождении охот-ников.

В конторе повисла напряжённая тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в печи.

Мельников смотрел на сидевших напротив его лесников, вглядываясь в их обветренные, напряжённые лица и полностью им доверяя.

Тайга много раз испытывала их на прочность, проверяла на пределе человеческих возможностей. С каждым из них он прошёл не одну сотню вёрст по таёжным дебрям, верил им и был уверен, что в трудную минуту никто из них дрогнет, не подведёт….

Все жители посёлка ещё хорошо помнили трагедию трёхлетней давности, когда в тайге потерялся охотник, приехавший провести на охоте отпуск. Его тело, уже изуродованное лесными зверюшками, случайно нашли только ранней весной недалеко от посёлка, когда кто-то из местных жителей пошёл в лес заготовить берёзовые прутья для метёл.

Как позже установило следствие, охотник сильно повредил ногу и полз из тайги по глубокому снегу через густые заросли в посёлок. Но, проползти ещё не-сколько сотен метров до ближайших домов у него уже не хватило сил…

Дымя сигаретами, лесники строили различные пред-положения о том, что могло случиться с охотниками.

Кто-то из них вспомнил, что недели две назад, воз-вращаясь из тайги, видел их заметенный снегом «УАЗ» на развилке старой лесовозной дороги, что в урочище ключа Безымянный. При этом он вспомнил, что возле машины на снегу не было следов людей и это указывало, что к машине больше месяца они не выходили. Это сообщение особенно встревожило всех лесников.

Андрей Кимонко вспомнил, что на следующий день по приезду охотников, он вечером видел стоящий у дома деда Савелия Бугрова «УАЗ» охотников, а утром его уже не было. Получалось, что дед Савелий был последним, кто видел охотников и, возможно, он знает, где они могут быть.

Предупредив лесников быть готовыми к поискам охотников, Мельников вызвал добровольцев к выходу в тайгу. Первыми вызвались лесники Андрей Кимонко, Николай Кириченко и Петр Стужук. Не смотря на свой возраст, руководить поисками Мельников решил сам, полагая, что его богатый таёжный опыт может пригодиться в самых неожиданных обстоятельствах. На время своего отсутствия он оставил за себя помощника лесничего Сергея Стрельникова, молодого, но уже достаточного опытного, надёжного и ответственного, не способного к принятию непродуманных, по-спешных решений.

Обсудив детали предстоящих поисков, все разошлись, и каждый в душе надеялся, что у охотников всё благополучно, и они выйдут из тайги сами.

Возвращаясь с работы, Мельников зашёл к Савелию Бугрову. Савелий Бугров жил на окраине посёлка в крепком и просторном доме, построенном из леса-кругляка с необрезанными и торчащими торцами брёвен по углам стен.

Пойдя через просторный двор под хриплый лай старого кобеля, сидящего на цепи у будки, он поднялся на крыльцо. На лай кобеля из-за летней кухни выбежали ещё две рослые собаки. Виляя хвостами и лениво лая, скорее для видимости, чем для пользы дела, они дальше крыльца за Мельниковым не пошли.

Пройдя через просторные сени и постучавшись, Мельников распахнул дверь и вошёл в дом.

В доме было тепло и уютно. В кухне перед открытой дверкой печи на табурете, опрокинутом на бок, сидел Савелий. Облокотившись локтями в колени, он курил самокрутку, пуская густые клубы дыма в от-крытую дверку.

Повернувшись к вошедшему Мельникову, Савелий пристально, вприщур, взглянул на него. Затянувшись ещё раз глубокой затяжкой и, пустив струю дыма в открытую дверку, он выбросил в неё окурок, прикрыл дверку и повернулся к Мельникову: – Ну, и чаво стоишь? Проходи, коли пришёл, в ногах-то правды, всё одно, нет. – Савелий молча показал на стоявший у стола табурет.

Мельников пододвинул ближе к себе табурет и сел, сняв шапку.

Савелий тяжело поднялся с табурета, поднял его и с табуретом в руках молча прошёл к столу, шаркая по давно некрашеному полу стоптанными валенками. Поставив табурет на ножки, он сел напротив Мельникова, положив руки на стол. Возникла неловкая пауза.

– Я, что зашёл к тебе, Савелий Никитич, тут такое дело… – Мельников кашлянул в кулак и посмотрел на Савелия. – В конце ноября – продолжал Мельников – к нам в посёлок приехали три охотника из Хабаров-ска. Может, помнишь? Они ещё к тебе заходили…. Помнишь?

– А чаво не помнить? Как же, помню…Были они у меня. Ишшо переночевали, а утречком и уехали… – оживился Савелий. – А чаво ты спрашиваешь, али случи-лось чё? – насторожился Савелий.

– Да вот, не знаю, что и думать… – Мельников расстегнул ворот меховой куртки и потёр ладонью лицо, как бы сгоняя прочь что-то нехорошее. – Понимаешь, Савелий Никитич, сегодня утром мне звонили из Хабаровска… Звонила женщина… Может жена, а может и начальница кого из этих охотников… Отпуск у них уже закончился, а из тайги они не вышли. К машине своей, что оставили на дороге, тоже не выходили.

Такого быть не может, если, конечно ничего худого не случилось. Ты, случаем, не знаешь, где они могут быть? Может, что говорили? – Михаил Николаевич напряжённо смотрел на Савелия, ожидая ответа.

Савелий ладонью пригладил седые и пожелтевшие от крепкого табака усы, потом, запустил за расстёгнутый ворот изрядно поношенной нательной рубахи ладонь, почесался и, прищурившись, протянул: – О-о-о, во-о-она оно ка-а-ак… Щас мы узнаем, где они затаборились… – и, повернувшись в пол-оборота к двери в смежную комнату, крикнул:– Лёнька! Слышь, Лёнь, ну-ка поди сюды!

Из комнаты вышел невысокого роста крепко сбитый паренёк лет шестнадцати. Поправив рукой пряди длинных тёмно-русых волос и, поздоровавшись с Мельниковым, вопросительно посмотрел на Савелия.

Савелий представил его Мельникову, кивнув голо-вой в его сторону – Вот, внук мой, Ленька, он должон знать, где энти охотники затаборились. Он их в тайгу спроваживал, он и скажет….

Отвечая на вопросы, Лёнька обстоятельно рассказал, что на следующий день по приезду, утром он вместе с охотниками выехал на машине в сторону перевала. Оставив машину на развилке старой лесовоз-ной дороги, охотники, по совету Лёньки, вывершили ключ Безымянный и перевалили в Горелый, где у де-да есть зимовьё.

На вопрос Мельникова – почему именно в Горелый? – Лёнька обстоятельно и со знанием дела, пояснил: – Понимаете, дядя Миша, они хотели и поохотиться, и порыбачить, а лучшего места, чем старый дедов барачек на выходе Горелого – не сыскать.

Левый склон – старая гарь – густо зарос орешником, молодым березником и ельником, а это хорошие места для обитания рябчика. В вершине ключа и по правому склону ещё не тронутый кедрач с дубом, а чуть ниже – в составе древостоя ещё и орех маньчжурский. Опять же – в подлеске много лещины, есть и рябина. Там, в урочище Горелого, и побелковать¹ можно, да и кабан держится.

Я по осени там два табунка кабанов видел, думаю, что они на орехе до весны продержатся. От зимовья, вниз по ключу, до Катэна – меньше километра. В мес-те впадения ключа в Катэн – очень глубокая плёса, ту-да рыба на зимовку собирается. Поэтому на этой плёсе можно всю зиму на короеда ленков ловить. А рядом с барачком – хороший, крепкий лабаз для хранения при-пасов…

Мельников внимательно слушал Лёньку и был не-мало удивлён тому, как он свободно даёт характеристику лесным насаждениям, хорошо владеет лесоводственными терминами.

– Как, Лёня, твои успехи в школе? Что думаешь на каникулах делать? – Михаил Николаевич внимательно посмотрел на Лёньку.

Лёнька бросил быстрый взгляд на деда и хотел уже ответить, но его опередил Савелий. Медленно, как бы взвешивая каждое слово, глядя в упор на Мельникова, он сказал: – А, на што ему, энта школа? Научился малость читать и писать – и фатить. Што она ему ишшо даст? А ни чаво, разор только один. Ты, Михаил, помнишь Денисовых? Ну, тех, што сразу за протокой жили? Ишшо сын у них был, Андрей…ну, тот, што военное училище окончил и охфицером был… Ну, вспомнил?

Михаил Николаевич хорошо помнил эту дружную, работящую семью, хотя после их отъезда из посёлка уже прошло несколько лет.

– Так, Васька Денисов всё хотел детям образование дать, а они, только чуть оперились – и шась из дому – кто в Хабаровск, а кто ишшо куды… – продолжал Савелий. – Ну и што? Вона, старший сын их, Андрей… охфицер, командир… А приехал в отпуск, пошёл на рыбалку и утоп в Катэне. Нашли уже по осени аж чёрт знает где… А всё почему, Михаил? – Савелий, прищурившись, посмотрел на Мельникова.

Мельников молчал, ещё не совсем понимая, куда клонит Савелий.

Выдержав паузу, Савелий продолжал: – А, всё по-тому, мил человек, что отлучили Андрюху, царствие ему небесное, от тайги. Ты, вот охотник, Михаил, и знаешь, что ежели щенка ишшо малого от материнского молока отлучить – не получишь из него хорошей охотничьей собаки. Хошь ты чем его корми по-том, а хорошей собаки из него всё одно не получится! Вот так и человек…

Тот, кто сызмальства к тайге привык, кто и под дождём, и зимой у костра, да комаров своей кровушкой накормил и не скис – вот тот человеком стал.

И тогда нипочём ему никакие напасти, никогда и ни-где он не дрогнет, не пропадёт… А всё почему? А по-тому, дорогой мой, што тайга, она как мать родная – где и побалует, а где и накажет, а всё одно человека воспитает. А я хочу, штобы мой внук не барчуком вы-рос, а матёрым таёжником был, штобы научился чело-веком стать и шишки себе набивал щас, пока молод…

Потом уже поздно будет, да и никто ему не подскажет, ежели што не так. А я, пока жив, ему ишшо чем-то помочь могу. А школа… – Савелий тяжёло вздохнул – школа, ежели он захочет, никуды от него не де-е-е- нется. Главное, чтобы у него, у Лёньки, сердцевина не была гнилая, как у тополя… Штобы в руках себя мог держать, смог устоять против соблазнов разных. А это можно воспитать только здесь, в тайге…