Loe raamatut: «Таёжные были»

Font:

Таёжные были
Повесть

«Я сам не знаю, можно ли вполне верить всему тому, что сохранила моя память. Если я помню действительно случившиеся события, то это можно назвать воспоминаниями не только детства, младенчества. Разумеется, я ничего не помню в связи, в непрерывной последовательности, но многие случаи живут в моей памяти до сих пор со всею яркостью красок, со всею живостью вчерашнего события…»
Сергей Тимофеевич Аксаков

Часть первая. Искатели приключений

Пролог

В купе одного из вагонов отходящего поезда Москва – Новосибирск втиснулись необычные, точнее, отличающиеся своей экипировкой от основной массы пассажиров, трое молодых людей. На спине у каждого громоздились внушительного размера рюкзаки, ружья в чехлах. Несмотря на тёплый день в последних числах августа на излёте семидесятых лет двадцатого столетия, одеты они были уже по-осеннему: поверх спортивных костюмов на них были модные в то время штормовки из брезента цвета хаки. Но что особенно отличало их от остальных пассажиров – это то, что каждый из них держал на поводке по собаке. Собачки представляли собой приятное зрелище: все они были породистыми русско-европейскими лайками, которых отличает от других пород лаек контрастный чёрно-белый окрас. У них у всех были приятные симпатичные мордашки и круто завитые в бублик хвосты. Шерсть у них лоснилась и блестела, указывая на то, что за ними хорошо ухаживали. Они испуганно и растерянно шарахались в стороны, натянув поводки. Недоумённо озираясь по сторонам, пытались понять, что с ними происходит, но при этом полностью доверяясь своим хозяевам.

Поезд тронулся. Все трое переглянулись и облегчённо вздохнули: позади нелёгкие хлопоты и тревоги, связанные со сборами и предшествовавшей дорогой до железнодорожного вокзала. Это были студенты – будущие охотоведы «образца 1980 года», направлявшиеся на практику в таёжный Горный Алтай. Наконец они собрались вместе и ехали навстречу неизвестным приключениям, полным романтики и энтузиазма. Эта троица – всего лишь капля в море от числа тех, кто прошёл первый курс обучения охотоведению в их отдельно взятом учебном заведении – Московском пушно-меховом техникуме. Уже стало традицией: ежегодно в рамках учебного процесса примерно в это же время студенты-первокурсники – будущие охотоведы среднего звена – разъезжались из Москвы в разных направлениях по всей огромной матушке России, но преимущественно по таёжным местам в поисках своей романтики. Там, на предписанных им местах, они на практике будут закреплять полученные теоретические знания. И каждый из них хотел непременно попасть на практику именно туда, где простиралась глухая тайга с её несметными богатствами. А этих молодых людей ждал красивый и таинственный, гордый и недосягаемый доселе Горный Алтай, о котором они могли только мечтать и знали только из книг. Впереди было время открытий и знакомства с этим краем.

Впрочем, они не были первооткрывателями – на просторы Горного Алтая давно была проторена дорожка старшими поколениями, которые, естественно, не преминули оставить после себя множество всяких рассказов и небылиц о своих приключениях и красотах горной страны, что ещё больше влекло в этот таёжный край новых романтиков. Так что, данное место практики пользовалось у студентов-охотоведов особой популярностью.

Внешне все они были спокойны и важны, будто едут уже не в первый раз. Что же на самом деле творилось в душах у этих молодых людей? Конечно, их не могла не тревожить абсолютная неизвестность: что ждёт там, в таёжной дали, чем они будут заниматься? Но зеркало души – глаза – у каждого отражали только нескрываемое счастье. И это их объединяло.

1

Трудно сказать, по какой причине порой совершенно разные по складу характеров и привычкам люди вдруг становятся единомышленниками. С большой долей истины можно допустить, что это происходит случайно. Вначале возникает просто взаимная симпатия друг к другу. Затем, со временем, выясняется, что у них общие интересы, появляются общие темы для разговоров. И после этого уже можно сказать, что у них сложились приятельские отношения, пока – приятельские. Суждено ли перерасти этим отношениям в дружеские – вопрос времени. Лишь время всё расставит по своим местам и вынесет окончательный вердикт – правильно ли распорядилась судьба, соединив между собой тех или иных людей одной неразрывной ниточкой. Или, наоборот, эта ниточка окажется непрочной, что не выдержит малейших испытаний в отношениях между людьми.

Вот примерно так и, конечно же, абсолютно случайно свела судьба в одной комнате общежития вышеупомянутого техникума пятерых молодых парней, приехавших из разных мест нашей огромной страны. Одним из этих ребят был и я, молодой человек двадцати двух лет от роду. Оказались мы здесь по одной простой причине: почти все мы в разной степени увлечены были одной страстью – охотой. И в это учебное заведение привёл нас тот самый интерес. Впрочем, кто-то просто любил природу и животных, хотел узнать о них больше, а затем работать во благо им. Были, конечно, и исключения – кто-то выбрал этот техникум из любопытства или просто наугад. Нам повезло ещё и в том, что все мы оказались нормальными, коммуникабельными ребятами. Продукты покупали в складчину, готовили и прибирались в комнате по очереди. Каких-то недоразумений на этот счёт не возникало. В часы досуга вместе ходили в кино, часто прогуливались в лесочке, расположенном как нельзя кстати, сразу за зданием общежития. И всё-таки та невидимая душевная ниточка связала меня только с Игорем и Владимиром. Дальше, в процессе учёбы, мы зачастую невольно оказывались в одной компании. Думаю, что и решение поехать вместе на практику в Горный Алтай созрело благодаря нашим общим интересам и пристрастиям.

…Те самые, не очень вписывающиеся в общую толпу молодые люди, которые садились в поезд до Новосибирска в один из последних летних дней, и есть наша дружная компания.

Самому старшему из нас – Игорю – было двадцать четыре года. Он коренной москвич. Давно отслужил в армии, работал на заводе. С юношеских лет увлёкся охотой. Пожалуй, наиболее «подкованный» теоретически и практически из нашей группы по части охоты и оружия. Даже занимался стендовой стрельбой. Как он сам признавался, столичная суета порядком ему поднадоела, и он мечтал вырваться из её тисков в какую-нибудь лесную глушь, чтобы можно было от души поохотиться. Был он среднего роста, но выглядел коренастым, ладным мужиком. При разговоре у него на лице всегда присутствовала улыбочка, чуть надменная, свойственная, наверное, многим москвичам. А ещё чувствовалось, что он как бы старался скрывать свою улыбочку, едва приоткрывая рот. Я потом понял, что этой уловкой он скрывал отсутствие одного верхнего зуба, ловко прикрывая прореху языком. Из-за этого у него часто получалось некое причмокивание. Но когда он разражался смехом, а это у него получалось тоже красиво и заразительно, недостаток играл на пользу Игорю: глядя на него, тоже становилось смешно. И это ещё больше располагало к нему и вызывало симпатию. Сейчас его украшали кудрявая шевелюра из жёстких тёмно-русых волос, аккуратно подстриженные усы и уже хорошо заметная, недельной давности густая, щетинистая бородка. Как-то он уже отращивал вполне внушительную бороду, которая была ему очень к лицу, за что получил от однокурсников уважительное прозвище «Дед». Его четвероногим спутником-питомцем был трёхгодовалый кобель Буран, приобретённый Игорем совсем недавно уже взрослым кобелём. Рослый и крепко сложенный преобладающего чёрного окраса, он внушал одновременно и доверие, и опаску. Избегал ласки не только от посторонних людей, но без удовольствия принимал её и от хозяина. К своим четвероногим спутницам внимания вообще не проявлял – одним словом, важный господин.

Одна из молодых сук, почти полностью белой масти с небольшими чёрными отметинами на мордочке и боках, по кличке Лада принадлежала Володе, самому младшему из нашей троицы – ему исполнилось двадцать лет. Он был родом из недалёких подмосковных Шатурских мест, знаменитых своими лесами и болотами, богатыми разнообразной дичью. Страсть охотничья в нём горела так, что для выхода этой энергии более подходящего места, чем горно-алтайская тайга, трудно было найти. Особенности тех мест, где он вырос, научили его многому. Несмотря на молодость, за его плечами уже был солидный охотничий опыт. В нём усматривалась какая-то мужицкая удалая, бесшабашная хватка. Темноглазый и чернобровый. Такие же тёмные курчавые волосы спадали к шее и вискам небольшими колечками, а на лбу красовались озорной вьющейся чёлочкой, как у казака – ему не хватало кубанки, озорно сдвинутой набекрень. Да и штаны с лампасами и шашкой на боку ему точно бы подошли. Так и хотелось спросить, нет ли у него в роду казаков. Володя имел привычку выпячивать толстые мясистые губы вперёд, создавая впечатление, что очень чем-то озабочен. А может быть, в самом деле, так и было. Наверное, с детства осталась привычка. Можно сказать, что и его добрая улыбка тоже обезоруживала и вызывала симпатию, чем он иногда и пользовался, выпрашивая у однокурсников, особенно у девчонок, конспект по какому-то пропущенному занятию. Как известно, наш народ умеет тонко подмечать некоторые черты характера – вот и в нашей группе с чьей-то лёгкой руки Владимир заполучил прозвище «Матёрый». На первый взгляд казалось, что совсем не вяжется к нему это прозвище. Я уже не мог припомнить, по какому поводу и когда это произошло, но этот «титул» крепко прилип к нему, видимо, всё-таки оказался очень метким и судьбоносным. Сам хозяин вновь обретённого прозвища не возражал, даже делал вид, что ему безразлично. Но иногда, заслышав от кого-то из однокурсников оклик «Матёрый», расплывался в нескрываемой довольной улыбке – ему льстило такое обращение. Но на книжного романтика он не тянул и особого интеллекта не выказывал. В каких-то студенческих спорах почти не участвовал. О таких людях говорят: был себе на уме. Теория – это не его конёк. Его больше увлекала практическая сторона дела, и страсть к приключениям не была ему чуждой.

О себе могу сказать лишь одно: находясь по возрастной иерархии в серёдке, я олицетворял, наверное, истинную «золотую середину» меж двумя своими спутниками и внешне, и по характеру, играя роль некоторого баланса между немного горячим, слегка бесшабашным Володей и чересчур уравновешенным и мудрым Игорем. В отличие от моих товарищей, мне «посчастливилось» уже почти сутки протрястись в поезде из Ульяновска до Москвы. В течение полуторамесячных каникул, проведённых дома у родителей, меня не покидали мысли о предстоящей практике, отчего я, наверное, получил мощный заряд энтузиазма. Так что, вряд ли какое бы то ни было обстоятельство могло меня огорчить. До поступления в этот техникум я уже испытал горечь неудачи от провала в институт годом раньше. После службы на флоте пытался осуществить свою мечту стать охотоведом, но за три года знания притупились – первый же вступительный экзамен по физике в Кировском сельхозинституте с позором был провален (до сих пор не могу понять, зачем будущему охотоведу закон Бойля-Мариотта, оказавшийся в том злополучном билете?). Но от своей мечты не отступился, искал другие возможности, готовился. И на следующий год удача мне улыбнулась, пусть рангом и пониже, зато приближала к мечте. Небольшой опыт следопыта имел, но серьёзных охотничьих навыков у меня практически было мало – так, баловство до службы. Зато книг об охоте прочитал уже достаточно, в теории знал многое. Впервые настоящее легальное охотничье ружьё купил здесь, в Москве, перед отъездом. Собаку приобрёл здесь же, недалеко от Сходни, – семь месяцев назад вместе с Володей мы выбрали по щенку у известного в местных кругах заводчика лаек, взрастили их на студенческих харчах, дав им первоначально физическую крепость и выносливость, тщательно выгуливая в соседних лесных окрестностях. Свою лайку назвал Аза – чем-то она мне напоминала цыганочку. В отличие от своей сестры Лады, Аза была почти вся чёрная. Лишь белое пятно на груди в виде треугольника да белые «тапочки» на всех лапах.

2

Позади трое суток нудного, надоевшего мелькания придорожного пейзажа, первое время радовавшего своей новизной и быстрой переменой. Как и многие другие пассажиры любого поезда, каждый из нас подолгу неотрывно смотрел в окно на проскакивающие мимо электрические столбы, деревья, дома и полустанки, поля и реки и прочее, прочее, прочее… Пока глаза не уставали. За таким занятием, как правило, незаметно пролетало время и ни о чём не думалось. Мимо пролетали города и веси, меняли друг друга районы и целые области нашей необъятной страны.

И вот, прекрасным тёплым вечером мы прибыли в Барнаул. На железнодорожном вокзале возникли некоторые затруднения с такси, так как водители неохотно соглашались брать «обременённых» собаками пассажиров. А нам нужно было перебраться в аэропорт. Но как хорошо, что люди добрые на пути встречаются – нашёлся человек понимающий!

В аэропорту, на удивление, нам снова повезло – добрая кассирша быстро оформила билеты на самолёт ЯК-40 до Бийска, без малейшего удивления и лишних вопросов оформив проездные и на собак. Зато при посадке нас тщательно проверили на предмет законного провоза оружия и боеприпасов. Всё соответствовало правилам. Уже ночью мы благополучно приземлились в аэропорту города Бийск. Утром нам подсказали, что до нужного пункта назначения – города Горно-Алтайска – можно нанять частный транспорт. В результате недолгих поисков сговорились с хозяином жёлтого, далеко не новенького «москвича», который за приемлемую плату, несмотря на солидный багаж и собак, согласился довезти нас до столицы Горно-Алтайской автономной области. Там нам предстояло в местном Облпотребсоюзе (была когда-то такая серьёзная организация) зарегистрироваться и получить направление в один из коопзверопромхозов.

Этот путь дался нам сравнительно легко. Невероятно, но мы как-то уместились в этом стареньком «москвичонке». И он нас не подвёл: ехали небыстро, но и без лишних остановок. Правда, где-то на первых километрах пути выяснилось, что не все собачки легко переносят тряску в автомобиле: больше всего причинила проблем моя Аза. Из-за неё пришлось останавливаться и чистить салон. Хозяин автомобиля оказался человеком не придирчивым и терпеливым – особого недовольства по этому поводу не высказывал. Более того, узнав о том, кого ему предстоит везти, сразу проникся к нам уважением. Оказывается, тоже был охотником-любителем. К тому же, как и все любители этого поприща, был весьма словоохотливым и по пути рассказывал о некоторых достопримечательностях своего края. Он представился Геннадием Тимофеевичем.

Дорога пролегала вдоль известной и одной из самых красивых горных рек Алтая – Катуни, левого притока великой сибирской реки Обь. Иногда можно было видеть из окна бурлящую, разрываемую огромными валунами стремнину реки, зажатую меж древними горными скалами. Местами её пойма была разделена небольшими островами на отдельные протоки, отчего складывалось впечатление, что течёт здесь две или три разных реки. А иногда она выглядела широкой, полноводной рекой, могучей и чистой, с зеленоватым отливом, какими бывают горные реки, когда они, набушевавшись в узких скалистых берегах, вырываясь на широкий простор, словно отдыхая, плавно и умиротворённо несут свои воды. Доброжелательный гид рассказал нам, что Катунь на алтайском языке означает «барыня». И действительно, это название очень подходило этой величавой реке. Там, где дорога приближалась к ней наиболее близко, Тимофеевич останавливал машину, чтобы дать возможность гостям полюбоваться природой. Разминка от поездки в тесной машине нам тоже была очень необходима. Благодаря ему же, мы узнали о селе Сростки – родине Василия Шукшина – которое располагалось чуть в стороне от нашего пути.

Так, в разговорах и рассказах мы незаметно добрались до пункта назначения. Найдя нужный адрес, мы поняли, что прибыли не совсем удачно – был выходной день, и нас никто не ждал. В дорожной суматохе, находясь во власти впечатлений, мы даже не заметили этого.

В буквальном смысле пришлось бы нам ночевать под звёздами, если бы не добрые люди. Каким-то чудом приметил в потёмках трёх неприкаянных «человечков» с собаками и багажом местный житель. Полюбопытствовав и выяснив, кто мы такие, сжалился над нами и добродушно предложил свой кров. Он, поистине, был ниспослан Богом. Как выяснилось, это был местный сезонный охотник – промысловик. Жил одиноко в своей квартире, которую покидал надолго во время сезона промысла. Оттого, может быть, и позвал к себе – всё веселее. Не только ночлег нам предоставил, но и ужином накормил. У Игоря очень кстати завалялась бутылочка «Столичной». Собачек определили в сарае возле дома. В этот вечер, наверное, и состоялось наше заочное знакомство с нелёгким таёжным житьём. Нам даже просить хозяина не пришлось – он сам, наскучавшись в одиночестве, да под воздействием (не без этого) водочки, с некоторым бахвальством поведал несколько историй из своей жизни в тайге, на промысле. Я внимательно слушал рассказчика. Хоть и чувствовал, что охотник иногда привирает, но делал вид, что мне интересно. Впрочем, не вправе я был судить о правдивости слов этого доброго человека, потому как не имел ни малейшего представления о таёжной жизни. Готов был слушать сколько угодно. Володя тоже слушал, приоткрыв рот, тактично кивал головой в знак согласия, показывая, что он весь внимание. Один Игорь недолго слушал, затем скептически махнув рукой, улёгся спать.

Утром в воскресенье нам предстояло как-то занять себя. Решили погулять с собаками. Взяв их на поводки, вышли на улицу. Но тут же поняли, что гулять по городским улочкам будет неуютно, так как приезжих столичных собачек здесь повсюду встречали далеко не дружелюбно местные свободные псы, близкие к породе лаек. Игорь с трудом удерживал своего Бурана на поводке – тот рвался в бой и готов был показать местным забиякам кузькину мать. Так что, от греха подальше пришлось искать место выгула на окраине города. Узнать достаточно его окрестности ещё не удалось, но одна из окраин видна была совсем рядом. За крайними домами начинался крутой подъём на гору, возвышавшуюся над городом. Поэтому его пределы мы покинули довольно быстро. Выбрали более пологий склон с извилистой тропинкой. Нам представилась панорама: внизу под нами, в ложбине меж двумя невысокими параллельно расположенными горными отрогами, вытянутыми с востока на запад, раскинулся красивый городок. Северная и южная его окраины находились друг от друга на расстоянии, наверное, не более двух километров. Кое-где они расширялись, будто растекались в стороны, оттесняя подножия гор и заполняя пологие склоны. Казалось, город лежал на гигантской сказочной ладони. Ещё мне пришло в голову сравнение: с высоты склона, на который мы поднялись, такое расположение напоминало гигантского кальмара, от внушительного туловища которого в разные стороны тянулись щупальца.

Наверху открылось небольшое зелёное плато, похожее на альпийский луг с высоким разнотравьем, окаймлённое вдали молодым сосняком. Метрах в трёхстах от нас паслось небольшое стадо овец и коз. Пастуха не было видно. Наверное, никто не посягал на скотину, поэтому и не было в нём нужды.

Мы решили, что пора дать волю своим собачкам, и отпустили их с поводков, не предвидя абсолютно никаких проблем. Денёк выдался на славу. Солнце было уже высоко. Слегка пожелтевший, но всё ещё густой травяной покров притягивал к себе, заманивал в свои объятия. Мы улеглись на траву, вспоминая вчерашний день и делясь своими впечатлениями от увиденной красоты этого края. Две молодые суки устроили возню между собой, гоняясь друг за другом, – дети есть дети. Буран же, обнюхав близлежащие кочки и оставив свои метки, незаметно скрылся с глаз. Сколько времени прошло, никто не заметил, только кто-то из нас троих вдруг обратил внимание на шумное и беспокойное поведение овец и коз, которые испуганно блеяли и метались по лугу. Меня пронзила неприятная догадка, когда я не увидел рядом этого своенравного пса. Видимо, об этом же подумали и Игорь с Володей. Мы побежали в сторону мечущихся овец. Нам открылась неприглядная картина: Буран, будто волк, обезумев от ярости, держал за заднюю ногу молодого барашка. При этом рычал, не разжимая челюсти, как страшный зверь. Ему хоть и было уже три года, но в лесу бывал мало и явно ещё не отличал лесную дичь от домашней скотины. При виде пасущихся на вольных хлебах овечек в нём неожиданно проснулся охотничий инстинкт. Не сразу удалось вырвать «добычу» из пасти разъярённого пса. Игорь на правах хозяина схватил его за загривок и тряс из стороны в сторону; Володя слегка пинал его по морде, чтоб тот отпустил; я тащил барашка на себя. Со стороны, наверное, выглядело смешно. Никакие команды «Фу!» и «Нельзя!», приправленные крепким матом, на Бурана не действовали. Тут Игорь догадался надеть на него ошейник, и… удивительно – пёс тут же разжал челюсти. Слава Богу, с облегчением вздохнули, когда барашек вырвался и поскакал прочь на всех четырёх ногах. Наверное, несильно порвал его Буран. Мы с опаской огляделись – не видит ли кто этого безобразия из местных жителей – и позорно ретировались со своей сворой с места «преступления». Скатились с сопки и уже на окраине города перевели дух. Виновник разбоя, всё ещё разгорячённый, высунув свой язык из пасти, часто и с хрипом дыша, усиленно тащил своего хозяина, демонстрируя свою мощь и удаль. Будто торопился похвастаться перед местными склочными псами своими подвигами, готовый вновь сорваться в очередную схватку. Дед хоть и огорчён был происшествием, но на лице проскальзывала самодовольная улыбка, обнажавшая нечаянно прореху в ровном красивом ряду верхних зубов, отчего он по привычке вновь защёлкал языком, прикрывая щербину. Душу охотника тешила надежда, что собака должна показать себя по зверю неплохо..

3

В понедельник к обеду наконец все формальности были соблюдены, нам выдали направление в Турочакский КЗПХ. И лишь только утром следующего дня, распрощавшись с приютившим нас добрым охотником, мы погрузились в местное средство транспортного сообщения между таёжными посёлками, именуемое попросту «кукурузником». Через полчаса уже болтались в воздухе на оглушающе ревущем и вибрирующем средстве передвижения. Иногда случавшиеся провалы в воздушные ямы мне точно не доставляли удовольствия, даже предательская мысль подкралась – не развалится ли эта воздушная колымага в воздухе? Я волновался за свою собаку: она плохо перенесла поездку в машине, а здесь я ожидал худшего. К счастью, всё обошлось. Судя по лицам моих друзей, они также были не в большом восторге. Но сквозь недовольную гримасу я всё же видел их сияющие радостью лица. Подобное приключение им, похоже, было всё же в удовольствие. Да и я, наверное, испытывал те же чувства. Это добавляло романтики в наше путешествие. Ну а другие пассажиры – попутчики из местных – абсолютно не проявляли ни малейшего беспокойства, умиротворённо сидели с каменными лицами, кто подрёмывая, кто тупо уставившись в иллюминатор, привычно выжидая время посадки. Для них это было вполне естественно. Наверное, часто пользовались этим видом транспорта. Вести разговоры на борту этого «лайнера» не было абсолютно никакой возможности: можно было голос сорвать, всё равно никто бы не услышал.

Не прошло и сорока минут полёта, как Ан-2 приземлился в районном центре Турочак. Контору коопзверопромхоза искать не пришлось – каждый житель мог указать на неё. Нужно отдать должное тогдашним руководителям предприятия: без лишних проволочек определили приезжих в гостиницу местного лесокомбината. Также быстро решили вопрос, с чего нам начать свою практику и в каком качестве. Только что наступил сентябрь, и до начала охотничье-промыслового сезона оставалось вполне достаточно времени, поэтому нужно было загрузить чем-то «дармовую» рабочую силу в нашем лице. Решено было направить нас в село Бийка, что находилось от центра примерно в восьмидесяти километрах, в одноименный производственный участок.

Утром следующего дня специально выделенный для нас грузовичок с обтянутым тентом кузовом повёз нас к постоянному месту практики. Надо сказать, что из-за этого тента нам круто не повезло, так как в единственное маленькое оконце, расположенное спереди над кабиной, мы не могли наблюдать за проплывающими мимо пейзажами. А очень хотелось созерцать окрестности по пути. За время всего путешествия это вошло уже в привычку. А главное – здесь уже было, чем полюбоваться. Чем дальше мы пробирались по горным дорогам, природа становилась всё интереснее и экзотичнее. Сидя в полутьме кузова, мы могли лишь судить о качестве дороги: вначале, примерно около получаса, нас везли, наверное, по шоссе, затем дорога пошла тряская и пыльная – значит, свернули на «гравийку». О том, что она идёт в горах, я догадывался из-за частых поворотов то влево, то вправо; машина, то натужно гудя, ползла вверх, то ныряла вниз. Иногда кидал взгляд в окошечко – там видно было только маленький фрагмент всего горного пейзажа, уже начинающего пестреть жёлто-оранжевыми осенними красками. Наконец почти трёхчасовая нудная тряска, от которой у меня даже голова разболелась, закончилась. Откинув задний полог, мы поняли, что прибыли в конечный пункт своих скитаний.

Первым человеком, с которым мы познакомились сразу же в этом селе, был начальник участка Женя Ермолин – худощавый невысокого роста мужчина. Это у его дома остановилась машина. И, судя по всему, он уже поджидал нас, копошась во дворе по хозяйству. На вид ему было не более сорока лет. Сразу расположил к себе своей доброжелательностью и простотой в общении. В нём чувствовалась хозяйская жилка: большой пятистенный дом, крепкий двор, огород. Видно, что и скотинку держал. В общем, мужик, похоже, ухватистый. И уважением селян пользовался – это было заметно в приветствиях прохожих.

Как всегда бывает в глубинке, малейшая новость быстро облетала дома и собирала любопытствующую толпу зевак. Не так часто (всего лишь раз в год, и то не каждый) приезжали в их глушь москвичи. Нас потом так и звали – москвичи. Здесь же одному из присутствующих односельчан Евгений предложил взять нас в квартиранты, с оплатой за счёт конторы. Хозяин, судя по внешности, был из коренных алтайцев. Он с радостью согласился и назвал своё имя – Илья. От того, что именно ему доверили поселить у себя москвичей, на его лице явно проступила довольная гримаса, глаза засияли, а осанка обрела сразу гордый вид. Местные сразу стали подтрунивать над ним, мол, аккуратнее там с москвичами, не умори их своими байками; кричали что-то ещё, понятное только им. У некоторых, однако, проскальзывала во взглядах лёгкая зависть к Илье. Меня и моих товарищей явно порадовало гостеприимство местных алтайцев.

Так завершился основной этап нашего путешествия – мы практически добрались до цели. Определились с жильём и в ближайшие дни готовы были заняться настоящим делом. Кстати, как объяснил Ермолин, мы можем неплохо и заработать, если захотим. Первое, что он предложил нам, – это заняться заготовкой ценного лекарственного сырья – левзеи сафлоровидной, или маральего корня попросту, произраставшего в больших количествах на альпийских лугах Горного Алтая. Местные говорили, что маралы поедают стебли этого растения перед гоном, для поднятия тонуса. А в лекарственных целях применяется корень, тоже как тонизирующее средство, но уже для людей. Вот этот чудо корень и отправили нас добывать буквально на второй день пребывания в таёжном селе, не предоставив большой свободы распоряжаться собственным временем по своему усмотрению. Конечно, мы понимали, что прибыли сюда не ради забавы и любования красотами горного края. Но, с другой стороны, кто знает, представится ли в будущем ещё такая возможность. Поэтому нам хотелось совместить по мере возможности приятное с полезным.

4

Старенький, испытанный временем и российским бездорожьем, выносливый и неприхотливый автомобиль ЗИЛ-157, натужно ревя мотором на подъёмах, медленно пробирался по каменистой извилистой дороге. На сей раз мы ехали в открытом кузове. Сидя на мешках с разной поклажей и прислонившись спинами к рюкзакам, лицами к убегающей назад дороге, мы могли созерцать все окрестности, тем более что живописный вид открывался у нас прямо за бортом автомобиля. Я обратил внимание на одну особенность: проехав уже достаточное расстояние по Горному Алтаю, заметил, что дороги в основном проходят вдоль рек, в их поймах, обходя лишь встречающиеся скалы и курумники – нагромождение камней или россыпи. Как и многие дороги на Алтае, эта тоже шла вначале вдоль реки Бийки. Возле села эта река была относительно широка, может, до двадцати метров, но неглубокая. Даже сквозь стремительное течение просматривалось каменистое дно. Иногда русло реки проходило сквозь узкий коридор между скалами или крупными камнями. Тогда река превращалась в пенистый поток. Выше по течению, через три-четыре километра, она уже выглядела не такой мощной и полноводной. Русла как такового она уже не имела, вместо него сплошные каменистые пороги и перекаты. Несколько раз машина останавливалась, а Ермолин, открыв дверцу и стоя на подножке, рассказывал нам вкратце о местности. С его слов, эта река берёт начало из озера Кочимер у основания одноимённой горы. И недалеко от села впадает в реку Клык. Протяжённость её всего двенадцать километров.

Вскоре дорога круто повернула налево и пошла уже вдоль другой небольшой, такой же каменистой речки – правому притоку Бийки. Подпрыгивая и качаясь из стороны в сторону на встречающихся то и дело камнях, наш ЗИЛ забирался по серпантину всё выше и выше, приближаясь к подножию горы Кочимер. Наконец водитель остановил машину. Открыл капот – из-под крышки радиатора парило.

– Чуть движок не вскипятил, – сказал он.

Ермолин тоже вышел и жестом предложил нам спускаться на землю. Это означало, что запланированная часть пути на колёсах окончена.

– Так, мужики, – промолвил он, – дальше пойдём пешком. Мы у подножия горы Кочимер. В нашем районе это самая высокая гора. Высота её тысяча шестьсот метров над уровнем моря. Но нам надо будет ещё километра три подниматься по склону. Там уже работают трое мужиков из сезонников, так что вам не скучно будет. Да и подскажут, если что.