– Ничего нового, Лессли. Все так, как было всегда. Магии у меня почти нет, ты же помнишь? Вот отец и отослал сюда, подальше от столицы, чтобы развивала дар. Ну, а имя рода только привлекло бы ко мне ненужное внимание. Понимаешь теперь?

– Я уж испугался, что отец от тебя отрекся, как грозился когда-то, – его темные глаза смотрели так сочувственно.

Он помнит все резкие слова, что говорил герцог когда мы были детьми. Конечно, помнит. Говорят, жалость унижает. Глупости! Сейчас мне так тепло на душе от нескольких участливых слов старого приятеля. Как хорошо, что мы встретились здесь!

– Нет, ему это и тогда не нужно было, а сейчас и подавно… Кого же в таком случае он продаст замуж?

– И ты согласишься? – спросил Лессли, голос прозвучал излишне резко.

Он сразу помрачнел, как-то весь подобрался. Хороший он все-таки, переживает. Но у дочери магического рода нет выбора. Все, что у меня есть – обязанность быть кроткой и послушной. Не то, чтобы я действительно так считала, но о своих намерениях пока никому не расскажу.

Я покачала головой и вздохнула:

– В планах герцога мое согласие не предусмотрено. – Но все-таки не удержалась и добавила с лукавой ухмылкой:

– Но это не значит, что брак по расчету числится в моих планах.

– У тебя будет целых пять лет, чтобы изменить это. – Взгляд темных глаз Лессли оставался серьезным и задумчивым. – Ты ведь знаешь, что отец не сможет забрать тебя, пока ты учишься в университете?

Я всем корпусом развернулась к нему:

– Правда? Почему ты так решил? Он же мой отец и…

Но Лесс прервал меня:

– Просто прочитал Устав университета, там все подробно разъяснено.

Я радостно рассмеялась и даже в ладоши захлопала:

– Лессли, я тебя обожаю! Это прекрасная новость!

Болтая и обсуждая подробности, мы вошли в холл общежития и направились к лестнице, ведущей на женскую половину, но едва поравнялись с комнатой комендантши, как оттуда выскочила госпожа Дорджи и завопила на весь холл:

– Девочки налево, мальчики направо! Финно, Дарн! Разошлись по своим этажам! Я кого сегодня предупреждала – не таскаться на чужую половину?

– Госпожа Дорджи, я ведь только учебники донес. Уже ухожу!

Лессли не терпелось быстрее убраться с глаз громкоголосой гномки. Я смущенно улыбнулась, принимая стопку книжек, и направилась к себе в комнату номер семнадцать.

– Ох, бедовая ты девка, Дарн! Не успела появиться, за ней уже парни увиваются… – понеслось мне вслед.

Дверь оказалась не заперта, и я поняла, что сейчас познакомлюсь с соседкой. Едва зашла внутрь, как встретилась с яркими сверкающими глазами той самой шатенки в платье горошками, что спорила с подругами у входа.

– Ага, так это ты вселилась ко мне, бродяжка?

6. Мир оказался сложнее

Прием не обрадовал. Хотя мне, привыкшей к одиночеству, вообще трудно принять мысль, что отныне нужно делить кров с соседкой. А тут еще с порога оскорбляют! При этом девушка стрельнула в меня раздраженным неприязненным взглядом и быстро отвернулась, словно и смотреть-то на меня противно.

Во мне такое пренебрежение всколыхнуло волну возмущения. Дома я старалась казаться тихой и скромной, принимала оскорбления и тычки, покорно склоняя голову. Позволяла такое обращение отцу, которого панически боялась с детства, спускала колкости мачехе, ведь она могла нажаловаться герцогу. Но если промолчу сейчас, это прозвище – «бродяжка» – привяжется ко мне на все пять лет.

Резко выдохнула и шагнула в комнату, с шумом захлопнув дверь. Небрежно сбросила на кровать книги и повернулась к соседке:

– Здравствуй. Ты, верно, обозналась, оборотница, никакая я не бродяжка. Я такая же студентка, как и ты. И чтобы у тебя не возникло желания называть меня как-то еще, сообщу свое имя. Меня зовут Миа Дарн. Запомни это и передай подругам.

Девушка резко обернулась и снова смерила меня с головы до ног зелеными фосфоресцирующими глазами. На этот раз откровенно угрожающе. Она точно оборотень. Может, даже чистокровный. Жуткие глаза испугали меня до тхара. Я почему-то представила, как они будут светиться ночью в темноте, и морозные мурашки пронеслись по коже – брр!

Но нужно держаться во что бы то ни стало: нельзя отводить глаза. Покажи оборотню страх и станешь его рабом. Не позволю считать себя слабой и трусливой, хватит!

Соседка вновь первой отвернулась и уткнулась в книгу.

Я села на кровать. Внутреннее напряжение не спадало, и пришлось сжать кулаки, чтобы не показать, как дрожат руки. Затем вытащила свой сундучок из-под кровати и принялась выкладывать мелочи на полку. С видимым спокойствием занялась учебниками, все они также поместились на полке.

Соседка долго читала, в тишине только страницы шелестели, потом молча вышла из комнаты. За окном начало темнеть, и я догадалась, что настало время ужина. Нужно идти в столовую, я не ела нормально со вчерашнего обеда, стакан молока на ночь только временно усыпил голод.

Но прежде необходимо решить, что же надеть. Плащ вызывает нездоровую реакцию окружающих, а мне бы не хотелось с первых часов стать изгоем для всего университета. Платье еще ужаснее – после ужина займусь им. Также не уверена, что надеть форменную мантию – хорошая идея. Прямо сейчас форма может вызвать законные насмешки, а в будущем все равно успеет надоесть.

Не зная, на что решиться, я все-таки примерила мантию. Она представляла собой широкий прямоугольный отрез дешевенькой саржи с круглым отверстием для головы в середине. Спадая складками до пола, она полностью скрыла мою фигуру. Иначе как балахоном такое не назовешь. На боках предусмотрены завязки, чтобы края ткани не расходились при движении – это хорошо, хотя я бы предпочла поясок. Ворот был оторочен кантом зеленого цвета, это служило единственным украшением данного изделия, а заодно и отличием факультета.

Охваченная сомнениями, я пыталась вместить свое отражение в небольшой квадратик зеркала. Наверное, можно скрыть зеленую окантовку, выправив воротничок платья, и тогда, возможно, ее примут за плащ?

Хотя… Какого тхара я вообще раздумываю о чьем-то мнении?! Я столько времени боялась сделать что-то не так и вызвать гнев герцога, а сейчас мне категорически не хотелось подчиняться кому бы то ни было. У меня новая жизнь и я свободна.

Я быстро сменила мантию на плащ, поправила косу перед зеркальцем и побежала искать столовую.

***

Столовая для адептов помещалась в корпусе номер четыре. Вход был прямо с улицы, с невысокого крыльца в торце здания. Широкие деревянные двери то и дело хлопали, впуская и выпуская адептов.

Я не без опаски вошла внутрь и оказалась в небольшой прихожей, по сторонам которой, по три в ряд, размещались умывальники довольно неприглядного вида. Мыть руки здесь не захотелось, хотя во время учебы, наверное, придется.

Мимо меня уверенной походкой прошли два адепта. За ними проскользнула девушка. Я пристроилась следом и вошла в общий зал. Мои невольные провожатые сразу же направились к длинному низенькому прилавку, который находился тут же, слева от входа.

Раздачей еды из котлов заведовала пожилая женщина в белой косынке, беспрестанно сползающей ей на глаза. Перед раздачей выстроилось с десяток голодных студентов; когда подходила очередь, перед каждым оказывался помятый от длительного употребления металлический поднос, на который повариха ставила тарелку. Затем огромной поварешкой зачерпывала из котла и наливала порцию какой-то жидкой кашицы. К основному блюду сегодня на ужин полагался не слишком щедрый кусок простого черного хлеба и густой кисель в жестяной кружке. Адепт брал ложку из небольшого судка. Других столовых приборов нам не полагалось.

Пока стояла в очереди, успела рассмотреть зал. Это было довольно широкое и не слишком светлое помещение. Зал был разделен проходом ровно пополам. Правая половина была отдана мужскому полу – тут преобладали спокойные темные тона. Левая половина – девичья – напомнила по яркости и разнообразию оттенков цветник. Обращало внимание, что многие из девушек одевались не просто ярко, а как столичные модницы на светский раут. Это разительно контрастировало с неказистой обстановкой столовой и выглядело довольно смешно, ведь мне с детства внушали, что благородная сьерра везде и всегда обязана одеваться уместно.

Я попыталась отыскать взглядом Лессли на мужской половине, но столкнулась только с любопытными или насмешливыми взглядами адептов.

Получив поднос с порцией непонятного варева, я повернулась к залу, чтобы занять первое же свободное место за одним из столов. За ближайшим к раздаче столом, рассчитанным на шестерых, сидели пять разряженных девиц. Свободным оставался только стул с краю. Но стоило мне подойти, как девица с рыжими кудряшками в наряде пурпурного цвета возмущенно сверкнула глазами: – Занято! – голос был пронзительным и резким, как скрип несмазанного колеса, что удивительно гармонировало с ее режущим взгляд нарядом. Острый длинноватый нос и взбитые у висков локоны придавали ей сходства с верткой рыжей юваттой [1].

Я невольно усмехнулась – сравнение показалось удачным. Отвернувшись, хотела было двинуться к другому столу, но за спиной раздались смешки. Я остановилась.

Другие тоже не позволят мне сесть, если я спущу этой нахалке дерзкий тон.

Растянула губы в улыбке: – Извините, но я хочу сесть именно сюда, – намеренно резко, со стуком, опустила поднос на стол так, что кисель из кружки щедро плеснул через край и пролился. Я отодвинула стул и села рядом с опешившей от такого поведения пурпурной девицей. Ее щеки сейчас соперничали по яркости с платьем.

– Вы возражаете? – громко поинтересовалась я, пытливо всматриваясь в остальных девушек за столом.

Пока я разыгрывала эту сценку, в зале установилась почти мертвая тишина. Затихли все: даже раздатчица за стойкой перестала звенеть крышками от котлов. Девушки сидели напряженные, явно не зная, что предпринять. И я ждала. Что они сделают? Нападут и устроят безобразную свалку на глазах у молодых людей? Магией пользоваться вне учебных аудиторий запрещено, применять силу тоже. Я не часто встречалась со своими сверстницами, но знала, что они предпочитают действовать исподтишка.

Я ждала, но ничего не происходило. Постепенно шум в столовой возобновился: забрякали столовые приборы, мерно зажужжали разговоры. А мои девы за столиком все еще оторопело хлопали глазками. Они собираются ужинать или нет? Я спокойно взяла ложку и начала запихивать в себя непонятное клейкое варево – предположительно, кашу. Под пристальными жгучими взглядами пятерки трудно было проглотить лишь первый кусок, дальше пошло легче.

– Девочки, пойдемте за другой столик! Сидеть с такой… Это оскорбительно! – пурпурная, наконец, отмерла и, резко поднявшись, подхватила свой поднос. За ней повскакивали и ее подружки. Я внимательно следила за бегством противника, а сама – все так же, ложка за ложкой, уничтожала ужин, не чувствуя вкуса и даже не пытаясь понять, из чего сварено сие блюдо.

До конца обеда никто ко мне так и не подсел, что меня не особенно расстроило. Когда каша была съедена, а несладкий вязкий кисель выпит, я поднялась, расправила плечи и направилась к выходу. И снова в столовой, где на тот момент находилось около двухсот адептов обоего пола, воцарилась тишина. До дверей дойти не успела – мне в спину ударилось что-то небольшое и довольно легкое. Я замерла и оглянулась, – кто-то бросил в меня куском хлеба. В поисках «пункта» отправки «подарка» я наткнулась на глумливые взгляды пятерки моих бывших соседок по столу.

– Иди, иди, убогая, – выдавила их предводительница-юватта.

– Бывает, что дети шутят смешнее, – громко ответила я. – Ты ничего умнее не придумала, пурпурное… чудо? – хотела сказать «чучело», но удержалась. Переходить грань ругани рановато.

Кругом раздались сдавленные смешки. Вероятно, эту задаваку здесь не все любили.

__________________________________

[1] Юватта – хищный зверек с острой мордочкой и длинным подвижным телом, обитающий в зоне тропических лесов. Спину и часть головы покрывают твердые чешуйки рыжего или коричневого цвета. Хорошо лазает по деревьям. Охотится на птиц, мелких животных, разоряет гнезда. Юркий, верткий, ловкий.

***

Ответа я ждать не стала и той же ровной походкой вышла из столовой. Глаза щипало от злых слез, но я, крепко сжав кулаки, старалась их сдержать. Не время раскисать, военные действия только начались: я верю, что у моей пурпурной неприятельницы хватит воображения еще на пару неприятных сюрпризов.

Сзади послышались шаги и со мной поравнялся Лессли; дыхание у приятеля немного сбилось – видимо, бежал, догоняя меня.

– Скажи, Лесс, какого тхара произошло в столовой? Погоди, не отвечай, сама знаю: все дело в том, как ужасно я одета…

– К сожалению, Миа. Извини за прямоту, но удивлен, что герцог отправил тебя сюда, не обеспечив приличным гардеробом. Странно это: помню, раньше тебя одевали в соответствии со статусом. Что случилось? Не настолько его светлость скуп, мне известен его характер.

– Он тут ни при чем, ему нет дела ни до меня, ни до моей одежды. Раньше о гардеробе заботилась экономка. А когда герцог женился, мачеха взяла траты на меня под контроль. Ну, ты видишь результат, – я покружилась перед ним, давая возможность рассмотреть наряд лучше.

– Хм, хороший был плащ много зим тому назад. – Лессли поморщился и несколько смущенно предложил: – Миа, может, позволишь одолжить тебе мой…

О, нет! Благотворительность, пускай и с добрыми намерениями… Ужасная, неловкая ситуация!

– Нет, прошу, не надо, – я подняла руки в протестующем жесте, обрывая друга, возможно, резче, чем следовало.

– Это действительно по-дружески, Лесс. Но позволь мне сохранить немного гордости и самоуважения… – Темные брови приятеля сошлись на переносице, но он не стал спорить и кивнул. Я продолжала уже более спокойно: – К тому же, я не собираюсь уступать чьему-либо мнению. Какое им дело до моей одежды? Они что, все поголовно настолько богаты, что так презирают бедность? Уверена, знатные снобы из столичной академии мой наряд гарантированно осмеяли бы, но здесь, в университете, где учатся дети простых людей, я ждала большего понимания. Неужели здесь так же важны яркие наряды и побрякушки? Что с ними такое?

Лессли некоторое время молча шел рядом, мрачно уставившись в мертвую выжженную землю.

– Поздравляю, принцесса, – наконец вымолвил он, – ты попала в параллельный мир. И во многом он – кривенькая копия того, из которого ты пришла, – те же условности, то же преклонение перед богатством и силой, только в миниатюре, с учетом ограниченных возможностей, – на его губах появилась горькая и презрительная усмешка, а я нервно захихикала, выражая сомнение и неверие. – Может, тебе покажется это странным, но я столкнулся со строгим разделением по положению среди простолюдинов, едва пошел в школу. Пока жил в поместье, я общался среди своих. Казалось, все мы – слуги, крестьяне, торговцы – равны между собой. Я думал, что мир устроен просто: есть мы – единая масса простого народа, и есть вы – знать, разделенная по родовитости и по мощи: высшая, титулованная, без титулов. Но едва подрос – открылись глаза. Нет, и мы тоже поделены на страты. Дочь торговца средней руки не выйдет замуж за крестьянина без дара, но и сын богатого мага-ремесленника не сможет на ней жениться, потому что она стоит намного ниже его.

– Невероятно! Как, оказывается, все сложно устроено. Все простые люди, с которыми я общалась, в основном, были такими приятными… Хотя, ты прав: если подумать, даже у нас в доме слуги делились по рангам, и горничная герцогини задирала нос перед остальными. Значит, и в университете тоже есть своя верхушка, свои «герцоги» и «графини»?

– Правильнее назвать их – псевдо-герцоги и псевдо-графини. Совершенно верно, и тут строгая иерархия и разделение. Но противно не это, а вот что: чем выше по положению стоит какой-нибудь сын богатого торговца, тем сильнее он пресмыкается перед настоящей знатью, и тем больше хочет походить на нее, требует почета и преклонения от стоящих ниже. В нашей академии, как я узнал, сейчас даже мелких нетитулованных лейров нет. Да и откуда им взяться, здесь ведь все факультеты промышленные, нет даже боевого. А вот если б нашелся хоть захудалый аристократ, он считался бы здесь королем. Ну а ты… Не хочешь открыть всем свое инкогнито, чтобы стать для них божеством?

– Ни в малейшей степени! Даже не ожидала, но сейчас я благодарна герцогу за то, что предусмотрел подобное и дал мне новое имя. Понимаю теперь, что мое место в университетской иерархии где-то на самом дне. И должна сказать, меня это нисколько не тревожит.

Лессли не ответил и этим лучше всяких слов подтвердил мой вывод. Продолжать говорить о местном обществе было противно, но я не могла не поинтересоваться:

– Ну, а ты – сын управляющего в поместье знатного эйса, какое место здесь занимаешь?

– Полагаю, где-то в серединке, ведь отец не слишком богат. С другой стороны, по здешним меркам у меня достаточно высокий уровень дара. Скажем, я ничем здесь не выделяюсь.

Я с улыбкой посмотрела на него. Он явно скромничает, я-то заметила, какими взглядами провожают девушки высокую стройную фигуру моего симпатичного друга.

– Наверное, то, что мы общаемся, повредит тебе? Нужно быть осторожными…

– Даже не думай… Извини, что не подошел к тебе в столовой… Жаль, здесь дурацкий устаревший уклад – парни едят строго на своей половине. По-моему, в наше время подобные разграничения выглядят странно.

– Ты, Лесс, настоящий друг, спасибо! Рада, что мы снова встретились.

***

Расставшись с другом в холле, я отправилась к себе. К моей радости, соседки в комнате не оказалось. За окном сгущались вечерние тени, я зажгла небольшую лампу на столе и, не теряя времени, взялась за переделку платья.

Переоделась в грязно-желтое безобразие. Еще раз осмотрела щедрый подарок мачехи – темно-серое платье – и убедилась, что все-таки ему поможет только полный перекрой. Вздохнула, оценивая объем предстоящей работы, и принялась распускать боковые швы.

Когда, уже под вечер, соседка вернулась в комнату, я уже вовсю портняжничала. Разложив заготовки будущего творения на кровати, я колдовала – без магии, с ножницами в руках – над выкройкой будущего шедевра.

Соседка молча улеглась на кровать и вроде бы принялась читать. Но я все время чувствовала ее взгляд на себе. Не особенно приятное чувство, но я делала вид, будто ничего не замечаю, хотя не могла и позабыть об оборотнице. Может, она не так уж и плоха? Все-таки, в разговоре с теми девчонками у входа в корпус она возражала, – значит, ей свойственна независимость в суждениях и стремление к справедливости.

Без советов моей милой Зоры портняжничать было сложно, – мы ведь с ней обычно вместе шили форму для служанок. Но я старалась, как могла. И ко времени, как глаза стали слипаться, наметала основные швы.

Оборотница вдруг нарушила молчание:

– Ты собираешься спать? Мне мешает свет от лампы.

На этот раз в ее голосе я не различила ни угрозы, ни насмешки. Нормальный тон. Отлично.

– Да, сейчас, – мой ответ прозвучал также ровно. – Заканчиваю на сегодня.

Я убрала свою работу и погасила свет. Умыться на ночь я смогу и при свете заглянувшей в окно Веолики – самой яркой и большой из двух наших лун. Улеглась под одеяло. Матрас на кровати был жестким, но ровным, а потому – удобным. Комната в лунном свете показалась совсем незнакомой: резкие причудливые тени от веток дерева за окном косо ложились на стену над кроватью соседки. Ниже, в районе ее подушки, светились два золотисто-зеленых огонька и я, вяло испугавшись, просто натянула на голову одеяло. Разум уплывал в блаженное небытие, и размышлять о мелочах вроде недружелюбно настроенного оборотня по-соседству уже не было сил. Я отвернулась к стене и сонно пробормотала, сама не знаю кому традиционное пожелание на сон грядущий:

– Ясных звезд, – и провалилась в сон.

Первый день новой жизни, наконец, завершился.

7. Учебный год начинается

– Сегодня, дорогие мои, вы вступаете в удивительный мир полезных магических знаний, которые осветят ярким факелом все сферы вашей дальнейшей жизни. Идя дорогой знаний, высоко держите факел знаний… Его свет станет для вас путеводным. Вам следует пройти дорогой жизни достойно, освещая себе путь факелом вашего дара…

Ректор Буру гордо стоял, выпрямившись во весь свой невеликий рост, на нешироком помосте перед главным корпусом и нес всю эту невероятную чепуху уже минут двадцать. Я отметила про себя, что с каждым предложением речь главы университета становится все более высокопарной и бессвязной. И выносить ее все тяжелее.

Студенты окружили помост, выстроившись по факультетам и курсам. Зельеварам досталось место позади трибуны, и мы имели возможность, к нашему сожалению, видеть не только могучую спину гнома, но и профессорскую мантию до блеска протертую пониже спины. По рядам студентов искорками бегали сдавленные смешки.

Прячась среди сокурсниц от пронзительного взгляда лейры тэ'Остэйн, я отыскала глазами Лессли. Его курс стоял неподалеку, в мантиях с желтым кантом. Приятель тайком зевал в кулак. Улыбнулась: как я его понимаю!

– Адептка Дарн, не глазейте по сторонам! – тут же зашипела на меня декан.

Уверенная (с подачи герцога) в моем порочном легкомыслии, лейра тэ’Остэйн одернула меня очень некстати. Не хватало мне с будущими товарками по курсу сразу же испортить отношения! О чтоб ей промолчать, так нет же! Большинство девушек обернулись и сменили меня строгими взглядами, будто сами только что не хихикали.

Привлекать излишнее внимание к своей особе в мои планы не входило. Я сделала невинное лицо и потупилась, разглаживая складки мантии. Сейчас я хотя бы не выделяюсь из общей массы убожеством наряда. Устав университета предписывает адептам носить мантии, и все мы одинаковые в наших темных саржевых балахонах с зеленой окантовкой. Впрочем, с платьем у меня тоже все в порядке. Новое темно-серое я перешила по фигуре, украсила ворот и рукава светло-серой отделкой. Конечно, оно по-прежнему остается невзрачным, но выглядит славно. Даже хмурая соседка, увидев меня сегодня утром, расщедрилась на комплимент.

А декан Буру между тем окончательно запутался в своих путях и факелах и неожиданно свернул приветственную речь: – Сегодня, дорогие адепты, деканы факультетов проведут для вас ознакомительную экскурсию. С завтрашнего дня – занятия по расписанию. Сейчас следуйте за вашими наставниками. Светлого дня!

Звучный выдох облегчения вознесся к сумрачному, затянутому пеленой облаков небу – пятьсот студентов обрадовались лишнему дню без занятий.

***

Вслед за лейрой тэ’Остэйн толпа девушек-зельеваров направилась к третьему корпусу. За нами такой же неорганизованной ватагой потянулись молодые люди с факультета артефакторики. У входа наш декан остановилась и начала о чем-то вещать. Наверное, сообщала что-то важное, но я оказалась среди отставших, потому не разобрала и половины из ее речи.

Раздумывая, не пробраться ли поближе, я покрутила головой и заметила, что девицы рядом со мной и не думают слушать лейру. Все они были заняты тем, что строили глазки остановившимся поодаль артефакторам. Юноши весьма охотно перемигивались с девчонками и предпочитали игнорировать своего декана – высокого, худого старика со снежно-белыми волосами, забранными в хвост.

От скуки я принялась рассматривать новые лица, среди которых встречались довольно симпатичные. Особенной статью и красотой отличались, как я заметила, оборотни: высокие, широкоплечие, с приметной хищной грацией. Если бы не жуткие глаза, легко можно влюбиться в такого. К примеру, вот тот блондин очень неплох… Я задержала на молодом человеке взгляд на пару мгновений дольше, чем позволяли приличия. Оборотень будто почувствовал это: повернул голову и впился в меня глазами. На губах блондина разгоралась наглая ухмылка. О, Светлые богини! Как же жутко сверкают у него глаза!

Я моментально отвернулась, но было поздно: в плечо впились чьи-то жесткие пальцы. Меня грубо развернули на месте и я оказалась лицом к лицу с лейрой тэ’Остэйн, кипящей от возмущенная, словно чайник.

– Адептка Дарн, что вы себе позволяете? Вместо того чтобы быть благонравной и скромной, как того ожидал ваш глубокоуважаемый воспитатель, вы демонстрируете непозволительную распущенность и стремление к пороку! – Декан схватила меня за руку и силком потащила за собой. Толпа адепток расступалась перед нами, лиц я не видела – все плыло от подступивших слез, но смешки вокруг слышала явственно. – Явитесь сегодня к четырем на отработку к наставнице Пирим в оранжерею. А сейчас не отходите от меня ни на шаг, юная особа!

Если бы можно было умереть со стыда, я бездыханным трупиком свалилась сейчас на эту выгоревшую землю. Так меня даже мачеха не унижала! Уж тем более публично. Да, я попалась очень глупо, но глазеть по сторонам в наш просвещенный век не считается таким уж страшным проступком. Прошли те древние эпохи, когда юноша и девушка не смели и взглянуть друг на друга. Видимо, в здешнем захолустье не слыхали о такой штуке как прогресс. И сразу отработка… Как я и предполагала, в первый же день… Ох, ну хоть не наалы – с оранжереей я как-нибудь справлюсь.

Часть адепток – старшие курсы – отправились куда-то за пожилой гномкой, а мы, студенты первого и второго года обучения, прошли за деканом в учебный корпус и разместились в одной из аудиторий нижнего этажа. Эта было небольшое помещение – двум нашим курсам не хватило мест, чтобы рассесться. Некоторым девушкам пришлось примоститься на стульях по двое. Меня лейра решительно усадила за первую парту, прямо перед собой, объявив, под смешки сокурсниц, что отныне на всех занятиях – это мое место.

– Адептки, меня зовут лейра Милана тэ’Остэйн, магистр теории изготовления магических веществ и соединений. Я декан факультета. В этом году буду вести теорию зельеварения у первого и второго курсов. Вторые курсы уже знают своих наставников по практическим занятиям. Первый курс, девушки: вас тридцать восемь. Мы разделили вас на три группы, в среднем по двенадцать человек. Практикумы будем вести я и еще две наставницы. С ними вы познакомитесь непосредственно на занятии. Списки групп найдете на доске в холле.

Декан уселась за кафедру и монотонным голосом принялась зачитывать «Правила безопасной работы с магическими веществами». Список того, чего делать нельзя содержал сто один пункт и поверг в тоску даже второкурсниц. Так и тянуло спросить: а что же можно делать в лаборатории, но никто не стал рисковать – ответ и так понятен: там можно выполнять требования безопасной работы.

Каждая из нас по очереди расписалась в толстой книге учета, получила несколько печатных листков с текстом Правил.

– Девушки, Правила нужно выучить, как молитву к Светлым девам, – строго подытожила лекцию декан, и встала. – На экзамене по теории зельеварения один из вопросов традиционно по требованиям к безопасности. А сейчас все на выход, я покажу, где вы будете заниматься практикой. Дарн, иди сюда, не прячься за спины адепток. Я про тебя не забыла!

Так до конца экскурсии мне не удалось и шагу ступить без колких замечаний лейры тэ’Остэйн. У этой дамы, кроме меня, похоже, и других забот не было, и показывая лабораторию для практикумов, она не переставала сверлить меня осуждающим взглядом. Осмотр однотипных скучных помещений, уставленных широкими белоснежными столами на одного человека и застекленными шкафами с реактивами, превратился в бесконечную пытку.

Мда, учебный год еще толком не начался, а я уже заработала непримиримого врага в лице основного преподавателя нашего курса. Когда нас, наконец, отпустили, я, как и остальные мои сокурсницы, отыскала свое имя в холле в списке групп для практических занятий. Естественно, практику у меня вела сама декан. Шандор, ну за что?!

***

Час до обеда я отсиживалась в одиночестве в нашей комнате, мучительно переживая каждую секунду сегодняшнего публичного позора. Если так пойдет дальше, анекдоты про меня разойдутся по всему Горному краю. А еще сюда может нагрянуть герцог и тогда мне точно не поздоровиться.

Правда, долго предаваться бесплодным опасениям и жалости к себе не получилось. Как говаривал мой учитель, мэтр Силаб: из любой ошибки делай выводы и иди дальше. А вывод может быть только один – не следует допускать оплошностей в присутствии преподавателей. Нужно демонстрировать скромность и старательность. Если не случится других промахов, сегодняшний скандал скоро забудется, и меня оставят в покое. Эта мысль успокоила и взбодрила. Все будет хорошо.

Но когда я вышла из комнаты, чтобы идти в столовую, то поняла, что поспешила с оптимистическим настроем. Едва я и еще пара девушек спустились в холл, снаружи послышались смех, свист и выкрики. Входная дверь резко распахнулась и с улицы вбежала запыхавшаяся встрепанная старшекурсница.

– О, Светлые богини, какой кошмар! – задыхаясь, прохрипела она, прикладывая ладони к покрасневшим щекам.

– Что с тобой, Касси? – с тревогой бросилась к ней одна из девушек.

– Со мной ничего… пока что! Там Найрет Тореддо со своими дружками кого-то поджидает. Задирают всех. Из корпуса не выйти: эти наглецы почти у самого крыльца! Куда только смотрит госпожа Дорджи, интересно? Я ее звать прибежала…

– Что комендантша сделает с оборотнями, по-твоему, Касси? Она боится их, как и половина преподавателей, – возразила ей сокурсница.

Оробевшие и встревоженные, мы молча смотрели друг на друга. Никто не решался первой выйти на улицу. Худенькая блондинка, судя по мантии с целительского, в волнении даже вцепилась мне в руку – так боялась остаться одна.

Более решительная из старшекурсниц, взяла командование в свои руки:

– Прорвемся! – уверенно заявила она и обратилась к нам с целительницей: – Девочки, вы с первого курса? Так, запоминаем: держимся все вместе. Помните, на этих озабоченных нельзя смотреть. Ни под каким видом! Встретишься взглядом – и все, ни за что не отвяжется, пока не наиграется.

Касси подавила стон, а целительница-первогодка суеверно начертила в воздухе обережный знак от сил зла. У меня возникло неприятное сосущее чувство под ложечкой: за один день я умудрилась столько ляпов наделать! Ведь я на того белобрысого смотрела. Прямо в его жуткие глаза! О, Свет…

Девочки с опаской отворили входную дверь. Сбившись плотной кучкой, мы вышли на улицу. Неподалеку околачивались с десяток здоровенных оборотней. Я с огорчением приметила белоснежную шевелюру одного из них. Это тот самый, с артефакторики. Сердце испуганно екнуло и сбежало. Мне жутко захотелось узнать куда, чтобы спрятаться там же.

Озорники на секунду примолкли, разглядывая нас, а затем тишину прервал резкий глумливый свист и улюлюканье. Мы с девочками дружно двинулись вперед: не стоять же на крыльце и служить предметом развлечения великовозрастных болванов. Все такой же пугливой стайкой вместе ступили на пыльную траву, забирая в сторону от дорожки, чтобы по дуге обойти распоясавшихся хулиганов.