Светка ведёт лезвие вниз невозможно медленно, стискиваю зубы от разливающейся сладости внутри, боль перерастает в щекочущие покалывания, они, в свою очередь, смешиваются с новыми уколами ножа, на которые наслаиваются приятные сладкие волны. Они распространяются в конечности, пульсируют, это похоже на танец боли и удовольствия, сначала сильнее чувствую одно, потом другое, и так по кругу.
Глаза закрыты, но я отчётливо вижу Незнакомку. Она пролистывает свой дневник, смотрит мне в глаза, потом улыбается и шепчет моё имя. Сейчас я могу представить её мягкие длинные локоны цвета золотистой пшеницы. Они спадают на её округлые плечи, скользят по ключицам, идут волной по всей длине и при любом движении колышутся плавно и мягко. Незнакомка поправляет их за ухо, но те выбиваются обратно. Я сам поправляю её пряди и чувствую тыльной стороной кисти, что её кожа мягкая и гладкая, словно у фарфоровой куклы.
Слышу, как громко и стремительно колотится моё сердце от прикосновения холодного металла. Потом дыхание вовсе начинает прерываться от Светкиных поцелуев. Она вновь слизывает кровь. Открываю глаза и вижу, что она смакует её и размазывает по губам и коже вокруг. Потом проводит мокрыми алыми пальцами по моему подбородку и шее, снимает с меня очки, и мир немного размывается.
– Мне так больше нравится, – Светка говорит тихо, словно это не её голос, а шелест листвы.
Раздумываю, как понравилось бы моей Незнакомке: в очках или без. Наверное, Светка видит мою озадаченность, поэтому добавляет:
– Любой так понравится больше.
Решаю в ближайшие дни купить линзы, у меня осталось ещё четыре тысячи, должно хватить.
Она снова давит пальцами на моё горло и целует в губы. Проникает языком мне в рот, и я делаю то же самое. Эмоции становятся ярче, разум туманится, дыхание сбивается, а она словно чувствует меня и впивается ещё сильнее. Непроизвольно хватаю её руку, оттаскивая от шеи, за что получаю болезненный укус. Из губы подтекает кровь, отдавая привкусом металла, и остаётся на языке. Она всё же отпускает моё горло, хотя я отчётливо ощущаю её недовольство.
Делаю глубокий вдох, и тут же она снова кусает с ещё большей силой, параллельно вдавливая ногти в недавнюю рану на груди. Не могу сдержать болезненный стон, чувствую разгорающуюся панику, но не от опасности. Я не понимаю, что со мной происходит, мне действительно больно, но я не хочу это останавливать. Чем сильнее Светка вгрызается в меня, чем агрессивнее царапает мои раны, тем яснее я вижу Незнакомку, и тем ярче мои чувства к ней.
Потом Светка нехотя отстраняется, с будничным видом застёгивает пуговицы и следом молнию, небрежным жестом стирает кровь с моего подбородка, а я, всё ещё держа в голове голубоглазый образ, мягким движением стираю красные подтёки с её губ.
– Ты считаешь, что это неправильно? – спрашивает она, садясь напротив меня на расстоянии.
Немного медлю, растерянно пытаясь понять свои мысли.
– У меня никогда не было девушки, – осторожно начинаю я, – поэтому даже не знаю, как правильно.
Светка кивает и подаёт мне очки, которые всё это время лежали на земле.
Протираю их от грязи, надеваю, но всё равно вижу мутные пятна. Трачу какое-то время, чтобы достаточно их вытереть, а Светка с интересом наблюдает за мной. Она улыбается, чуть прищуривается, и я нахожу это довольно милым. На её щеках играют ямочки, у виска белеет крохотный шрам.
– Ты мне нравишься, – вдруг говорит она, и я от неожиданности роняю очки снова на землю, – но, боюсь, на тебе не останется живого места через пару недель.
Она смеётся, и я улыбаюсь, не зная, как реагировать. Я не могу ответить ей взаимностью, ведь в моём сердце другая.
– Сделаем перерыв, – решает Светка.
Хочу возразить, но останавливаю себя и киваю:
– Как скажешь.
– Да, как я скажу.
Ухмыляюсь от её властного тона, Светка хмурится, но молчит. Где-то в глубине души у меня возникает огорчение от её заявления. Я хотел бы продолжить наши встречи, хотел бы чувствовать холодную сталь на моей коже.
Мы идём по лабиринту снова в тишине. Удивительно, что есть ещё человек, который не любит разговаривать попусту. Провожаю её почти до дома и на прощание получаю поцелуй в щеку, мягкий и невинный, как если бы ничего из того, что мы до этого творили, не было.
Иду дальше один. Медленно, потому что боюсь возвращаться домой. Все сладкие чувства перекрываются тревогой и страхом, постоянно ерошу волосы от напряжения, снимаю и надеваю очки, скриплю зубами, но в итоге всё-таки дохожу до родного подъезда и останавливаюсь. Свет в окне не горит, но я не уверен, что квартира пуста.
Здороваюсь с двумя соседками, которые проходят мимо. Они смотрят подозрительно, наверное, из-за моих побоев или крови на лице, но не обращаю на это внимание и, напрягая всю силу воли, захожу в подъезд. На лестнице спотыкаюсь о выступ в ступеньках, чертыхаюсь и иду дальше. Запах мочи никуда не делся, но теперь чую его сильнее, на контрасте с хостелом, где постоянно ароматизируют чем-то цветочным.
Морщусь и открываю дверь в квартиру. Голосов не слышно, аккуратно заглядываю во все комнаты, но дома никого. Чуть расслабляюсь, скидываю вещи, принимаю душ и с обидой вспоминаю, какая удобная и чистая ванна в хостеле, не то, что моя – ржавая, короткая, да и напор воды в три раза меньше.
Надеваю старые баскетбольные шорты, которые я носил лет в двенадцать, растянутую футболку и шерстяные носки. Навожу чаю, беру несколько овсяных печений, вероятно, мать их купила вчера, и запираюсь у себя в комнате.
Пью горячий травяной чай, жую печенье, крошки сыплются мне на колени, отряхиваюсь и решаю завтра пропылесосить пол. Помыть бы его ещё, но не уверен, что найду в себе мотивацию. Он станет грязным довольно быстро, особенно в комнате матери. Особенно, если она вновь приведёт в гости своих собутыльников. Или Олега. Ненавижу его.
Из рюкзака достаю пакет с красной розой, беру блокнот и решаю читать прямо за столом, пока ужинаю, не хочу ждать больше ни минуты. Пролистываю до седьмого дня, расстраиваюсь, что осталось совсем мало, но через секунду радуюсь, предвкушая, что потом найду её. Почему-то уверен, что Незнакомка оставит свой адрес или телефон, чтобы я с ней связался. Иначе зачем всё это?
На полях листа нарисовано несколько глаз и чёрные полосы, рассматриваю, испытывая несколько жутковатое чувство от рисунков. Потом замечаю, что она постоянно делает длинный завиток у буквы «р», улыбаюсь её маленькой особенности и начинаю читать.
Здравствуй, мой милый странник! Пролистай до конца дневника прямо сейчас, там тебя ждёт сюрприз.
Листаю с придыханием и натыкаюсь на сложенный конвертом листок, разворачиваю, вижу купюру в тысячу рублей. Рассматриваю и убеждаюсь, что она настоящая. Кладу деньги на стол и продолжаю читать.
Этой мой тебе подарок. Я не знаю, что тебе нравится, но на эти деньги хочу, чтобы ты купил себе нечто важное и ценное, то, что будет напоминать тебе обо мне.
Сегодня я спала с тенями, с моими спутниками. Видела их в углах и рядом с кроватью. Не могу сказать, что не испытала страха. Было жутковато, но я сдержалась и не включила свет. Шёпот иногда слишком громкий, отчего я не слышу, что мне говорят люди, но, с другой стороны, оно и к лучшему.
Зачем мне слушать, как орёт мать или как поливает меня грязью отец, на кой мне сдалась пустая болтовня подружек? Бессмысленные слова, глупые рассуждения. Ненавижу их. Ненавижу их мысли.
Я нарисовала глаза, думаю, ты заметил. Их я видела сегодня после пробуждения, они выросли на моих обоях и наблюдали за мной. Смотрели, рассматривали, следили. Кто-то проверял меня, матрица. Думает, что я струшу, считает, что я не способна изменить свою жизнь. Что ж, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
Проснулась, полежала, почитала. Солнце так и не выглянуло. Оно не светило и не ослепляло, не сжигало меня. Кажется, так лучше, понятнее. Может, я дочь тьмы? Может мне лучше в холоде?
Потом я рассказала про свой план Митьке, и он одобрил. Ну, я так думаю, по крайне мере, он два раза мяукнул. Знаешь, я уверена, что он поддержал бы меня. Кошки чуткие существа. Порой мне кажется, что они видят намного больше, чем люди. Как будто они живут в двух мирах одновременно. Они видят то, что не видим мы, но оно здесь, рядом, за спиной твоей.
Я резко оборачиваюсь, но за спиной никого нет. Дверь в комнату закрыта, однако странное ощущение, что за мной наблюдают, никуда не девается. Ёжусь, снова кошусь на дверь. Нет, там никого.
Делаю глоток чая и возвращаюсь к дневнику.
Днём ходила гулять в центр, прошлась по лабиринту, и, к моему разочарованию, очень быстро нашла выход, даже скучно. Его поставили для дураков, которые не умеют пользоваться разумом. Ничего нет сложно в том, чтобы просто думать на пару шагов вперед. Слышала, как дети ныли, что не могут отыскать выход. Глупые. Такие же как их родители.
Потом я долго сидела на лавочке. Солнце упорно пряталось за толстыми серыми облаками. Я быстро замёрзла. Правильнее сказать – я окоченела, даже губы чуть посинели, но мне хотелось побыть на воздухе. В этом году осень рано стала холодной. Погода оставляет желать лучшего, наверное, я так и не дождусь солнца. Наверное, мне не нужен свет.
Я успела уже многое продумать, решила, что делать с котиком, потому что с родителями его не оставлю, он им не нужен. Им никто не нужен. Злые, жестокие. Зачем я родилась у них? Неужели не могла выбрать кого-то получше?
Ещё нашла все ингредиенты для будущего печенья, подарю его тебе в знак нежных чувств, в знак моей благодарности, что читаешь. Удивительно, я без понятия, кто ты, но испытываю что-то похожее на любовь. И не говори, что это слишком громкое слово, ведь я пишу, что чувствую. Я хочу быть искренней. Мне до одури надоела ложь и лицемерие.
Прямо сейчас испытываю дежавю, а краем глаза вижу высокую чёрную тень. Голос шепчет, что осталось совсем немного, и скоро я проснусь. Честно, очень волнуюсь, но и предвкушаю этот момент. Я всегда со страхом думала об этом, а теперь беру судьбу в свои руки и делаю то, что давно должна была.
Митька бегает как озверевший, поэтому пойду его выгуливать сейчас, а тебе, мой странник, хорошего вечера и ночи, ярких и сказочных снов.
Поглаживаю листы и прокручиваю в голове строки про рисунки глаз. Решаю, что она просто посмеялась. Вряд ли за ней кто-то подсматривал или следил, хотя кто знает.
Внутри сладко тянет, когда перечитываю слова «мой милый странник», хочу тоже взять судьбу в свои руки, но пока не знаю, как. Ныряю рукой под футболку и, глядя на строки, провожу по длинной ране от ножа. Мурашки тут же покрывают спину и голову, кровь приливает к щекам, и я глубоко вдыхаю, прикрывая глаза. Продолжаю слегка надавливать на грудь, другой рукой сжимаю блокнот и чётко вижу Незнакомку, которая сидит с чёрно-белым котом на руках, а её хрупкие пальцы тонут в его густой шерсти. В голову лезут поцелуи, почти физически ощущаю язык у себя во рту, но вижу перед собой не Светку, а девушку с пшеничными волосами. Нестерпимо хочу прижать её к себе ближе, отчего с выдохом вырывается стон.
Через некоторое время открываю глаза, встряхиваю головой, ощущая щекотание на лбу от длинных прядей, подумываю сходить постричься на днях. Складываю блокнот в пакет и прячу в рюкзак, который оставляю рядом с кроватью. Допиваю остывший чай и ложусь спать, хотя на часах только половина десятого ночи. Ни мать, ни Олег не пришли, но так даже лучше. Не хочу видеть их, слышать крики. Особенно, не хочу слышать эти ужасные стоны.
Лежу в темноте, размышляя, стоит ли завтра идти в школу, что делать, если встречусь с Олегом и как найти загадочную Незнакомку. Укутываюсь в одеяло почти с головой и засыпаю.
Восьмой день.
Просыпаюсь резко, и первое время никак не могу понять, где я. Продолжаю вариться в своём сне ещё несколько минут, потом медленно прихожу в себя.
Я видел Незнакомку и Светку рядом, они ругались, пока не заметили меня. А как увидели, резко обернулись и потребовали выбрать одну из них. Испугался до жути, пытался убежать, но никак не мог, и чудом проснулся.
Время семь утра, значит, успеваю в школу, решаю пойти, тем более что пропустил уже два дня. Медленно одеваюсь, часто тру глаза, ощущая, что голова чугунная, и хочется лечь обратно. Опять моросит дождь, и небо снова затянуто серыми плотными облаками наглухо. Умываюсь и иду на кухню, хочу выпить кофе вместо чая, не хватает горьковатого послевкусия, хотя раньше не переносил его. В проходе застываю, видя сидящую за столом мать. Она красит ресницы тушью и смешно приоткрывает рот. Переводит взгляд на меня и виновато улыбается, потом откладывает щётку и зеркальце и бросается ко мне, чтобы сжать в объятьях. Я стою в недоумении и неловкости, ведь мы с матерью не обнимались уже очень давно, даже не могу вспомнить, когда это было.
– Андрюша! Слава Богу! Я так перепугалась, когда ты не вернулся, – бормочет она, не выпуская меня из объятий.
Кое-как выпутываюсь и натягиваю улыбку.
– Могла бы позвонить, – говорю, отворачиваясь.
Включаю чайник, шарю на полках в поисках кофе, но не нахожу, поэтому насыпаю опять травяной чай в кружку.
– Да я как-то не подумала, – оправдывается мать, – я была уверена, что ты придёшь, так и получилось.
Я молчу, а сам думаю, если бы меня убили где-нибудь, то не вернулся бы. Интересно, что она бы делала? Плакала бы? Или напилась?
– Сейчас бутербродов тебе сделаю, – она наспех отрезает толстый кусок хлеба и непомерно тонкий ломтик колбасы.
– Что Олег? – стараюсь сохранить безразличный тон и надеюсь, что получается.
– Он ушёл, – отвечает мать, но не с грустью, поэтому не спешу радоваться и не зря, – пока поживёт у себя. Сказал, что не хочет проблем с полицией. И… Андрей, он очень недоволен твоим поступком.
– Да пошёл он! – выплёвываю я, мгновенно закипая, – мне плевать, что он думает! Если ты не прогонишь этого упыря, то, клянусь, я убью его.
Осекаюсь, потому что уверен, что не смогу убить человека, но решаюсь не забирать слова обратно. Мать молчит, а потом продолжает краситься, как будто я ничего не говорил.
Делаю два глотка чая и один укус бутерброда и в той же тишине ухожу из дома. Мать трезвая, но почему-то я не рад. Зонт не взял. Он остался стоять у перекошенного шкафчика, заляпанный грязью. Мне стало неприятно касаться его, будто воспоминания об отце сделали меня слабым.
Теперь от моросящего дождя волосы сосульками липнут ко лбу, иду быстрым шагом, поэтому уже через десять минут захожу в школу. Охранник решает очередной кроссворд и даже не поднимает на меня голову. А если бы я был убийца, если у меня пистолет?
Оставив вещи в раздевалке, прохожу в класс и сажусь на привычное место в самом конце. Кажется, первым уроком физика. Раньше я любил этот предмет, но сейчас он кажется мне скучным. Тем более, после слов незнакомки о матрице начинаю сомневаться в правдивости того, что пишут в учебниках. Мы ведь доверяем им слепо, сами мало что перепроверяем, особенно квантовую физику и ядерную. Да у нас и возможностей нет, чтобы самим делать опыты, приходится верить. А вдруг нам врут? Вдруг мир совсем иной, не такой, как нам показывают?
Пришёл рано, поэтому помимо меня в кабинете пытаются проснуться ещё около семи человек. Некоторые понуро опустили голову, уперев в кулаки, двое вовсе улеглись на партах. Открываю тетрадку и на последнем листочке рисую глаза и ромбики. Увлекаюсь и не замечаю, как приходит Санёк с Машкой, а потом и Светка, которая, к моему удивлению, садится рядом со мной. От неё пахнет сладкими духами.
Размышляю, как пахнет от незнакомки. Наверное, от неё тянется невесомый аромат жасмина и соли. Он непременно должен быть прозрачным, но стойким, чтобы оставлять длинный шлейф, который намертво врезается в память. Такую девушку никогда не забываешь, даже через десятки лет о ней рассказываешь детям и внукам, мол, видел однажды богиню в автобусе, она прошла мимо, озарила меня своим сиянием, зародила в сердце надежду и растворилась в воздухе как видение. Да, так и говорят про таких, как моя Незнакомка. Но я удостоюсь иной чести. Я буду рядом с ней всю жизнь.
Светка накручивает на палец короткие прядки и сначала рассматривает мои рисунки, а потом забирает ручку и к глазам рисует нос и губы. Получается намного лучше, чем у меня, поэтому общая картинка выглядит несуразно.
Бросаю взгляд в сторону и замечаю Белого, который сидит за партой, но на меня не смотрит. Виктор только сейчас заходит в класс, прихрамывает, но тоже не кидает в мою сторону ни единого взгляда. Расслабляюсь и даже думаю, что жизнь начинает налаживаться.
Начинается урок, но не физика, а русский язык. Учитель мужчина – низкий в синем пиджаке с тонкими усиками под носом. Незаметно касаюсь кожи над верхней губой, но там ни единого намёка на усы, щеки и подбородок тоже гладкие.
– Хочешь такие же? – шепчет с лукавым видом Светка.
– Усы? – нарочно уточняю, хотя знаю, о чём она, – не особо.
– Хочешь сказать, что ты и без них хорош?
– Разумеется.
Она тянет мою руку под парту и стягивает рукав рубашки до локтя. Сглатываю, понимая, что она хочет сделать. Чувствую лёгкие касания по ране, покрытой корочкой, и покрываюсь мурашками. Прикусываю губу, сдерживая стон, и сжимаю с силой ладонь в кулак.
– У тебя красивые руки, – тихо говорит Светка, – мне нравятся твои вены.
– Хочешь вскрыть их? – сквозь зубы спрашиваю я, непроизвольно усмехаясь.
– Пожалуй, да. Или ты против?
– Я весь твой.
Она надавливает чуть сильнее, а я крепче сжимаю кулак. Слышу приглушенный смешок с её стороны.
– Светлана! Я сказал что-то смешное? – громко говорит учитель, и все внимание обращается на нас, а я тут же отдёргиваю руку.
– Просто вы вызываете у меня улыбку, Фёдор Петрович, – чересчур сладко произносит Светка и намеренно широко хлопает ресницами.
Учитель усмехается и продолжает свой рассказ, а я удивляюсь, как она так легко смогла его обмануть. Или он просто хотел быть обманутым. Впрочем, как и любой мужчина.
Больше она меня не трогает, и оставшуюся часть урока занимаемся разбором структуры сочинения.
На физике пишем тест, и Санек снова просит списать, я не отказываю, хотя, как и всегда, предупреждаю, что не уверен в правильности ответов. Дальше физкультура, про которую я забыл и поэтому не взял форму. Физрук смотрит зло, но не отчитывает, а вручает в руки метлу, и я в одиночестве сорок минут подметаю задний двор школы от подгнивших коричнево-желтых листьев. Дождя нет, но ветер дико холодный, продувает до костей, а, значит, пора доставать зимнюю куртку.
Следующая идёт биология. Учительница заболела, и нам дают два теста, которые решаем весь урок. Все безбожно и бессовестно списывают, я не исключение. Светка временами кладёт мне на плечо голову, а её короткие чёрные пряди распадаются по рубашке подобно змеям.
На последнем уроке – информатике – решаем задачи в паскале. Делаю быстро себе и Светке, потому что она уверяет, что никогда не свяжет жизнь с программированием. Машка списывает у неё, а Санек у Машки. В итоге под конец урока нам ставят пятёрки, и Светка обещает для меня нечто особенное послезавтра. Хмыкаю и говорю, что жду с нетерпением.
После урока предлагаю Светке сходить со мной за линзами. Она воодушевляется, глаза горят, улыбка ширится на пол-лица. Не думал, что могу вызвать у девушки такие эмоции. Она тянет меня за руку идти быстрее. Всю дорогу мы молчим, но на её лице так и читается хищный восторг. Ямочки на щеках выглядят не мило, а игриво и опасно. Думаю о том, что хочу рывком схватить её за волосы и поцеловать в губы. Прокусить её кожу до крови. Тут же меняю мысль и теперь уже желаю, чтобы она сама укусила меня или вырезала на моей груди своё имя. Хочу чувствовать лезвие ножа на коже.
– Давай цветные, – тараторит в десятый раз Светка, пока я рассматриваю очки на витрине, – дава-ай!
Сначала отказываюсь, но после получаса уговоров сдаюсь и останавливаюсь на голубом цвете.
– Наденешь сейчас? – она бессовестно заглядывает в глаза и невинно поглаживает меня по плечу.
– Неудобно, – отнекиваюсь, хотя знаю, что и на этот раз сдамся.
Спустя несколько минут корячусь перед зеркалом, слушая рекомендации продавца. Один раз почти роняю одну линзу, но ловлю в последний момент. Девушка–менеджер ширит глаза, Светка осуждающе качает головой. Неловко улыбаюсь и продолжаю свои мучения.
И вот спустя ещё полчаса стою на улице заплаканный, но зато с голубыми глазами. Удивлённо рассматриваю прохожих и вывески, потому что вижу намного лучше, чем в старых очках.
– Хочу тебя сфотографировать, – заявляет Светка и достаёт телефон, направляя на меня камеру, – глаза открой пошире, не щурься.
– Да я ещё не привык.
– Тихо!
Смыкаю губы и недовольно кривлю их, а она в этот момент делает фото. Рассматриваю себя на экране и долго гипнотизирую голубые глаза, ведь почти такие же я представлял у Незнакомки, как будто теперь она стала ко мне ближе.
Провожаю Светку до дома и получаю все тот же лёгкий поцелуй в губы, хотя непроизвольно желаю вновь оказаться в лабиринте, но у нас перерыв, а я не хочу её принуждать. А точнее, боюсь, что она откажет мне вовсе. Порой кажется, что Светке нравится причинять мне боль только потому, что сопротивляюсь. То есть, если я буду проявлять инициативу, она потеряет интерес. Возможно, я прав. В любом случае, не настаиваю, и мы расходимся.
Пока иду по улице, замечаю, что цвета под серым небом выглядят иначе, чем под солнцем. Блёклые, будто нарисованные неумелым художником. Линзы не чувствую, временами вожу глазами туда-сюда, проверяя, на месте ли они. Жаль, что я не могу видеть свои глаза со стороны. Ветер холодный и промозглый, люди кутаются в пальто, высоко поднимаю воротники, бегут, спешат куда-то.
Дома не делаю ничего. Лежу, пью чай, ем бутерброды, долго разглядываю линзы, потом рассматриваю синяки на лице. Один из учителей спросил у меня, откуда это, а я ответил, что упал. Глупо, но тот сделал вид, что поверил.
Прыщи подсохли и почти незаметны. Зачёсываю волосы чуть в бок, рассматриваю отражение и решаю, что без прыщей и с голубыми глазами выгляжу даже симпатично, миловидно. Я никогда не был похож на грубых, здоровенных мужиков, да мне и не хотелось. Светке я нравлюсь, а значит, понравлюсь и Незнакомке. По крайней мере, я очень надеюсь на это.
Отхожу от зеркала, останавливаюсь посреди комнаты и рассматриваю свои руки. вены выступают сильно, потому что я худой. Чем они ей приглянулись? Другое дело, голубые глаза…
Кстати, линзы я купил как раз на тысячу, подаренную Незнакомкой, и уверен, что лучше я бы и не придумал. Это именно то, что мне нужно. Теперь можно не переживать, что очередные отморозки сломают очки, лишив меня четкого зрения. Хотя надеюсь, что больше никто ко мне лезть не будет. В любом случае, я уже не тот сопляк, теперь я знаю, что могу ответить. Что могу сражаться за себя.
Смотрю несколько фильмов подряд и, глядя на одну актрису, думаю, что она очень похожа на образ моей голубоглазой подруги. Иногда ставлю на «стоп» и рассматриваю её, потом ищу фото в интернете, но в жизни она оказывается не так похожа на Незнакомку, как в кино, поэтому возвращаюсь к фильму.
Вечером приходит мать. Уставшая, с глубокими синяками под глазами, наливает себе чай, и я вижу, как она украдкой добавляет туда водки. Меня подташнивает, но ничего не говорю, понимая, что уговоры бесполезны.
Готовлю яичницу. Она подгорает, потому что я вновь ухожу в свои мысли и не успеваю вовремя снять сковородку с плиты. Мы с матерью сидим за столом в полном молчании, а когда она доедает, то уходит спать, желая мне доброй ночи.
Возвращаюсь к себе в плохом настроении. Почему она не может бросить пить? Зачем она вообще начинала? Почему водится с этим Олегом? Может быть, я во всём виноват? Не поддержал маму после смерти отца, не стал для неё опорой и защитой. Но ведь мне было всего четырнадцать, что я мог сделать?
Снова тошнит, и я гоню мысли прочь, не желая накручивать себя ещё сильнее. Голубой цвет блокнота успокаивает, мягкая обложка даёт ощущение уюта и внутреннего тепла. Подхожу к зеркалу и сравниваю цвет линз с дневником, почти одинаково. Закутываюсь в плед и усаживаюсь на кровать, случайно открываю прямо на восьмом дне, улыбаюсь, разглядывая рисунки глаз и крестов. Не спорю, выглядит жутковато, но я представляю, как она рисовала, держала ручку своими хрупкими длинными пальцами, сдувала со лба тонкие пшеничные пряди, сосредоточенно сжимала губы и освещала мир своими небесными глазами.
Осталось всего три дня. Я найду её через три дня. Сделаю всё, чтобы найти.
– Конечно, я выбираю тебя, милая. Клянусь, из всех девушек в мире я выберу только тебя, – говорю тихо, вспоминая недавний сон.
Читаю медленно, впитывая каждое слово, стараясь услышать, как она говорит, её мягкий голос, нежный и мелодичный, как щебетание птиц по весне.
Мой милый странник, мне невероятно любопытно узнать, что ты купил себе, но я не смогу, поэтому просто надеюсь, что эта вещь приносит тебе радость.
Вчера вечером, когда я гуляла с Митькой, ко мне пристал пьяный мужик. Спрашивал, свободна ли я. Ответила честно, что нет. Никто из нас не свободен. В какой-то момент поняла, что смогу убить его, если придётся защищаться. Думаю, моя рука не дрогнет. Но в итоге он отстал, и я вернулась домой. Сны снились странные, сложно описать чувства, которые я испытала. Но проснулась утром в замешательстве, потом увидела, как из-под двери поползли пауки. Я закричала, и в комнату ворвалась мама, а насекомые исчезли. Я даже не стала объяснять, да она и не спрашивала, удостоверилась, что я жива и ушла. Мне кажется, это было послание, что пора уже. Ждать нет смысла.
Кстати, прочитала интересную информацию. Если на часах видишь одинаковые цифры, например, 22:22, это значит, что Вселенная говорит с тобой, слышит тебя. Последнее время часто замечаю такие цифры, и я более чем уверена, что мой выбор верный, а путь истинный.
Днём ездила к подруге в гости на другой конец города и видела в автобусе троих людей в одинаковой одежде. Представляешь, как матрица ломается? Кто-то прописал плохой код. Ха-ха. Или высшие силы наконец помогают мне увидеть истину. Пусть второе.
Потом, пока шла от остановки, увидела двух молодых котиков у мусорки. Купила корма и насыпала им на картонку. Моё сердце разрывается, когда вижу бездомных животных, и в груди разгорается ненависть к людям, которые даже не пытаются им помочь. Откуда столько жесткости? Черствые, бездушные роботы.
С подругой выпили немного вина и обсудили мужчин. Говорила в основном она, а я молчала. Сначала думала поделиться с ней своими мыслями, но так и не решилась. Уехала ближе к вечеру, погуляла с Митькой, сегодня раньше, чтобы не встретиться с тем алкашом. Завтра я начну действовать, план уже готов и расписан в моей голове, осталось выполнить всё по пунктам и дойти до финала. Однажды мы встретимся, мой ласковый странник, а пока у нас есть ещё два дня.
Не скучай, не грусти. Не питай этими эмоциями чёртову матрицу. Радуйся, что мы встретились, пусть и не лично, радуйся солнцу и серому небу, осени, дождю и ветру. В этом мире так мало настоящего, а природа, она правдива. Радуйся ей.
Люблю.
Почему-то начинаю тоже злиться на людей, которые не помогают животным, хотя давно в округе не видел уличных котов или собак. Возможно, их отстреливают, а может, просто не выгоняют, и второй вариант мне нравится намного больше. Поглаживаю последнее слово, от которого сердце ласково сжимается.
– Я тоже люблю, – шепчу я в бумагу и вдыхаю запах ручки и пыли.
Снимаю линзы и складываю в контейнер, заполненный жидкостью. Прячу блокнот под подушку и, когда ложусь, то одну руку кладу на мягкую обложку, кончиками пальцев другой руки царапаю рану на груди, и от неё волнами по телу разливается щекочущее чувство, сладко-вязкое, шевелящее волосы и рождающее мурашки. Кусаю губы до крови, металлический вкус добавляет воспоминаний. Хочу придумать имя Незнакомке, но ни одно не подходит, все слишком простые, а она особенная. Наверное, её имя звучит идеально. Я услышу его и пойму – да, это оно, то самое. Правильное сочетание звуков, прекрасно переплетение букв. Её имя пропитано божественным светом, в котором рождаются звёзды.
В сон погружаюсь нескоро, несколько раз просыпаюсь с тревожным чувством, но встать не решаюсь, и засыпаю лишь под утро.