Loe raamatut: «Кто бы мог подумать»
Восьмидесятой годовщине Великой Победы Советского Союза над коричневой чумой фашизма в Великой Отечественной войне посвящается
Вечная память павшим в сражениях! Низкий поклон вынесшим всю горечь войн!
Моим бесценным детям Рафаэлю, Диане и Майтэ.
Моим несравненным внучкам Алексе и Камиле.
Моим чудесным внукам Александру и Николаю.
© Оформление. ООО «Издательство Перо», 2025
© Ройтенбурд Белакорту, В., 2025
К НАЗВАНИЮ ЭТОЙ КНИГИ
Эта книга о поколениях, переживших войны! В романе взрослые и дети, на фронте и в тылу, все они прошли сквозь крушение своих чаяний, внутреннее опустошение и потерю перспективы будущего. Но всё же продолжали бороться, верить и ждать, что перекликается с темой проникновенного стихотворения Константина Симонова, написанного в 1941 году
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: – Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Русскоговорящему читателю
Меня часто спрашивают, как я пришла к написанию этого романа.
Так вот, я всегда удивлялась и в то же время гордилась тем, что являюсь отпрыском довольно непростой семьи. По отцовской линии нашими предками были исконные бессарабские евреи Одессы и округи. «Третий из городов русских», по Белинскому, и «самый европейский из русских городов», по Пушкину, Одесса богата историей1, согласно которой родилась я в безусловно космополитическом русском городе на украинской земле. А кроме того, я ещё стала плодом сплетения необычных обстоятельств – брака отца-еврея, выросшего в Аргентине, с матерью-испанкой из Страны Басков.
Вот и получилось, что, будучи первой внучкой, я оказалась «депозитарием» множества разнообразных семейных историй, часть которых при случае я рассказывала родственникам, друзьям и знакомым. Мои слушатели постоянно советовали мне, даже настаивали на том, чтобы я написала о рассказанном. Однако из-за моей загруженности (наука, преподавание, медицина, трое детей), проект был отложен на годы. Да и рассказывать – не то же самое, что писать. И вот, наконец, с выходом на пенсию у меня появилась возможность закончить курс-тренинг «Литературное творчество» при Школе писателей Мексики, к концу которого требовалось предоставить хоть несколько глав собственного романа. Впоследствии я дописала его. Так появилась новелла «В поисках той весны» на испанском языке, удостоенная премии в Испании в 2008 году, а затем переизданная в Мексике в 2009-м. Эту книгу я презентовала тогдашнему Чрезвычайному Послу Российской Федерации в Мексике, журналисту В. И. Морозову. Прочитав её, посол удивился, что она не на русском языке, и очень посоветовал перевести её. Но жизнь снова вмешалась. Только через годы этот роман, дополненный и видоизменённый, выходит в свет на русском языке.
Пролог
Когда всплывает во мне всё произошедшее в мои ранние годы, я понимаю, какое решающее влияние оказали те события на всю мою жизнь. В них базис моего восприятия мира, морали и ценностей, неудач и успехов. В нём смысл того, кем я являюсь сегодня.
Те далекие потрясения… За десятилетия они словно окаменели, вмёрзли в лёд моей истории. Но всё же остаются глашатаями глухой боли, не стираемой временем.
Это фрагментарный рой моментов! Им суждено вернуться, воскресить события старые, но мгновенно оживающие – стоит к ним прикоснуться. Я размораживаю груз прошлого, скрываемый от других и даже от себя. Мне надо залечить те раны, исцелиться.
Забытые истории! Почти все их герои уже покинули этот мир. Восстановить прошлое будет непросто. И всё же, эпизод за эпизодом, медленно всплывает давно погребённое в памяти, раскрывает свои элементы, выстраивается в цепь.
Во мне рождается надежда, что наконец-то я смогу понять и принять свою личную суть, оценить её и воздать дань всему когда-то прожитому.
Часть первая
Истоки
Глава I
Корни
Есть город, который я вижу во сне.
О, если б вы знали, как дорог,
У Чёрного моря открывшийся мне
В цветущих акациях город
У Чёрного моря!
Софья почувствовала, как приближается необъяснимое дрожание земли и воздуха. Через минуту оно будто внедрилось в неё, поглотило. Сразу же она с изумлением поняла, что не сможет бороться, что нет сил на сопротивление. Поток закрутил её, а затем затащил внутрь себя. И тут она стала задыхаться. Где-то на границе сознания стали возникать картины из прошлого.
* * *
Ей пятнадцать. Вся семья собралась, чтобы попрощаться: родители, четыре сестры и единственный брат, младший. Ведь это не обычный момент. Она, совсем юная девушка, целый год будет жить вдалеке от семьи, в чужой стране. Единственной защитой теперь будет бывшая подруга матери, живущая в Цюрихе. Не любой отец позволил бы такое. Конечно же, и не любая «дочь семьи» осмелилась бы. Без сомнений, решение было трудным. Но девушка не могла упустить такую прекрасную возможность. Подумать только – путешествие ни много ни мало в древнюю провинцию Римской империи, обладающую двумя основными языковыми кантонами.
Ведь это моя мечта: говорить по-французски и по-немецки, читать и понимать превосходную литературу на обоих языках. Так что отрицательные комментарии других не в счёт. К тому же я ведь старшая!
Родителям пришлось принять этот вызов.
Адаптация к Швейцарии проходила быстро, хотя альпийская страна так сильно отличалась от Одессы.
На родине Софью очаровывала бесконечная маслянисто-голубая под солнцем пенистость волн, порой кажущихся нежными и невинными, но вдруг пугающих своей решимостью, даже коварством. Здесь же вокруг открывалось спокойное «море» сизых густых лесов. Да и всё остальное тоже было непривычно. Одновременное изучение двух языков давалось нелегко. Между учёбой, визитами, презентациями и чтением вкрадывались моменты внезапной ностальгии и неуверенности. Но всё же как быстро проходило время!
В её спутанном от падения сознании плыли теперь зелёные парки, по которым она столько раз бродила в те годы. А вот и огромный сад у дома, где она остановилась… Лия, одесситка по рождению, из-за преждевременного и неожиданного вдовства и отсутствия собственных детей была рада её компании. В бассейне дома Лии они часто проводили время, обсуждая картины и книги. А вот они в большой гостиной играют на фортепиано в четыре руки: две – знатока и учительницы музыки Лии, две другие – её пылкой ученицы Софы.
В ларец воспоминаний девушки те эпизоды навсегда вписались как идеал блаженства. Как бы ей теперь хотелось так беззаботно наслаждаться природой и искусством!
Но в теперешней действительности всё было наоборот – вокруг царили насилие и хаос.
* * *
Через несколько месяцев после возвращения из Швейцарии у неё внезапно проснулся интерес к изучению бухгалтерского дела. Началось обучение в доме хорошего друга семьи, бухгалтера. И о чудо! Кто бы мог подумать? Именно здесь произошла встреча с Давидом – наставником безответственного и ленивого единственного сына того семейства.
С самого начала Софью привлекли застенчивое упорство и провинциальная доброта этого парня, его жёлтые глаза, копна каштановых волос и такие же кустистые усы поверх полных губ. Вскоре она поняла, что Давид тоже ослеплён глубиной её серых глаз и спокойной твёрдостью хрупкой на вид фигуры.
И вот они гуляют по мощёным улицам, зелёным паркам и цветущим бульварам Одессы. Это их любимый город.
– А ты знаешь, Давид, что этот город основан в ночи времён греческими поселенцами? Пишут, что на этом месте ранее было поселение мифических амазонок.
Её комментарии по истории и архитектуре, такие спонтанные, ошеломляют молодого студента-провинциала. Знания девушки вызывают в нём удивление и восхищение. На берегу знойного моря, впитывая энергию самого важного южного порта России, оба начинают строить свои планы.
А вот они вместе идут в одесский театр оперы и балета. Софья наблюдает, как Давид погружается в этот волшебный мир музыки, слов и движений, как реагирует на оперу. На следующий день букетом фиалок он благодарит её. В компании своей возлюбленной будущий врач с удовольствием оттачивает свои культурные амбиции.
Картины, эпизоды…
Получить согласие на брак оказалось делом нелёгким. Довольно либеральные родители Софьи не возражали против их общения. Однако, когда эти отношения стали угрожать замужеством, они не могли скрыть своего разочарования. Для Софочки, своего первенца, они ожидали «лучшей партии». Безусловно, Давид был достойным молодым человеком. Но он происходил из семьи сельских торговцев, людей малокультурных и слишком консервативных.
– Посмотри на них, золотце моё! – звучал голос отца Софьи. – Этих людей, родителей Давида, не привлекает учёба сына. Они назначили ему практически нулевую сумму на образование! Разве это нормально? Конечно, они видят в этом скорее его отщепление, чем прогресс своей семьи. И с такой семьёй ты хочешь нас породнить?
– Может быть, папа, Вы правы. Но Давид не такой, как они, и мы не собираемся уезжать жить в провинцию. Мой жених знает, что я не уеду из Одессы. Да и он не хочет возвращаться в свою глушь. Посмотрите, сколько препятствий ему приходится преодолевать, чтобы получить здесь диплом врача. Он вынужден сам зарабатывать на жизнь, обучая своих сокурсников! То, что дают ему родители, с трудом хватает на оплату жилья. А еда, а книги, а одежда? Я вижу, как он борется изо дня в день, как стремится достичь задуманного. А знаете ли Вы, каков его жизненный девиз, унаследованный от деда? «Упорство и труд все перетрут!» Вот.
С таким энтузиазмом защищала Софья своего наречённого. Но на самом деле, не умаляя других его достоинств, больше всего в Давиде она восхищалась открытой преданностью ей.
– Роза, а что ты думаешь о Давиде? В отличие от наших правил, его родители даже не приехали просить руки Софьи. Давид сам сделал это. Необычно, ты не находишь?
– Софа, пожалуйста, оставь нас с отцом. Нам нужно поговорить, – немного неохотно отвечала мать.
Как это получается, что мои родители не оценивают заслуг Давида? Ведь он уже сейчас репетитор богатых и нерадивых учеников и содержит сам себя. Для него это послужит ещё и средством для более лёгкого внедрения в одесское общество, откуда придут к нему будущие пациенты. А ведь это непросто, чтобы тебя оценили и приняли. Несомненно, Давид станет хорошим врачом. Его ждёт успех благодаря девизу, настойчивости и трудолюбию.
Что было сказано между родителями дальше, осталось за закрытой тяжёлой дверью. Но если бы Софья осталась, то услышала бы, как её мать продолжила:
– Конечно, это необычно, что жених напрямую сам просит руки невесты. Ты прав, дорогой. Не то чтобы я это одобряла. Да, мы к этому не привыкли. Но и родители Давида не привыкли выезжать за пределы своей деревни, чтобы просить руки городской девушки. К тому же ведь Давид говорил, что родители не поддерживают его планов – что он уедет и, тем более, навсегда. Поэтому они до сих пор обижены на него. Так что как им просить руки Софьи? Но они в курсе и не возражают.
– Конечно же, они не возражают. Да и не будут. Им выгодно породниться с нами. Но нашей семье? Роза, от этого брака в чём выигрыш нашей дочери?
– В том, что она получит хорошего мужа, искренне любящего её, трудолюбивого и будущего хорошего врача.
– Потрясающий выигрыш – обещание неопределённого будущего! Быть врачом – не гарантия обеспечения семьи. Софье придётся подождать, пока он преуспеет в своей профессии. Как самому младшему и несговорчивому, родители не оставят ему ни копейки. Когда они женятся, всё, что у них будет, – наше приданое за Софой. Такая сделка кажется мне очень рискованной. Я даже спать не могу… Наша девочка не должна оказаться в такой ситуации. Для неё есть гораздо лучшие варианты.
– Что я могу сказать? Решение принимаешь ты. Софа – наш ребёнок, которого мы хорошо воспитали, она не ослушается нас. Однако мы всегда прививали ей свободу и уважение к себе. Я не думаю, что сейчас мы должны принимать за неё это важное решение. Нам надо помнить, родной, что времена изменились. Я лишь прошу тебя дать ей шанс быть счастливой с мужчиной, которого она любит. А я… Я доверяю Давиду. Он трудолюбив, аккуратен, не расточителен. Я надеюсь, что он будет хорошим врачом и не растратит то, что мы дадим за Софой. Более того, я надеюсь, что он это приумножит.
– Ты так думаешь, Роза? Да услышит тебя Бог!
* * *
С неимоверной скоростью видения проносились в голове Софьи. Казалось, что поток будет бесконечным. Но вдруг его остановил неожиданный окрик:
– Осторожно, скоты! Ведь вы же раздавите эту тоненькую барышню!
Сильные руки извлекли её из толпы, подняли над агрессивным людским водоворотом и опустили где-то вне шума и суеты. Очень скоро ей стало легче. Открыв глаза, она увидела, что лежит на полу, на подложенном ей под голову каком-то тряпье. Рядом улыбающееся женское лицо объявило:
– Ну и ну, как же Вы нас напугали, барышня! Мы уж думали, что… Если бы не Вася, Вы бы точно остались там навсегда.
К женскому присоединилось лицо мужчины.
– Это он вытащил Вас из толпы. Как ребёнка, – добавила женщина.
Мужчина лишь улыбнулся, а затем сказал:
– С Вами всё будет в порядке, барышня. Но берегите себя, не ходите больше одна. Сейчас не время разгуливать по улицам беззащитным барышням вроде Вас. Вас чуть не раздавили. Куда позволите отвезти?
Софья всё ещё не оправилась от оцепенения.
Эти люди… Что со мной случилось?
– Будет опасно оставлять Вас здесь одну. Вы хотите, чтобы мы отвезли Вас домой? – спросил снова женский голос.
Софья сделала попытку подняться и вскрикнула от боли. Тело не выдерживало движений. Она вопросительно подняла глаза на женщину.
Что со мной случилось?
– Не волнуйтесь, ничего страшного. Я уже проверила Вас. С Вами всё ничего. Просто толпа навалилась. Несколько дней в постели помогут. Но скажите, куда Вас отвезти? – Уловив в глазах Софьи испуг, женщина добавила: – Да не бойтесь Вы нас, барышня. Мы бедные, но не бандиты. Если предпочитаете, мы можем найти Вам извозчика.
Софья слабо кивнула.
Теперь уже невозможно ходить по улице даже при свете дня. Давид предупреждал, но мне нужно было выйти. Кто мог подумать, что, просто выйдя из дома, можно подвергнуть свою жизнь опасности? Если бы не помощь этих людей… В какое время мы живём… Эти люди спасли меня, но я не знаю, кто они… Нет, всё же лучше, если они не будут сопровождать меня.
Через несколько минут, оставив паре спасителей несколько монет в благодарность, Софья при помощи извозчика с трудом села в коляску.
Уже дома, пока она пыталась избавиться от грязной порванной одежды, появился Давид. Его испуганное лицо красноречиво свидетельствовало о том, в каком виде предстала перед ним жена. Он попробовал помочь, но его остановил вскрик.
– Так больно, милая?
Но Софья вскрикнула не от боли. Она почувствовала внезапный укол, от которого её волосы встали дыбом.
– Скорее, помоги мне освободиться от этого тряпья, – задыхаясь, воскликнула женщина.
– Да что случилось, откуда тебя привезли?
– Только помоги мне, скорее! Только что меня что-то укусило.
Вскоре они нашли это «что-то». Оба с ужасом смотрели на обыкновенную вошь. Они знали, чем это может обернуться, и делали всё возможное, чтобы оказаться вне досягаемости отвратительных насекомых. Однако теперь Софья попала в эту опасную ловушку. Давид обеспокоенно пробормотал:
– Не обязательно, что ты заболеешь. Это совсем не обязательно. Успокойся, мое сокровище. – И после неловкой паузы предложил: – Я помогу тебе принять ванну и лечь отдохнуть. Думаю, сейчас это тебе нужнее всего.
Голос Давида звучал озабоченно и нежно, и Софье стало легче.
– Ты прав. Это единственное, что можно сделать пока. А Арик? – Софья направила вопрошающий взгляд в сторону няни.
– Не беспокойся, у нас опытная няня. Я попрошу её принести тебе еду и пусть продолжит присматривать за маленьким Ариком. Я тоже буду начеку. А ты купайся, ешь и отдыхай.
– Я не голодна. У меня болит всё тело и голова. Я всё ещё напугана. Ты сам поешь и позаботься о нашем мальчике. Не хочу к нему даже подходить. Я приму ванну и лягу спать. Надеюсь, последствия этого укуса не будут серьёзными.
Только после того, как с помощью няни сожгли одежду, Софья погрузилась в ванну, и её измученное тело обрело, казалось, новую жизнь. Она даже смогла насладиться влажной тяжестью своих каштановых волос, рассыпавшихся по плечам и спустившихся по спине до пояса.
Кто бы мог подумать, что очень нескоро она снова сможет ощутить их приятную весомость.
* * *
В течение нескольких недель тифозная лихорадка удерживала Софью вдали от враждебности внешнего мира. Но путешествие между жизнью и смертью сопровождали многочисленные видения. Некоторые из них были ещё страшнее реальности.
Вот великолепная и шумная свадьба. Все поздравляют, все улыбаются. Она выходит под руку с Давидом. В ручном зеркале видит свой рот и два отсутствующих зуба. Вместо них-две кровоточащие дырки. Её красивое лицо обезображено, платье окрашено в пунцовый цвет. Поток слёз душит. Но семья Давида рассматривает её с негодованием. Свекровь сурово спрашивает:
– Что всё это значит?
Она не знает, не понимает… Она только стонет и плачет…
Нет, уже не плачет. Теперь она сияет в кружевном одеянии. Рядом с её кроватью люлька. А внутри крошечное тельце, которое то спит и спит, а то ест и ест. Входит Давид в сопровождении своей матери, одетой во всё чёрное. Почему в чёрном? Что-то внутри сжимается. Давид обращается к ней, но она смотрит только на свекровь. Потом переводит взгляд на кроватку. Теперь в ней три младенца. Софья бросается к кроватке. Крик ужаса вырывается откуда-то изнутри. Между двумя малышами лежит третий, изуродованный и залитый кровью.
* * *
Софья открыла глаза. У кровати стояли две её сестры, Давид и няня с Ариком на руках. Всё было как в тумане. Вскоре взгляд сфокусировался на любимых лицах. Её сын выглядел здоровым и повзрослевшим, остальные – радостными. Но Давид поразил её – улыбка не могла скрыть бледности лица и какой-то подавленности.
Одна из сестер вдруг разрыдалась. Софье тоже захотелось плакать, ослабить узел, сжимавший грудь. Но не получалось, не было слёз. Как будто болезнь высушила все изнутри. Она попыталась сесть в кровати. Несколько рук протянулись навстречу. Напрасно. В изнеможении она снова упала на подушки – со сдавленной грудью и пересохшим ртом невозможно было произнести ни слова.
Лишь несколько дней спустя с посторонней помощью Софье впервые удалось подняться с постели. Пришлось даже заново учиться ходить. Медленно, но Софья возвращалась к бурлившей вокруг реальности. В одиночестве своей спальни она с нежностью созерцала сон сына. И, конечно же, много думала о жизни. Ей вспоминалось, как после свадьбы, помпезной по настоянию родителей, они с Давидом поселились в своём «гнездышке» в этом же, со слов самого Пушкина, «великом русском городе, где пахнет Европой». Давид начинал частную врачебную практику. Благодаря знакомым, и своим и родителей Софьи, клиентура росла. Уже через несколько месяцев семья имела неплохой достаток и позволяла себе даже некоторую «роскошь», к которой молодая жена была привычна в доме родителей.
Постепенно неутомимая целеустремлённость и природная доброта превращали её Давида в молодого, но уже успешного врача. И это порождало гордость за мужа, хотелось чем-то помочь ему. И она помогала. Помимо ведения бухгалтерии, она использовала всю свою изобретательность, чтобы привнести в его напряжённую жизнь ноту расслабления, – приятные новые знакомства, общение, которого муж, выросший в провинции, никогда не имел. Он обожал её. Она, словно бабочка, порхала рядом и тоже впитывала бальзам их общения. Пара чувствовала, что вместе создала свой собственный мир, нежный и прочный одновременно. В нём оба, соприкасаясь, наполняли друг друга и наслаждались своим творением.
И всё же пик счастья пришёл с появлением их первенца – красивого розовощёкого мальчика с рыжеватыми волосами и зелёными глазами. Софья не могла не назвать его Аркадием, так как он родился в одесской Аркадии и обоим нравилось это греческое имя. Сын стал для неё символом лучшего из всего, что случалось раньше. Это была кульминация её любви к мужу, к себе и к жизни, которая их окружала. Молодая мать с удовольствием погрузилась в воспитание и уход за сыном. Но не забывала, бесспорно, бухгалтерию Давида, своё чтение и музицирование. Она наслаждалась процветанием своей семьи, в которой чувствовала себя центром уважительного и деликатного внимания.
* * *
На исходе 1917 года словно непроницаемая туча закрыла солнце. Перед четвёртой годовщиной их свадьбы разразилась революция. В мгновение ока всё изменилось. Молодожёны почувствовали себя подвешенными над пропастью. Их одолевало инстинктивное чувство бесконечного скатывания вниз, страх безудержного падения. Софья ощущала, как всё её существо сжимается под тяжестью окружающего хаоса. Перед её встревоженными глазами вырисовывалась ужасающая картина: её семья, её будущее и будущее её близких – всё раздроблено бушующим потоком, неотвратимыми грязными волнами. Свергнутый порядок – смерть стабильности. Лишь много позже она осознала, насколько радикально случившееся повернуло её жизнь. Это был сдвиг глубокий, интенсивный, столь же необычный, как и резкий.
От привычного уклада жизни не осталось ничего. Останется ли что-нибудь от нас самих, от того, какими мы были?
Этот постоянный вопрос мучил её обескураженное сознание.
Первым делом их лишили части собственного дома. Из шести уютных комнат за ними сохранили лишь две.
– Как, Давид, как мы сможем разделять наш дом с другими? И с кем, с кем? Я этого не в силах понять.
– Да, жизнь моя… В нашем доме шесть комнат, а согласно новому порядку, это слишком много. Есть люди, которым вообще негде жить. Поэтому новое правительство решило выделить нам две комнаты. И это потому, что я врач и сотрудничаю с ними. Но это всё. Остальные четыре будут отданы другим семьям, по одной комнате на семью. Они так мне сказали.
– Что?! У нас только одна кухня и одна ванная. Этот дом только для одной семьи! Они что, не понимают? Или ты им не объяснил?
– Софа, они всё понимают. Но всё так, как я тебе говорю.
– Но ты сделай что-нибудь. Мы же не можем так жить… Смешиваясь с другими людьми, которых даже не знаем. Скажи им, что у нас маленький сын, что ты врач и у тебя есть частная практика. Ведь ты же не будешь работать только на них за их копейки?
– Родная, они всё знают. Они говорят, что частной практики больше не будет. Они приняли во внимание, что я работаю на них. Иначе, наверное, нас бы вышвырнули из этого дома на улицу.
– Как так? Ведь они должны защищать тебя и твою семью. Защищать нас!
– Защищать нас? От кого? Софа, это всё очень сложно. Пойми, что времена изменились. Ничего нельзя с этим поделать, абсолютно ничего.
Что же нам теперь, в своих комнатах готовить пищу и купаться из ведра?
Перед ней ожил тот роковой день, когда четыре комнаты в их доме были отданы четырём безызвестным семьям. Но особенно нестерпимо было делить кухню и ванную.
Лишённая прислуги, Софья вынуждена была сама управляться с домашним хозяйством. Поэтому приходилось готовить пищу на кухне «плечом к плечу» с четырьмя «грубыми и вонючими» женщинами. Каждый раз, когда она готовила то немногое, что мог достать муж, ей приходилось выносить негодование, зависть и порицание от навязанных новых «соседок», голодных и опьянённых идеями «равенства».
Боже мой, о каком равенстве они говорят? Разве может быть равенство между людьми, отличающимися во всём? Неужели идея в том, чтобы насильно уравнять всех со всеми? Но кого с кем? Мою семью с этими грязными ботинками, печатающими свои вонючие следы на белом мраморном полу моей кухни, оставляющими кучу вшей на своих расчёсках в ванной? Я согласна, что у каждого должны быть еда и кров. Но что можно сделать, чтобы утолить голод и потребности всей этой бездомной толпы?
Такие мысли Софьи вовсе не были результатом эгоистичного воспитания. Напротив, отец всегда был внимателен к нуждам людей, работавших на него. Рабочие любили его.
Да, но ведь ему не приходилось делить с ними кухню и, тем более, ванную. В чьей голове могла родиться абсурдная мысль, что люди способны жить вместе при таких вопиющих различиях между ними?
