Марго

Глава 21

На Московском вокзале Марго встречал отец. Она, конечно же, предупреждала его по телефону, что доберется сама, но Сергей Андреевич, обычно не слишком щедрый на эмоции, очень соскучился по дочери и ждал ее на перроне. Высокий, крепкий, он возвышался над колышущейся толпой, словно маяк, указывая ей дорогу. Заметив его, она бросилась к нему навстречу.

– Папка, как я рада тебя видеть!

Они обнялись, он взял у нее сумку, чемодан и, обняв за плечи, повел к машине.

– А мама где?

– На работу собирается. Я сейчас завезу тебя домой, и мы с ней сразу уедем, – сообщил отец. – Вечером посидим, поговорим.

– Спасибо, пап. Так здорово, что ты меня встретил!

Дома ее ждал целый фейерверк эмоций. Отец даже не пытался мешать матери с дочерью выражать свои чувства и, отступив в сторону, терпеливо ждал, когда схлынет первая волна радости и они наконец выпустят друг друга из объятий. Все соскучились, и никому не хотелось снова расставаться, но «служба есть служба», как любил повторять Сергей Андреевич, и родители, еще раз расцеловав дочь, отправились на работу.

Сделав себе чашечку кофе, Марго включила компьютер. Покопавшись немного в интернете, уже через полчаса она имела полный список необходимых для оформления загранпаспорта документов и адреса всех организаций, которые ей предстояло посетить. Переписав всю информацию на лист бумаги, она положила его в сумочку и, взяв в руки чашку с кофе, медленно прошлась по родительской квартире. За время ее отсутствия здесь ничего не изменилось, все вещи стояли на прежних местах. Все было так же, как и раньше.

Марго открыла свой шкаф, переоделась в старые шорты и майку и стала заниматься уборкой. Сполоснув тряпку, Марго протерла всю мебель, полки, зеркала и добралась до окон в гостиной. Вытирая пыль с подоконников, она смотрела на знакомую с детства площадку, на дома и даже на соседские машины, припаркованные во дворе на одних и тех же местах в течение многих лет.

Все было до боли родным.

Оставив тряпку на подоконнике, она прошла в свою комнату и достала из шкафа альбом с фотографиями. Перелистывая страничку за страничкой, Марго улеглась на кровать и стала разглядывать школьные снимки. Вот она стоит с Ленкой и Андрюшкой, ее детскими друзьями, – это они идут в первый класс. В руках у них огромные букеты с гладиолусами и астрами, а сзади, за спинами, виднеется старое, внушающее трепет четырехэтажное здание школы. А на этой фотографии уже выпускной класс! Они с подружками лежат на набережной, загорают и зубрят экзаменационные билеты.

Дальше, после школьных фотографий, шли студенческие. Вот на этом снимке они на субботнике в парке, где мальчишки сгребают опавшую листву в огромные кучи, а девчонки в это время собрались вместе и сфотографировались. Она, конечно, в центре: волосы распущенные, куртка нараспашку, улыбается – а Сашка Виноградов за ее спиной скосил глаза и состроил смешную рожицу.

А этот снимок был сделан, когда они всей группой ходили в поход. Разбили лагерь на берегу реки, поставили палатки и сидят, пьют чай у костра. Витька Черников играет на гитаре, а Сашка, уже совсем не тот озорник-первокурсник, сидит рядом и, прильнув губами к кружке, не отрываясь, смотрит на нее влюбленными глазами. Вот так преданно с самого первого курса он и ходил за ней повсюду, а она была к нему совсем равнодушна и сто раз его предупреждала, что ничего у них не получится. Но Сашке это, кажется, было до лампочки.

Марго отложила в сторону альбом и, откинувшись на подушку, окунулась в воспоминания.

Счастливые, золотые денечки, когда не надо было думать о работе и квартплате. Все вопросы и проблемы в это беззаботное время решались родителями, а самой большой ответственностью была разве что уборка квартиры. Пришла домой после института, сделала уроки и шмыг на улицу – гулять с подружками. А когда стала постарше, то и с друзьями.

Еще в девятом классе Марго почувствовала, что стала нравиться мальчикам, но сказывалось не то чтобы строгое, но довольно взыскательное мамино воспитание. Поэтому среди одноклассников она прослыла недотрогой. Да, Марго видела их взгляды, замечала их внимание и даже принимала их ненавязчивое ухаживание. Многие ребята вздыхали по ней: на выпускном балу она была нарасхват и не пропустила ни одного медленного танца. И хотя Марго так и не подпустила к себе никого из поклонников, они не были на нее в обиде, потому что она никогда не задирала нос и одинаково хорошо общалась со всеми. Просто у нее не было ни к одному из них чувств, а они уже знали, что она из тех, кто не будет размениваться…

Кто же первым из парней ей понравился? Наверное, Сережка Горюнов, но длилось это недолго: его родители разменяли квартиру, и он переехал в другой район. Потом за ней вовсю ухаживал Пьер Щербаков. Почему все звали его Пьером, Марго не помнила, но настоящее имя его было Генка. Отдельной историей стал Олег Королев. Этот не подпускал к ней никого и дрался из-за нее даже со старшеклассниками. Хорошо, что в десятом классе к ним пришла новенькая, Маринка Егорская. Вот кто стал настоящим спасением и для Марго, и для ее незадачливого ухажера! Да и бывает же такое: Мариночка – хрупкая, невысокая, не самая красивая девочка, отличница, – заставила главного хулигана школы носить за собой портфель, изменить не только поведение, но и оценки, а после поступить вместе с ней на геологоразведочный факультет горного института…

В студенческие годы самым преданным поклонником Марго стал Сашка Виноградов, который еще на первом курсе признался ей в любви и поклялся, что никогда не женится ни на ком, кроме нее, и будет ждать ее сколько угодно, хоть целую вечность. Сколько она ему ни объясняла, что не стоит ему на это рассчитывать, что любовь должна быть взаимной, – он ничего не хотел слышать. Так и оставался ей верным несколько лет, наблюдая со стороны, как за ней ухаживают другие, пока на четвертом курсе как-то незаметно не отошел в сторону, то ли чуть повзрослев, то ли влюбившись в кого-то за пределами университетских стен.

Безусловно, ухаживания молодых людей не оставляли Марго безразличной, ей это было приятно и лестно. Иногда она отвечала взаимностью, встречалась, ходила на свидания в кафе или кино, но серьезные чувства испытала только один раз.

Ян Бажов был высок, красив и на три года старше. Родители у него были дипломатами и не вылезали из-за границы. Сам Ян окончил университет с красным дипломом, и все говорило о том, что он перспективный и вполне серьезный молодой человек. Мама была очень довольна их дружбой, он красиво ухаживал, и дело, казалось, шло к свадьбе. Отношения развивались постепенно и надежно, и вскоре у них случилась близость. Для Марго это стало значимым событием, первым в ее жизни. А вот для Яна, похоже, очередным и незначительным: не прошло и недели, как он стал отдаляться от Марго и вскоре начал встречаться с другой девушкой.

Марго очень переживала по поводу случившегося и долго не могла прийти в себя. Это предательство оказалось для нее очень серьезным испытанием. Она сожгла все фотографии Яна, уничтожила все следы его существования и стерла любые воспоминания о нем. Они встречались около полугода, и еще столько же ушло у нее на то, чтобы полностью его забыть. Она сделала так, что никто и никогда больше не разговаривал с ней о Яне, не напоминал о нем и не произносил при ней его имя.

Огромных сил стоило Марго полностью вычеркнуть его из памяти, но это все-таки сработало, и даже сейчас, лежа на кровати и окунувшись в свое прошлое, она думала о нем без горечи. Поэтому ее настроение ни капельки не испортилось: наоборот, в голове всплывали только хорошие и приятные воспоминания, от которых на душе становилось светло.

И вообще дома было хорошо!

Вечером за столом Марго расспрашивала родителей о том, что у них нового на работе, как чувствует себя бабушка, о делах других родственников и об общих знакомых, обо всем подряд. С ними было так легко и непринужденно, что казалось, будто она никуда и не уезжала. Только одну тему никто не поднимал: надолго ли она приехала? Об остальном говорили без умолку… В одиннадцать часов папа не выдержал и ушел отдыхать, а они с мамой сидели на кухне еще пару часов, потом убрали все со стола и, немного утолив жажду общения, легли спать.

Утром, проводив родителей на работу, Марго отправилась собирать справки для получения загранпаспорта. Все, кто хотя бы раз в жизни ездил за границу, знают, что процесс этот весьма утомительный и вряд ли кем-то любимый, но совершенно необходимый для получения заветного документа. Записаться на прием здесь, отстоять очередь там, подождать начальника еще где-то. Сбор документов, таким образом, грозил растянуться на целую неделю. Вернувшись вечером домой, она позвонила Максиму.

– Привет, милый, как вы там?

– Привет. У нас все хорошо. Как ты?

– Тоже ничего. Сегодня бегала собирала справки, – вздохнула Марго. – Непростое это дело, скажу я тебе. Все будет готово в лучшем случае в понедельник.

– Это нормально. Не переживай.

– Я думала, что за пару дней все соберу и в конце недели уже сдам на паспорт.

– Ничего страшного, у нас еще полно времени до поездки, – успокоил ее Максим.

– Хорошо, милый, постараюсь сделать все побыстрее. Целую.

– И мы тебя с Сашкой целуем. До встречи.

– До встречи!

***

Оставшись в одиночестве после отъезда Марго, Максим совершенно не находил себе места. Да, с мужчинами тоже такое бывает. Они не лежат на кровати и не плачут в подушку. Они скрипят зубами и сжимают кулаки до хруста, но и у них при этом тоже тоскливо щемит сердце…

Первые дни давались Максиму полегче, но время в данном случае играло против него, и с каждым новым днем на сердце становилось все беспокойнее. Никто, кроме его матери, которая находилась рядом, не видел этого и не знал. На работе Максим старался вести себя так, чтобы никто не заподозрил изменений в его настроении, но после разговора с Ингой он понял, что полностью скрыть свои переживания не получилось. По крайней мере, от ее проницательного взгляда.

Еще в понедельник Инга обратила внимание на произошедшие с ним перемены и догадалась о возможных причинах, но не знала, что конкретно произошло. Самое худшее, что можно было предположить, – что они расстались с Марго. И хотя с самого начала знакомства Максим был ей очень симпатичен и у них, скорее всего, даже могло что-нибудь получиться, но пожелать ему потерять любовь она не могла. Инга сама прошла через подобное и знала, как это больно. Помирившись с ним после инцидента на корпоративной вечеринке, она согласилась быть ему другом и действительно стала им.

Инга долго деликатно молчала, считая вмешательство в чужую личную жизнь делом нетактичным, но, поняв, что изменений к лучшему не предвидится, к концу недели на правах «друга, товарища и брата» все-таки решила с Максимом поговорить.

В обед они, как всегда, вместе пошли в «Смородину». Вадик хотел было увязаться за ними, но Инга недвусмысленно дала ему понять, что им надо поговорить наедине, и Вадим благоразумно ретировался.

Сев за столик, она пристально посмотрела на Максима: его лицо выглядело так, будто он только что проглотил что-то несъедобное.

– Ты не хочешь поговорить?

– О чем? – удивленно сказал он, сделав робкую попытку изобразить, будто у него все в порядке.

– Максим! – пристыдила его Инга. – Прекрати, я же все вижу.

Он не ответил. Он привык сдерживать эмоции и никогда никому не демонстрировал свои переживания. Эту черту он перенял у отца: никто, кроме самых близких членов семьи, не видел его унывающим, будто у него никогда не было проблем. Так же старался вести себя и Максим: что бы ни случилось, ему не хотелось вызывать жалость.

Правда, Инга, в силу сложившихся обстоятельств, знала о нем гораздо больше, чем другие. К тому же в глубине души Максим все-таки чувствовал себя немного обязанным ей хотя бы потому, что любая другая девушка вряд ли повела бы себя в подобных обстоятельствах столь великодушно, а Инга сумела его простить. Она была сильной личностью и настоящим другом.

– Так, значит, у тебя нет никаких проблем? – иронично продолжила она.

Максим внимательно посмотрел на нее, но снова опустил взгляд. Он никак не мог решить, стоит ли открываться или оставить все в себе. Теоретически лишь два человека имели право на подобное обсуждение его личной жизни: Алексей и, пожалуй, она – Инга. Но все же она была девушкой, а перед слабым полом показывать свои переживания не всегда хочется, хотя характер у Инги – дай боже! Покрепче, чем у любого здоровяка. И будет полным идиотом тот, кто обманется на сей счет, глядя на ее хрупкую фигуру.

– А мне было подумалось, что тебе есть чем поделиться. Вот только не с кем. – Похоже, Ингу стало раздражать его упрямство. – Или я не права?

Максим все-таки решился и поднял глаза.

– Да права ты. Права.

Теперь замолчала она, не торопя его и давая время собраться с мыслями.

– Я отпустил ее в Петербург.

– Ну ты и осел! – не смогла сдержаться оторопевшая Инга.

– Спасибо, – ответил «приободренный» ее диагнозом Максим.

– Что «спасибо»-то? Что «спасибо»?! В благородство решил поиграть? – У нее даже перехватило дух от негодования. – От кого-кого, а от тебя я такого идиотизма не ожидала!

– Иди ты, – огрызнулся он.

– Ты никогда не слышал, что за счастье нужно бороться? Да какой там бороться – вгрызаться и грызть что есть мочи! Максим, ты же настоящий мужик. Достойнее тебя я не знаю… Ты же крутой… В тебе стержень есть… И вдруг – «я отпустил ее в Петербург», – умирающим голосом передразнила его Инга и постучала костяшками пальцев по столу.

– Ты же сама говорила, чтобы я не давил, что перед ней непростой выбор, – удивился Максим.

– Я совсем не это имела в виду! – вскинулась Инга. – Не чтобы ты отпустил ее восвояси!

– Не отпускал я ее ни в какие «восвояси».

Он произнес это так забавно, так по-детски, что Инга мгновенно сменила гнев на милость и улыбнулась.

– Извини, Максим, – мягко сказала она. – Но на моей памяти это уже твой второй «косяк».

Инга достала из сумочки пачку сигарет, повертела ее в пальцах и снова бросила на дно сумки: курить здесь все равно было нельзя.

– Вам ни в коем случае не следовало расставаться, – после минутных раздумий заявила она.

– А я считаю, что это правильно, – решил объяснить свою позицию Максим. – Сама знаешь, что произошло в нашей семье. Марго не была готова к таким событиям, и я должен был предоставить ей выбор: либо принять все как есть, либо вернуться домой. Я помню, как ты мне сказала, что для многих на ее месте самым очевидным решением было бы сбежать. У нее тоже должен быть такой шанс. Если она не вернется, то я постараюсь ее понять, а если приедет, то буду любить до самой смерти.

Инга молчала, обдумывая услышанное, и складывала бумажную салфетку.

– Если ты смотришь на все это именно так, то, может, ты и прав.

Максим в ответ пожал плечами: мол, время покажет. А Инга, продолжая автоматически складывать и разворачивать салфетку, задумчиво произнесла:

– Ты романтик, Максим. В сущности, это прекрасно: таким и надо быть в отношениях, но в наше время это непозволительная роскошь.

Слова Максима заставили ее призадуматься и усомниться в своей правоте. Сейчас она почему-то выглядела опустошенной и какой-то уставшей, словно измученной.

– Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю, Максим, и ты поймешь, почему я не поддерживаю твое решение. Иногда лучше быть прагматиком и добиваться своего, нежели опустить руки и потом жалеть об этом, думая: а все ли я сделал?..

Их беседа теперь перешла совсем в иное русло и была наполнена внутренними размышлениями. Оба смотрели на салфетку и думали, иногда что-то произнося.

– А я не опускаю руки, – возразил Максим. – Думаешь, мне легко далось такое решение?

– Тогда не надо было ее отпускать. Прошло бы два-три месяца, она бы привыкла, и все было бы хорошо, – медленно произнесла она.

– Ты уверена?

– Нет…

Глава 22

Неожиданно быстро пришли выходные. Субботним утром было особенно хорошо! Тишина и покой. Родители сегодня не шли на работу, и все спали, сколько хотели. Марго давно так не высыпалась и, пользуясь возможностью, валялась в кровати до тех пор, пока мама не позвала ее завтракать. Она надела халат, зашла в душ и, отдохнувшая и выспавшаяся, появилась на кухне.

Все было так по-домашнему… Мама сварила яйца и намазала белый хлеб маслом. Ароматно пах кофе. Это, конечно, был не тот кофе, сваренный в турке Максимом, а простой, быстрорастворимый, но сейчас он казался таким родным, давно забытым и от этого необыкновенно вкусным.

В халате, с небрежно стянутыми в узел волосами, она уселась на свое любимое место, задрав голую коленку к самому подбородку. Мама легонько стукнула по ее ноге полотенцем. Это было так здорово, почти как раньше, и Марго послушно спрятала ногу под стол, избегая осуждающего маминого взгляда. Взяв бутерброд, она сделала глоток кофе и посмотрела на отца. Тот с каменным выражением лица еле заметно подмигнул ей. Марго прыснула и весело подмигнула ему в ответ. Мама перехватила их перемигивание и тоже заулыбалась.

– Что, Рита, соскучилась?

– Даже не представляете как. Очень соскучилась!

– Ну, отдыхай, доченька, ты дома.

При словах «ты дома» у отца с лица сползла улыбка, и он перевел взгляд на жену, однако сдержался и промолчал, чтобы не нарушать всеобщего настроения.

Мама сделала вид, что ничего не заметила, и благоразумно сменила тему:

– Рита, какие у тебя планы на сегодня? Может, поедешь с нами в гости к бабушке?

– Конечно поеду!

Бабушка Марго была женщиной пожилой, седовласой, с царственной осанкой и строгим взглядом. Звали ее Евгения Александровна Красницкая, и Марго всегда забавлял рассказ матери о том, как она из Красницкой неожиданно трансформировалась в Краснову почти сразу, как встретила папу, у которого была такая похожая с ней фамилия.

Когда родители еще не были женаты и только встречались, близкие друзья называли их «нашими красными друзьями». Шуткам по этому поводу не было конца. Если все куда-то собирались, то звали их с собой так: «Красные, вы с нами? Или против нас?» Если они заходили зимой в помещение с мороза, то моментально звучало: «У-у, какие вы красные!» Как известно, папа с мамой встречались очень долго, четыре года, и на все вопросы друзей: «Когда же вы, наконец, поженитесь?» – с юмором отвечали «Красные не сдаются!»

Когда же мама перешла на второй курс института, то случилась презанятная история. При знакомстве с группой профессор дошел до ее фамилии.

– Красницкая, – произнес он и оглядел аудиторию.

Мама поднялась, а ее подружка, та самая, вместе с которой они были, когда на пляже за них вступился отец, заявила:

– А она не Красницкая вовсе, а Краснова!

Профессор поправил очки, снова посмотрел в журнал и сказал:

– Одну минуточку. Извините.

С этими словами он исправил мамину фамилию на три года раньше, чем она официально поменяла ее в паспорте. А вслед за этим в течение учебного года на Краснову были постепенно исправлены все ее документы в институте, и таким образом получилось, что диплом маме вручали уже под папиной фамилией.

Марго обожала ездить к бабушке: здесь она словно окуналась в другой мир. Вся обстановка в квартире напоминала о том, что каждая вещь имеет свою историю и тесно переплетена с жизнью их семьи. Чего стоил один старинный буфет! Просто редкостное чудо, иначе и не назовешь. Во-первых, высотой он был метра под три, и становилось совершенно непонятно, каким образом он здесь оказался: то ли его поднимали и вносили через балкон, для чего надо было разбирать окна, то ли буфет собирали уже внутри квартиры.

Был он массивный, резной, и на дверцах мастер изобразил луг с мифологическими райскими птицами и единорогами, в небе над которым кружили драконы, а на облаках сидели пухленькие амуры со своими стрелами. В верхние дверцы этого сокровища были вставлены кофейно-дымчатые стекла, которых сейчас уже нигде не делают, по краям дверцы были обрамлены витыми, скрученными в косичку пилястрами и свисающими с капители увесистыми гроздьями спелого винограда. Но самым заметным и бросающимся в глаза украшением был величественный, внушительных размеров ананас, возвышающийся по центру на самом верху и так немаленького буфета, и предназначенный, по всей видимости, олицетворять благополучие и достаток хозяев.

На полках внутри стояла такая же старинная посуда. Когда Марго подросла, то сильно удивилась, прочитав снизу на тарелке потускневшую позолоту слова Florentia, что означало только одно – Флоренция! А на все ее расспросы, откуда взялась эта тарелка, бабушка отмахивалась и пожимала плечами: «Ой, да не помню я! Мне кажется, она у нас всегда была».

Еще за старым помутневшим стеклом буфета стояла фотография молодого дедушки. Она была сделана на первомайской демонстрации, о чем свидетельствовал флаг в его руках и многочисленные транспаранты вокруг. Волосы у него были зачесаны назад и копной возвышались на голове, открывая высокий лоб и умный, отважный взгляд. Эта фотография стояла здесь всегда, сколько помнила себя Марго, хотя все остальные снимки родных, включая прабабушку и прадедушку, висели в обычных деревянных рамках на стене. Мама говорила, что бабушка часто доставала эту фотографию с полки, сидела, рассматривала и иногда тихонько плакала, вспоминая дедушку и то счастливое время, когда он был жив.

Еще из любимых вещей в бабушкиной квартире было трюмо и часы с гирьками. У трюмо Марго любила сводить зеркала вместе таким образом, что, заглядывая в одно, оказывалась словно в бесконечно длиннющем коридоре. В нем она видела тысячу себя, и это казалось необыкновенным волшебством. А еще на трюмо, да и на другой мебели тоже, стояли многочисленные фарфоровые статуэтки. Одни представляли собой сцены с несколькими фигурками людей и животных, другие – влюбленные парочки в кудрявых париках, но находились и такие, которые были сделаны в советское время. Одна статуэтка изображала мальчика пионерского возраста в армейской пилотке, будто он присел и тревожно смотрит куда-то вперед, а рядом с ним навострила уши овчарка. Другая статуэтка была в виде девочки в коричневой школьной форме и белом фартуке, проверяющей свой портфель перед выходом из дома. Каждая такая фигурка отображала ту эпоху, в которой была сделана, и в этом заключалась их истинная ценность.

Ну и, конечно, часы. Они неразрывно ассоциировались именно с дедушкой. Это был тот предмет, к которому позволялось прикасаться только ему. Марго помнила, как каждый вечер перед сном он подходил к висевшим на стене часам, открывал стеклянную дверцу и подтягивал вверх гирьки. Все, часы были заведены! И не дай бог это сделать кому-то другому! Обычно спокойный, вечно улыбающийся дедушка не мог себя сдержать, и тот, кто осмеливался тронуть часы, получал по полной программе. В детстве маленькая Марго наблюдала за этим поистине таинственным процессом, и ей казалось, что если бы вдруг ее попросили завести часы, то она бы точно не справилась и наверняка сделала бы что-нибудь не так.

С того момента, когда не стало дедушки, никто ни разу не осмелился открыть эту запретную стеклянную дверцу, никто так и не решился нарушить заведенный им порядок. Дедушка умер давно, когда она была еще подростком, и самые яркие воспоминания о нем были связаны именно с часами. А еще она помнила его бороду. Нет, бороды как раз не было, была жесткая-прежесткая колючая щетина, и когда ручки маленькой Маргаритки дотрагивались до этих колючек, дедушка начинал водить подбородком из стороны в сторону, стараясь слегка карябать ее нежные ладошки, а она весело смеялась и дотрагивалась своими ручонками снова и снова…

Из всех братьев и сестер бабушка была самой старшей. И как-то сама собой сложилась негласная традиция на все семейные торжества собираться у нее дома. Именно в такие дни здесь можно было увидеть всех родственников. Вот и сегодня к бабушке приехал еще и мамин двоюродный брат, дядя Игорь, со своей женой тетей Наташей. Родители дяди Игоря увлекались альпинизмом и трагически погибли в горах, когда ему едва исполнилось пятнадцать. С тех пор бабушка заменила ему мать. И хотя он называл ее тетушкой, но относился к ней совсем как к родной матери, всегда приезжал с полными сумками и, скорее всего, не пропустил ни одного ее дня рождения, Нового года и Восьмого марта. Это было место, куда дядя Игорь мог всегда приехать без приглашения, как к себе домой, и двери бабушкиной квартиры всегда были гостеприимно распахнуты для него. Мама, как ни странно, совсем не ревновала, а наоборот, относилась к нему как к родному брату и называла его не иначе как Игорек. Тетя Наташа была у них в семье серым кардиналом и той самой шеей, которая поворачивает голову в нужном направлении, но и она давно привыкла ко всему этому и запросто называла бабушку мамой. А та и не возражала.

Дядя Игорь слыл известным балагуром, и у него в запасе всегда находилась интересная история, которой он охотно готов был поделиться, поэтому его увлекательные рассказы все слушали с неподдельным удовольствием. Если кто не знал дядю Игоря и того, каким серьезным делом он занимается, то мог бы подумать, что он просто любит поболтать. Но все обстояло иначе: на самом деле Игорь Анатольевич был профессором математики, доктором наук. Каждый вечер после работы он приходил домой, ужинал и после этого до глубокой ночи работал у себя в кабинете. При этом он всегда находил время для семьи: очень любил тетю Наташу, любил бабушку, любил свою двоюродную сестру и просто любил жить. Он любил выпить вместе с отцом Марго по рюмочке-другой коньяка, взять гитару и спеть Окуджаву. А его истории всегда заканчивались чем-нибудь очень интересным, и он никогда не рассказывал их просто так.

Вот и сегодняшний рассказ Марго слушала, зная, что самое главное будет в конце.

– …Мы с вами каждый день смотрим телевизор, читаем газеты и слушаем радио, и от всех этих новостей на душе становится противно и скучно. И по всему складывается, что ничего хорошего впереди нам ждать не следует. Везде убивают, взрывают, обманывают и все такое. Жизнь с каждым годом становится все хуже и хуже. И люди становятся хуже. Ты как думаешь, Сереж? – обратился он к отцу Марго.

– Хотел бы с тобой поспорить, Игорек, но понимаю, о чем ты говоришь, – ответил тот. – Частично готов согласиться.

– Вот именно. Мы с тобой люди взрослые, и нам есть с чем сравнить, – продолжил дядя Игорь. – Но недавно я вот какую интересную штуку наблюдал. Каждый день вместо зарядки, чтобы немного взбодриться, я хожу на работу пешком. Иду всегда одним и тем же маршрутом, по одной и той же аллее, в самом начале которой облюбовала себе одну из скамеек группа бездомных пьянчужек. Я за это время их всех запомнил. Они там всегда: и днем, и ночью, и пьют, и спят… В общем, это место стараешься проскочить побыстрее: ну, неприятно как-то на них смотреть. А дальше все снова прилично: деревья, дома, люди красивые на работу спешат. Так вот, стала меня Наташа этим летом по утрам кашей кормить, говорит: «Хватит тебе один кофе пить. Вредно, мол». В связи с этим стал я на работу чуть позже выходить, буквально на пять минут. Иду вот так однажды и понимаю, что меня неожиданно что-то заинтересовало. Обернулся и вижу, как одного из этих бомжей, держа за локоть, ведет куда-то молодой паренек. А бомж такой грузный, бородатый, идет медленно-медленно. Я предположил тогда, что старику стало плохо и парень помогает ему добраться до скамейки. «Молодец, – думаю. – Не побрезговал». А на следующей неделе иду, смотрю: опять та же картина. Впереди еле-еле движется по аллее тот самый бородатый бомж в каком-то зимнем пальто (видимо, укрывается им по ночам), а рядом, снова под локоть, спокойно так ведет его тот же молодой человек.

Я смотрю на парня, и по нему видно, что он хорошо одет: рубашка, брюки, кожаный портфель на ремне через плечо. Ясное дело, где-то в офисе рядом работает. Ничего не пойму. Неужели он снова решил его до лавочки довести? Снова думаю: «Ну, молодец». Но это еще не все. Через пару дней снова их встречаю. Вот тут меня стало распирать от любопытства: «Что же это такое? В чем дело? Куда он его водит?» А времени на то, чтобы удовлетворить свое любопытство, совсем нет. Надо идти, не то на работу опоздаю, а за все прошедшие годы со мной такого ни разу не случалось. И с тех пор стал я их встречать почти каждую неделю. Бомж и молодой человек – вот такая пара!

Он прервал свой рассказ, чтобы выпить воды.

– Ты что скажешь, Сереж? – снова обратился он к отцу Марго, делая глоток.

– Может, он его родственник? – предположил тот, почесывая подбородок. – Отец, например…

– Не похоже. – Дядя Игорь сделал еще глоток, потом еще один.

– Игорь, да не тяни ты резину! Думаешь, я предположу, что твоя беспокойная натура оставила этот вопрос без ответа? Ты будешь не ты, если не решишь эту задачку.

– Да уж, действительно задачка! – Дядя Игорь отставил стакан с водой и улыбнулся. – Только я надумал все выяснить, как вдруг этот парнишка пропал. Старик есть, а парня нет. «Переехал, – подумал я, – или на новую работу устроился». Ан нет! Через пару недель он снова появился. Может, в отпуск уезжал… Я, конечно, не выдержал, наплевал на то, что опоздаю, сел на скамейку неподалеку и стал наблюдать: что же дальше? А дальше выясняется, что берет этот офисный парень своего старика и терпеливо ведет его в уличную кафешку в конце бульвара, покупает ему там стаканчик чая и пару чебуреков… И так почти каждый день! Каково, а-а?

– М-да! Молодчина, – одобрительно сказал отец Марго, почесывая затылок. – В наше время тоже были тимуровцы.

– Тимуровцы были, – согласился дядя Игорь. – Бомжей не было.

– Ты давай не ворчи, а то я себя стариком начинаю чувствовать.

– Да нет, Сереж, это я так, к слову. А выводы пусть каждый сам делает.

– А какие выводы, Игорек? Все и так очевидно, – вмешалась в обсуждение мама.

– Ну-ка, ну-ка, – повернулся к ней тот.

– Это жизнь. Меняются люди, меняются времена, а добро всегда остается добром.

– А как же зло?

– А зло остается злом. Так было и так будет. Но добра все-таки больше, – решительно заявила мама, – иначе бы мы в каком-нибудь другом мире жили.

– Соглашусь, пожалуй, – сказал дядя Игорь и снова повернулся к отцу. – Ломаешь себе голову, ломаешь, а вот придешь, поговоришь с умными людьми, и тебе вот так вот запросто, на пальцах, без всяких там теорем объяснят, что такое жизнь. И сразу как-то спокойнее становится.

Папа лишь улыбнулся в ответ. Улыбалась и бабушка. Марго, как всегда, прыснула себе под нос, а тетя Наташа погладила мужа по голове, взъерошив остатки былой шевелюры, и поцеловала его в лоб.