Loe raamatut: «Инструкция к жизни», lehekülg 2
Эбби подступает поближе к машине. Внутри нет ничего важного, лишь битое стекло, рюкзак какой-то, но тот весь выпотрошен. Бардачок настежь открыт, как и подлокотник, транспорт будто бы ограбили. На правой дверце кровь мешается с краской баллончика. Прямо под дверью Эбби замечает какую-то потрёпанную корочку, которая валяется практически вдавленной в асфальт. Эбби поднимает её и осматривает другую сторону, читая написанное: «Служебное удостоверение. Майор полиции – Бахрамов Рустам.» Она смотрит по сторонам. Хозяина поблизости нет. И следов никаких в глаза не бросается.
Тогда Эбби решает непременно вернуть находку владельцу, любой ценой, лично в руки. Она скорей отправляется мимо стен из оранжевого кирпича обратно к школе, не обращая всякого внимания на граффити вокруг. А художники старались, вырисовывая самые разные слова. Самыми частыми, конечно же, были слова «мир» и «война», пребывая в самых разных контекстах. Эти рисунки никто не закрашивает, это просто некому делать. Да и есть ли смысл? Разве люди в погонах не хотят мира также, как его хотят их противники? Эбби всегда казалось это очень глупым.
Затем она наконец приходит в школу. На посте охраны несколько человек, но самого доброго из них зовут Степан Алексеевич. Он высокий, в фуражке такой красивой и с автоматом. Всегда здоровается с Эбби, но на школьные обиды она ему никогда не жаловалась. А про него она совсем мало знает, только то, что он любит курить и справедливость. А, конечно же ещё и то, что он был на Ямайке. Эту историю он рассказывал всем подряд, по поводу и без, а также хранил свою фотографию в загранице. «Вам то небось уже не посчастливиться за океан слетать.» – вечно повторял он с какой-то досадой за потерянное будущее.
– Степан Алексеевич, Степан Алексеевич! – Эбби подбегает к посту охраны.
– Да, девочка. Чего тебе? – От Степана Алексеевича пахнет сигаретами.
– Там на дороге машина разбита. Полицейская. И удостоверение майора лежит.
– Сука, да что ж это такое. – Ругается он себе под нос, а после будит задремавшего рядом товарища:
– Петрович, вставай давай. У нас чп. Да вставай давай, дубина пропитая!
– Да шо, шо там стряслось?
– В штаб звони. Сволочи эти совсем оборзели.
– А хто, где, шо мне самому додумать надо, я вас прально понимаю, Степан Алексеевич?
– А что за удостоверение? – Степан Алексеевич снова поворачивается к юной Эбигейл.
– Майор полиции Рустам Бахрамов.
– Вот же сука! Даже до майора добрались, мрази! – Он бьёт могучим кулаком по деревянной стойке охраны. – Ксива у тебя?
– У меня, но я её только товарищу майору отдам.
– Ты шутишь что ли? Это играя какая-то по-твоему?
– Отдам ему только.
– Тебя родители дома не ждут?
– Ждут, но я сама должна отдать…
– Да чего ты так вцепилась-то в эту ксиву?
– Я ведь нашла сама, и должна отдать тоже сама…
– Чёрт бы это всё… Ай, хрен с тобой. – Полицейский оборачивается к напарнику. – Петрович, ты свяжись со всеми, поспрашивай, а я к Бахрамову домой, здесь недалеко, пулей метнусь.
– Девку с собой забери. – Отвечает Петрович.
– Так зачем?
– Так, а если он там сидит? Два раза бегать будешь?
– Прав ты, Петрович. – Степан Алексеевич смотрит на эту мелкую и вредную. – Пойдёшь со мной, раз такая упёртая.
Внутри Эбби играет некая радость, ведь её ждёт расследование пропажи Рустама Бахрамова. Настоящее приключение. Эбби нравится чувствовать себя важной и нужной. У неё наконец-то далеко не последняя роль.
Проживает Рустам Бахрамов в одной из тех самых кирпичных коробок, где в подъезде воняет, а лифт не работает. На третьем этаже, справа от лестницы, квартира с бордовой дверью. Звонок хрипит и, кажется, мечтает умереть, но пока ещё держится. Им открывает какая-то девочка, практически девушка (той лет шестнадцать, может быть, даже уже семнадцать), с тёмными волосами и прищуренными глазами. Выглядит она приятно. В глаза сразу же бросается её старая фиолетовая толстовка, кажется, ещё до войны купленная, импортная значит. Ещё её тонкую шею украшает бритва на верёвочке.
– Здрасьте.
– Гуля, привет. Отец дома? – Спрашивает её Степан Алексеевич.
– Нет. Он же на смену ещё утром ушёл. А чё случилось?
– С поста пропал. Вот, девчонка нашла ксиву его. Ты не переживай, найдём. Посиди вот только с этой мелкой, её одну домой отпускать щас опасно, а водить не хочу, только время потеряем.
– Отец пропал?.. Как пропал?..
– Найдём, найдём, ты посиди с этой, говорю. – Степан Алексеевич проталкивает Эбби под крыло майорской дочери. – Хорошо?
– Хорошо. – Отвечает Гуля.
– Здравия желаю. – Степан Алексеевич уходит, а дверь закрывается. Гуля смотрит на Эбби сверху вниз, словно и не знает, что с ней делать. Та пырится в ответ, так и стоят они с полминуты.
– Как тебя зовут? – Спрашивает старшая. Эбби представляется, затем слышит в ответ:
– Я Гульнара. Можешь звать меня Гулей, без разницы.
Затем Гуля тут же уходит в комнату со стеклянной белой дверью, паркет скрипит под её ногами. Буквально спустя минуту она возвращается, а в руке – чёрный прямоугольник. «Айфон» – догадывается Эбби. У её отца был телефон, но другой, а самой ей не выдали. На хороший не хватает денег, а кнопочный бесполезен. Связи нет и звонить по нему куда-либо – глупая затея. Кто-то говорил, что это бунтовщики вышки связи пожгли, а другие рассказывали, что правительство отключило, чтобы люди не могли свои действия координировать.
– Крутой телефон.
– Ага. А чё, айфона в жизни никогда не видела?
– Видела. – Врёт Эбби, чтобы не показаться лохушкой.
– Ты короче здесь посиди, я отца пойду искать. – Гульнара тем временем надевает кроссовки и накидывает куртейку на плечи.
– Степан Алексеевич сказал, что сам найдёт.
– Слушай, я в дядю Стёпу может и верю, но сама быстрее найду.
– Я с тобой.
Гуля смотрит на свою смелую спутницу, смеётся как-то по-доброму и крутит головой:
– Так ты ж мелкая, ты мне мешаться будешь.
– Не буду! Пожалуйста, я не отстану! Мне нужно… Мне тоже нужно.
– Да ты рофлишь что ли, как я тебя возьму с собой? Если чё случится, мне голову оторвут.
– Я всё равно пойду за тобой! Не отделаешься.
Майорская дочка вздыхает, закатывает глаза и топчется на месте, раздражается от этой навязчивой занозы. Вдруг Гульнара резко набрасывается на дверь и выскакивает наружу, а затем наваливается всем весом и запирает квартиру. Сразу становится полегче, она прикрывает глаза и немного расслабляется. Одной проблемой меньше. Но теперь пора бежать искать отца. Гуля поднимает веки, а перед ней на лестничной клетке стоит Эбби.
– Ты… – Растерялась Гульнара. – Ты как это сделала?
– Я маленькая и быстрая. Мне нужно с тобой.
– Хер с тобой, пойдём. Но делаешь всё то, что я скажу, поняла?
– Поняла.
Они идут вниз по лестнице, затем через дворы, мимо гаражей, через дорогу, на которой покрошенный асфальт лежит кусками. Машины здесь больше не ездят, а ремонтировать ни у кого не хватает ресурса. Да и дела толком кому-либо нет, «не жили хорошо, так нечего и начинать». Все просто привыкли к убитой дороге, по которой даже трактор проехать не может.
Дальше они оказываются у какой-то стены из таких больших белых блоков, в которой виднеется синяя, проржавевшая дверь. Гульнара стучит в неё трижды, а затем кричит:
– Нильный, открывай!
– Нильный занят! – Кричат с той стороны.
– Да ёп, открой тебе говорят! Свои!
Дверь приоткрывается, оттуда выглядывает бородатая морда. Она посмотрит по сторонам и замечает Эбби:
– Эт кто?
– Подружка моя новая. Не сцы, свои.
– Ес чё, то сама за неё отвечаешь.
– Да ясен хер, впускай давай быстрее, мне к Нильному нужно.
Их пропускают внутрь. Эбби с любопытством осматривает новое место, которое представляет собой сеть из споенных друг с другом гаражей. В некоторых из них стоят кровати, кто-то что-то обсуждает, ещё кто-то играет в карты. Пахнет чем-то палёным, кто-то что-то жжёт. Гульнаре говорят, где этот самый таинственный Нильный. Он в гараже под номером тринадцать, тот немного больше остальных.
– Нильный, открывай! – Гуля стучит своей ручонкой по окислившейся гаражной двери. С той стороны слышится сперва какая-то возня, а затем и щелчок амбарного замка.
Перед ними снова рожа. В этот раз худая, щёки впалые, волосы немытые. Глазёнки Нильного паникуют, цепляются за всё, за что они только могут зацепиться:
– Ах, Гуля… Какая встреча! А я тебя не ждал совсем.
– Слышь, Нильный. Ты отца моего не видел?
– Слушай, тут… Такое дело, знаешь, видел я твоего отца. Санька помнишь? Щуплого?
– Ну, помню. Причём тут он?
– Его вчера шлёпнули. Ну пасаны и пошли искать, как грица, правосудия. Они на твоего батю и наткнулись.
– Где он? – Майорская дочка холодеет. – Он в порядке?
– Там в общем-то… Пойдём, тебе пасаны сами расскажут.
Нильный вылезает из гаража и закрывает его снаружи. Он также задевает глазами Эбби:
– А это кто?
– Подружка моя новая, чё вы прицепились то все.
– Да ладно, ладно. Не нервничай.
Они останавливаются у гаража номер двадцать четыре. Теперь стучит уже Нильный, пытается докричаться до своих «пасанов». Не сразу, но они открывают.
– Лёха, эт майорская дочка. – Кивает на Гулю Нильный. – Я тебе о ней рассказывал. Ты давай, скажи ей, как всё было.
– Чёрт, тебя тут тока не хватало. Да короче, мы шли правосудие искать, а там эти стоят. Мы и подрались, майор нас чуть не пристрелил, а если бы трубой его не огрел, лежали бы мы там дохлые все сейчас.
– Отец мой где?! – Не выдерживает Бахрамова.
– Тута он. – Лёха отходит, Гуля врывается внутрь, смотрит по сторонам. Отца не видно, но прямо в полу есть спуск вниз. Именно туда и прыгает Гульнара.
– А эт кто? – Спрашивает Лёха у Нильного, когда видит Эбби.
– Подружка её новая.
– Ей туда нельзя.
Эбби, услышав это, не теряется, а быстро проскакивает за майорской дочкой, ныряет вниз и оказывается в помещении, где находятся четверо – какой-то мужик с автоматом, связанный полицейский, мёртвый полицейский и Гульнара, плачущая навзрыд над телом отца. Это и есть пропавший майор полиции – Рустам Бахрамов. Очень быстро Лёха хватает за руку Эбби, как вдруг живой полицейский вопит:
– На детей перешли, суки? Девочку оставь, мразь!
– А ты пасть не открывай! – Кричит незнакомец с автоматом.
– Гуля, беги отсюда! Беги от этих чертей!
Полицейский выглядит избитым. Его форма окропилась красным, сам он брыкается и пытается освободиться, но не то, чтобы слишком усердно. Если он увлечётся, то его, вероятно, огреют тяжёлым прикладом, а это должно быть очень больно. Зато слова он бросает самые страшные:
– Рустаму надо было положить вас всех! Суки, если бы он не пожалел вас, был бы он живой!
– Да он просто не успел! – Лёха отвлекается от Эбби: – Точно бы выстрелил! Мы вас, сволочей, знаем! Санька порешили!
– Да этот ваш дебил друга моего завалил!
– Он защищался небось! Вот теперь нате! Получайте! Вы нашего убили, а мы вашего! Вы нас убиваете, а мы вас! Гниды! Не мы это начали.
– Так и не мы! Вы наших убиваете, а мы ваших! Эдакая мразь, вы посмотрите! Ох уж эдакая мразь! Как брешет, в лицо прямо брешет!
Они ещё долго спорят, а Гульнара заливается слезами. Тогда Эбби подходит поближе к мёртвому товарищу майору и вглядывается в это бледное лицо. Эбби достаёт полицейское удостоверение и вкладывает в карман полицейского кителя. Теперь она может уйти, но почему-то решает остаться. Эбби подождала, пока Гуля пришла в себя. Подождала, пока на заднем дворе, где было несколько земляных бугорков, закопают тело убитого, сделав ещё один. А что случилось с его напарником, этого Эбби узнать не суждено.
Они вернулись домой к Бахрамовым затемно. Гуля сама не своя, дрожит и крючится, как продрогший котёнок. Глаза у неё красные от пролитых слёз, а лицо – опухшее от истерики.
– Чё ты за мной таскаешься? – Спрашивает Гульнара на пороге.
– Темно. Мама говорила мне не гулять, когда темно.
– Она тебя ищет небось.
– Наверно.
– Айфон нужен? – В прихожей Гульнара протягивает Эбби свой телефон. Это легендарное устройство, говорят, что там всё есть. И музыка, и калькулятор, и о здоровье он заботится. На него можно снимать видео, и смотреть тоже.
– А как же ты?
– Мне он больше не нужен.
– Почему?
– Потому что сегодня я сдохну.
– Зачем?
– Ты очень много вопросов задаёшь. Неужели сама сдохнуть не хотела?
Эбби не отвечает. Конечно, она хотела, каждый раз, когда наступает утро и приходится идти в город, в школу. Она не может выносить всё то, что каждый день приходится ей переживать снова и снова. Чем она заслужила это? Неужели правда лишь тем, что позволила? А как она могла не позволить?
– Так чё тупишь, айфон бери. – Гуля вновь тыкает Эбби в лицо проклятым прямоугольником.
– А у тебя там песни есть?
– Есть, конечно. Нонконформистка, Гречка, а ещё много кто.
– Не надо. Оставь себе.
Не хочется, чтобы Гульнара умирала, так что приходится отказаться. К тому же, она привыкла жить и вовсе без телефона, так что к чему ей теперь этот навороченный смартфон. Может, конечно, она бы и стала самой крутой в школе, если бы Эбби пришла туда с айфоном, но забирать его просто неловко. Нет, Эбби не может. Хочет, но не может. А Гуля пусть живёт. Но музыка… Её послушать бы.
– Странная ты. – Майорская дочка пожимает плечами. Телефон отправляется на полку, а сама Гульнара стягивает свою фиолетовую толстовку, под которой только майка. Стали видны шрамы на плечах и руках, но не ровные, как от порезов, а самые странные. То какой-то ожог, то царапины, то просто синяк.
– Кто это тебя так?
– Я сама. Мне так легче. Вот тут шрам от батареи, например, а этот от того, что снег и соль смешала. Представляешь, какая реакция может быть?
– Почему не лезвием?
– Чтобы папа не догадался. Так случайно будто бы всё получилось. – Гульнара исчезает в тесной кухне и возвращается с баночкой какого-то напитка в стекле: – Дюшес будешь?
– Давай.
Напиток Эбби не понравился. Мамин морс гораздо приятнее и вкуснее, не заставляет морщиться. А этот «дюшес» какой-то недружелюбный вовсе. Не будет она его больше пить. Зато Бахрамова выпивает всё залпом, а затем уходит в ванную. Оттуда становится слышно, как урчит вода. Юная Эбби ходит следом и видит, как Гуля сидит на краю и просто смотрит в стену стеклянными, будто бы неживыми глазами.
– Давно хотела. – Говорит она в пустоту. – Правда, давно, но боялась, что папа расстроится. Теперь зато можно.
– А мама твоя где?
– Три года назад её убили. А кто сделал, так и не нашли. Отец говорил, что бунтовщики, а Нильный, что полиция. А мне так похер было, кто убил, важно лишь то, что у меня мамы больше не было, понимаешь?
Гульнара вновь плачет, но в этот раз беззвучно. На неё больно смотреть. Но ничего нельзя поделать, Эбби, к сожалению, не умеет воскрешать мёртвых. Гуля прощупывает воду в ванне, та тёплая. Гульнара вздыхает и стягивает бритву с шеи, а второй рукой неожиданно толкает Эбби в коридор и тут же захлопывает дверь. Мелкая удивляется и начинает стучать со всех сил, ломиться внутрь:
– Гуля, стой! Гуля! Гуля!
Гуля не отвечает. Тогда приходится думать. Маленькая Эбби дверь точно не выломает, приходится искать какое-нибудь иное решение. Эбби выскакивает на лестничную клетку, начинает звонить во все квартиры подряд, но ей никто не открывает. Эбби бежит вниз, а потом скорее к школе. Там полицейские! Она добирается очень быстро, примыкает к запертому входу в одышке и стучит, но там темно и через стекло никого не видно. С трудом лишь удаётся рассмотреть силуэт Петровича, который сложил голову на стол и лежит неподвижно. Грудная клетка его то вздымается, то опускается, но криков о помощи он не слышит, как бы Эбби не надрывала глотку. Она вдруг замечает водку на столе и понимает, что докричаться Петровича не получится. Нужно срочно придумать что-то другое. Тогда Эбби бежит в абсолютно противоположную сторону, несясь так быстро, как только позволяют ей ноги. Она постоянно спотыкается, один раз даже падает, прямо в том месте, где вспахан асфальт. Больно, но ушибленная коленка – вообще ничего не значит. Важнее лишь драгоценные секунды, которые просто пропали. А ведь жизнь Гульнары сейчас зависит от того, успеет ли Эбби добраться! А она, выдохнувшись и запыхавшись, добегает наконец до той самой синей ржавой двери и начинает молотить в неё изо всех сил:
– Позовите Нильного!
– Да чё ты там орёшь, народ спит ведь уже. – Морда опять выглядывает, в темноте её очень тяжело разобрать. Она смотрит, но понять можно, что морщится:
– А ты кто такая?
– Я Гули подруга! Ей срочно помощь нужна!
– Чёрт бы побрал эту Гулю. – Дверь перед лицом Эбби резко закрывается с оглушительным металлическим хлопком. Становится бесконечно обидно. Неужели никому нет дела? Почему же, как воевать, то все, а как помочь умирающему, так никого здесь нет?
Эбби стоит одна, в темноте, напротив двери, которая закрылась перед её лицом. Обида никуда не уходит, остаётся с ней. В голове никак не может прижиться тот факт, что только одной Эбби не плевать на судьбу человека. Мысли, обуревающие её, вливают в вены страдалицы отраву более губительную, чем яд самой лютой горячки. Но делать нечего, хватит мёрзнуть на открытом воздухе. Эбби отправляется домой к Бахрамовым, шоркая ногами и чувствуя собственную беспомощность. Когда доходит до нужного дома и поднимается на нужный этаж, то замечает, что прихожая квартиры гораздо более пустая, чем прежде. Тут до Эбби доходит – она забыла закрыть дверь, так что всё самое ценное из квартиры товарища майора просто украли. Айфон тоже куда-то испарился, как и брошенная на полу толстовка. Это место теперь навивает одиночество. А дверь в ванную как была закрытой, так и осталась. Эбби пытается её открыть, дёргает ручку несколько раз, та дрожит, но не поддаётся.
– Гуля, ты меня слышишь?
Ответа не последовало. Ещё трижды Эбби пробует пробиться внутрь, но безуспешно. Не остаётся ничего другого, кроме как бросить это дело и пойти домой. Мама наверняка её уже обыскалась.
Фонари у дороги горят через один, а где-то вдалеке слышатся выстрелы. Наверно, это в порту. В порту часто стреляют по ночам. Но к этому все привыкли, стрельба в городе, например, ничем не удивительнее дождя. Хотя больше это похоже на грозу. Та тоже может убить, если оказаться неподалёку. При таких локальных конфликтах есть правила, такие же, как во время грозы. Эбби в школе учили. Но самым надёжным способом выжить является, конечно же, непричастность к происходящему.
На заборе, среди надписей о мире, Эбби вдруг замечает свою фамилию и подпись рядом: «шлюха». Это портит настроение лишь тем, что теперь придётся просить у своего единственного друга баллончик с краской, чтобы это замазать. Вдруг мама увидит. Она тогда очень расстроится.»
– Следующим утром я сказала Степану Алексеевичу про Гулю, и он, конечно же, отправился туда. – Вспоминает ведьма. – Не знаю, что дальше было. Мне не рассказали.
– Так почему же вы не убили себя?
– Маму жалко было.
– Можете больше рассказать про родителей?
– Так да, так могу. Маму мою звали Мария, она учителем работала. Отец шваль, на заводе работал, но он больше выносил из дома, нежели приносил. О, милый доктор, а знаете, есть мне, что вам рассказать о родителях. Это был мой четырнадцатый день рождения. Последний из тех, что я провела в России…
«– Папа придёт? – Спрашивает любопытная Эбби, сидя за кухонным столом вместе с мамой.
– Надеюсь, что придёт. – Тревожно говорит Мария и поджимает губы.
На столе стоит милого вида тортик, купленный у знакомой. Света в комнате нет, да и не нужен он, когда есть свечи. Два огонька над цифрами один и четыре извиваются, дрожат и ждут, когда же их задуют.
– Загадай желание. – Просит Мария, а Эбби ждёт, робеет. Она ещё надеется, что папа всё-таки придёт. И вдруг дверной замок щёлкает, так что Эбби выпрямляется, улыбается невольно, поворачивает голову в тёмный коридор. Мама её смотрит туда с беспокойством, поднимается и добирается до выключателя, так что становится светло. Дверь долго не открывается, словно открыть её – непосильная задача. Но когда же та всё-таки отворяется, то на пороге показывается туша, которая привыкла себя называть отцом Эбигейл.
– Опять нажрался! Опять нажрался, скотина! – Кричит Мария и взмахивает запястьем.
– Тк прздник же. За здровье дчери мжно. – Бормочет тот, пока юная Эбби поднимается и маленькими шажками встаёт позади матери. Она смотрит на отца растерянно, даже разочарованно. Он встречается с ней взглядом и, кажется, даже сквозь пьяный угар тому становится паршивее. Отец не выдерживает, отворачивается.
– Серёжа, как тебе не стыдно? Как тебе не стыдно, скотина? Твоей дочери четырнадцать лет исполняется, а ты опять нажрался! Господи, какая же скотина! – Голос матери дрожит, а Серёжа, не смотря в сторону своей семьи, бормочет:
– Отстань, я… Пвод. За здровье, шоб хршо всё было.
От запаха водки становится противно. Перед Эбби стоит не отец, а свинья, кусок мяса, который пьёт для того, чтобы… А зачем? У Эбби снова вопрос, на который ей никто не ответит. Может быть, она сама однажды всё поймёт.
– Иди, моя милая. – Мария треплет дочь по голове и отправляет обратно в кухню: – Не нужно тебе это видеть.
Эбби подчиняется, садится за стол и вглядывается в свечи, пока ругань продолжается:
– Я в следующий раз на порог тебя не пущу, понял? Понял меня?
– Эт и мой дом так-то!
– Просила же по-человечески, хотя бы раз не нажираться, хотя бы на день рождение дочери. Такой подарок бы ей был!
– Да отвянь ты, дура…
Эбби тогда набирает воздуха в лёгкие и шепчет себе под нос так, чтобы никто больше не слышал:
– Хочу, чтобы люди стали лучше. – И задувает обе свечи одним резким выдохом.
Мать ещё долго пытается протащить отца в ванную, пока Эбби мирно ждёт на кухне. Но, когда всё наконец-то было сделано, то Мария возвращается к дочери. В руках у мамы какая-то книжка, небольшая такая, красного цвета, с необычной обложкой. Та цепляет глаз мгновенно, никогда прежде Эбби таких не видела. Кажется, на ней английские буквы.
– Держи, принцесса моя. – Книга протянута Эбби, та удивляется. – Это сборник сказок на английском. Я знаю, тебе нравится изучать его, так что держи.
Если бы у Эбби были друзья, то, вероятно, ей хотелось бы чего-то, что будет не хуже, чем у них. Ей хотелось бы телефон или хотя бы плеер. Такой, чтобы с наушниками, чтобы музыку слушать. Эбби слышала её прежде, но вот так, чтобы эта музыка играла только для неё… Такого пока не было. То по телевизору где-то что-то включат, то папа на телефоне своём начнёт слушать что-то бандитское, где хриплым голосом поют про что-то непонятное. Разве это интересно? А вот так, чтобы музыка играла именно тебе, да ещё и такая хорошая, что можно утонуть в мелодии. Вот так хочется.
Но сказки, если честно, ничем не хуже. Очень тепло и приятно, когда у тебя в году есть свой личный, особенный день, про который кто-то помнит.
– Спасибо. – Эбби берёт книгу и с любопытством её осматривает, а затем обнимает маму в знак благодарности. Обложка эта усеяна названиями сказок, которые включает в себя книга. Судя по всему, там есть сказания о непослушных детях, принцах, принцессах, чудовищах и ведьмах.
– Я люблю тебя, девочка моя.
– И я тебя.
– Ты прости меня, если что-то вдруг не так. – Мама, кажется, тихонечко плачет. Эбби становится неловко.
– Всё в порядке.
Мария ничего не отвечает, но улыбается так искренне и так честно, что и сама Эбби улыбается ей в ответ.»
– Через месяц моей мамы не станет. – Рассказывает Уизерстоун. – Она станет жертвой стычки оппозиции с полицией. Тогда-то я и решилась наконец сбежать.
– Скажите мне, Эбигейл… Как сильно вы любили мать?
– Она лучший человек в моей жизни. Я бы хотела с ней поговорить. Или что думаете, доктор? Может ли у «тирана» быть семья?
– Может, конечно. Только это никого не волнует. Знаете, Эбигейл, хочу с Вами поделиться воспоминанием. Война застала меня на Аляске. Нам не слишком досталось, но люди всё равно сбивались в группы и штурмовали магазины и склады, особенно радовались преступники. Теперь у них была полная свобода действия, и я боялся за свою семью и свою жизнь. Я спал не только с женой, но и с ружьём. Пока не пришёл муниципалитет. Они попытались расставить больше охраны, повезло, что было достаточно добровольцев, желающих навести порядок. Правда, таких было гораздо меньше, чем желающих навести «Справедливость».
– К чему Вы это?
– Хочу знать, где вас застала война.
– Ах, вот оно что, милый доктор! Хотите обсудить войну? Давайте обсудим. Мы смотрели за миром через экран телевизора. Однажды утром, когда мы проснулись, мир полностью изменился. Мы уже делали шаги к третьей мировой. А люди устали. Устали, что наша жизнь нам не принадлежит, так что в день, когда по всему миру летали ракеты, а противоракетные установки пытались спасти наши маленькие жизни, толпы вышли на улицы, решив начать гражданскую войну. Им захотелось перемен. Им захотелось безопасности, которую полиция не могла им дать, так что хаос начал распространяться даже на улицах моего родного города. Бывало, что я засыпала под выстрелы и сирены. Потом пришёл тот же самый муниципалитет, пытаясь навести порядок, но было уже поздно, аппетит людей разыгрался, так что город поделился на три лагеря. Революционеры, полиция и мародёры. Я росла в абсолютно новых условиях. Условиях, при которых можно умереть просто выйдя на улицу, если не будешь достаточно осторожным.
– Вам было страшно?
– Да. – После небольшой заминки отвечает ведьма. – Но к подобному привыкаешь. Человек может привыкнуть к чему угодно, особенно если у него нет выбора.
– А что у вас произошло с Правительством?
– Ооо, дорогой доктор, в Москве началась настоящая бойня, как только местные молодцы с автоматами открыли огонь по буйным протестующим. Белый дом снова горел, часть армии перешла на сторону восставших, брусчатка столицы покрылась кровью и гильзами от пуль.
– Эбигейл, а Вам не снятся кошмары по ночам?
– Нет. Я сплю очень хорошо.
– Мне кажется, вы лжёте и себе, и мне. У человеческого разума ведь присутствует сознательная часть и бессознательная. Сознательную, конечно, вы контролируете, но куда важнее бессознательная. Там всё наше человеческое, ведь её мы контролировать не можем. Я дам вам пример. До исследований Зигмунда Фройда, если алкоголик не мог бросить пить, то он просто не хотел. После его исследований, если алкоголик не мог бросить пить, то он хотел, но не мог. Фройд заставил нас мириться с человеческой несостоятельностью. С кошмарами точно также, сны очень важная часть бессознательного, присутствие которых зависит не от нашей воли и не от нашего желания. Неужели у вас и правда нет кошмаров? Я практически уверен, что вы скрываете их наличие, боясь признать собственные страхи.
– Никто не обязан видеть вещи также, как видите их Вы, милый доктор. Если смотреть на моё прошлое под верным углом, то кошмаров не будет. Так что не нужно фантазий.
Джошуа уже успел вывести предположительный диагноз, но пока держал его при себе. Не хочется швыряться им в лицо Уизерстоун раньше времени, как и не хочется ошибиться.
– Мы очень серьёзно планировали сбежать, смогли достать ключи от подвала нашей многоэтажки и навели там порядок, обустроили всё очень хорошо. – Эбби продолжает рассказ. – Там было уютно…
– Эбигейл, простите, что вмешиваюсь, но Вы не называете имён. Ни своё, ни вашего молодого человека. То, что Вы ваше настоящее имя скрываете, я могу понять. Вы просто не хотите себя ассоциировать с той версией себя. Но почему молчите о нём?
Эбби немного мешкается, но, не найдя оправдания, отвечает:
– Артём. Его звали Артём…
«– Ты уверен, что в Америке всё лучше? – Интересуется Эбби, сидя на подранном красном диванчике и смотря при этом в стену напротив. Там демонстративно висит куча фотографий разных штатов, горы Мэна и океан Калифорнии, поля Айовы и пустоши Аризоны, всё это смешано с картинками Барона Лос-Сетас и его бойцов, что также гордо красуются под взглядами мечтательных глаз.
– Конечно, уверен. Мы от них всё самое лучшее взяли, машин вон на улице сколько стоит, каждая первая – иномарка. Джинсы наши тоже из Америки. Там демократию придумали, там людей ценят. А сейчас Лос-Сетас разберутся с анархистами в Мексике, затем придут в Америку и будет полный порядок, в то время как у нас будет вечная разруха. И людей у нас не ценят. Никогда не ценили. Все умные всегда бежали, вот и нам тоже нужно сбежать. – Изливается монологом Артём, раскуривая сигаретку. – Знаешь, я уверен, что Америка – это то место, где мы должны быть.
– Как думаешь, Барон за демократию?
– Он за порядок. Остальное не важно. Уверен, там и к школам не нужно будет пристраивать вооружённую охрану. Дети небось там никого не боятся. – Артём предлагает затяжку и Эбби, та не отказывается.
– А ты кого-нибудь боишься?
– Нет, конечно. Если я буду чего-то бояться, значит я уязвим, а мне нельзя быть уязвимым, у нас же такие планы на Америку! Туда ведь не просто попасть.
– А Барона боишься?
– Неа. – Фыркнув, отвечает Артём. Даже показалось, что он очень, очень смелый, потому что Эбби и представить не могла, как ей было бы страшно, если бы сейчас их гирлянда неожиданно погасла и послышался стишок из историй про картель.
– Расскажи мне про Призраков… Ещё разок.
Артём ухмыляется, ему приятен интерес подруги. Рассказывать про сильных мира сего – сплошное удовольствием, ведь они практически Боги, вершина пищевой цепочки.
– Лос-Сетас, Картель, что правил на востоке Мексики, нашёл ключ к созданию идеального солдата. Они стали забирать маленьких детей из разных семей и воспитывать, согласно этому учению. Детей мучали тренировками, обращались с ними самым жестоким образом. Выживало лишь двое из десяти отобранных, но те, кто выживал, становились самыми опасными людьми в мире… Они научились исчезать во тьме, ходить, не издавая ни единого звука, их невозможно застать врасплох. Они так хорошо научились убивать, что стоит свету погаснуть, как спустя пару секунд, полная живых людей комната мгновенно становилась полной трупов. Вот так, просто по щелчку. Их называют призраками. Они так хороши, что не получают ран, а потому у них нет ни единого шрама. А самым опасным из них был тот, кого они называли El Enviado. В переводе с испанского это значит «Посыльный». Глава всех призраков, самый быстрый, самый жестокий, держал в страхе всю страну, о нём ходили легенды, а потом… Потом он убил Барона и занял его место. Именно он сейчас является Бароном Лос-Сетас, именно он и внушает страх всему миру. Если в комнате неожиданно погас свет, а после начался тот самый стишок, то знай – ты скоро умрёшь. От него нет спасения, его нельзя убить. Он вершина пищевой цепочки и он сможет навести порядок в мире, я тебе это обещаю.
