Loe raamatut: «Инструкция к жизни», lehekülg 4

Ещё неподалёку от самолёта стоит двухэтажное здание, окна которого закрыты стальными листами, как и дверь. Это единственная постройка из бетона в округе, она весьма крупная и, видимо, до того, как это место оккупировали мусорщики, это здание было администрацией или больницей. Ещё возле неё располагается колодец со стальным люком, его постоянно охраняет какой-нибудь солдатик, а воду оттуда никто не набирает. Это кажется странным, но мысли об Артёме вытесняют всё прочее. Как он мог так её оставить? Как он мог так резко стать чужим? Разве бывает такое?

Эбби плохо спит по ночам. Можно считать огромной удачей, если удаётся выцепить хотя бы пару часов. С едой точно также, питаться этой похлёбкой Эбби не может, а потому с каждым днём в гостях у мусорщиков ощущает она себя всё хуже. Эбби не видит смысла в этих людях. Как они могут быть силой, если главная сила – Барон Лос-Сетас, Мэттью Хьюз? Неужели этот человек тоже ест грибы и спит на металлическом полу? Неужели единственный способ получить силу – лишить себя всего? Эбби видела Мэттью Хьюза по телевизору, он не выглядит истощённым, не выглядит замученным. Он выше всего этого, так что когда он придёт сюда вместе с призраками, то ни один мусорщик не выживет. Эта мысль помогает просыпаться.

В любом случае, Эбби совсем не так себе представляла Америку. И рассказы Артёма про мусорщиков ничего не говорили. Остаётся надеяться, что не вся Америка такая.

Одной из ночей Эбби слышит чей-то голос на улице, прямо за дверью. Голос этот манит к себе, он такой родной и такой приятный, словно он знает Эбигейл, а она его. Любопытство ведёт девочку к выходу из барака, она поднимает тяжёлый засов и выглядывает, осторожно прислушиваясь. Эбби холодеет, ведь голос поёт, и поёт он на её родном языке.

О-о-ой баю, баю

Не ложися на краю

Придёт серенький волчок

И укусит за бочок

И потощит во лесок.

Это чистейший женский голос, который притягивает своей нежностью и искренностью. И вновь русская речь… Эбигейл боится себе признаться, что она скучала. Интерес и некое наваждение ведут её наружу, прочь из дома, найти источник песни. А голос всё продолжает:

Ой, баю, баю

Потерял мужик душу

Шарял, шарял, не нашёл

И заплакал, и пошёл.

Эбигейл понимает, откуда идёт голос. Дверца колодца настежь распахнута, песня звучит из самой его утробы. Эбби делает осторожные шаги ближе к колодцу.

Ой, вороны, воронки

Зляталися вуленки

На попову башенку

Поклявали саженку.

У колодца Эбигейл замечает, что рядом лежит самодельный автомат мусорщика, но владельца оружия нигде не видно. Посмотрев по сторонам, Эбби пожимает плечами. Песня баюкает и успокаивает. Эбигейл опирается руками на край колодца и осторожно заглядывает в его нутро, надеясь разглядеть что-то во тьме.

А вы деточки мои,

Вы послушайте мои.

Я баюкать буду,

Приговаривать буду.

Вдруг кто-то хватает Эбби за плечо и оттаскивает от края, она вздрагивает и пытается локтем садануть нападающего. Тот и не замечает этого удара, отшвыривает её в сторону и тут же захлопывает крышку колодца.

Эбигейл готовится драться, а затем видит наконец-то лицо нападавшего. Это тот мусорщик, который её приютил. Он смеряет взглядом её строго и приказывает:

– В дом. – Чужой язык обжигает слух. Эти слова сказаны в таком тоне, что спорить не приходится, Эбби отправляется обратно в дом, но спиной вперёд. Нельзя спускать глаз с этого человека.

– Чем ты думала? – Спрашивает мусорщик уже в доме. – Нельзя туда ходить, нельзя.

– Почему? – Наконец-то заговаривает на английском Эбби. – Что там?

– Стальной отец тебе не рассказывал? А хотя зачем ему с тобой говорить?.. Домище бетонный видела? Так вот, колодец – единственный вход в это место. Некоторые зовут его «домом плоти», некоторые «домом мяса», но мне нравится «дом человека».

Мусорщик садится у стены, пока Эбби сидит у противоположной. Она недоверчиво смотрит на него, подозревает в чём-то.

– Там раньше больница была. После войны тут была вспышка какого-то нового вида оспы, так что там сделали изолятор, который затем замуровали и бросили больных умирать. Не нашлось у них лекарства. А потом уже мусорщики туда стали сбрасывать тех, кто был «неисправимо человеком». Тех, кто не хотел становиться металлом. Такой ритуал, который стальной отец придумал. Мол, раз ты не хочешь быть металлом, то это место тебя сделает металлом, либо ты сдохнешь. Вроде и не убийство, а вроде и не вернётся больше.

– Но там кто-то живой! Кто это пел?

– Не знаю, но стальной отец зовёт её «Мать». Честно, ума не приложу, почему, это ему только одному и известно. Он, кстати, с акцентом, может из ваших.

Глаза Эбигейл тут же вспыхивают. Она никогда прежде не слышала в голосе стального отца акцент, может быть из-за неопытности, но если он тоже из её страны, то договориться с ним будет гораздо проще. По крайней мере, Эбби на это надеется.

– Я Дейви, кстати. Дейви Уоллер. – Представляется наконец мусорщик.

– Эбигейл.

– Не очень русское имя.

– Я Эбигейл. – Девчонка звучит настолько строго, что Дейви не смеет дальше спорить. Он понимающе кивает, поднимается и уходит в свою комнату, чтобы доспать оставшиеся часы. Но тут Эбби вспоминает кое-что:

– У колодца лежало оружие. Где его владелец?

– Скорее всего, он просто в колодец нырнул. Может оспа просочилась, и он так нас спас, может ему просто надоело всё, а может решил послушать немного песнь Матери и уж очень она ему понравилась. Такое бывает. Не часто, но бывает.

Этой ночью Эбигейл спит лучше, чем за всё время пребывания на Аляске. Песня Матери её немного утешила. Но теперь в девочке горит любопытство, а его просто так не потушить. Ей просто необходимо узнать от стального отца всё, что только получится. Буквально следующим же днём Эбби цепляет момент, когда рядом никого нет, и обращается к стальному отцу на родном русском языке:

– Вы меня понимаете?

Стальной отец молчит, перебирает какие-то шестерёнки, сложенные на алтаре металлического бога. Он будто бы вовсе и не слышал её. Тогда Эбби пробует заговорить с ним ещё раз, но уже чуть громче:

– Вы меня понимаете? – Эбби касается его плеча, но стальной отец сбрасывает её руку. Эбигейл упрямится:

– Мне нужно знать, кто такая Мать. Я хочу знать, что происходит в доме человека. Вы же понимаете меня, вы же из наших.

– Каких это наших? – Стальной отец откликается наконец-то на её родном языке. – Русских? Нет уже ни русских, ни американцев, никого нет. Нет государства, а значит нет и наций. Есть мусорщики, есть бетеловские, есть залётные. Ты вот залётная. Ты не наша.

Эбби сперва радуется, что он её понимает, а затем от слов его теряется. Но очень быстро мысли складываются в кучу, и ответ сам выскакивает наружу:

– Это ведь не про государство… У нас один язык, мы понимаем друг друга. Мы в одной лодке.

– Значит, национальность, по-твоему, это о знании языка?

– Это о понимании. Понимание – это не только язык.

– Говоришь совсем как она.

– Как кто?

– Как Мать.

Стальной отец наконец-то выпрямляется в полный рост и оборачивается, осматривает девочку. Он быстро теряет интерес и уходит в свою комнату, Эбби останавливает его прямо на пороге:

– Кто она? Мне важно знать! Почему ты зовёшь её Матерью? Она тебе родная Мать?

– Не надо тебе этого знать. В доме человека творятся страшные вещи, так что не лезь. Пока не знаешь, то хотя бы видишь по ночам что-то, кроме кошмаров.

Стальной отец уходит. Слова его не оттолкнули от загадки, а заставили хотеть узнать разгадку ещё сильнее. Почему её зовут Матерью? Как она живёт там, в месте эпидемии? Кто она вообще такая? И кто может дать ответы, если не стальной отец? А ещё ухо резало то, как стальной отец говорил на русском. Язык его был так неотёсан и груб, будто бы этот человек забывает свою родную речь.

Когда Эбигейл пытается покинуть территорию дома металлического Бога, просто чтобы дойти до Гудбэя и рассказать про удивительный колодец Артёму, то она узнаёт, что охрана этого допустить не может. Её банально не выпускают в город, что очень обескураживает. Поиск дыр в заборе тоже ни к чему не приводит, так что приходится идти к Дейви в надежде, что получится договориться о том, чтобы он её провёл к Артёму.

– Дейви, выходи! – Эбби ломится в дверь, но ей не открывают.

– Я занят, отстань!

– Дейви! Ну выходи!

– Я не выйду, отстань от меня!

– Мне надо в Гудбэй! Если ты не выйдешь, то я сама через стену полезу!

– Давай, лезь!

– Ну и полезу! – Эбби стучит кулаком и металл производит глухой стук. Девочка затем демонстративно топает к выходу, но в один момент Дейви всё же выглядывает в гостиную:

– Ладно, стой. Тебя там сейчас примут за козочку и подстрелят, а мне потом мозг выклюют. «Не доглядел», «куда ты смотрел?» и далее по списку.

– Я всё равно пойду в Гудбэй! Мне надо.

– Что, прямо так сильно надо?

– Да!

– Ладно, подожди здесь.

Дейви скрывается в комнате, дверь прикрывает, но на замок не запирает. И вот в этот момент Эбби становится очень любопытно, а что он там такое делал, что выходить не хотел? Может быть улики какие-либо остались? Эбигейл тихонечко подходит ближе ко входу в личные покои Дейви Уоллера, затем заглядывает внутрь. Там есть, чему удивиться, ведь маленький секрет Дейви очень даже мил. Мольберт с холстом стоят в центре помещения. Мягкие тона бумаги приютили на себе женщину, что на пару лет старше Эбигейл. Линии лица нарисованной выведены с таким трепетом, что каждый штрих точно на своём месте. Это практически совершенное произведение искусства, которому не хватало лишь стать законченным.

Дейви убирает кисти в ящик, а затем, когда оборачивается и замечает, что Эбби стала свидетелем его увлечения, то тут же хватает какую-то железку и швыряет в Эбигейл. Та едва ли успевает исчезнуть в гостиной.

– Куда лезешь?!

– Так интересно же!

– Твоё любопытство тебя погубит!

Эбби осторожно возвращается к двери, боясь получить чем-нибудь тяжёлым по лбу. Она тихонечко заглядывает внутрь и видит, как Дейви спешно убирает Мольберт и картину в люк в стене. Это, видимо, что-то секретное, раз Уоллер это так прячет. Эбби немного неловко, но она не может не спросить:

– А кто на картине?

– А твоё какое дело, козочка?

– Я не козочка. Сам ты козочка!

– Кто лезет не в своё дело, тот и козочка!

– Мне интересно!

– А мне плевать! Пойдём лучше узнаем, можно ли тебя отсюда вывести.

Они отправляются к выходу с территории дома металлического бога, но вновь звучит отказ. Однако Дейви добивается большего количества информации, чем Эбби. Охранник говорит им, что есть приказ не выпускать её до момента посвящения, который будет через неделю. Когда же они отходят ближе к дому, то Дейви объясняет Эбигейл:

– Посвящение – это не сложно. К тебе придёт стальной отец, он отведёт тебя к колодцу и спросит, готова ли ты ступить на путь металла. Если ответишь да, то он сделает тебе твои первые тату и порадуется.

– А если я скажу нет?

– Тебя отправят в дом человека.

– Мне нужно, чтобы ты сходил в Гудбэй и рассказал Артёму про дом человека, про Мать, про то, что меня здесь удерживают.

– Я не пойду.

– Дейви, мне нужно! Артём просто не понимает, где оказался и как тут с людьми поступают. Нужно ему объяснить, и он вернётся тогда. И мы уйдём.

– Эбигейл, уже год ни один приезжий не покидал территорию мусорщиков. У нас… Проблема с демографией. Так что Гловер старается убеждать гостей остаться, как только может. А на тех, кого убедить не получается, он обижается и посылает в дом человека.

– Обижается?

– Ну да, понимаешь, чем выше птица летает, тем чувствительнее она к поражениям. А Гловер, он, знаешь ли, птица очень высокого полёта.

– Тогда и про это расскажи Артёму. Скажи ему, что если мы не уйдём, то погибнем здесь, либо останемся навсегда.

Дейви затихает, а Эбби смотрит на него глазами, полными надежды. Ей просто необходимо убедить Артёма в том, что им здесь не место. Они обязаны уйти отсюда так быстро, как только возможно, ведь такие условия жизни просто не для неё. Ей не место среди этих людей. Мусорщики – отвратительны, изувечены, жестоки. Они издеваются над собой и живут в культе, который чужд для Эбигейл.

– Ладно. – Отмахивается Уоллер. – Схожу я к этому твоему Артёму. Не хочется ссориться с человеком, который знает, чем я на досуге занимаюсь.

Эбби почти ему улыбается, но затем просто благодарно кивает:

– А почему ты скрываешь своё увлечение?

– А ты разве не поняла? Глупая ты, козочка.

– Я не козочка. Я Эбигейл.

– У нас ничего не должно быть. Искусство у нас не в почёте, особенно если оно не во имя металлического бога. Но страшно даже не это. Страшно то, что на картине изображено.

– Там же… Просто женщина.

Дейви усмехается, а затем, прежде чем уйти, подтверждает:

– Да, именно. Просто женщина.

Дейви Уоллер следующим днём отправляется в Гудбэй на поиски Артёма, а Эбби остаётся работать на благо металлического бога. И тут происходит нечто важное. Когда Эбби прибирается в одной из секций самолёта, то в помещение заглядывает охранник стены, который свою смену уже отстоял. Он осторожно закрывает за собой дверь, а после убеждается, что здесь больше никого нет. Лишь затем он подступает к Эбигейл, которая даже не обращает на это внимания, ведь копошится где-то за алтарём.

– Эй, девчонка. Я слышал, ты хочешь уйти в Гудбэй?.. – Солдат обращается к Эбби, так что она выглядывает из-за алтаря, только спустя пару секунд подхватывая, о чём именно идёт речь. Эбби сперва хмурится, но затем кивает.

– Тогда слушай, – Мусорщик мерзко улыбается и делает пару шагов к Эбби поближе. От него пахнет вонючей грибной похлёбкой:

– А как сильно ты туда хочешь? Просто, есть варианты, но тут, сама понимаешь, услуга за услугу…

Мусорщик подбирается совсем близко, Эбби нащупывает в кармане складной нож, который Артём подарил ей когда-то. Знакомые чувства подступают к горлу, становится тяжело дышать. С каждой секундой тело сковывает всё сильнее, паралич борется с мышцами рук и ног. Эбигейл понимает, чего хочет этот человек.

– Так что давай я помогу тебе, а ты мне?.. – Своей грязной, стёртой ладонью охранник касается её щеки. Прикосновение обжигает так сильно, что тело вздрагивает, а вместе с телом вздрагивает и разум. Эбби выхватывает нож из кармана, раскрывает его и бьёт лезвием в бок мусорщика. Она быстро подскакивает к двери, отпирает ту и исчезает в коридоре. Эбби бежит так быстро, как только может, ей необходимо добежать до дома Дейви Уоллера и запереться там. Кажется, что это то место, где её не достанут. Место, где безопасность – это не пустой звук.

Руки дрожат, ноги едва ли держат Эбби. Старые воспоминания грызут её, съедая ещё и реальность вокруг. Эбигейл не готова к столь повсеместной одержимости, она не хочет быть здесь, она хочет… Домой? Неужели домой? Это ведь плохое место, но какое место в её жизни было лучше дома? Мама ведь за неё бы горой стояла, если бы знала, что сделали с её милой дочерью. От того стены квартиры хотя бы казались надёжнее и роднее. Но кто ещё мог бы так за Эбигейл переживать, если не мама? Артём? Так где же он? Почему он её бросил здесь, как ненужную игрушку?

Эбби врывается в дом и тут же запирается, прижавшись спиной к двери, будто это поможет ей держаться плотнее. Голос дрожит, но губы всё равно зовут его:

– Артём…

Он не придёт. Артём не слышит, потому что он не рядом. Он и не хочет быть рядом, ему это не нужно. Видимо, он слишком крутой, чтобы быть рядом.

Уже в этот же день за Эбигейл приходит стальной отец в сопровождении нескольких охранников, те стучатся в дверь и угрожают её выломать. Эбигейл всё равно не открывают. Тогда мусорщики делают то, что грозились сделать – приносят какую-то автоматическую пилу и прорезают замок.

– Не подходите! – Выкрикивает Эбби, выставляет вперёд нож. Один из мусорщиков ударом ладони по руке выбивает оружие у Эбигейл, а после даёт ей смачную затрещину, от которой девочка валится на пол. Её тут же хватают за волосы и тащат на улицу, как бы она не сопротивлялась. Эбби выносят на всеобщее обозрение, к колодцу, где её ждёт толпа и раненный мусорщик. Тому уже перевязали бок какой-то тряпкой.

– Вот эта дура меня пырнула. – Указывает он на Эбби пальцем. Плебс начинает осуждающе гудеть.

– Тише, люди, тише. – Требует стальной отец и оборачивается к Эбигейл: – Давайте разберёмся. Почему ты ударила его ножом?

Эбигейл держат под руку, не дают сделать и шага в сторону. Голова гудит, но слова она понимает и даже знает, что она могла бы сказать в ответ. Но несмотря на всю горесть своего положения, Эбигейл всё равно молчит, не находя то ли сил, то ли желания отвечать. Этим решает воспользоваться обиженный мусорщик:

– Она больная. Мы просто говорили, когда она выхватила нож и набросилась на меня.

Толпа вновь гудит, а Эбби скалится в ответ, но слов чужого языка этим людям не говорит. Стальной отец тогда подходит к ней поближе, встаёт на одно колено и заглядывает прямо в её изумрудные глаза. Это смущает Эбигейл, но вырваться и отступить ей не позволяют. Взгляд у стального отца такой пронизывающий, что становится не по себе. Этот человек смотрит даже не в глаза, а на внутреннюю сторону твоей черепной коробки. Кажется, он перешерстил мысли Эбби и всё понял, без единого слова понял, что же именно произошло.

Стальной отец поднимается, выпрямляется и говорит:

– Я думаю, ты ещё не слышала. Металлический бог дал мне талант! Талант видеть правду. Я могу читать людей также хорошо, как люди читают книги. И теперь я точно знаю, что произошло, а значит, что время наказывать виновных!

Люди радуются, а обиженный мусорщик нервничает. Он верит в дар стального отца, а значит точно понимает, что сейчас произойдёт. Стальной отец тем временем открывает люк колодца, готовясь вынести приговор. Он тянет интригу, играет с толпой и вынуждает её молитвенно смотреть на своего святого, ожидая, когда же с его губ упадёт истина.

– Ты. – Стальной отец указывает на мусорщика. – Ты возжелал нашу гостью, ей пришлось защищаться. Ты знаешь цену.

– Мы правда просто общались, я её едва ли тронул, она нож сразу схватила!

Виновный ещё пытается оправдаться, но ни единому его слову уже никто не верит. Толпе на изменение своего мнения требуется всего лишь несколько секунд. Народ уже защищает девочку и освистывает того, кого прежде поддерживал. Всего пара слов стального отца, и истина в глазах этих людей начинает выглядеть абсолютно иначе. Их искренняя ненависть перескакивает с одного на другого также легко, как перескакивает мяч при игре в горячую картошку.

Мусорщика тащат к колодцу и пропихивают внутрь. Всякое сопротивление подавляется, приговор приводится в исполнение. Эбби слышит крики, а также звук, с которым тело падает в воду. Больше ничего услышать не удаётся, люк закрывают, а толпа отмечает триумф правосудия.

– Девчонку ко мне. – Приказывает стальной отец и отправляется в дом металлического Бога. Эбби волочат за ним, ей это не нравится, но, без своего защитного костыля, она ничего не может противопоставить грубым, грузным мужчинам. Ещё Эбигейл замечает, что один из мусорщиков тащит в руках прямоугольник, завёрнутый в полотно.

Её бросают в покои стального отца и оставляют их один на один. Становится неожиданностью, что здесь есть небольшой диванчик. Неужели святым можно сидеть на мягком? Ещё Эбигейл замечает тот прямоугольник в тряпке.

Стальной отец падает на диван, тем самым отвечая на неозвученный вопрос. Он некоторое время смотрит на Эбби, а затем заговаривает на русском, источая свой странный, даже примитивный акцент:

– Как тебя зовут?

– Эбигейл.

– А родители тебя как назвали?

– Моё имя Эбигейл.

– Я тебя понял. Знаешь, в принципе, это не так уж и важно. Как думаешь, почему я помог тебе?

– Помог мне? Я думала, что Вы увидели правду.

– Ой, правда. Про правду забудь, она не важна. Правда это что-то абстрактное, она у всех разная. Важна не правда, важна способность убеждать. Если те, кто решают твою судьбу, верят тебе, то ты жертва, а не преступник. Если нет, то наоборот. И я здесь решаю судьбы. Я здесь самый убедительный. Если захочу, то завтра скажу, что их тела – им не место. Что мы машины, что нужно снять с себя кожу, чтобы получить то тело, в котором мы должны находиться. Будь уверена, они это сделают, даже с детей своих кожу спустят. А всех несогласных с политикой освобождения тела – в колодец, в дом плоти.

– Зачем вам тогда железо на теле?

– Девочка моя, доверие – вещь, которую тяжело получить. Мне нужно показать им, что мы в одной лодке. Такого маленького жеста вполне достаточно, чтобы настала пора мыться в заводских сточных водах и вдыхать дым доменных печей. Но делать это буду уже не я, а самые достойные, самые лучшие! Ведь чем больше они от себя отдадут, тем большие они молодцы, тем больше они уважаемы и тем больше их любят. И это мой тебе урок, Эбигейл! Хороший лидер должен получить доверие, признание, а лишь потом действовать.

– Я думала, что Гловер лидер.

– На бумаге – да, а в реальности – лидер я. Он отдаёт приказы. Люди умом понимают, что должны подчиняться ему. Но настоящая власть не в умах, а в сердцах. И металлические сердца моих людей полностью со мной.

– А если у лидера и сердца, и умы народа?

– То он совершенен. Этот человек заслуживает уважения. Но всё же, почему я помог тебе, как думаешь?

– Потому что мы оба из одной страны?

Стальной отец начинает громко смеяться, ничуть не стесняясь. Эбби неловко и даже немного обидно. Как только священник приходит в себя, то он решает всё-таки объясниться:

– Мне плевать на страну, на народ, нет этого ничего, я же говорил. Есть только я. Человек всегда, всегда думает в первую очередь о себе, потом лишь уже о других. И будь я не прав, мы с тобой сейчас бы здесь не говорили. Но ладно, отвечу сам. Я помог тебе потому, что я сам тебя хочу.

Эбби вздрагивает и отступает к двери, скалится и готовится обороняться. Реакция происходит почти мгновенно, стоит лишь произнести эти грязные, поганые слова. Стальной отец тогда лишь отмахивается:

– Не бойся, я же не варвар. Ты сама мне отдашься. Ты ведь, наверно, ещё не в курсе, что у тебя посвящение, которое я подготовлю на завтра и на котором я публично задам тебе вопрос. Я спрошу тебя, клянёшься ли ты посвятить себя металлическому богу. Мне будет плевать, что ты ответишь, но затем люди будут ждать от меня, что я скажу. Верю я тебе или нет. Мой ответ единственно важный, и он будет зависеть от того, как ты себя поведёшь со мной. У тебя ночь на «подумать», а сейчас можешь идти отсюда.

Стальной отец не спешит подниматься с дивана, он отмахивается от Эбби рукой, позволяет тем самым отпереть дверь и уйти прочь. Но когда Эбигейл разворачивается, то взгляд её задевает посылка в ткани, стоящая в углу. Эбби указывает на неё и спрашивает:

– А это что?

– Ой, а это то, что мы нашли у твоего сожителя. Можешь посмотреть.

Эбигейл так и делает. Она стягивает ткань и видит её… Милые глаза, нежные и сострадающие. Это картина, та самая, которую сотворил Дейви. Её прежде никогда не удавалось рассмотреть вблизи, но эта женщина, оказывается, выглядит совсем живой. Эбби не находит в себе сил оторвать взгляд.

– Кто это?

– Тебе правда не плевать?

– Да.

– Это сестра его, Эмма, они раньше всюду вместе ходили.

– А что произошло?

– Ничего необычного. Просто Дейви Уоллер не более, чем трус. Но это не важно. Теперь он сгниёт в колодце.

– Не надо. – Эбигейл не понимает, как и почему эти слова были ею сказаны. Они просто вырвались, может даже выпали ненароком. Но в стальном отце сразу же разгорается маленькая искорка:

– Хорошо. Конечно, как скажешь. Только теперь эту ночь ты будешь думать над спасением двух жизней, а не одной. Всё зависит от тебя и только.

Стальной отец сдерживает обещание и не трогает Эбби в этот день. Она спокойно добирается до дома Дейви, где дверь выломана и всё перевёрнуто вверх дном. Ножичек она свой подбирает, возвращает обратно в карман. Эбигейл не знает, что ей делать. Дейви мусорщик, может быть такой же, как и все они, а может быть другой. И готова ли Эбби упасть в колодец, в эпидемию и смерть? Одно она знает точно – она не может позволить себя так обидеть вновь. Эбби просто не выдержит этого кошмара, её маленькое сердечко вовсе не железное. Оно просто лопнет от тоски и ужаса, если её снова коснутся против её воли.

Этот мир такой ненастоящий. Он такой же жестокий, как и её родной. Но только этот мир для Эбби чужой. Такой картонный, будто и не живой вовсе. Хочется не быть здесь. Хочется просто оказаться где-то, где будет счастье. Хоть где-то, где будет прекрасная жизнь. Эбби решает забыться там, где ей всегда рады и где всегда тепло – в мечте. Страх сразу отступает, тревога оседает, становится хорошо, стоит только закрыть глаза.

– Пойдём скорее! – Ей машет рукой Артём, подзывает к морю. Эбигейл не знает этого места, но здесь солнце, песок и свежий морской бриз, от которого дышать не просто легче… От этого бриза возникает желание дышать.

Она бежит за Артёмом. В голове нет никаких беспокойств, нет боли, нет ужаса, есть только радость момента. Нет больше рассуждений о силе, о власти, нет слов о том, как управлять людьми. Нет тяжести утраты и одиночества, есть лишь миг, который ты чувствуешь всем своим телом.

Вода немного прохладная, но кристально чистая. Артём бьёт ладонью по водной глади, куча брызг нападает на Эбби, но их удары не делают больно. Наоборот, возникает задор, это именно та единственная война, в которой хочется участвовать. И тут с берега слышится голос, который Эбигейл сразу же узнаёт.

– Мама? – Переспрашивает Эбби, оборачиваясь. Мама зовёт её на берег, она принесла морса с шарлоткой. Лицо её чистое-чистое, без единой ссадинки. А ещё улыбается. Такая приятная, а самое главное – настоящая улыбка. Рядом с ней отец. В его глазу нет ни капли спирта, взгляд его такой трезвый, каким его удавалось видеть лишь несколько раз в году. Семья ждёт её.

Артём берёт её за руку и смотрит ей в лицо. Эбби тут же всё понимает. Она ему небезразлична, это читается по глазам. Артём не может произнести важных любовных слов, но это и не нужно. Эбигейл абсолютно уверена, что знает, что он хотел бы сказать, если бы ему позволила его бойцовская гордость. Они вместе отправляются вперёд, к берегу, где их уже ждут.

– Эбигейл? – Неожиданно звучит голос, который произносит её новое имя. А вместе с новым именем наступает и её новая реальность. Эбигейл открывает глаза, сразу встречает на себе взгляд Дейви Уоллера. Он вернулся.

– Что сказал Артём?

– Он не придёт. Он занят, но передал тебе это. – Дейви достаёт из кармана мятую сигарету и протягивает её Эбби. Та морщится, а затем лишь разочарованно вздыхает, принимая передачку.

– Не знал, что ты куришь.

– Я раньше иногда курила. Когда Артём был рядом. Сейчас не хочется.

– Послушай, я знаю таких, как твой Артём. Ты для него лишь аксессуар, ему нужен был кто-то, кто может с ним побыть. Сейчас, когда у него появились его новые друзья, то ты ему стала не нужна.

– Ты его не знаешь так, как знаю я.

– Да, да. Все через это проходят. Некоторые вещи мы начинаем видеть трезво только спустя года. А сейчас скажи мне лучше… Кто дверь то мою вынес?

– Стальной отец.

– Значит, у меня проблемы.

Эбби не хочет ему всё объяснять. Она пока что не стала говорить и про условие стального отца, и про произошедшее с тем мусорщиком ранее сегодня днём.

– Ты не боишься его?

Дейви вопрос явно не нравится. Его что-то смущает, но что именно – разгадать по лицу не получается:

– Нет. Скажи мне лучше, что сегодня произошло?

– Не хочу.

– Вот так, значит, козочка? Мой дом в разрухе, меня, быть может, завтра приговорят, а ты не хочешь мне объяснить, что же здесь произошло?

Эбигейл ничего не отвечает, вместо этого просто отворачивается к стене. Тогда Дейви начинает ворчать что-то про себя и подниматься:

– Если наскучит разглядывать стену, то я буду на площадке за домом человека.

Эбигейл никак не реагирует. Она лишь удивляется про себя, что где-то здесь есть площадка. Никогда прежде она её не замечала. Но у Эбби есть дело поважнее – прекрасная жизнь. Чтобы вернуться в прекрасную жизнь, приходится закрыть глаза и вспомнить, на чём она остановилась. Спустя пару минут Эбигейл понимает, что фантазировать также реально, как это было совсем недавно, просто не получается. Дейви Уоллер сбил весь настрой и занозой впился в мысли, не давая побыть счастливой ещё хоть немного. Тогда абсолютно ничего не остаётся, кроме как подняться, отряхнуться и отправиться к дому человека.

Эбигейл находит очень странным тот факт, что мусорщики презирают человека настолько, что худшее место на своей земле заклеймили в его честь. Может быть, они просто боятся человека? Как Эбигейл, когда её пытаются коснуться без спроса. Она сразу хватается за нож. Мусорщики делают точно также, словно человек, а может и всё человеческое, их очень сильно обидели. Так сильно, что они пытаются вырезать из себя человека всеми возможными способами. А может быть, всё гораздо проще, и Эбби зря пытается понять мусорщиков? Может быть они просто лишены совсем разума и верят в сказку, которую им скажут, просто чтобы верить. Вера ради веры, получается. Тогда то высокомерие, с которым стальной отец относится к своей пастве, является абсолютно справедливым.

Но сейчас важнее понять не то, почему дом человека так называется, а то, что там внутри. Конечно, совсем скоро доведётся узнать лично, но всё же хотелось бы быть хоть немного готовой. Безумная женщина? Оспа? Не находится ни малейшего объяснения, кто же всё-таки такая Мать.

За домом человека и правда стоит детская площадка, которую прикрывает высокая трава. Карусель и горка давно сгинули в листве, но двое качелей остаются довольно чистыми и в хорошем состоянии.

– Знал, что ты придёшь. – Дейви мирно покачивается на качелях, не спешит разгоняться.

– Откуда?

– Потому что площадка – это круто. Гораздо круче пустой стены.

Эбигейл садится на свободное место и начинает тоже неспешно раскачиваться. Спустя пару мгновений ночной тишины, Дейви вдруг заговаривает:

– Спорим, что я сильнее тебя раскачаюсь.

– Нет.

– Ага, боишься.

– Я не боюсь!

– Боишься! Сейчас раскачаюсь повыше и крикну всем, что Эбигейл трусиха и боится проиграть!

Эбигейл возмущается, а Дейви начинает лишь сильнее раскачиваться. Прежде не падкую на азарт девочку цепляет что-то в его словах, а может быть и в том, как он их произносит. Эбби раскачивается сильнее, пытаясь опередить своего такого наглого, но очень опасного соперника. Чем выше над землёй эти качели поднимают Эбигейл, тем дальше она становится от боли и переживаний, которые ждут её внизу. И звёзды, честно говоря, кажутся такими близкими, что хочется протянуть вперёд уставшие пальцы и схватить себе одну.