Подводные дома «Садко» и люди в записках современника

Часть 22. Помнить ветеранов «Садко» и Лаборатории подводных исследований

Начиная с 1970-х годов, акванавты и другие сотрудники ЛПИ участвовали в экспедициях на судах ЛГМИ и руководили учебными и производственными практиками студентов. Вместе с руководителями экспедиций и практик А.В. Некрасовым и В.П. Коровиным я бывал в рейсах на судах и катамаранах с Н. Немцевым, В. Гуляевым, В. Беззаботновым, В. Мерлиным, Н. Табакаевым. В плавании на шхуне «Ленинград» участвовала консультат книги доцент кафедры океанологии Ирма Потаповна Карпова.

Ил. 239. На шхуне «Ленинград» перед заходом в Таллин в 1983 году. На фотографии слева Николай Немцев (сидит в центре), слева направо: В. Сычев, Н. Осипов, В. Малинин, В. Коровин, Л. Карлин. На снимке справа И.П. Карпова и В.П. Коровин

Ил. 240. На одном из вечеров Немцева вспоминали друзья и коллеги. Первый ряд, слева направо: Д.П. Румянцев, В.С. Беззаботнов, А.В. Майер, Б.Д. Крейман, Г.Т. Немцева. Второй ряд: А. Молчанов, В. Коваленко, Б. Кочнев, А.В. Некрасов, Б.А. Елацков, Г. Аввакумов, Н.Л. Плинк, В. Гроховский. Третий ряд, слева направо: Н.М. Шестаков, В. Юкша, В.А. Швецова, А.А. Монкевич

Ещё одна встреча с ветеранами «Садко» состоялась в начале 2000-х. На фотографиии В.Коваленко, приведённой ниже (он на фрагменте справа), слева направо сидят: В. Гуляев, А.В. Некрасов, Б. Кочнев, В.С. Беззаботнов, А.В. Игнатьев; стоят: А.А. Овсянников, Н.Л. Плинк, В.И. Сычев, Н. Майорова, А.В. Коровин, N, Беззаботнова, В.М. Мерлин, В. Юкша, Г.Т. Немцева, Н.М. Табакаев, В.Д. Грищенко, Д.П. Румянцев, А. Молчанов, Н.М. Шестаков.

Ил. 241. На встрече сотрудников и выпускников ЛПИ с ветеранами «Садко»

Ил. 242. В аудитории для занятий Лаборатории подводных исследований делились воспоминаниями участники экспериментов «Садко». Слева направо: стоит А.А. Монкевич, далее А.В. Майер, Б.Д. Крейман, Т.А. Кунец, В.Д. Грищенко, В.С. Беззаботнов. Благодаря Н.М. Шестакову сохранилась хроника памятной встречи

Позади Монкевича на фотографии – боксы, которые использовали во время экспериментов, и дверь в фотолабораторию. В ней тысячи часов провели Николай Немцев и его коллеги. Их труд помог сохранить память о подводных домах и работе сотрудников ЛПИ. Некоторые из фотографий печатал в ней в 1970–1980-е годы автор записок.

Ил. 243. А.В. Майеру было что вспомнить вместе с В.М. Мерлиным, В.Д. Грищенко и В.С. Беззаботновым

Ил. 244. За тем же столом слева направо: Т.А. Кунец, В.Д. Грищенко, В.С. Беззаботнов, А.В. Некрасов, Р.Т. Кун, Б.Д. Крейман, N, В.М. Мерлин, Б. Кочнев, Д.П. Румянцев, В. Павлов, В. Юкша

На стене справа – памятный стенд, фотографию с которого мне подарил Беззаботнов (с установкой для исследования кавитации), под рындой – доска объявлений, а на ней «Алсиона» Кусто, о которой мы писали в конце 1990-х. Дверь слева вела в мастерскую, где своими руками мастерили разные устройства Монкевич и другие сотрудники ЛПИ. Добрыми словами мы вспоминаем их за помощь при создании лабораторий кафедры океанологии.

Над головой Монкевича видна фотография 1980 года во время испытаний подводного дома «Антипод-1», а за столом – его автор и конструктор В.Д. Грищенко.

Ил. 245. Встречи с коллегами в помещении ЛПИ. Слева направо, стоят: В. Юкша, Б. Кочнев, В. Коровин, Н. Плинк, В. Беззаботнов, Д. Румянцев; сидят справа налево: В. Бурнашова, Л. Русина

Ил. 246. Иностранные студенты и аспиранты слушают рассказы о подводных исследованиях. Аспиранты автора А. Озеров и У. Бакоджи на встрече с акванавтами «Садко». 1998 год

Умару Бакоджи из Камеруна очень хотел участвовать в подводных исследованиях ЛПИ, но не получилось. Зато он навсегда сохранил в памяти заплывы в холодной воде Финского и Выборгского заливов во время плаваний под парусом более, чем в 7000 км от его страны.

Ил. 247. Ожидаем участников эксперимента «Садко» и предстоящих подводных работ в Финляндии; на заднем плане знаменитый «Финвал», созданный в ЛПИ и побывавший со своими конструкторами почти на всех меридианах восточного полушария Земли

Ил. 248. Выступает В. Грищенко, сидит Т. Кунец

В 2016 году исполнилось пятьдесят лет первым подводным домам СССР. От организаторов празднования юбилея «Ихтиандра-66» я получил приглашение и фото юбилейного значка, ожидавшего прибывших на торжества в Израиле. Планировали с Д.Н. Галактионовым повидать коллег из подводного дома, установленного в Крыму, но не удалось.

А вот на 50-летие экспериментов «Садко» я решил отправиться в Сухуми, как привычно остался в памяти этот город. В конце августа прилетел в Сочи, чудом купил обратный билет из Сухума и уже ночью на поезде отправился на один день в столицу Абхазии. В Петербурге подготовил памятный венок, чтобы напомнить о приближавшейся дате. Впоследствии вспоминал свои приключения и понял, что они случились не зря: о подзабытых акванавтах и работах ЛГМИ и Сухумского филиала АКИН напомнили несколько появившихся затем публикаций в местной и центральной печати.

Коллега из Института экологии АН Абхазии Асида Константиновна Ахсалба по дороге от вокзала показала узнаваемые и ставшие уже незнакомыми места Сухуми. Она договорилась о посещении территории и зданий прежнего филиала Акустического института АН СССР. Неожиданной и приятной оказалась встреча с И.И. Сизовым, руководителем акустических исследований во время экспериментов 1969–1972 годов в филиале АКИН, хранителем всей его истории. В книге «Гомо акватикус» А. Чернов рассказывал, что Сизов был одним из его проводников на дно Сухумской бухты при посещении капсулы «Садко-3».

Ил. 249. Во время встречи с И.И. Сизовым

Ил. 250. К барокамере «Нерея» и водолазному колоколу провёл директор Института экологии АН Абхазии Р.С. Дбар. Сухум. 2016 год

Ил. 251. Сухумский маяк в 2016 году и вид с него на эстакады, памятные по экспериментам «Садко»

Незаметно прошло время в воспоминаниях, оценках результатов экспериментов, экскурсии к водолазному колоколу и барокамере с «Нерея», в которой мы с однокурсниками по очереди ночевали во время его первого заграничного рейса. Побывали и на маяке, хранившем следы событий 2010 года. Хозяева предложили чудесный обед и отпустили пройтись к едва видневшимся остаткам танкера «Эмба», к городскому пляжу и магазинам, в которых мы покупали чудесные абхазские вина, названия которых сохранились до сих пор в памяти. Я как будто вернулся на 50 лет назад, пройдя все побережье от маяка до морского порта, фотографировал его и другие памятные места.

Спустя две недели агентство «Спутник-Абхазия» поместило об экспериментах «Садко» обширную заметку, сообщив в заключение о встрече их участников. В заметке сообщалось, что «в память пятидесятилетия одного из самых амбициозных проектов покорения Мирового океана – постановки в 1966 г. подводного дома “Садко“ в Сухуме встретились его участники. От проекта осталось немного – ржавые барокамера и подводный колокол, к которым возложили венок с надписью “Памяти первопроходцев”. Это практические единственные в стране свидетели того, как у причала и эстакады у маяка погружался в глубину подводный дом в середине 1960-х. Эстакаду легко узнать по оранжевому домику на ней, но полвека назад она были длинней – для проекта требовалась большая глубина».

Вернувшись в Петербург, мне удалось побывать на выставке фоторабот Н.М. Шестакова об экспериментах «Садко» и погружениях с В. Грищенко в Арктике, организованной в библиотеке им. Н. Рубцова Невского района. Его работы на эти и многие другие темы демонстрировались на ледоколе-музее «Красин», в ААНИИ, в Молодёжном центре «Квадрат» и на других выставках.

Ил. 252. Н.М. Шестаков (с фотоаппаратом) на выставке своих работ в ААНИИ с победителями детского конкурса эссе «“Забытые” экспедиции. Малоизвестные герои арктических путешествий». 20 мая 2022 года

Ил. 253. В статье М.А. Емелиной о выставке [М. Емелина. 2022] внимание привлекла цветная фотография, которую черно-белой много лет назад видели читатели журнала «Вокруг света» (ил. 166)

Заключение. О людях подводного мира

Из пятидесяти лет преподавания на океанологическом факультете последние тридцать мне часто приходилось рассказывать о делах Лаборатории подводных исследований ЛГМИ 1960-х, её основателях и первых акванавтах, истории подводных домов в нашей стране и за рубежом.

В Штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже 11 июня 2010 года вспоминали Ж.-И. Кусто – легендарного французского исследователя океанов, изобретателя и автора множества книг и фильмов в год его 100-летия. А я рассказал о его подводных домах и последователях в нашей стране, и о Жаке Алина, который не разрешил увести «Калипсо» из Франции в США в начале 2000-х. Мог бы добавить о писателе-маринисте Викторе Викторовиче Конецком, его непродолжительной работе на «Нерее» и описании встречи с Жаном Алина в Монако, о сотрудничестве с руководителем последнего эксперимента «Преконтинент-3» и зачинателем подводной живописи Андре Лабаном.

Спустя десять лет Русское Географическое Общество отметило 110-летие со дня рождения Кусто и поручило мне прочитать лекции о встречах с ним, членами его семьи и о разных сторонах его жизни.

***

В рассказах водолазов и акванавтов далеко не всегда присутствовали радостные сообщения о достижениях и весёлые бытовые истории. О трудной работе и нередких трагических случаях приходилось слышать от бывалых морских волков и впервые побывавших в экспедициях новичков.

О службе на «Нерее» и неудачных попытках обучиться ходить с аквалангом писал В.В. Конецкий: «И вот я решил пожить и поплавать с людьми науки, узнать, каким образом профессионалы закрепляют знания. И согласился обучаться нырянию с аквалангом, практике декомпрессии, языку немых на пальцах. “Всё хорошо!” – бублик из указательного и большого. “Плохо внутри!” – кулак. “Плохо снаружи!” – растопыренные пальцы и т. д.

Океанографы были смешными матросами, хоть старательными и честными в службе.

…На вахту 31 декабря заступили я и Володя Бурнашев [так указана фамилия в тексте Конецкого. – Ред.]. Лучше быть самому на судне в новогоднюю ночь, если ты старпом, а магистрали парят, изоляция плохая и случаются короткие замыкания…

Я спросил Бурнашева, что ему кажется самым жутким под водой…

– А что самое хорошее?

Он ответил не сразу, обдумывая, а пока сам задал мне несколько вопросов из подводного сигналопроизводства:

“Дёрнуть, потрясти, дёрнуть?”

“Дёрнуть, потянуть, дёрнуть?”

Он был инструктором-водолазом, а я путал “потрясти” и “потянуть”. Вот он и тренировал меня в разговорах».

А ещё В.В. Конецкий вспоминал, будучи на «Нерее», своё первоё и единственное погружение в трёхболтовом скафандре на Кольском заливе:

«Офицеры плавсостава спасательной службы должны были нырнуть метров на двенадцать, найти на грунте белую эмалированную кружку и вынырнуть.

Мороз стоял возле двадцати, а вода минус один.

Здоровенные водолазы-костюмеры втряхнули меня в скафандр, который прозаически называется “рубахой”. Я скользнул в рубаху юркой килькой, остря напропалую, и ощутил запах гроба. Резиновый, с отделениями для рук и ног, но гроб…

Ползком добрался к кружке и прекратил стравливать воздух. Холод стал отступать, но с сердцем творилось что-то неладное. Шапочка сползла на глаза, из носа полило, слабость до тошноты и нарастающая опять боль в ушах.

Подняться по трапу я не смог. Водолазы вытащили, как говорится на их языке, “за уши”. Я плюхнулся на ближайший кнехт. Когда круглая гробовая крышка иллюминатора отпала, из шлема ударил пар, как из паровоза.

Скафандр был полон воды. Водолазы встревожились и потащили меня в пост на руках.

Оказалось, что в аварийном клапане потекла прокладка. Когда я перетравил воздух на грунте, вода затопила мой гроб до самого шлема. Температура воды была минус один, и сердцу это не понравилось.

И вообще только два-три сантиметра – расстояние от подбородка до рта и носа – отделяло меня от того света…» [В. Конецкий. Новый год у набережной Лейтенанта Шмидта. 1969]

В.В. Конецкому не удалось обучиться нырянию с аквалангом, практике декомпрессии, языку немых на пальцах. К сожалению, в конце марта 1966 года он уволился из Гидрометинститута, поэтому его сборники остались без рассказов о дальнейшей судьбе «Нерея» и океанологов-подводников.

***

Владимир Шаляпин участвовал в первой в нашей стране операции судоподъёма подводной лодки С-80 с глубины 190 м. В нескольких строках он лаконично описал непростые погружения на большие глубины ещё до поступления в ЛГМИ: «Обучение в ЛПИ ограничилось для меня двумя занятиями у Немцева и одним “купанием” в Вышем училище подводного плавания, где встретил Валеру Скудина, в качестве врача-спецфизиолога выводившего меня с 200 м на спасательном судне подводных лодок “Зангезуре” в 1968 году и в 1969 году на “Карпатах”. Через много лет мне “удалось” снова попасть в его лапы с небольшой кессонкой в Южном отделении ИОАН в Геленджике».

От себя добавлю, что В. Шаляпин служил на уникальном спасательно-подъёмном судне, заложенном на Черноморском Судостроительном заводе имени 61 коммунара в Николаеве. Осенью 1964 года во время плавания на НИС «Прибой» из Одессы мы заходили в Николаев и видели его необычный корпус с мощными кранами на корме. В конце года его спустили на воду, дав имя «Карпаты». Это было первое отечественное судно с комплексом гидрологических поисковых станций, подводных телеустановок, эхотралов, буксируемых металлоискателей, позволяющих вести поисково-спасательные работы без помощи водолазов на глубинах до 250–300 метров. В 1968 году судно перешло из Севастополя в Североморск и вошло в состав экспедиции особого назначения ЭОН-69, занимавшейся подъёмом подводной лодки С-80. Перестроенная в ракетную подводная лодка пропала без вести со всем экипажем в Баренцевом море в 1961 году. На борту «Карпат» Владимир Шаляпин принимал участие в уникальных работах по её подъёму летом 1969 года.

***

Не всё проходило гладко и летом 1969 года во время первых в мире длительных исследований подводного рельефа льда на СП-18 в Арктике. Как-то у Грищенко отказал аппарат на 30-метровой глубине подо льдом: «Нет подачи воздуха». И он замолчал, только хрипел. Его тянули вверх, надеясь, что он не потеряет контроль над собой: «…воздух в себя не пытался втянуть, тут его уже не починишь. Но всё обошлось, вышел он, отдышался» [В. Стругацкий. 1981]. В другой раз Грищенко вышел из лунки и рассказывал, как его напугали огромные причудливые скульптуры подо льдом, и только выдержка и самообладание помогли ему продолжить работу и не поддаться панике.

***

Николай Табакаев уже рассказывал на страницах книги о работах на плавучей самоподъёмной буровой установке (ПБУ) «Боргстен Долфин» американской компании «Долфин интернешнл» в 1977 году. Он поделился также деталями тех ситуаций, которые встречались во время подводных работ: «Сутки ушли на размещение, знакомство с буровой, правилами техники безопасности. На следующий день предстояло встретиться с водолазным специалистом-норвежцем и познакомиться с водолазным комплексом. В 1977 году водолазы ЛПИ работали в снаряжении почти полностью ручной сборки. Всё увиденное на ПБУ было по высшему классу: вентилируемое водолазное снаряжение со шлемом, который, как сказал водолазный специалист, даже пулю выдержит, а ещё неопреновый костюм с подачей внутрь его согревающей воды необходимой температуры и уравнивающей давление на глубине и, наконец, связь по кабелю не искажающая речь человека. Одним словом это было не снаряжение, а сказка. Но… сотрудники ЛПИ никогда даже рядом не стояли с таким снаряжением, не то, что работать в нём. Норвежский водолаз почувствовал нашу неуверенность и спросил через переводчика: “Не боимся ли мы?” Тем самым он решил нашу участь. Мы, советские водолазы чего-то боимся? Да ни в жизнь! Последовала пара часов лекции об оборудовании, декомпрессии, затем спуск в барокамере на 40 метров. На следующий день ещё пару раз опустились в барокамере на 40 м, а через день настал наш час. Из водолазов профессионалом был только Слава Коваленко, остальные трое (Ваня Моисеев, Николай Табакаев, т.е. я, и уж совсем неопытный Гена Климанов), хотя имели квалификацию водолаза-исследователя, но без опыта таких работ. Встал вопрос, кто пойдёт первым? Моисеев имел опыт погружений в бассейне и совсем небольшой в открытой воде на глубину не более 10 м. А здесь целые 64 м, или даже 67. Выбора не было. Идти мне. Ну, идти, так идти. Я не профессионал и отказаться не могу, да и что норвежец про русских подумает? К тому же на Чёрном море я проскакивал “в запарке” на 54 м, а нас книжки учили, если ушёл ниже 40 м, то дальше все равно хоть на 100, только соблюдай декомпрессию при выходе, да наблюдай за запасом воздуха, если спуск на сжатом воздухе».

На следующее утро началась подготовка к спускам. Сохраню прямую речь Табакаева о первом спуске: «Вода 4–6 град. Цельсия, не штормит. Одели на меня снаряжение. Я попросил, чтобы вода для обогрева костюма была около 30–32 градусов, так как по жизни не очень люблю холод. Над водой палуба возвышалась почти на 30 м, поэтому меня посадили в специальную клетку, её прицепили к подъёмному крану и опустили в воду. Вышел из клетки и, потихоньку продуваясь, начал спуск. По связи меня постоянно спрашивали о самочувствии, это успокаивало и меня и, наверное, тех, кто наверху. Дошёл до площадки-опоры, все чисто. Это значит, что площадка не ушла в грунт. Опустился на грунт. Видимость никакая… На ощупь набрал грунта в карман, отошел в сторону и ещё взял грунт уже в другой карман. Сообщил наверх. Дали команду на подъём. Меня стали поднимать, выбирая шланг. Сделал пару остановок для декомпрессии. Зашёл в клетку, которая оставалась недалеко, и меня в темпе подняли на палубу. И ничего страшного! Но как только с меня сняли шлем, после глотка свежего воздуха голова у меня закружилась, и я стал терять сознание. Прибежала медсестра стала делать массаж сердца. Вернулось сознание. Но как только она прекращала массаж, я снова терял сознание. Дальше был укол сердечного стимулятора в вену. А это как будто шило в зад воткнули. Жизнь прекрасна! “Я что, сознание терял? Выдумываете”. Побежал в душ, согрелся, и будто не было часового спуска, каких-то переживаний, неясных страхов. Не верилось в реальность случившегося. Работа сделана – остальное неважно».

Ил. 254. Николай Табакаев готовится к погружениям на ПБУ «Боргстен Долфин». 1977 год

Как завершились погружения на ПБУ «Боргстен Долфин», я узнал недавно из последних строк, присланных Табакаевым: «Позже в Ленинграде я рассказал Е.А. Коротаеву, нашему врачу-физиологу и специалисту по водолазным заболеваниям об этом случае. Даже он не смог точно понять, что со мной произошло. По его мнению, я переборщил с температурой, подаваемой в гидрокостюм воды. Под водой у водолаза очень большие энергетические затраты плюс тёплая вода внутри гидрокостюма, и это, видимо, привело к тепловому удару. Так что при воде около 6 градусов Цельсия и такой же температуре воздуха я, похоже, умудрился получить тепловой удар. После моего, будем считать успешного спуска, следующей уже была очередь Славы Коваленко, и задание было выполнено».

***

Возвращаясь к своему рассказу, очень хотел вспомнить, как впервые я пришёл в Центральную военно-морскую библиотеку (ЦВМБ) в 1965 году. Тогда её фонды располагались в Михайловском замке, в анфиладах комнат, связанных с последними днями императора Павла I, и в зале, откуда его проводили в последний путь. Затем почти три года я провёл в её стенах. Сначала когда выбирал всё о подводных аппаратах и домах, а затем заметки об истории географических открытий и военно-морского флота и многом другом.

Недавно в очередной раз я побывал в здании ЦВМБ, в котором располагается коллекция библиотеки с 2018 года. В ЦВМБ мне приходилось выступать ещё до её официального открытия, и я всегда был рад запланированнным и неожиданным встречам с коллегами. Во время одной из них мы увиделись с директором Института истории СПбГУ А.Х. Даудовым, с которым вместе работали в 1980-е годы в ЛГМИ. Узнав о моей работе над книгой, он пожелал успехов и хотел познакомиться с историями об институте, в котором провёл молодые годы. В очередной раз встретился с Петром Андреевичем Головниным, потомком легендарного мореплавателя В.М. Головнина. Прежде мы бывали с ним в Рязани, Ржеве, на восстановленном месте захоронения его предка в нашем городе, а ещё в Адмиралтействе в далёком 1991 году в кабинете морского министра Российской империи и в библиотеке, которой недолго заведовал И.Ф. Крузенштерн. В мемориальном кабинете Крузенштерна в новом здании ЦВМБ я рассказал немного о своей работе и показал книгу В.Е. Джуса и некоторые материалы, подготовленные по книгам и статьям из библиотеки.

***

Несколько месяцев назад по пути к ЦВМБ я обратил внимание на оживление у Церкви Милующей иконы Божией Матери на Большом проспекте Васильевского острова. Много лет назад её передали Учебному отряду подводного плавания и в ней разместили стальную 21-метровую водолазную башню, бассейн и барокамеру. Их использовали для обучения первых слушателей водолазных курсов ЛПИ в 1960-е. О них на страницах книги рассказывали Слава Курилов и Николай Табакаев.

В конце 1970-х провели реконструкцию барокамеры. За успешное выполнение работ в 1980 году главный инженер проекта Борис Алексеевич Шилин (1932–2016) был награждён юбилейной медалью, посвящённой 50-летию 28-го завода ВМФ. А в 1996 году он провожал уходивших на очередные работы в Хельсинки на катамаране «Ориентс» сотрудников ЛПИ и ЛГМИ.

Ил. 255. Материалы, подготовленные по книгам и статьям из ЦВМБ, в мемориальном кабинете Крузенштерна

Ил. 256. На катамаране «Ориентс» перед отходом в Хельсинки в 1996 году; на переднем плане А.Е. Анцулевич, слева направо: Т.С. Коковкин, В.С. Беззаботнов, А. В. Некрасов, Б.А. Шилин

В 2000-е Учебный отряд подводного плавания расформировали. Прекратила работу учебно-тренировочная станция. Оборудование демонтировали, уникальные тренажёры разобрали. Около 2012 года церковь вернули верующим; в ней почти десять лет продолжалась реставрация. Сейчас можно предположить или даже утверждать, что связь с подводными исследованиями позволила сохранить памятник архитектуры начала XX века от разрушения.

Ил. 257. Центральная башня в Церкви Милующей иконы Божией Матери. 1980-е

Ил. 258. Идёт демонтаж оборудования: краном из церкви вытаскивают барокамеру. 2000-е годы; (на врезке приведена фотография медали, посвящённой 50-летию 28-го завода ВМФ)

***

Спустя почти двадцать лет после демонтажа башни Учебного отряда, примерно в 20 км от восточной окраины Петербурга, во Всеволожске открылся самый глубоководный бассейн А30 в России. Современная молодёжь может учиться и тренироваться в шахте глубиной 30 м. В бассейне также имеется барокамера на 6 мест, а плавательная часть состоит из 5 дорожек по 25 м длиной и глубиной до 4,5 м.

В бассейне обучают и тренируются российские фридайверы – одни из сильнейших в мире. Они приезжают из Москвы, других городов России. Среди них мой сын, связавший жизнь с морем и притяжением завораживающего очарования его глубин. Фридайвера, считает он, морские обитатели признают за своего; при этом достигается гармония безграничных человеческих возможностей в её слиянии с водной стихией.

Ил. 259. В эти кадры Евгения Сычева для журнала «Предельная глубина» за ноябрь 2022 года поместились плавательные дорожки, трёхэтажная галерея для кейверов, буйки с тросами, большое подводное окно и шахматная доска

Завершая заметки, приведу ещё один пример пересечения прошлого с далёким прошлым. В 2019 году проезжая по местам, связанным с подводными домами на Лазурном берегу Франции, я вспомнил, что в 2012 году в Вильфранш-сюр-Мер проходил чемпионат мира по фридайвингу. В составе сборной России вместе с многократными чемпионами и рекордсменами мира Натальей и Алексеем Молчановыми выступал Евгений Сычев. Его моноласту с логотипом кафедры ЮНЕСКО Гидрометеорологического института заметили на соревнованиях, а Молчановых относили к их безусловным фаворитам.

Чемпионат не стал самым успешным в истории нашей сборной. Но для меня он остался в памяти, так как фридайверы погружались на расстоянии немногим больше одного километра от места постановки последней подводной лаборатории Команды Кусто «Преконтинент-3» у мыса Ферра. Руководителем эксперимента в 1965 году был Андре Лабан.

Ил. 260. Евгений Сычев и моноласта с логотипом кафедры ЮНЕСКО у места погружений фридайверов

Ил. 261. Фрагмент карты у мыса Ферра (в открытом доступе с сайта Navionics ChartViewer)

Ил. 262. Фридайверы России на параде открытия чемпионата мира по фридайвингу

Ил. 263. Члены сборной с Н. Молчановой (в центре)

Об истории добрых и плодотворных контактов с российскими фридайверами, надеюсь, предстоит отдельный разговор. Легендарная Наталья Вадимовна Молчанова всегда откликалась на наши инициативы, когда речь шла о высших достижениях или о здоровом образе жизни. Она обладала более 40 мировыми рекордами, стала первой женщиной в мире, опустившейся в море глубже 100 м и задержавшей дыхание под водой дольше 9 минут. В альбом «Космос и Океан» Молчанова прислала краткую заметку и свои стихи. У меня хранятся автографы семьи Молчановых.

Ил. 264. Стихотворение, заметка и автограф Натальи Молчановой в альбоме «Космос и Океан»

Мне хотелось завершить записки работами Евгения Сычева и несколькими строчками из истории его морского пути, который для меня так же важен, как и дороги первых акванавтов, по счастливой случайности на коротком отрезке ставшие и моей дорогой.

Ил. 265. Е. Сычев (на фото слева) и его работы

Побывав на острове Помег, я не смог найти следов первого подводного жилища Фалько и Весли, хотя знал точное место его постановки. Только в крепости на острове Иф висел небольшой бумажный плакат с краткой информацией о подводных исследованиях в Марселе, о подводном доме «Диоген» и его первых обитателях, о фирме Comex и её обитаемых аппаратах.

Ил. 266. С трудом мы отыскали на острове Иф плакат о подводных работах в Марселе. И чайка летит вслед за «Эдмоном Дантесом»

Туристов и местных жителей перевозили от Марселя на острова несколько небольших судов. На одном из них под названием «Эдмон Дантес» мы с женой Ириной отправились в очередное плавание от Марселя к островам Иф и Помег и обратно.

Возле здания биржи Марселя, в которой находится Морской музей, стоял подводный аппарат 1980-х годов фирмы Comex. Она упоминалась на плакате как первая, с 1961 года обслуживавшая глубоководные подводные буровые работы.

А. Лабан прислал мне ссылку на последнюю фотографию его «Преконтинента-3», над созданием которого трудились приезжавшие в ЛПИ французы во главе с Ж. Алина. Груду металла потребовали убрать с причала и спустя некоторое время её отправили на переплавку.

Ил. 267. Один из двух подводных аппаратов фирмы Comex у здания биржи Марселя

Ил. 268. На снимке слева груда металла от того, что прежде гордо называлось как «Преконтинент-3»

И это было всё. Грусть пронизывала последние дни моей работы над книгой; на звонки многие из знакомых не отвечали, или уже не могли ответить. Имена и фамилии, казалось бы, всегда узнаваемые, оказались забытыми, и уже никто не мог мне помочь.

Сомнений не осталось, и стало понятно, что пришла пора завершать. И даже несмотря на то, что нашлись книги с автографами Жака-Ива и Жана-Мишеля Кусто, Франсин Трипле, художника Доминика Серафини, который провёл два года на «Калипсо» и оставил рисунки и портреты членов его команды, и фотографии Жака Ружери с его полными надежд посвящениями 12-летней давности.

Всё же о Жаке Ружери я поместил ниже несколько строк, скан обложки одной из его книг с автографом и фотографии. Невозможно забыть встречи и беседы с ним, переписку, посещение его выставки в Центре Жака Помпиду в Париже и его судна, стоящего у набережной Сены рядом с Лувром, а точнее с павильоном Жё-де-Пом. Офис его фонда с такими же энтузиастами на борту располагался, как и он сам, на судне, пришвартованном к корме речного дома известнейшего актёра, которого у нас знают как Пьер Ришар. Один из первых архитекторов необычных подводных и надводных сооружений, гостиниц, судов многие годы он организовывал международные молодежные конкурсы на лучший архитектурный проект. Победители получали награды и денежные премии его фонда. О необычном научно-исследовательском судне под названием SeaOrbiter я писал раньше. Здесь же, к сожалению, замечу, что с тех пор оптимистичной информации о строительстве судна с шахтой для выхода аквалангистов-исследователей пока не поступало.

Ил. 269. Макет SeaOrbiter на испытаниях. Встреча на выставке: В. Сычев, Ж.-М. Кусто, Ж. Ружери

Ил. 270. На своей книге «От 20 тысяч лье под водой до SeaOrbiter» Жак Ружери написал «Виталию. Эта морская история содержит мечты и надежды. Дружески. До скорой встречи на SeaOrbiter. Марсель. 2/11/2012»

В 1972 году у Лаборатории подводных исследований появилось новое название, и изменились её функции. К концу 1970-х в ЛПИ осталисть Беззаботнов, Мерлин, Монкевич, Немцев, Савченко, пришли молодые выпускники лаборатории. Покинули институт Бурнашов, Павлов. Я хотел ограничиться описанием экспериментов «Садко» и их участников с середины 1960-х годов до завершения в 1973 году книги В.Е. Джуса о последнем эксперименте. Всё же не могу не посвятить несколько строк Всеволоду Евгеньевичу Джусу. В 1976 году он уехал в Дальние Зеленцы. А я сохранил зачитанный экземпляр его книги, который держал в руках руководитель моей первой курсовой работы в институте.

Ил. 271. Обложка книги В.Е. Джуса

Ил. 272. Конструктор «Садко-3» перед погружением. 1969 год

Ил. 273. Подводная камера «Ярнышная». 1983 год

О новых проектах В.Е. Джуса в Мурманском морском биологическом институте (ММБИ) рассказывали побывавшие там студенты. Появились его статьи и публикации в научно-популярных журналах. На работу в ММБИ в середине 1970-х уезжали молодые выпускники вузов разных специальностей. Провожали и мы гидролога, нашего однокурсника Виктора Токмакова. Став профессиональным водолазом ещё до поступления в институт, он отправился на север с полной амуницией легководолаза. Известно, что в дальнейшем он был капитаном одного из судов института.

В журнале «Вокруг света» № 10 за 1983 год журналист Ян Сороко рассказал, как биолог Валерий Деревщиков попросил найти ему место в лаборатории подводных исследований ММБИ кандидата технических наук, шефа лаборатории В.Е. Джуса. Вот как охарактеризовали тогда Джуса: «Акванавт и изобретатель, один из создателей первых отечественных подводных домов, человек педантичный и сдержанный». И привели его лаконичный отзыв о молодом сотруднике: «Работает с бесконечным увлечением, гидронавт по призванию, а в будущем, убеждён, серьёзный учёный. В занятиях методичен, неплохо стартовал в заочном Гидромете» [Я. Сороко. 1983].