–Вы наводили обо мне справки, поручик?
–Долг службы, корнет. Но не думайте, что только о вас. Говорили о многих офицерах. Нужно ведь знать, кто служит в дивизии. За последнее время слишком много новых людей. А кто чем дышит? Кто и где служил?
Васильев налил еще.
–И ваш новый начальник желает это знать? Стоит ли с такого начинать? Не так много людей горят желанием присоединиться к Добровольческой армии.
–Подполковник Вольский в прошлом служил в корпусе жандармов. Опыт имеет немалый. А мне самому известно с германского фронта, что может наделать один шпион.
Они снова выпили.
– И я здесь для информации, поручик?
– Нет. Я пригласил вас как старого знакомого. Хотя и не совсем старого, знакомы-то мы недолго. И мы с вами служили у красных.
– Моя служба продолжалась не больше суток.
– Лично мне вы симпатичны, корнет. Поверьте, что я вас ни в чем не подозреваю. Наоборот. Я считаю, что вы честный русский офицер. Но мой начальник…
– Так не считает? У него есть основания сомневаться во мне?
– Не только в вас, корнет. Но среди вновь поступивших к нам офицеров, возможно, есть вражеский агент.
– Агент?
– Именно. Тот, кого заслали к Дроздовскому большевики.
– Так считает ваш начальник?
– Да.
– И это я?
– Никто этого не сказал что это вы, корнет. Простое предположение. Но лично я не сомневаюсь в вас. Я раскрываю вам секрет контрразведки, корнет. Стал бы я это делать, если бы сомневался?
– Наверное, нет. Хотя я не знаком с методами работы жандармов. Подполковнику Вольскому виднее. Но скажите мне, поручик, а вас он не подозревает? Вы ведь тоже служили у красных.
– Я плохой кандидат на роль шпиона, корнет. Я в прошлом социалист. И меня знают как социалиста наши офицеры по германскому фронту. Какой из меня агент? Я первый попадаю под подозрение.
– А я? На чем основано подозрение в отношении меня?
– Вы знакомый Ани в «кожаных штанах», корнет. И это она рекомендовала вас на бронепоезд. А работала Аня не на Ростовское ЧК, а на самого Дзержинского. Её мандат был подписан лично им. Согласитесь, что Вольский должен взять вас на подозрение.
– Согласен. Но откуда вам известно, кем подписан её мандат?
– Она сама мне рассказала.
– Сама? – удивился Лабунский. – И, позвольте узнать, при каких обстоятельствах это произошло?
– Я тогда был в её кабинете, и она вела допрос. Там и проговорилась. Очевидно, думала, что я никогда и никому про это не расскажу.
Васильев снова разлил коньяк.
– И есть еще одно, корнет, отчего вас можно взять на заметку.
– Что же это? О моем прошлом знакомстве с Анной Губельман вы уже упомянули, поручик.
– Она вас арестовала, как узнал мой начальник. Арестовала лично.
– Да, – согласился Лабунский. – Именно Анна опознала меня на вокзале в Ростове.
– Арестовала, а затем сама же и рекомендовала в Красную армию?
– Именно так и произошло, поручик.
Васильев усмехнулся.
– Вы сомневаетесь в моих словах? – спросил Лабунский.
– Дело не в том, корнет. Но Аня из ЧК не была поймана поисковым отрядом, в состав которого входили и вы, корнет.
– Много кто тогда не был пойман, поручик. И подозревать можно каждого, кто входил в состав отряда.
– Вольский завел карточки на каждого, кто сидел в вашей камере, корнет. Но вы единственный кто не пожелал продвигаться по службе и остался в полку простым пехотинцем. А какие сведения может дать пехотинец?
– Это аргумент в мою пользу? – спросил Лабунский.
– С моей точки зрения да! Но я не начальник контрразведки.
– Этот довод не убедил вашего шефа, поручик?
– Нет. Вольский никому не доверяет.
– Трудно служить под началом такого человека.
– Нет. Совсем нет. Это свойство контрразведчика никому не доверять. Так он сам мне сказал…
***
Новочеркасск
Май 1918 год.
Баронесса фон Виллов.
Лабунский вышел от Васильева только к вечеру. И сразу столкнулся с баронессой фон Виллов.
– Корнет Лабунский?
– Баронесса!
– Вы, я вижу, весело проводили время? – она заметила, что корнет немного пьян.
– Что есть, то есть, баронесса. Не мог отказаться от коньяка. Давно не употреблял этот божественный напиток. А когда еще придется? Скоро новый поход. Война с большевиками только начинается.
– Вы остались служить в роте Штерна, корнет?
– Да.
– Простым пехотинцем?
– Да. Рядовым офицерской роты. Как не странно это звучит. Под командой штабс-капитана Штерна. Хотя его рота скоро может стать отдельным батальоном. Вы слышали, София Николаевна, что полковник Дроздовский желает всех наших солдат произвести в прапорщики. Рота то наша офицерская по названию, как и другие в офицерском полку. А вы?
– Я в кавалерии, корнет. Отныне в первом эскадроне 2-го офицерского конного полка. Потому меня удивило, что вы старый кавалерист, остались в пехоте.
– Меня сегодня уже спрашивали об этом, София Николаевна. Но я твёрдо решил служить в пехоте.
Баронесса спросила корнета:
– Вы монархист?
– Считаю себя таковым.
– Почему? Вы считаете монархию единственно приемлемой формой правления в России?
– Так считаю не только я. Большевики тоже так думают.
– Большевики? С их-то советской республикой?
– Их республика гораздо ближе к монархии, чем вам кажется. Я видел в Москве их систему управления. И знаете, что она мне напомнила? Систему при Петре Великом. Они ставят своего вождя на столь же высокий пьедестал. Монархии Николая Второго далеко до них. И совсем не важно, что лидер большевиков не имеет императорского титула. Дело ведь совсем не в названии.
– Вы сторонник старой монархии?
– Династии Романовых. А почему это вас интересует, баронесса?
Она не ответила и задала новый вопрос:
– Кто ваш отец?
– Учитель в гимназии.
– Он жив?
– Нет. Умер.
– А ваша мать?
– Тоже умерла. Еще перед войной. А что с вашим отцом, баронесса? Генерал жив?
– Нет, – ответила она. – Из моей семьи осталась только я. И отец, и мать, и сестры мертвы. А я сражаюсь с теми, кто виноват в их смерти.
– Вы получили погоны прапорщика на фронте? Насколько мне известно, женщин стали принимать в армию после свержения царя.
– Я закончила Александровское юнкерское училище. И женщин туда стали брать только после февраля 1917 года.
– Принимали участие в боях?
– В Москве в 1917 году. Была среди юнкеров, которые сражались с большевиками. Затем вынуждена была покинуть Россию. Но дальше Румынии не уехала. Поступила в полк Дроздовского. Мое место здесь.
– А я, признаться, хотел сбежать. Но теперь поверил в успех Белого движения.
– Поверили?
– После того как полковник Дроздовский с тысячей солдат взял Ростов. И я подумал, что некогда это удалось Гарибальди. С ним также была всего тысяча бойцов. А противостояли им многие полки австрийской армии. Но Гарибальди добился своего. Возможно, что Дроздовский наш Гарибальди.
– Вы видели Анну? – вдруг спросила она.
– Анну?
– Губельман. Я с ней училась в гимназии. Хотя подругами мы не были. Она дочь богатого торговца и держалась от нас, дворянок, на расстоянии. Я искренне удивлена, что она примкнула к большевикам.
– Меня это также удивило. Все её родственники покинули Россию. А она приняла большевиков, которые лишили её семью всего.
– Еврейская душа потёмки, – сказала баронесса.
– Не только еврейская. Русская душа еще большие потёмки…
***
Новочеркасск
Май 1918 год.
Подполковник Вольский.
Ротмистр Вольский совсем не понравился полковнику Дроздовскому. Михаил Гордеевич не слишком жаловал жандармов.
Вольский во время войны служил в штабе у генерала Юденича и также занимался шпионами. Но больше ему везло на выявление революционно настроенных офицеров. Карьера ротмистра в армии кончилась в марте 1917 года, когда узаконили солдатские комитеты. Его тогда едва не поставили к стенке, но Вольскому удалось бежать.
И вот в Ростове он был представлен полковнику Дроздовскому.
– Господин полковник! Жандармского корпуса ротмистр Вольский!
– Где изволили служить?
– При штабе командующего кавказским фронтом генерала от инфантерии4 Юденича!
– Чем же вы занимались при штабе?
– Контрразведка, господин полковник! И я могу быть вам полезным именно на этой работе.
– У меня не штаб главнокомандующего. У меня боевая дивизия.
– Тем более вам необходима эффективная служба контрразведки, господин полковник. А у меня есть большой опыт такой работы. В штабе генерала Юденича были разоблачены с десяток агентов. Я принимал активное участие в этой работе, господин полковник.
– Хорошо, ротмистр! Я подумаю о вашем предложении. Идите!
Когда Вольский вышел Дроздовский сказал Петрову:
– Мне он не кажется полезным. Его доводы не убедили меня, полковник.
– Но этот человек как раз идеальная фигура для начальника контрразведки. А нам нужно создать в дивизии службу контрразведки, ибо она просто необходима, господин полковник. Сколько к нам приходит новых людей. Ежедневно кого-то принимаем. Но что это за люди? Почти никакой проверки не проводится.
– Для меня важно, что они хотят сражаться против большевиков, полковник.
– Это так, если они действительно желают сражаться. А если нет?
– Вы хотите сказать, что среди моих людей есть красные агенты?
– Возможно, что пока нет, но по мере нашего наступления они обязательно появятся. Разведку нельзя списывать со счетов. И Вольский нам пригодится, как специалист. Но его стоит повысить в чине до подполковника.
– Вы думаете?
– Уверен. Другой кандидатуры я пока не вижу. Лучшие кандидаты это бывшие жандармы. Они мастера на провокации.
– Мне провокации не по душе.
– Мне тоже, Михаил Гордеевич. Но это нужно для дела.
– Хорошо. Заготовьте приказ, Кирилл Павлович. Займитесь этим сами. Переговорите с Вольским и подберите ему штат для отделения контрразведки.
– Да, господин полковник.
– Но штат его отдела должен быть скромен. Мне не нужны два десятка бездельников. Пусть их будет не много, но они будут работать.
– Как прикажете, господин полковник…
***
За войском следом шла контрразведка, – так впоследствии вспоминал генерал Деникин. – Никогда еще этот институт не получал такого широкого применения, как в период гражданской войны. Его создавали не только высшие штабы, но и каждая воинская часть. Дивизия Дроздовского не стала исключением из общего правила.
Подполковник Вольский сделал Васильева своим заместителем не зря. Лучшего ему найти не удалось среди тех, кто желал служить в контрразведке. Бывший социалист и противник монархии мог стать надежным союзником монархиста убежденного.
– Итак, поручик, что вам удалось узнать по списку офицеров, который я вам составил?
– Практически по каждому есть информация.
– Что корнет Лабунский?
– Это последний офицер, по которому стоит собирать информацию, господин подполковник. Он добровольно остался простым пехотинцем и не лезет выше. Будь он агентом, попытался бы пристроиться в штаб.
– Это смотря с какой целью его заслали, поручик. Не всех отправляют с целью сбора стратегической информации. Есть агенты для террористических актов. Вам ли не знать, как бывшему эсеру.
– Я не был эсером, господин подполковник. Хотя к делу сейчас это не относиться. Какой смысл засылать агента для террористического акта против Дроздовского? Он и так слишком часто рискует жизнью. Да и не он командует Добровольческой армией. Что даст его смерть большевикам?
– Сейчас нужно предусмотреть все варианты, поручик. Наши офицеры говорили о знакомстве Лабунского с Анной Губельман. О близком знакомстве. Что вы выяснили по этому вопросу?
– Ничего нового, господин полковник. Анну Губельман он знает еще по довоенному времени. Она тогда была только гимназисткой.
– И между ними были отношения?
– Отношения? Юношеская увлеченность молодого корнета и красивой барышни. Ничего такого. Цветы и письма в надушенных конвертах.
– Возможно. А что по штабс-капитану Штерну?
– Храбрый, решительный офицер с огромным военным опытом.
– А его политические убеждения?
– Это мне не известно.
– Вот такие детали должны интересовать нас в первую очередь. Я вот имел разговор с прапорщиком фон Виллов. И она хорошо помнит Анну Губельман. Но совершенно не помнит корнета Лабунского.
– И какая связь, господин подполковник?
– Возможно, что нет никакой.
– Она не обязана помнить всех офицеров, которых видела в Петербурге.
– Не обязана, поручик. Но Лабунского она не помнит! Это факт! А мне нужен человек, который знает его по Петербургу!
– Это можно сказать о многих наших офицерах, господин полковник. Все что они говорят известно только с их слов. Для проверки нужно время!
– Именно так, поручик. Но проверку корнета Лабунского продолжать! Возможно, что Лабунского нам подставили. И мне бы хотелось знать кто и зачем…
Вам ли, сударь, не видеть развязки?
Так довольно хандрить, милый мой!
Нынче армия в Новочеркасске.
Здесь начало дороги домой.
Фролов Константин
«Голубчик».
***
Новочеркасск.
Совещание в штабе.
16 мая 1918 года.
Полковник Дроздовский собрал своих высших офицеров на совет. Он получил телеграмму от Деникина и задание формировать полнокровную дивизию. Главнокомандующий дал ему два месяца.
Михаил Гордеевич остался полковником, хотя повышение получили многие его офицеры: подполковник Туркул произведен в полковники, новый начальник контрразведки дивизии ротмистр Вольский в подполковники, командир 1-го офицерского пехотного полка подполковник Семенов в полковники, командир броневика «верный» капитан Нилов в подполковники.
На совещании собрались все. У Дроздовского было важное сообщение. На этот раз он был в черной форме с новыми парадными погонами.
– Господа, – начал он, – я совсем недавно, как всем вам известно, был в ставке атамана Всевеликого Войска Донского генерала от кавалерии Краснова. И Петр Николаевич предложил мне влить наше соединение в состав Донской армии.
– Иными словами обособиться от генерала Деникина, командующего Добровольческой армией? – спросил полковник Петров. – Такие слухи ходят среди наших офицеров, что мы не станем подчиняться командованию Добровольческой армии.
– И что вы, господа, думаете по этому поводу? – спросил Дроздовский.
– Я думаю, что предложение генерала Краснова нам подходит, – сказал полковник Жебрак-Русанович. – Мы ничем не обязаны генералу Деникину.
– Но мы обязаны России, полковник! – возразил Петров. – Нам стоит стремиться к объединению антибольшевистских сил.
– С этим я согласен, – сказал Жебрак-Русанович. – Но не думаю, что соединение с частями Деникина даст положительный результат для нашего войскового соединения, господа.
– Возможно, что вы правы, полковник, – ответил Дроздовский. – Но изначальной целью нашего похода было соединение с добровольцами Корнилова. Корнилов убит и его место занял Антон Иванович Деникин. Сейчас нельзя разъединять силы, направленные к одной цели, к свержению ига большевиков! Ныне нужно думать не о личной выгоде, но о спасении России.
– Это так, – согласился Жебрак-Русанович. – Но состояние Добровольческой армии тяжелое, господа! Это сложно назвать армией, ибо у Деникина не больше пяти тысяч. А техническое состояние его отрядов? А снабжение? Все из рук вон плохо. Мы можем претендовать на самостоятельную военно-политическую роль в судьбе России, господа. Наши части формируются вокруг монархической идеи. Но части Деникина состоят совсем не из монархистов!
– Нас с ними объединяет борьба против большевиков, – сказал Петров. – А именно это сейчас первоочередная задача. Не время сейчас рассуждать о будущем государственном устройстве России. Для начала её нужно спасти. Сидя в ростовской тюрьме, я вполне это осознал, господа.
– Мы еще вернёмся к этому разговору, господа, – сказал Дроздовский. – Сейчас у нас нет времени на долгие дискуссии. Для нас первоочередная задача – формирование дивизии. Стоит создавать вербовочные пункты для добровольцев. Мы создали такой в Новочеркасске. Но этого мало, господа. Полковник Петров я хочу командировать вас в Киев с целью создания там вербовочного пункта. Подполковник Нилов – вы сделаете это же в Ростове!
– Да ваше превосходительство! – с готовностью ответили Петров и Нилов.
Дроздовский продолжил:
– В Новочеркасске уже начато создание лазарета для раненных. Но этого мало. В будущем нас ждут бои и нам нужно позаботиться о создании хорошей военно-медицинской службы в дивизии. В Ростове мною, при содействии профессора Николая Ивановича Напалкова, будет создан госпиталь Белого Креста. И это лишь начало. Полковник Туркул!
– Я помню свою задачу. Служба снабжения формируется. И через десять дней мы сможем развернуться в три полноценных батальона! Конный дивизион будет развернут в конный полк четырех эскадронного состава.
– На все командные посты, господа, я рекомендую ставить участников Румынского похода.
– Это уже делается, Михаил Гордеевич, – сказал Туркул. – Также скоро будет организованно постоянное обучение нового состава добровольцев. Дисциплина в подразделениях будет дисциплиной юнкерского училища.
– Нам дали два месяца. Господа. Два! Но возможно, что мы понадобимся и раньше. Так что времени у нас почти нет.
Приказом генерала Деникина за номером 288 от 25 мая 1918 года Бригада русских добровольцев Дроздовского была включена в состав Добровольческой армии…
***
Новочеркасск.
Казармы 4-й роты.
18-19 мая 1918 года.
Петр Лабунский занимался с новобранцами. В последнее время добровольцы постоянно прибывали хоть и небольшими группами. Вчера под его команду штабс-капитан Штерн отдал двадцать вчерашних студентов и гимназистов. Они еще не сменили своих курток и пиджаков на военную форму, строя держать не умели, с винтовками обращались из рук вон плохо.
– Господа студенты! – обратился к ним Лабунский. – Совсем скоро нам предстоит вступить в бой. Но как выдержите боевое оружие! Я даже боюсь предположить, как вы стреляете. Вот вы!
Корнет вызвал из строя молодого парня.
– Доброволец Слуцкий! – представился он.
– Вы студент Харьковского университета?
– Так точно!
– Представьте что перед вами враг. Колите штыком!
– Как господин, корнет?
– Атакуйте меня по настоящему, Слуцкий. Вы скоро станете частью элитного офицерского полка. Ваши плечи украсят погоны! Итак!
Слуцкий атаковал. Лабунский ловко увернулся от штыка и студент упал.
– Браво, корнет! – к ним подошел штабс-капитан Штерн. – Вот что значит закалка фронтового офицера. Война, господа, новобранцы, многому научила нас фронтовиков.
– Смирно! Господин штабс-капитан, вверенное моему попечению подразделение находится на занятиях!
– Вольно! – Штерн приложил руку к козырьку фуражки.
– Вольно!
– Прикажите вашим новобранцам отправляться в расположение. Пришла пора получать форму, господа. С юнкерскими погонами. А вас попрошу пройтись со мной, корнет.
Лабунский отдал команду и пошёл за командиром роты.
– Что-то случилось? – спросил Лабунский.
– Снова наш начальник контрразведки.
– Снова вцепился в меня? Да что ему нужно?
– Не в вас, корнет. С чего вы взяли? Но снова разговор шел о вашей старой знакомой.
– Анна?
– Точно так, Анна Губельман. Знаменитая Аня в кожаных штанах. Или валькирия революции. В Ростове её забудут не скоро.
– Анна не выносила расстрельных приговоров, штабс-капитан.
– Но подпись Губельман стояла на каждом из них.
– Штабс-капитан, она сторонница привлечения офицеров русской армии в Красную армию. Это комиссар Шамов был за повальный террор. А что до её подписи, то она ничего не решала. Да что нам сейчас до Анны? Её давно и след простыл. Чего вспоминать.
– А подполковник Вольский считает иначе.
– Что вы хотите сказать?
– Губельман видели в городе.
– В Новочеркасске? – удивился Лабунский.
– Он утверждает, что это так.
– Не думаю, что она стала бы так рисковать. Её помнят многие офицеры, сидевшие в Ростовской тюрьме ЧК. Она уже, наверное, и до Москвы добралась.
– Вольский считает, что Анна станет искать связи с вами, корнет. Я заявил ему решительный протест.
– Связь со мной? Но по какому поводу? Неужели он всё ещё считает, что я агент большевиков? Да и что я могу сказать красным, штабс-капитан? Я не офицер штаба. Я не знаю оперативной обстановки и не знаю планов командира дивизии. Я солдат 4-й роты.
– Я подал запрос на вас, корнет.
– Запрос?
– Прошу утвердить вас в должности командира 4-го взвода. Я помню ваше желание остаться на рядовой должности. Но кто станет командовать мальчиками пополнения?
– Разве мало офицеров?
– Но у вас больше опыта, корнет. Вы же знаете, скольких мы потеряли в бою под Ростовом. Так что эти двадцать «птенцов» – ваши подчиненные. Позаботьтесь, чтобы они завтра на смотру выглядели как нужно. Пусть пришьют юнкерские погоны и шевроны.
– А что делать с контрразведкой?
– Да не станем мы о них думать. У меня и так полно дел. Моя рота уже состоит из 367 бойцов. Больше 150 новички. Студенты и гимназисты.
– Завтра смотр?
– Командир полка полковник Семенов его проводит. Желает посмотреть на пополнение.
– Боюсь, что нам нечем его удивить. В смысле приятного удивления…
***
Утром 4-я рота была построена на плацу. Все новые добровольцы получили форменную одежду и оружие.
– Рота! Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!
Штерн чеканным шагом подошел к Семенову.
– Господин полковник! 4-я рота особого офицерского полка построена! Командир роты штабс-капитан Штерн!
– Здорово молодцы!
Бойцы ответили:
– Здравия желаем господин полковник!
– Вольно!
– Вольно! – дублировал команду Штерн.
– Отвечают нечетко, господин командир роты, – сказал Семенов.
– Много новичков, господин полковник. Заниматься с ними только начали.
– Посмотрим, как они смогут пройти в строю, штабс-капитан.
Хорошо справились только первые два взвода, состоявшие из бывших солдат. А новички из студентов и гимназистов часто сбивались и ломали линию. Семенов остался недоволен…
***
Новочеркасск.
Квартира Лабунского.
В ночь с19-го на 20-е мая 1918 года.
Ночью Лабунского разбудил стук в окно.
Корнет квартировал в домике у старого еврея-торговца вместе с командиром роты. Комнаты у них были раздельные и многие офицеры батальона завидовали, что они смогли так прилично устроиться.
Петр соскочил с кровати и подошел к окну. Щелкнула спичка и загорелась свеча.
Стук повторился. Кто-то стучал металлическим предметом по деревянной раме.
Окно отворилось. Лабунский спросил:
– Кто здесь?
– Это я, Пётр.
Лабунский вздрогнул. Это был Голос Анны Губельман.
– Анна? Это ты?
– Я. Помоги мне.
Петр помог женщине взлезть в окно. Оставаться на улице было небезопасно. Анна была в форме юнкера с новенькими погонами. И если бы не голос, он бы не узнал её.
– Пришлось коротко остричь волосы, – сказала она, снимая фуражку. – И я похожа на юношу новобранца.
– Ты сошла с ума? Откуда ты здесь?
– Я уже три дня в Новочеркасске. Но ты не бойся, меня никто не видел и никто не знает, что я в городе.
– Ошибаешься.
– Ты о чем? – спросила она.
– Начальник контрразведки знает о тебе.
– Шутишь?
– Какие шутки. Вольский спрашивал о тебе моего командира роты Штерна.
– Вольский? Ротмистр? Я помню его по Ростову.
– Подполковник Вольский. Он ныне занимает должность начальника контрразведки дивизии.
– Ценные сведения, Петр.
– Анна! Какие еще сведения!
– Те, что ты мне передал только что.
– Прекрати издеваться. Ты же знаешь, что они будут искать тебя именно здесь? И ты пришла сюда.
– Я признаюсь тебе, что сама себя не узнала после стрижки и смены одежды. Из зеркала на меня смотрела какой-то чужой паренек.
– Могу подтвердить это, Анна. Тебя узнать трудно. Разве что по голосу.
– Я уже научилась его менять. Но ты сказал, что они станут искать меня здесь? У тебя?
–Да.
–Но почему? Кто может знать о нашем с тобой петербургском знакомстве?
– Многие знают.
– Многие?
– Да. Я сам рассказал им о нашем с тобой знакомстве другим офицерам.
– Ты? – еще больше удивилась Анна.
– Это было в камере Ростовской тюрьмы.
– Зачем?
– Не знаю. Просто так получилось. Но тогда я не служил, ни красным, ни белым.
– Просто стал болтать языком. Точно также как и сейчас.
– Анна.
– Сейчас ночь, Петя. Меня никто не видел. Хотя странно, что Вольский знает обо мне.
– Тебя видели в городе.
– Возможно, но узнать меня никто не мог.
– Тогда откуда Вольский знает о тебе?
– Наверное, сказал кто-то из наших. Неделю назад провалилась явка, оставленная в Новочеркасске. И троих товарищей взяли. Один из них знал обо мне.
– Знал?
– В живых его больше нет.
– А что с ним?
– А ты не знаешь о расстрелах? Ваш карательный отряд каждую ночь выводит до десятка людей на расстрел.
– Я не состою в картельном отряде, Анна. Это дело контрразведки и штаба. Я не являюсь частью ни того, ни другого. Да и тебе ли говорить о расстрелах? Твоя подпись стояла на расстрельных списках.
– Я уже говорила тебе, что моя подпись – чистая формальность, Пётр.
– На кого ты здесь работаешь, Анна?
– Не поверишь. Пока сама на себя. Я была прикомандирована к ВРК Донской Республики. Потом, сам знаешь, республика была ликвидирована. Пробраться к своим я не смогла.
– И ты решила появиться здесь?
– В Новочеркасске самое лучшее место. Сюда прибывают сотни людей. Я раздобыла форму юнкера и остригла волосы. Но у меня нет документов. Потому я пришла к тебе.
– Анна, я служу полковнику Дроздовскому.
– Ты уже спас меня однажды. Там в Ростове. Мог выдать, но не выдал.
– Но это не значит, что я стану работать на большевиков.
– Я тебя об этом не просила.
– Но в какое положение ты поставила меня, явившись сюда?
– А я в каком положении, Петя? Впрочем, ты можешь меня арестовать и выдать вашей контрразведке. За это тебя могут наградить.
– Не говори ерунды! Я не доносчик. Я солдат.
– Потому я и пришла к тебе. Мне нужны документы, Петя. Настоящие документы.
– И где я могу их достать? Я всего лишь командир взвода.
– Командир?
– Да. Мой взвод стоит из юнкеров.
– Правда? – спросила она. – Вот редкая удача. А на мне форма юнкера! Судьба! Ты ведь можешь записать меня в свой взвод? Мало ли добровольцев приходит в город.
– И что дальше? Я могу поставить тебя на довольствие. Но ты будешь ходить на занятия, и жить в казарме среди мужчин! Я не могу заявить тебя женщиной. Это сразу вызовет интерес контрразведки.
– Успокойся. Я не собираюсь становиться одной из ваших валькирий контрреволюции.
– Тебе это и не удалось бы. Среди наших женщин-добровольцев есть твоя старая знакомая.
– Кто?
– Баронесса София фон Виллов.
– Вот как? Соня фон Виллов здесь?
– Твоя подруга в рядах валькирий контрреволюции.
– Фон Виллов никогда не была моей подругой, Петя. Хорошо, что предупредил. Эта меня сразу опознает. Значит, я иду в мужскую часть! Под видом молодого юнкера из вчерашних гимназистов.
– Как ты это себе представляешь?
– Скажи, ты узнал бы во мне женщину? Если бы не знал меня?
– Возможно, нет. Сейчас много приходит юных безусых мальчишек. Но что дальше?
Она сказала, что ей нужно добраться до штаба армии Сорокина. Сорокин командовал крупной группировкой красных в 40 тысяч штыков в районе Азов – Кущёвка.
– Но почему туда? – спросил Пётр. – Не лучше ли тебе пробираться в Москву?
– Нет. У меня есть приказ. И поскольку Донской Республики больше нет. Моя дорога в штаб Сорокина.
– Анна я не желаю предавать своих …
Она прервала его:
– Петя! Кто говорит про предательство? Я ни о чем тебя спрашивать не стану. Кроме того у меня есть глаза.
– Ты сейчас о чем?
– В Новочеркасске у Дроздовского около 2 тысяч человек. Бронепоезда у вас нет. Тот, что был захвачен в Ростове, вы потеряли. Но у вас есть три бронеавтомобиля. И командует ими тот самый Нилов, что ранее командовал броневиком «Верный». Я всех их видела сегодня на площади. Это мог увидеть любой, у кого есть глаза.
– А ты стала разбираться в военном деле, Аня.
– Жизнь научила. Ваши офицеры всюду болтают, что вы теперь подразделение Добровольческой армии Деникина. Хотя кое-кто желает присоединиться в Донской армии генерала Краснова. Вот что можно узнать, просто ходя по улицам Новочеркасска.
– Ты знаешь Сорокина лично?
– Откуда. Я много слышала про него.
– А Дзержинского?
– Феликса Эдмундовича? Знаю лично.
– Ты такая важная птица в ЧК?
– Нет. Но я ценный агент.
– И ты говоришь это белому офицеру?
– Я говорю это другу, который меня не предаст.
– Откуда тебе это знать? Я воевал и, возможно, война изменила меня.
– Нет. Я это сразу поняла, когда беседовала с тобой в Ростове. Ты все тот же идеалист и романтик, Петя. И потому тебе будет трудно на этой войне…
***
Пётр оставил Анну у себя до утра и предложил ей свою кровать. Она страшно устала и сразу уснула, только коснувшись головой подушки. Сам он лег на полу и долго не мог заснуть. Если контрразведка его накроет, то ему трудно будет оправдаться. Но и выдать Анну он не мог. Нужно было что-то придумать…
***
Новочеркасск.
Контрразведка.
21-28 мая 1918 года.
Поручик Васильев собирал сведения об офицерах, которые получили в последнее время должности в дивизии.
Высшим офицерам Дроздовский верил безоговорочно. Полковник Лернер был назначен командиром второго батальона в офицерский пехотный полк. Полковник Румель – заместитель командира офицерского пехотного полка. Полковник Барбович – командир конного полка. Подполковник Нилов – командир бронедивизиона. Этих отбирал лично сам Дроздовский. Сомневаться в них – значит оскорбить командира дивизии. Но при них были младшие офицеры. Начальник контрразведки хотел присмотреться к ним.
Подполковник Вольский отметил:
– Вы понимаете, поручик, смысл всего того, что мы делаем? Я наметил вам младших офицеров, которые будут иметь доступ к информации.
Васильев прочитал список. И он снова увидел в нем фамилию корнета Лабунского.
– Снова Лабунский? – поручик посмотрел на своего начальника. – Но он всего лишь командует взводом новобранцев-студентов.
– И что? Зато арестованный нами в Новочеркасске бывший прапорщик Сысоев, заподозренный в связях с большевиками, сказал о возможном появлении в городе Анны Губельман! А она связана с вашим корнетом.
– Господин подполковник. Я говорил вам, что Лабунский знал Анну Губельман еще до войны. Они жили в Петербурге и что здесь такого, что они знают друг друга. Тем более что сам Лабунский этого знакомства не скрывал.
– Я ни в чем не хочу обвинять Лабунского, поручик. Пока. Но предположить, что он продолжит свое знакомство с Губельман можно.
– Не могу этого допустить. Корнет храбрый и честный офицер.
– Возможно!
– Об этом говорят его боевые награды.
– Многие из тех, кто имеет боевые награды русской армии, ныне служат большевикам. Разве нет?
Поручик был вынужден согласиться с Вольским.
– И что станет делать ваш храбрый корнет, если Губельман заявиться к нему?
– Не думаю, что это может произойти.
– Вы не ответили. Что станет делать корнет Лабунский, если Анна Губельман придет к нему и попросит о помощи? Он выдаст её нам?
– Так велит ему долг офицера.
– Мало ли что велит долг. Что он сделает, по-вашему? Вы можете поручиться словом офицера, что Лабунский поступит как нужно?