Loe raamatut: «Ничего, кроме лирики»

© Владимир Алексеев, 2023

ISBN 978-5-0059-4504-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Не успеешь подумать, а время уже прошло…»

 
Не успеешь подумать, а время уже прошло.
Хочешь выкрикнуть: «Здравствуй!» – а нужно шепнуть: «Прощай!»
Так весёлая капля, упавшая на стекло,
Упирается раме в облупленный нижний край.
 
 
Так трава увядает, иссушена ветерком
И лучами осеннего солнца, и смертью дня,
Так душа отлетает, не думая ни о ком,
Так корабль утонувший касается ила дна.
 
 
И взвихряется нежно клубясь придонная муть.
Может быть – забытьё, может быть – неприметный рай.
Нужно просто любить эту жизнь, хотя бы чуть-чуть,
Чтобы так же любить и её неизбежный край.
 
 
Низвергается с шумом серебряный водопад,
Только бабочка с нижних стремнин к облакам летит.
Расскажи мне, наверх или вниз приведёт тропа?
Всё зависит от тех, кто пока ещё здесь, в пути.
 

«Эта осень – как будто из Песни Песней…»

 
Эта осень – как будто из Песни Песней
Рыжекудрая дева, любовь Царя.
Без неё Иудеи справляют Песах,
За Исход Моисея благодаря.
 
 
Без неё православный встречает Пасху,
А католик – морозное Рождество,
И, имея трёх жён, о деве прекрасной
Поспешает муслим не знать ничего.
 
 
Но, минуя людей города и веси,
Не имея ни статуи, ни икон,
Выкликает любимую в поднебесье
Журавлиным призывом Царь Соломон.
 

«Не судите – просто понимайте…»

 
Не судите – просто понимайте:
В мире велеречия тиха,
Церковь – это общий знаменатель
Праведности, быта и греха.
 
 
Скромный быт почти всегда нейтрален,
Близок к муравьиности возни.
Неказистость кухонек и спален
Нас не возвышает, не казнит.
 
 
Хуже – коль душа захочет лоска.
Да такого, чтоб неповторим!
Скоро поглощает душу роскошь
В сытости и мягкости перин.
 
 
В скудости разумной аскетизма
Вещностью душа не стеснена,
Краткостью времён не восхитима,
Прирастает Вечностью она.
 
 
Не считайте истины проценты
Множа, вычитая и деля.
Всё, что не исчислено у Церкви —
В мире дольнем около нуля.
 

«Пока душа касанием жива…»

 
Пока душа касанием жива,
Не ведает, стремясь с душой смыкаться,
Что есть глубины антивещества,
Антилюбви, и даже антибратства.
 
 
Ей внове всё: клубящийся закат
И ласковые сумерки рассвета,
А если кто-то в чём-то виноват,
Пока ещё прощается и это.
 
 
Ещё не пройден первый твой вокзал,
Ещё нежны и поросли, и корни.
Как Аристотель некогда сказал,
Юнец доверчив, старец непреклонен.
 
 
Душа на время в этот мир пришла,
Свобода дум дана тебе на время.
Ты здесь не для простого ремесла —
Выращивать одолженное семя.
 
 
И как случится тот переворот,
В буфете, на подножке ли трамвая,
Когда придёт и юность заберёт
Бесстрастным ходом стрелка часовая?
 
 
В душе, когда минула жизни треть,
Восторги источаются о разум.
Кто в молодости склонен умереть,
Обычно жить до старости обязан.
 
 
Но для чего? Пожалуй, для того,
Чтобы итогом жизненного траста
Перегорело антивещество,
Антилюбовь, и даже антибратсво.
 

«Ты думаешь – какое чудо: пати…»

 
Ты думаешь – какое чудо: пати,
но снова разворачиваешь фантик,
а там, с изнанки – липкость пустоты.
Не столь уж важно, что ждалось отпадно:
хайратник и растрёпанные патлы,
или мажор со смокингом на «ты».
 
 
Ночная трасса радует огнями.
Отважен, кто сказал тебе: «Погнали!» —
и сел нетрезвый с выпивкой за руль.
Всё лучше, чем удушливое нечто
склоняемое к оргии под вечер:
потроллить можно ветер и патруль.
 
 
И ты кричишь, в окно просунув руки,
как будто рядом родовые муки,
и срок приспел, и воды отошли.
Обочины эскорта и аборта —
отчётливей чем быт, семья, работа,
а впереди, по трассе – край земли.
 
 
Никто не осознал, влетая в Лету,
на сколько метров вдаль, на сколько метров
при этом проседаешь в глубину.
Мелькнёт фантом: «Ещё не нагулялась!» —
но круче всех желаний сингулярность
влечёт ко сну, а может быть, ко дну.
 
 
Пройдёт эксперт в осколках, гари, пыли,
поморщит нос и спросит: «Что курили?» —
а полисмен плечом пожмёт в ответ.
А на тебе совсем некстати платье,
готовое не к смерти, а на пати,
подобное обёртке от конфет.