Loe raamatut: «Голубая моль»
Владимир Алексеевич Сметанин
Тел: 89149191167
E-mail: anfisafedrik@yandex.ru
2018 г.
Голубая моль
Роман
Это уже довольно-таки давно началось. Еще когда обезьяны всего мира подсознательно питали симпатию к советскому человеку, потому что ведь советский человек не ел бананов, всяких там манго и прочих фиников и, таким образом, не составлял в этом плане конкуренции приматам. Хотя, конечно, имели место и отдельные исключения – экзотические фрукты и овощи не переводились на столах особо ценных для отечества лиц, отягощенных ответственными должностями. Для каковых лиц действовали специальные магазины или отделы-распределители. Прочее население довольствовалось парой мандаринов на Новый год, которые комиссионно вкладывались в мешочек с праздничными подарками наряду с конфетами и печеньем. Андрей Ребров, аспирант– энтомолог, не подозревал, что скоро бананы будут вызывать у него от постоянного употребления тошноту и банановая диета чуть не сведет его с ума. А пока он спешил к своей крестнице Дарье на день рождения, запасшись этими самыми бананами, которые продавались свободно в России уже пятый год, честными российскими яблоками, конфетами и плюшевой обезьянкой. Дарье исполнился год.
Путь предстоял недальний: в пригородное село, которое отделялась от полиса небольшой речушкой Кокой и сообщалась с ним мостом старой постройки, а местами – просто доской, перекинутой с берега на берег. Поселение было на редкость длинное, вытянутое на пять километров вдоль Коки, и где же тут набраться капитальных мостов? Несмотря на кажущуюся простоту, Коковище было незаурядным селом: въезд в него предваряла мощная железобетонная стела с надписью, удостоверяющей, что это не какой-то иной населенный пункт, а именно Коковище. С обратной стороны ее можно было бы ожидать наименование города, но нет: вместо надписи «г. Сибирск» рубленые буквы складывались в пожелание «Счастливого пути!». Что было, безусловно, справедливо: почему за счет Коковища должен популяризироваться Сибирск? Разумеется, и противная сторона была на высоте: при въезде в город вздымался богатый знак с наименованием замечательного города Сибирска, по другую сторону которого – как же иначе? – пожелание счастливого пути. Кроме стелы, в Коковище имелся деловой центр, называвшийся Заречная-Сити, основу которого составлял частично крытый рынок в обрамлении магазинов, магазинчиков и просто киосков; было тут же популярное кафе «Метрополитен-плаз…а». В некоторой странности вывески был виноват дурак художник, который написал «плазма», поскольку о «плазе» до поры ничего и не слышал. Переделывание отложили на потом, понеже хозяин изнывал от нетерпения – ведь надо было срочно зарабатывать деньги. Вместо буквы «м» нарисовали солнце с лучами и получилось, в общем, неплохо. Тут появились впоследствии замечательные напитки: коньяк, ром, виски, текила и даже кальвадос. Но завсегдатаи предпочитали водку, а вместо роллов, суши и прочих изысканных блюд из риса и морских гад – презренную яичницу или селедку с луком. Если уж выпивать приходилось много – то мясо натуральное, с натуральной же картошкой и с горчицей. Для них кафе представляло ценность исключительно потому, что здесь можно было посидеть в любую погоду и сколько угодно, в то время как дома они подвергались безжалостным гонениям. Некоторые ухитрялись приносить сюда даже водку, купленную в магазине, где она была куда дешевле, а совсем уж бессовестные – даже самогон. Такие непотребства владельцем заведения немедленно пресекались.
– Тебе что тут, распивочная, караван в сарае? – гневно кричал он. – Если ничего не заказываешь – иди заседай под забором.
– Да я недолго – заплетающимся языком оправдывался тать. – Тебе никакого ущерба. Один почет!
– Ага, как же! – ярился кровосос. – А посуду за вами, а полы – Пушкин будет мыть? А электричество, музыка? Давай пошел отсюда! Вместе со своим почетом!
Поскольку участковый был в приятелях у ресторатора, особо пререкаться с ним не приходилось. Себе дороже. Хотя пару раз он получил как следует – у российского загулявшего человека душа щедрая.
К деловому центру Коковища примыкала администрация поселения с залом для заседаний, который поначалу мыслилось наречь конференц-залом, но ввиду малости сидячих мест (30) от данной идеи с большим сожалением отказались. Дали поначалу это название бывшему актовому залу отдела культуры, но уж там насчитывалось без малого 150 мест, вследствие чего его вскоре стали именовать конгресс-залом.
– Ехал козак за Дунай, казав дивчине: «Проща-ай…» – напевал Андрей Ребров, умеренно газуя на своем мотоцикле по окраинным ухабистым улицам города и приближаясь к речке Коке. Он намеревался проскочить на другой берег по ближней мостовой доске, что проделывал уже не раз прежде. Вот показалась и славная речка Кока, а там и доска, к которой вела пешеходная тропинка. С этой стороны у переправы виднелась женская фигурка– путница, видимо, сомневалась, удастся ли ей благополучно перебраться на коковищенский берег. В нерешительности она отошла на несколько шагов назад, будто готовясь преодолеть преграду с разбегу. Андрей Ребров поспешил личным примером показать, что все не так страшно и прибавил газу.
***
Ирина Ветрова, а для школьников Ирина Петровна, учительствовала второй год и этот, нынешний учебный уже подходил к концу. Конечно, поначалу у нее было немного часов, еще меньше стажа, все нужные расходные материалы и учебные пособия приобретались за свой счет, так же как и краска, кисти, обои, паста для побелки класса и много чего еще. К тому же старые педагоги пугали тем, что и такое удовольствие, как курсы повышения квалификации учителей оплачиваются как раз именно ими. То есть окончательный доход весьма и весьма получается умеренный. Это все, разумеется, не вызывало восторга, но более всего молодого преподавателя химии беспокоило классное руководство, которым ее нагрузили по прошествии первого года работы. Пятиклассники способны были кого угодно довести до обморока. Не все, конечно, но и явных негодников хватало. Родительские собрания помогали, разумеется, но каждый день проводить их не будешь. Записи в дневниках и звонки родителям , походы в детскую комнату милиции – скучать Ирине Петровне особенно не приходилось. Но вот, наконец, учебный год подошел к финишу и надо же – Вершинин разбил окно в кабинете зама директора по АХЧ. Нашел же, где разбить… Нудность завхоза была широко известна. Да и все-таки окно – не пустяк. Хорошо еще, оно было простое, крестьянское, потому что зимой уже было кем-то разбито. По причине мороза ждать, когда изготовят новое евроокно, не было возможности и в школьной столярке быстро сварганили не такое красивое, но вполне приличное простенькое. И, главное, всего за полдня – кабинет даже не успел как следует вымерзнуть, а поскольку дверь оставалась закрытой, лишь в коридоре чувствовался легкий сквозняк. На этот раз морозов не было, середина мая выдалась на редкость солнечной и погожей, но, конечно, разбитое окно учебное заведение не украшало. Вершинин объяснял свой безобразный поступок тем, что хотел проучить ворону, которая сидела над окном и гадила на подоконник. Он, разумеется, взял камень и почти попал в наглую птицу. Стекло он разбивать не хотел.
–Что же это, Иван Петрович, у вас постоянно окно разбитое? – пенял завхозу директор. – Казалось бы – заместитель по хозяйственной части…
От этого замечания завхоз совсем взбеленился и наотрез отказался способствовать ремонту силами и ресурсами школы.
– Пусть восстанавливают родители! – непреклонно сказал он Ирине Петровне. – Я не собираюсь расходовать школьный пиломатериал и стекло из-за какого-то оболтуса!
Ирина Петровна, прижав ладонью губы, торопливо и согласно кивала головой.
Смех смехом, а пришлось ей идти к Вершининым, потому что их телефон не отвечал, предусмотрительно выведенный из строя Васей еще накануне вечером, после неудачного броска.
– Василий, когда твои родители бывают дома – утром, вечером, в обед? – спросила она у несчастного пятиклассника.
«Вот и делай людям добро» – с горечью подумал он, лихорадочно соображая, что же ответить. Конечно, оба родителя враз заболеть не могли, не могли уехать и в турпоездку. Разве сказать, что они поссорились и их забрали в полицию? Тут Вася вспомнил, что в этот день решено отметить день рождения его младшей сестры и это мероприятие назначено на пять вечера. «Уж тут-то они ругаться не будут» – подумал он и сказал:
–Родители мои будут в пять часов.
– Предупреди их, что я хочу встретиться с ними.
– Ага, – отвечал Вася, снова впадая в печаль.
Дело принимало совсем скверный оборот. Путей к отступлению не было. Все остальное время он напряженно размышлял. И придумал, конечно.
Без пятнадцати пять он, вооружившись удочкой и ножовкой, отправился к реке. У переправы никого не было видно. Закинув на всякий случай удочку без червяка, он разделся и полез в воду. Пилить было неудобно, потому, что ножовкой следовало орудовать зубьями вверх, подпиливая нижнюю сторону доски. Но никто не мешал и дело спорилось. Через несколько минут операция была завершена. Доска не вызывала никаких подозрений и никто бы не догадался, что в двух метрах от городского берега она наполовину пропилена. Василий здраво рассудил, что искупавшись в самом начале переправы, классная руководительница остынет и вряд ли захочет двигаться дальше. Но пока что замерз он сам – майская вода мало располагала к долгому пребыванию в ней. Схватив удочку, он поспешил к недальним потоптанным кустам, где занял наблюдательную позицию.
***
Приблизившись к реке и поравнявшись с путницей, Андрей наддал, точно целя на середину доски. Тут же раздался треск и он вместе с железным конем ухнул в воду, подняв тучу брызг и обдав заодно и попутчицу. Она изумленно смотрела на эту неудачную попытку самоубийства. Потревоженная река подхватила обломки доски и неторопливо понесла их вниз по течению. Андрей Ребров, ругаясь про себя последними словами, встал на ноги и принялся толкать на только что покинутый берег свой мотоцикл.
–Вам помочь? – сочувственно спросила свидетельница удивительного трюка и, не дожидаясь ответа , стала тянуть руль мотоцикла. Эта помощь, хоть и небольшая, была очень кстати: через минуту, они, запыхавшись, выволокли агрегат на берег.
– Спасибо вам! – переведя дух, поблагодарил Андрей Ребров.
– Ну что вы, это вам спасибо! – тут же ответила Ирина Петровна, поскольку, конечно же, это была она.
–Мне-то за что?– удивился он.
– Ну как же: если бы не подоспели вы, в речке оказалась бы я.
– Ну, это не факт – вас-то мост может быть, выдержал бы. А тут все-таки большой груз. Но странно: я столько раз проезжал по этой самой доске, каждый сучок на ней знаю. С чего бы вдруг? А смотрите-ка: доска-то ведь распилена поперек. Это кому же надо было?
Она пожала плечами.
– Делать кому-то нечего! – в сердцах подытожил Андрей Ребров.– А вам куда? Может, я через центральный мост подвезу?
– Нет, уж сегодня я туда не ходок – она показала на забрызганную одежду. – Да вы и простудитесь, весь мокрый. В другой раз зайду. К Вершининым.
– К Егору Егорычу? Так и я к ним же, к крестнице на день рождения. Вы что, тоже?
–Нет, я по другому вопросу. Ведь у них есть сын Василий? Он мой ученик.
–А-а, так вот оно что! Он стал двоечником или что-то натворил, мелкий разгильдяй?
–Слегка натворил: разбил окно. Завхоз в гневе. У-у! – она передернула плечами.
–А он знал, что вы сегодня собираетесь к ним?
–Я его просила предупредить родителей.
–Понятно. Вот теперь-то понятно – загадочно сказал Андрей Ребров. – Значит, требуется ремонт? Поскольку я дядька шалопая, беру этот труд на себя. Завтра же и зайду. Как вас и где найти? Кстати я – Андрей.
–Ирина.
И они пожали друг другу мокрые руки.
Вместе с инструкцией по поиску Ирины Ветровой ее новый знакомый получил заверения, что все равно она в ближайшее время навестит старших Вершининых. Порядок есть порядок.
–А как же, – согласился он. – Ну что же, деловую часть мы разобрали. Теперь – домой, мне тоже надо переодеться. Поедемте, поскольку нам по пути. Лишь бы моя лошадка не повредилась в рассудке. Нет, завелась, молодчина! Должно же и порядочным людям иногда везти.
И точно: мотоцикл, сердито фыркая и чихая, повез их обратно в Сибирск.
***
Егор Егорович и Мария Васильевна Вершинины среди коковищенской общественности пользовались репутацией замечательных людей, как оно и было на самом деле. Глава семейства, охотовед по образованию, долгое время возглавлял молочнотоварную ферму местного совхоза, поскольку практическое охотоведение оказалось полной чепухой, а жалованье – и подавно. Завфермой тоже, конечно, не капитан дальнего плавания, но при хороших надоях зарплата получается вполне сносная. За надои и привесы он вел настоящую борьбу, согласно призывам партии и правительства. Однажды, когда Егор Егорович боролся со скотником Иваном Зелениным, не вышедшим на работу по причине запоя, он серьезно повредил руку. Зеленин был мужик вздорный и вместо того, чтобы усвоить внушение руководителя, полез в драку.
–Ах ты, паразит, ах ты захребетник! – обозлился Егор Егорович и отступать не стал. – За тебя кто должен работать?
– Я те покажу «паразит», я те покажу «паразит»! – не соглашался Зеленин. – Сам ты паразит!
Извозились они порядочно, кувыркаясь по скотному двору и вряд ли бы все закончилось ушибленным вершининским коленом и полуоторванным зеленинским ухом, да разняли бабы, работавшие на ферме. Хотя поначалу они, скучавшие по зрелищам, активно болели за бойцов.
– Наподдай ему, Горыныч! – подбадривали одни Егора Егоровича.
– Ванька, держи марку родовы! – кричали представители многочисленного рода Зелениных.И хоть шоу было сумбурное и неорганизованное, зато исключительно натуральное, в отличие от нынешних , где половина статистов дремлет а прочие , с изумлением глядя на беснующихся спорщиков, как бы спрашивают себя: «Куда это, на фиг, меня занесло?».
В конце концов, видя, что схватка может закончиться крупными увечьями, схлестнувшихся животноводов растащили. А поскольку заменить пьяницу и дебошира Зеленина было все равно некем, то и увольнять его не стали, хотя не раз уже делали это прежде. К концу своей зоотехнической службы Вершинин имел с полкилограмма почетных грамот и дипломов и приличный, хоть и одноэтажный дом без удобств. С приходом демократии в совхозе не стало идиотского бюрократизма а заодно – и работы, поскольку это планово-убыточное предприятие было расформировано. И Егор Егорович занялся мелким пчеловодством: затевать что-то другое было уже поздно. Мед был уже не в том почете, что прежде, но все-таки часть его удавалось продавать.
Мария Васильевна, служившая в сельсовете, а затем и сельской администрации много лет, почетных грамот имела несравненно меньше, зато имела постоянный и неплохой заработок, что не так почетно, но гораздо более полезно для здоровья.
Пятеро детей увенчивали цветение этой примерной первичной ячейки общества, которая минувшей осенью заняла на районном конкурсе «Великолепная семья» первое место. Сегодня в доме творился праздник – младшей, Дарье, исполнился год. Были приглашены самые близкие, и все говорило за то, что праздник этот будет исключительно хорош. Потому что Марии Васильевне приснились какие-то насекомые – к деньгам. Хозяйка и старшая дочь Ленка еще со вчерашнего вечера принялись готовить угощение. Именинница, чувствуя ответственность момента, особо не докучала, а когда мать призывалась ею особо настоятельно, к столу становился сам Егор Егорович, который кроме шашлыков умел парить-жарить и еще кое-что, хотя и не так много – все-таки он учился когда-то в институте и жил в общежитии. О-о, эти общежитские блюда! Особенно на первом курсе. Но никто ведь не умер. Нет, никто. Хотя диареи случались, не к столу будь сказано.
Под стать отцу с матерью были и дети. Старший сын, Влас, увлекался спортом и особенную страсть питал к поднятию тяжестей, за что его уважительно величали Домкратом. Второй, Сергей– рубаха-парень, душа своей компании и вообще большой ловкач. Василий строил корабли: до громоздких дредноутов в натуральную величину он пока не дошел, но макеты бригов и шхун получались на загляденье. Пока их было три, из которых один еще пребывал, так сказать, на стапелях. То, что ребята не были слишком хорошими учениками, с лихвой восполнялось их сестрой Еленой, которая слыла совершенно выдающейся отличницей. Так что учителя, слушая ее ответы на уроках, порой украдкой листали учебник: откуда, черт возьми, она это взяла? Но ни разу уличить ее в измышлениях никому не удалось. Поскольку излагала она чистую правду, вернее, то, что излагалось в учебных пособиях и прочих хрестоматиях. Дополнительных вопросов ей не задавали, хотя иногда и появлялся соблазн поставить шибко грамотную в тупик: при ее дальнейших ответах на других учеников просто не хватило бы урочного времени. В этом смысле очень повезло Василию: он учился на два класса ниже сестры и обращался к ней с заморочками по любому предмету и тут же был наставляем на ум-разум.
Самая младшая, Дарья, пока что присматривалась к окружающему, пытаясь понять, что означает весь этот кавардак и суета и туда ли вообще она попала?
Тут надо сказать, что победа в «Великолепной семье» досталась Вершининым не так-то просто, даже очень непросто, что бы там ни говорила Настасья Саввишна. Начать с того, что едва-едва удалось уломать поучаствовать в конкурсе главу семейства.
– Да что я, школяр что ли, играть во все эти игрушки? – возмутился он при первом подходе к нему с соответствующим запросом. – Да я даже в футбол-то уж лет 30 не играл, а тут… Отстаньте!
Не возымели действия и несмелые попытки принудить его к позорищу и со стороны супруги. Между тем дело не терпело отлагательства – срок конкурса неумолимо приближался. Тогда к Вершининым прибыла из райцентра целая делегация агитаторов во главе с начальником отдела культуры г-жой Бабаковой.
Черт бы с ним, с этим Егором Егоровичем, но где срочно найти другого надлежащего отца семейства? Иных уж нет, а те далече, как сказал поэт. Один выпивает, другой прихворнул, у того жена скандалистка, у пятого то, у десятого – другое. И каждый норовит отмахнуться. Найти-то можно, но это значит – признать поражение, если отступиться от этого Горыныча. Тут всё уже просчитано и известно; Вершинины – не кот в мешке. Ведь требования к конкурсантам были серьёзные, и даже очень прихотливые. Во-первых, семья должна быть многодетной, во-вторых, благополучной, в-третьих, общественно активной. Затем следовали требования, чтобы школьники успевали, а родители имели столько-то лет общего трудового стажа и столько-то – непрерывного. Кроме тог, необходимо было отразить, имеются ли неоплаченные ссуды в кредитных организациях и соблюдаются ли в хозяйстве правила противопожарной безопасности. Всего в перечне необходимых соответствий имелось 256 пунктов. Поэтому подобрать какие-то другие кандидатуры в исключительно сжатые сроки было бы нелегко.
Бабакова начала с того, что Россия переживает непростой момент и поэтому каждый должен сплотиться и всемерно посодействовать ей. И каждое участие в общественных мероприятиях – это вклад в копилку повышения благосостояния народа. А неучастие – наоборот, радость врагу. Как прогул, практически. О чем тоже сказал поэт. На возражение Егора Егоровича в том смысле, что за свою трудовую деятельность он не совершил ни одного прогула, вся делегация дружно начала кричать, что вот поэтому-то, и по другим высокочеловеческим качеством его и выдвигают на роль главы «Великолепной семьи». Бабакова напомнила, кстати, о неисчислимых грамотах, полученных Егором Егоровичем в свое время и должен же он как-то отблагодарить общество. Группа поддержки не давала ему раскрыть рта и он в конце концов махнул рукой:
– Ладно, как я понимаю, мне следует спеть песню, на большее я нынче не способен. Какую?
– Ну конечно, жизнерадостную какую-нибудь.»Идет солдат по городу», например – предложил кто-то из прибывших.
– Нет, это уже старо. Уже состарилось, – не согласились другие.
– Но ведь солдат-то в песне молодой.
–Так это когда было, сейчас-то он, наверное, уж на пенсии, нянчит внуков.
– Ну если поновей, тогда, может, «Нечего надеть, что ни говори, износились платья…»?
Но этой идее воспротивился Егор Егорович:
– При чем тут платья? Да и, сдается мне, не износились, а «не нравятся».
–Точно – подтвердил кто-то из делегации. Ну тогда какую же? Может, романс?
– Романсы – у кого финансы. – рассудительно сказал хозяин дома. – «Шумел камыш» – нет возражений?.
– Н-да, хорошая песня, но уж слишком какая-то гулящая – с сомнением заметила Бабакова.
– Ну тогда «Любо братцы, любо…» – начал терять терпение Егор Егорович. – Пойдет?
– О-о, еще как пойдет! – уловив его настроение, восторженно заверила на этот раз Бабакова.
На том и порешили. Что до Марии Васильевны, с ней было намного проще, поскольку она как работник администрации, в первую голову должна была быть заинтересована в выставлении на конкурс команды от Коковищ. А потому тут никаких заминок не возникло, так же, как и с вовлечением в это мероприятие остальных Вершининых, включая Дарью.
Оно прошло блестяще. Егор Егорович перед выходом на сцену выпил граммов сто водки, зажевав, чтобы отбить запах, лимонной коркой и исполнил свой номер, вызвав большой энтузиазм зрителей. Правда, оказавшись лицом к лицу с аудиторией, он забыл напрочь, какую же песню ему следовало исполнить, и сходу выдал «Ах, зачем эта ночь так была хороша…», чем вызвал некоторое недоумение членов агитационной бригады во главе с г-жой Бабаковой. Но все прошло гладко, если не считать одной помарки: он спел «Не видала она, как я в церкви стоял: прислонившись к стене, безуспешно рыдал». Никто не стал смеяться и свистеть, надо думать, зрители слабо знали текст. Егора Егоровича вызвали на бис. Он подошел к аккомпаниатору и что-то шепнул ему на ухо. Тот наморщил лоб, пожал плечами и помотал головой, а затем, протянув ладонь лодочкойв сторону Егора Егоровича, словно прося подаяние, объявил:
– Следующая песня будет исполнена а-капелла!
И точно: солист исполнил ее без всякого музыкального сопровождения, что было, пожалуй, даже лучше, а в одном месте, там где «Зачем, зачем , о люди злыя, вы их разрознили сердца?» там и сям в зале начали сморкаться в платочки.
Далее был выход Марии Васильевны, и она с Дарьей на руках исполнила несколько тактов вальса, получив свою долю аплодисментов. Выступление Власа также было вполне успешным: он двадцать раз выжал правой двухпудовую гирю. Сергей сыграл на гармошке полонез Огинского, который разучивал без малого неделю, но зато и сбацал без сучка и задоринки. Ленка прочитала без всякой шпаргалки главу из «Евгения Онегина», ввергнув в сон менее стойкую часть зала, и тоже была вознаграждена аплодисментами, за то, в основном, что все-таки остановилась. Вася выставил на обозрение макет корабля. Дарья на первый раз ограничилась тем, что измочила пеленки.
Словом, выступила семья Вершининых отлично и приз получила неслабый – телевизор с диагональю 120. Заместитель мэра района по социальным вопросам, вручая награду, сказала, что такие семьи – гордость и достояние района, а также – и страны, и ее будущее. Надежда и опора государства. Она недавно была назначена замом и получалось у нее вполне натурально. Заместительница растрогалась, а в зале вновь послышалось сморкание. Но не все, разумеется, были довольны конкурсом. Особенно не понравились его результаты Настасье Саввишне, бухгалтеру Коковищенской школы. Она утверждала, что-де Вершинины заняли первое исключительно благодаря обитанию Марии Васильевны в сельской администрации, а во власти, как известно, рука руку поголовно моет. И что некоторые выступили бы не хуже. И даже очень не хуже. Потеха! А кто вам не давал-то? Заранее было объявлено в районной газете, и устно сколько всем поступило приглашений…
***
К назначенному времени начали прибывать гости: подруги и сослуживцы Марии Васильевны, приятели Егора Егоровича и один его старый институтский друг, работающий в Москве и приехавший в Сибирск в командировку. Приехали на такси старики Ребровы; не было только Андрея.
–И куда он подевался? – недоумевал старший Ребров. – Ведь собирался! Ну, вы, Егорыч, начинайте – подтянется.
Принесли разнаряженную именинницу , которая разместилась с матерью во главе стола, Егор Егорович поднялся со стопкой в руке и сказал так:
– Дорогая ты наша Дарья Егоровна! Разреши поздравить тебя с днем рождения и пожелать здоровья, счастья и долгих лет жизни в окружении родных и друзей! Запомни этот прекрасный день! А мы дарим тебе новую кроватку, летние туфли – и что еще, Васильевна? – и много чего еще. Будь здорова, расти большая!
На Дарью эта речь особого впечатления не произвела, но все прочие дружно захлопали и выпили стоя.
Затем поздравили младшую Вершинину Ребровы, презентовав ей роскошного белого медведя, хотя и ненастоящего, и пять тысяч рублей, дабы она сама выбрала себе еще подарок по вкусу. Тут кстати, появился и младший Ребров и присоединился к поздравлению. Все дружно выпили. Надо сказать, что в Сибири с мизерными, позорными подарками в гости ходить не принято. При совпавшем со свадьбой или юбилеем безденежье человек залезет в долги, возьмет кредит или заложит фамильный перстень, но придет на праздник с достойным подарком. Доподлинно неизвестно, случались ли грабежи, если у него (человека) не было других возможностей достать средства на подарок, но полностью исключать такую вероятность нельзя: ходила молва о том, что некий молодой человек стянул барсетку у одного респектабельного господина, и попался. На тупой вопрос, зачем ему деньги, он ответил «Иду на свадьбу друга». Понятно, что на свадьбу он уже не пошел, и не по своей воле. Хотя задержавшие его понимали, что не попрется же человек на свадьбу друга с пустыми руками. Да. Порядочный сибиряк в любом случае явится на торжество с весомым взносом. Ребровы отвалили Дарье в этот день едва ли не половину своей пенсии, получив еще подкрепление от Андрея. Основательными были и дары всех других гостей. Но уж и угощали их на славу! Тут присутствовали и шампанское, и коньяк, и водка и – на любителя – самогонка. Был запеченный поросенок, осетрина, при том что осетры в Коке отродясь не водились. Черной икры, правда, не было, но красной – завались. Варенья, соленья, копченья – для сладостей, фруктов и прочих тортов ни у кого уже не хватило здоровья. Понятно, копили на все три месяца. Московский гость, поотвыкший уже от обычаев этих мест, время от времени сконфуженно икал, но компанию не покидал. Словом, все были довольны и веселы, за исключением младшего Вершинина. Василий время от времени ловил на себе зверские взгляды Андрея, а один раз ему был показан даже кулак.
Тем временем Дарья, пользуясь своим привилегированным положением и раззадорившаяся от всеобщего внимания и шума, игнорировала попытки уложить ее спать и считала, что ей место – лишь на руках. Конечно, брали ее только члены семейства именинницы, имевшие каждодневный опыт обращения с ней и к тому же остававшиеся трезвыми, за исключением Егора Егоровича. Так как у нее были голубые глаза, одели ее на праздник соответственно: белое платье с голубыми кружевными рюшками, маленькая голубая безрукавка– чтобы не продуло, когда будет постоянно открываться и закрываться входная дверь, и большой тоже голубой бант, который она то и дело норовила сдернуть с головы. Крестному ее ненадолго все же доверили. Она сразу решила отведать на вкус его свитер и вцепилась в рукав.
–Да это же моль! – воскликнул Андрей Ребров. – Она любит грызть шерсть!
– Какое – грызть? У нее и зубы-то, поди, еще не выросли! – засмеялся кто-то из гостей.
– Не скажите. Она скоро рукав мне насквозь прогрызет. Чисто моль! Моль голубая. – Он слегка приплюснул ей нос, чтобы она выпустила свитер изо рта и не наглоталась шерсти. –
Моль, вообще-то, пока летает, ничего не грызет. Но это же не простая, моль, ох, не простая! Она еще себя покажет!
С этим утверждением спорить не стали, все признали, что моль эта действительно выдающаяся, за что дружно и выпили.
Дарья наконец начала клевать носом и ее унесли спать, гости понемногу стали расходиться и лишь московский друг Егора Егоровича остался сидеть с хозяином – его оставили заночевать и потолковать не торопясь, о том-о -сём, тем более, что следующая встреча ожидалась неизвестно когда, да и вообще – ожидалась ли? Андрей решил воспользоваться случаем и известить старшего Вершинина о непотребствах, чинимых младшим . Василий ввиду позднего часа уже спал, а может, прикидывался, что спит, но никак себя не проявлял, в то время, как братья и сестра занимались уборкой посуды. Егор Егорович со своим другом перебрались на веранду, где к ним и присоединился Андрей.
– Тут у меня коротенький разговор насчет Василия – начал он.
–Василия? – нахмурился Вершинин, заранее не ожидая никаких приятных известий.
– Ну да. Он там в школе разбил окно и классная, которая Ирина Петровна, пошла сегодня к вам – дозвониться не могла, у вас телефон не работает.
– Не работает? Что это с ним? До последнего времени работал. Надо проверить. Ну ладно, значит, Ирина Петровна пошла к нам. Но мы ее как-то не видели.
– Да, конечно. Она просто не дошла. Он подпили доску, которая через Коку.
Мария Васильевна, заглянувшая узнать, не надо ли чего, всплеснула руками, а глава семейства стал багроветь.
– Но ничего страшного не случилось. – Поспешил успокоить их родственник.– До доски она не дошла – там случайно оказался я, и она ушла домой. Но обязательно придет. А стекло я вставлю – пообещал.
– Ну, я ему покажу! – грозился Егор Егорович, в то время, как его московский гость давился от смеха.
–Ты-то, Андрюха, как там оказался?
–Ну как – как? На день рождения шел, вестимо.
– Тогда, значит, ты в воду попал7
–Да, было немного.
–Ну, тогда надо опять же выпить – от простуды. Я и то смотрю – ты все чихаешь. Давайте поднимем!
Выпили, с целью уберечься от простуды, и Андрей, с чувством честно исполненного долга, засобирался домой. Но Еегор Егорович запротестовал:
– Я вижу, ты совсем трезвый. Уклонялся, что ли? Так ты лихоманку не задавишь. Давай-ка выпьем по следующей. Может, тебе с перцем? Не надо? Ну, смотри, только выпивай ответственно.
– Понимаешь, от простуды это основное лекарство – продолжал он, когда все трое выпили и закусили. В зоопарках, в цирках разных дают зверям в холода вино для сугрева. Слонам там, гиппопотамам – разной южной скотине. Наши бедные воробьи – голос его дрогнул – в сорокаградусные морозы перебиваются собственными силами. Ты прикинь: слон, такая туша, пользуется кагором, ведро за один присест выпивает, а наш совсем махонький воробей… Егор Егорович огорченно махнул рукой: